Змеиный культ

Глава 25 «Трансплантация»

От обеда он отказался, так как ему совершенно не хотелось есть. Да и как сейчас можно думать о еде? Сейчас, когда он попал в такой переплёт. Угораздило же его угодить в лапы столь жуткой и мистической организации. И не просто организации, а организации, работающей на древнее существо! Ангела, о котором ему доводилось читать лишь в библейских трактатах. Змей-искуситель… Сама мысль об этом существе вызывала трепет и страх. Страх, пробирающий до мурашек, холодком пробегающих через всё тело.

Но больше всего Вильгельма заботила своя дальнейшая судьба. Слова Петерсона не давали ему покоя. Операция, которую ждёт от него «Уроборос» — авантюра чистой воды. Шансы на успех ничтожно малы. И что же будет с не оправдавшим надежд хирургом в случае провала?

Какой уж тут аппетит?! Кусок в глотку не лезет от всех этих мыслей…

Вильгельм провёл в своей палате всё утро, затем день и наконец, весь вечер. С громким хлопком открыв бутылку шампанского, он сделал несколько глотков прямо из бутылки. Шампанское — праздничный напиток. Так отчего же не отметить им этот вечер? Возможно, следующий день будет последним для легендарного кардиохирурга. Возможно, уже завтра Доминион лишится столь талантливого врача.

Суета и больничный шум, доносящийся из коридора, наконец-то, притихли. Наступила ночь. Лишь изредка, скрипя колёсами, рядом с палатой проезжала каталка. Иногда раздавался писк прибывшего на этаж лифта.

Вильгельм отчаянно пытался, но не мог уснуть. Мысли становились всё мрачнее и мрачнее. Почему-то вспомнился человек в чёрных лоскутах с золотой маской на лице. Вспомнились жуткие истории Петерсона про уродливых близнецов. Затем из подсознания всплыл завораживающий пейзаж «Церта-Сити», который Вильгельму довелось увидеть утром. Он никогда раньше не видел город с такой высоты.

Однако к утру ему всё же удалось уснуть. Усталость взяла своё. Вильгельм провалился в сон, словно в омут. Сон тревожный и поверхностный.

Проснулся он от неприятного чувства. Чувства, что за ним кто-то наблюдает.

Открыв глаза, он увидел таинственного гостя. Гость сидел на том же самом стуле, на котором когда-то сидел Петерсон. Гость непростой, немного жутковатый, хотя и весьма миловидный.

Вильгельм вскочил с кровати и с непониманием и страхом принялся рассматривать таинственного посетителя.

Кудрявые непослушные волосы торчат в разные стороны, словно чёрные пружинки. Бледное лицо гостя обладало утонченными юношескими чертами. Синеватые губы расплывались в улыбке. Жёлтые сияющие в полумраке глаза, уставились на Вильгельма неподвижным застывшим взглядом. Продольно растянутые зрачки сузились до такой степени, что их практически не было видно.

На желтоглазом юноше был дорогой чёрный пиджак, чёрные брюки и ботинки из крокодиловой кожи.

— Не знаю, сможешь ты сделать то, о чём тебя попросил мой друг Петерсон, но ты уж попытайся, — звонким бодрым и немного шипящим голосом начал юноша. — Жизнь этого засранца важна для меня как никогда. Знаешь, а я ведь и подумать не мог, что стану спасать этого самовлюбленного придурка. Я всегда его недолюбливал. Но сейчас я остался в этом мире совсем один. Всех кого я знал, больше нет. Все мои друзья, все враги… Все кого я всей душой ненавидел и та, которую я всем сердцем любил. Никого больше нет. Бальтазар — единственный, кто уцелел. Единственный сохранившийся фрагмент моей прошлой жизни. Я знаю, ты боишься. Боишься, что операция не получится. Но бояться не стоит. Независимо от исхода операции, ты обретёшь свободу. Я не стану удерживать тебя против воли. Твоей жизни ничего не угрожает. Нет ни малейшего повода для беспокойств. Единственное о чём я тебя прошу, это сделать всё, что в твоих силах, — юноша быстрым движением поправил непослушные волосы и добродушно улыбнулся.

