Золото Кёльна

Глава 8

— Добрый вечер, господин ван Клеве; Вы сегодня поздний гость, но от этого не менее желанный.

Эльзбет, хозяйка дома терпимости «У прекрасной дамы», отошла в сторону, впуская Винценца. Это была симпатичная женщина лет сорока со светло-каштановыми волосами под маленьким рогатым энненом[11]. Ее платье было простого коричневого цвета, но с глубоким вырезом; украшенным цветочной вышивкой. Когда-то и она сама была желанной красавицей, но уже двенадцать или тринадцать лет, как перестала принимать клиентов. Когда мамаша Берта, прежняя хозяйка, умерла от болезни, Эльзбет заняла ее место и превратила бордель в одно из лучших заведений подобного рода. Поэтому Винценц время от времени наведывался именно сюда. Его не прельщали грязные притоны, каковыми были большинство борделей в Берлихе. Эльзбет следила, чтобы девушки приходили на работу чистыми и здоровыми. Те же правила распространялись и на клиентов. Тех, кому вход был заказан по этой причине или в силу низкого происхождения, еще у ворот разворачивали крепкие парни, применяя при необходимости кулаки и дубинки.

— Добрый вечер, Эльзбет.

Винценц проследовал за ней по узкому коридору в просторное помещение, в котором распространялось приятное тепло от нескольких тлеющих жаровен. По стенам тянулись скамьи с мягкими сиденьями, а посередине зала — столы, которые также были обставлены скамьями с подушками. Один из столов, тот, что располагался у самого прохода, был заставлен всякой снедью и выпивкой. Были здесь блюда с хлебом, бужениной и различными соусами, овощные пироги и кувшины с пивом и вином, чтобы гости могли подкрепиться и утолить жажду, — разумеется, за отдельную плату. За серой занавеской скрывалась лестница, которая вела в номера с девочками. Слева от лестницы был еще один коридор — на кухню. Пройдя через кухню, можно было попасть в купальню, которую пристроили пару лет назад. Туда-то и стремился Винценц. После изнуряющих уроков, которые он давал ученикам, он жаждал расслабляющей ванны, умелых рук банщицы и, возможно, услуг иного рода.

— Гизель свободна сегодня вечером?

— Для вас она всегда свободна, господин ван Клеве.

Эльзбет сделала приглашающий жест рукой, указав на один из столов, и они уселись друг напротив друга. В гостиной, кроме них, не было ни души, но с верхнего этажа доносились голоса и отчетливые звуки, недвусмысленно говорящие о том, чем именно там занимались с гостями публичные женщины.

— Геро, скажи Гизель, пусть приготовит одну из ванн для господина полномочного судьи.

Чернокожий слуга, тихо следовавший за ними по пятам, ответив легким кивком, пронесся мимо них и скрылся за занавеской.

Эльзбет одарила Винценца любезной улыбкой.

— Я вижу, вы в добром здравии, и это прекрасно. Как насчет ужина? Вы опоздали, но еще осталось немного жареной свинины, хлеба, масла и вареных овощей. Вы можете отужинать здесь или я прикажу принести все это в купальню, если вы предпочитаете подкрепиться там.

— Отнесите в купальню, — по обыкновению распорядился Винценц, — и добавьте кувшин крепкого пива.

Он развязал кошель, висевший на поясе, и отсчитал несколько монет, которых должно было хватить на еду, ванну и кое-что еще. Хозяйка молча сгребла монеты и высыпала их в бархатный мешочек.

— Говорят, вам поручили расследование убийства Николаи Голатти.

Как только деловая сторона вопроса была улажена, Эльзбет тут же сбросила с себя официальную личину и принялась поигрывать кольцом, которое она носила на серебряной цепочке на шее. Рассказывали, что когда-то оно принадлежало члену Совета и шеффену, чьей любовницей она была. Он хотел узаконить их отношения, но потом по нелепой случайности умер от яда, который его ревнивая сестра предназначала для Эльзбет. Эту историю уже двадцать лет передавали из уст в уста на кельнских улицах. Звучала она настолько невероятно, что Винценц счел бы ее бредом, если бы Тильман Гревероде не убедил его, что все это чистая правда.

Винценцу нравилась Эльзбет. Она была предприимчивой женщиной с мозгами и сердцем, достаточно большим для того, чтобы руководить подопечными девушками твердой, но справедливой рукой и следить за тем, чтобы ни одной из них клиенты не причинили вреда. Она превратила публичный дом «У прекрасной дамы» в первоклассное заведение для состоятельных господ и прилагала много усилий для поддержания его доброй репутации, а также для того, чтобы все, что говорилось и делалось в этих стенах, не выходило за их пределы. Тем не менее, а может быть, именно из-за этого, Винценц ценил особые отношения с Эльзбет. Ведь он знал, что какой бы скрытной хозяйка ни была, за небольшую плату она всегда была рада помочь в расследовании и ответить на вопросы, если они помогали раскрыть преступление.

— Правильно говорят, — отозвался ван Клеве сложив руки на слегка неровной столешнице.

— С чего бы это? И нескрываемым любопытством спросила Эльзбет. — Я полагаю, ни дня кого не секрет, что Голатти не был другом вашей семьи. А теперь его вдова отчаянно требует, чтобы вы позаботились о торжестве справедливости, которой Николаи, конечно же, заслуживает.