Вильгельм неподвижно стоял около своей кровати, изумлённый увиденным. Он даже и представить себе не мог, что ему когда-либо доведётся встретиться с ангелом. Впрочем, сейчас он бы многое отдал, чтобы этой встречи никогда не состоялось.

— Т-т-ты… Вы… и есть Змей? — нервно заикаясь, спросил Вильгельм, не спуская глаз с юноши.

Лицо гостя было бледным и утончённым. Прекрасное лицо, без каких-либо изъянов, было эталоном совершенной красоты. Оно завораживало и одновременно с этим внушало неумолимо нарастающий первобытный страх.

— Асмодей. Моё имя Асмодей. Можно на ты. Все эти реверансы ни к чему, — всё также бодро ответил юноша.

В этот момент Вильгельм отметил, что тембр его голоса чем-то похож на тот, что был у незнакомца в золотой маске. Похож, но всё же вместе с тем имел некоторые отличия. Голос Асмодея был громче и выше. Был более звонким. Однако то нечеловеческое, резонирующее шипение, что сопровождало каждое слово человека в маске, было в какой-то степени присуще и Асмодею.

— Невероятно… Ты и правда стоял у истоков мироздания? — удивлённые глаза Вильгельма становились всё больше.

— У истоков? — усмехнувшись, переспросил Асмодей. — Кто там только не стоял у этих «истоков». Ваш мир и ваш род — дело рук Создателя и его сынов. Моя роль была другой. Деструктивной, коварной и, пожалуй, ошибочной. Я подтолкнул первых людей к грехопадению. Муки совести и раскаяние даровали мне шанс на прощение. Спаситель простил меня. С тех пор я избавился от позорного клейма «падшего ангела», — шипящим, размеренным голосом произнес Асмодей.

Вильгельм заметил, как при разговоре его чёрный змеиный язык то и дело выскальзывал изо рта. Выскальзывал и тут же прятался обратно. Помимо этого, Вильгельм обратил внимание на удлинённые и заострённые клыки, которые представали его взору каждый раз, когда юноша улыбался. Эти немногочисленные и на первый взгляд незаметные детали, при пристальном рассмотрении, навевали на Вильгельма леденящий ужас.

— Я не уверен, что смогу выполнить то, чего ты от меня ждёшь. Но я попытаюсь. Мне нужно подготовить операционную, если мы хотим сделать это сегодня, — с дрожью в голосе произнёс Вильгельм. Его лицо порозовело, а на лбу показались капли пота.

Он прекрасно понимал бессмысленность предстоящей операции, но перечить этому существу не решался.

— Операционная готова. Пациент уже там, как и твои ассистенты, — Асмодей радостно потёр ладоши.

— Почему же ты не покинешь наш мир? Почему не отправишься домой? Всё из-за твоего друга? — Вильгельм осторожно присел на кровать, не отрывая взгляда от жутковатого гостя.

— Друга? Какого ещё друга? Ты про Бальтазара? Ах-ха-ха! Какой он мне друг? Кукла размалёванная. Ты бы знал, как он меня бесит! Таких засранцев как он ещё поискать надо. Нет. Я здесь не из-за этого козла. Я просто не могу телепортироваться. Странно, но что-то мешает мне это сделать. Одно из двух: либо Спаситель меня обманул, что вряд ли, либо что-то блокирует перемещение между Эдемом и Небесным Царством, и вот это уже больше похоже на истину, — бодрый, весёлый голос ангела с каждым новым словом становился всё ближе и роднее. Странно, но Вильгельм уже перестал испытывать мучающее его до этого чувство страха. На его место пришли спокойствие и умиротворённость. Шипящий голос внушал доверие. Казалось, что они знакомы не один десяток лет.

— Удивительно. То есть ты такой же заложник в моём мире, как я в твоём небоскрёбе? — ухмыльнулся Вильгельм, взяв с тумбочки апельсин.

Несколько раз, играючи подкинув оранжевый фрукт, Вильгельм принялся очищать его от кожуры. В этот момент он и сам до конца не понимал, хочет он его съесть или всего лишь вновь почувствовать тот завораживающий запах.

— Нет, совсем не так. Ты не заложник. Если не хочешь мне помочь, я не стану тебя заставлять. Ты можешь покинуть нас в любую минуту. Да и «Пронзающий небеса» вовсе не мой. Точнее он лишь частично принадлежит мне. А в остальном всё верно. Я застрял в этой помойке и не могу попасть обратно. Алкоголь, наркотики, девки, безумства, безрассудства, творчество… Я перепробовал всё и мне здесь уже скучно. Раньше я радовался нашему освобождению из инфернального плена. Раньше я не мог насытиться безумством вашего мира. А сейчас мне всё это уже приелось… Представляешь, я даже пробовал писать картины! — Асмодей рассмеялся звонким юношеским хохотом. — Но всё это лишь для того, чтобы хоть как-то отвлечься. Единственное, что держало меня здесь, исчезло и я даже не могу найти следов.

— И что же тебя держало? — очищая апельсин от кожуры, поинтересовался Вильгельм.

Приятный цитрусовый аромат уже распространился по палате и вытеснил собой все остальные немногочисленные запахи.

— Леди Габриэлла. Мой лисёнок. Скажи, может быть, ты что-то знаешь о ней? Возможно, что-то слышал? — Асмодей поднялся со стула.

Ангел оказался невысокого роста. Во всяком случае, Вильгельм представлял его более внушительным.

— Габриэлла? Нет, пожалуй, не слышал. А кто она? — пережевывая дольки апельсина, уточнил Вильгельм.

— Прекрасная рыжеволосая девушка с гетерохромными глазами и буйным нравом. Она командовала второй твердыней в Гонконге во время вечной войны. Таких как она было немного. — Асмодей неспешно подошёл к Карновскому и уселся рядом с ним. Змеиные глаза неподвижно уставились на собеседника. Со стороны всё это напоминало, будто бы змея гипнотизирует свою жертву, перед тем как сожрать.

— Это же было очень давно! — удивился Вильгельм, изучая жутковатые глаза Змея.

— Да, но она же бессмертная! Ученица Гавриила. Обладательница «дара» и всё такое. Какая для неё разница, когда это было? — лицо Змея посуровело, зрачки растянулись и расширились.

По всей видимости, его что-то разозлило или сильно расстроило. И без того жутковатый образ небесного Змея стал ещё более пугающим. Карновский вздрогнул и невольно отодвинулся от сидящего рядом с ним собеседника.

— Бессмертная? Я думал, что это не больше чем просто легенды! — нервно перебирая в руках кожуру, ответил Вильгельм.

— Неужели никого из бессмертных не осталось в этом мире? А Персивальд? Этот маньяк тоже, по-твоему, легенда? — голос ангела поменялся. Он стал более злобным и реверберирующим. Чёрный змеиный язык стал выпрыгивать чаще и дальше, угрожающе пришлепывая, перед тем как вернуться обратно в рот. Сейчас миловидный юноша совсем не казался Вильгельму доброжелательным и учтивым. Скорее наоборот, в его образе чувствовалась таящаяся угроза, опасность.

— Прошу прощения, но никого из бессмертных мне не доводилось видеть, — уставившись в пол, произнёс Вильгельм. Он испытывал неописуемый ужас, чувствуя себя ничем иным как маленькой мышью сидящей перед огромным голодным питоном.

— Да как такое возможно?! Отвечай! — Асмодей в бешенстве вскочил с кровати, схватив Карновского за шею, и поднял перепуганного доктора, играючи удерживая его на вытянутой руке. — Как так получилось, что вы, жалкие обезьяны, не заметили исчезновения величайших из всего вашего рода? Как можно быть такими тупыми и недальновидными? — лицо ангела исказила гримаса гнева. Чёрный змеиный язык пришлёпывал при каждом слове. Необъяснимая ярость пришла на смену безмятежному спокойствию и в одночасье превратила миловидного ангела в разъярённого демона. Его крепкие пальцы сдавили горло перепуганного доктора. Сдавили с такой силой, что с трудом удавалось дышать.

— Но Вечная война закончилась больше трёх столетий назад! — прохрипел Вильгельм, не понимая, что происходит.

Вильгельм и правда не мог понять чем именно он смог так сильно разозлить этого паренька. Как бы ни старался, но он не мог придумать ни одной вменяемой причины для этого безумства. А тем временем пальцы озверевшего от необъяснимой ярости ангела, всё сильнее впивались в его шею. Обезумивший от ужаса Вильгельм безрезультатно брыкался, в надежде вырваться, но всё было тщетно. Желтоглазый юноша был невероятно силён. Он удерживал на вытянутой руке крепкого по комплекции Карновского так, словно тот был каким-то котенком.

— И это последнее, что я помню, за исключением тех жалких десяти лет, проведённый в вашем «новом» Эдеме! — Асмодей разжал ладони. Перепуганный Карновский упал на пол.

На лице Вильгельма застыла пугающая гримаса ужаса в тот момент, когда он в панике отползал от разгневанного Змея. Вильгельм спешно отполз на несколько метров назад, после остановился.

— Всё, с меня хватит! Я немедленно покидаю это место! — поднявшись с пола и тяжело дыша, возмущённым голосом заявил доктор.

— Как бы, не так! — раздражённо ответил ангел, надменно глядя на перепуганного человека.

Асмодей всем своим видом давал понять, что жизнь жалкого смертного для него ничто. Давал понять, что он в любую секунду может оборвать эту жизнь, даже глазом при этом не моргнув.

— Что это значит? Ты сам мне сказал, что я свободен и в любую минуту могу уйти! — негодующе воскликнул Вильгельм.

Страх вернулся. Вернулся и стал ещё более вязким и холодным, чем был. Очевидно, что его никто просто так не отпустит. Не отпустит, пока он не выполнит эту бессмысленную операцию. Да и навряд ли его отпустят после проделанной им работы, ведь он слишком много знает. От него избавятся, в этом ему сомневаться не приходилось.

— Я передумал! Ты что, жалкая обезьяна, думаешь, что мы равны с тобой? Нет! Никакая мы не ровня! Я разорву тебя на куски, сожру твою плоть и даже не поморщусь. Ты дышишь лишь потому, что нужен мне. Так не разочаровывай меня! Верни к жизни ублюдка Бальтазара, докторишка! — злобно шипел Асмодей, щуря свои жёлтые глаза.

Раздражённый юноша вновь провёл ладонью по волосам, поправляя растрепавшиеся кудряшки.

— Я… Я… — задыхаясь от возмущения начал Карновский.

— Ты, ты! — перебил его ангел. — Немедленно отправляйся в операционную и приступай к работе! — желтоглазый юноша спешно вышел из палаты, при этом громко хлопнув дверью.

Ошеломлённый Вильгельм застыл в непонимании и ужасе. Он не понимал чего ждать от злобного юнца. Не понимал, как выбраться из этой западни. Единственное что он знал наверняка, это то, что желтоглазый юноша ни во что не ставит людей. Весь людской род, если быть точным.

Не прошло и десяти секунд, как дверь вновь распахнулась, и на пороге показался сияющий от счастья Петерсон.

— Доброе утро, коллега! — бодро произнёс кардиолог.

— Да какое же оно доброе? — возмутился Вильгельм, хмуря лоб.

— Друг мой, Вам право не стоит обращать внимание на… — Петерсон задумался, подбирая слова. — На Змея. Он многое пережил и ему тоже несладко. Такая величина как он и такие песчинки как мы… Он и так весьма любезен с нами!

— Любезен? — потирая шею, переспросил Вильгельм.

— Ну конечно! Нужно уважительно и с пониманием относиться к такой персоне. Он сегодня немного волнуется, как-никак друга оперировать будем! — уверенно кивнул Петерсон, засунув руки в карманы халата.

— Он не считает нашего пациента другом, — сухо бросил Вильгельм.

— Это вы бросьте, коллега. Полно вам! Какие обиды могут быть? Что за детский сад? Мне право неловко это говорить, но я стал невольным свидетелем вашего разговора. Проходил, знаете ли, мимо… Так вот, Вы сами спровоцировали его на агрессию.

— Я? — возмутился Вильгельм, приподняв брови.

— Да, Вы. Зачем Вы начали разговор о Габриэлле? Он безумно её любил. Это парадоксально, но это так. Он потерял её и не может нигде найти. Неведение хуже самой горькой правды. Тогда, три сотни лет назад, когда он впал в кому, они были вместе. Они любили друг друга, и любовь эта была чистой и прекрасной. Но затем, когда он вернулся к жизни, когда вышел из столь длительной комы, найти Габриэллу он уже не смог. Это разбило его сердце и лишило покоя душу, — перейдя на шепот, тараторил Петерсон.

— Впал в кому? Как это вообще произошло? — переспросил Вильгельм.

— Война. Война — страшная штука, скажу я Вам, — многозначительно покачав головой, произнёс Петерсон.

— Да, пожалуй, — угрюмо согласился Вильгельм.

— Ну что же, друг мой, собирайтесь. Вас уже ждут в операционной. Позвольте, я Вас провожу… — Петерсон широко улыбался, отчего раздражал ещё больше прежнего.

В операционной было душно. Пахло спиртовыми антисептиками, пронзительно попискивал наркозный аппарат, возле которого суетился анестезиолог. Двое хирургов уже были готовы и облачены в стерильные операционные одежды. Они с нетерпением ждали Карновского, мечтая наконец-то начать операцию. Ту самую операцию, к которой они так долго готовились. Настолько долго, что их подготовка начала граничить с помешательством. Операционные сёстры разложили на столиках инструменты и уже провели обработку операционного поля.

К тому времени, когда Вильгельм наконец-то добрался до операционной, всё уже было готово к началу.

Стеклянные двустворчатые двери автоматически распахнулись. Вильгельм вошёл в операционный зал. Оба неподвижно стоящих хирурга синхронно поклонились. Анестезиолог торопливо кивнул.

— Вы уже накрылись? И успели обработать операционное поле? — несколько растерянно спросил Вильгельм, поправляя на голове колпак.

— Да, доктор Карновский. Поле обработано и отграничено стерильным бельём, — строго ответил один из хирургов.

— Я бы хотел осмотреть пациента, прежде чем мы начнём, — замешкался Вильгельм, уставившись на закрытого стерильным бельём Бальтазара.

Ничего кроме серьезно поврежденной грудной клетки видно не было. Жёлтая, от содержащего йод антисептика, кожа говорила о том, что операционное поле обработано с запасом.

— Можем расстерилизовать, раскрыться, осмотреть и затем обработаться по новой! — быстро предложил второй хирург.

Послышалось недовольное пыхтение анестезиолога.

— Нет, думаю, не стоит. На это уйдёт лишнее время, — неуверенно ответил Вильгельм, взглянув на своих ассистентов.

Двое хирургов в зелёных одноразовых халатах, с такими же зелёными колпаками на головах и белыми масками на поллица. Их глаза блестят решимостью и нетерпением. Их тела неподвижно застыли со сложенными на груди руками. Стерильные, готовые приступить к своей работе в любую секунду.

— Пойду мыться! — громко произнёс Карновский и направился в предоперационную.

Сначала он хорошенько вымыл руки. Мыл с мылом и тёр их щёткой так, чтобы никакой грязи не осталось. Затем он погрузил руки в металлический таз с антисептиком. Булькаясь в тазу, он внимательно следил за часами, висевшими на стене. Ровно минута и он стерильный. Ровно минута и он готов начать. Так мало времени его отделяет от события, способного переломить судьбу. Но это сейчас неважно. Сейчас нужно сосредоточиться лишь на деле. Нужно просто провести операцию. Сделать всё, что в его силах. Но сделать хорошо.

Антисептик оказался ядрёным. Руки жгло и неприятно пощипывало. Когда секундная стрелка наконец-то добралась до цифры двенадцать, Вильгельм достал руки из таза. Держа стерильные руки на уровне груди, он бодро вернулся в операционный зал. Сёстры принялись суетиться вокруг него, надевая стерильный халат. Такой же зелёный халат, какие были на его ассистентах. Затем одели перчатки.

Подойдя к столу, Карновский замер.

— Мы готовы начать! — послышался уверенный голос одного из ассистентов, который встал справа от Вильгельма.

— Можем? — уточнил второй, встав с противоположной стороны стола.

— Можете. Начинайте! — кивнул анестезиолог.

Сестра протянула Вильгельму блестящий скальпель и сухую марлевую салфетку. Он принял инструмент и привычным движением без лишних колебаний выполнил разрез.

Да, доступ он решил использовать классический, именно такой, к которому он уже привык за время своей длительной практики. Крови было мало, она лениво вытекала из кожи и подлежащих тканей. Это и неудивительно! Ведь сердечной деятельности нет, с чего бы крови пульсировать и обильно изливаться из разреза? Удивительно было другое: как до сих пор может теплиться жизнь в этом теле? Этого Карновский понять никак не мог, но показатели электроэнцефалографа говорили, что активность коры головного мозга сохранена. Краем глаза Вильгельм заметил, как под стерильное бельё уходили какие-то тоненькие трубочки, по которым струилась люминесцирующая синеватая субстанция. Эти трубочки шли из соседней, прилежащей к операционному залу, комнаты.

Вильгельм кивнул, и ассистент быстрым движением промокнул рану тупфером. Дальше нужно было выполнить стернотомию. Попросту говоря распилить грудину пополам, чтобы добраться до средостения. Принесли пилу. Жуткий скрежет и запах палёной костной крошки. Спустя пять минут дело было сделано. Кость оказалась очень прочной и неподатливой, но всё же распилить её удалось. Ассистенты взяли со столика с инструментами реечный ретрактор — прибор для раскрытия грудной полости. Установив бранши ретрактора, ассистенты принялись раскручивать винт, приводящий в движение механизм. Грудная клетка с треском распахнулась, демонстрируя жуткую картину. Действительно, сердце было полностью удалено. Оно было вырвано вместе с дугой аорты. Там творилось настоящее месиво. Несколько секунд Вильгельм нервничал, затем начал паниковать, а потом успокоился, отвлёкшись на сторонние мысли. Мысли его были исключительно о том, что органы древнего ангела, прожившего бесчисленное множество лет, ничем особо не отличались от человеческих. Анатомия была настолько схожа, что на какое-то время Вильгельм даже забыл о том, что оперирует именно ангела, а не очередного пациента в своей клинике.

— Протезирование дуги? — быстро взглянув на Карновского, спросил один из ассистентов.

— Да, придётся заняться серьёзной реконструкцией. Несите протез дуги аорты, — согласился Вильгельм, не переставая при этом копаться в грудной клетке.

— Он уже здесь, мы приготовили всё, что только может Вам понадобиться, мистер Карновский, — послышался осторожный голос сестры.

— Тогда давайте его сюда, — пробурчал Вильгельм.

Его не покидала мысль, что он работает на трупе. Аорта разорвана, а крови ни капли. Даже зажимы накладывать не требуется.

Разобравшись и выделив уцелевший конец сосуда, Карновский начал примерять к нему синтетический протез.

— Нужна бинокулярная лупа, так я ни черта не вижу, — проворчал Вильгельм, пытаясь наложить сосудистый шов.

— Она у нас тоже есть, — вновь послышался голос сестры.

Появились санитары и принесли бинокулярную лупу, одели её на Карновского, поправили и зафиксировали.

— Да, так гораздо лучше, — сказав «спасибо» таким образом, Вильгельм погрузился в работу…

Прошёл час… затем ещё один… Реконструкция повреждённых сосудов была делом сложным и кропотливым. Ассистенты уверенно помогали, и это значительно ускоряло процесс. Один из них тянул монофиламентную нить и срезал её, когда узлы были завязаны, другой выворачивал край сосуда пинцетом и сушил операционное поле от крови.

«Да, этим хирургам конечно очень далеко до моих учеников, но хоть что-то», — подумал Вильгельм, наблюдая, как оборвалась нить, которую чрезмерно сильно потянул ассистент.

Несмотря на все трудности, дело было сделано, но впереди ещё оставался самый главный этап операции.

— Трансплантат готов? — строго спросил Вильгельм, уставившись на своих ассистентов.

— Конечно, доктор Карновский! Конечно, готов! — из-за спины раздался уже знакомый голос.

Вильгельм обернулся. Чуть поодаль стоял тот самый таинственный человек в чёрных лоскутах и золотой маске. В руках человек держал стальной кейс, предназначенный для переноски и транспортировки органов.

«Ёрмунганд», — мелькнула быстрая, словно молния мысль и Вильгельма передёрнула пробежавшая по телу мелкая дрожь.

Златоликий поставил кейс на один из столов и открыл, при этом стараясь не нарушить стерильность. Сёстры осторожно изъяли содержимое и передали Вильгельму.

— Как успехи? Мастер Асмодей интересуется, как проходит операция. Что ему передать? — тихим, спокойным голосом произнёс Ёрмунганд, отойдя от стола на приличное расстояние.

— Передай ему, что тут всё очень плохо. Прогнозы пока обсуждать не стану, — сухо ответил Карновский, беря в руки трансплантат.

— Я Вас понял. Удачи, доктор Карновский, — сказал златоликий, направляясь к выходу.

Вильгельм внимательным взглядом оценивал ангельское сердце. Ничем особо оно не отличалось от человеческого, разве что было чуть темнее и несколько больше размером.

Поместив сердце на своё место, Вильгельм и его ассистенты, вновь принялись шить. Нитки стали рваться чаще, хирурги устали. Но всё же через несколько часов сердце было успешно пересажено, а повреждённые сосуды реконструированы при помощи синтетических протезов.

— Эссенцию! — громко и нетерпеливо воскликнул один из ассистентов.

— Секунду! Вот, держите! — сестра протянула ассистенту шприц с синеватой люминесцирующей жидкостью.

— Что это, чёрт возьми? — Вильгельм с непониманием уставился на ассистентов.

Хирурги ничего не ответили. Быстрым движением шприц вонзился прямо в сердце, в область левого желудочка. Нажав на поршень, ассистент одномоментно залил содержимое шприца в полость желудочка сердца.

— Что, мать вашу, вы делаете?! — теряя самообладание, заорал Карновский.

— Такова воля Великого Змея! — уверенно ответил один из хирургов.

В ту же секунду, казавшееся мёртвым сердце вздрогнуло, и начало ритмично сокращаться.

— Есть ответ по отведениям… ЭКГ в норме, за исключением тахикардии. Сейчас введём блокаторы и замедлим, — оживился анестезиолог, тыча пальцем в монитор.

— Как? Как вы его завели? — глаза Вильгельма округлились.

— Нужно закончить начатое, доктор Карновский, — строго произнёс один из хирургов.

— Дело за малым, — вторил ему второй.

— Это немыслимо… — выдохнул Вильгельм, глядя на колотящееся сердце ангела.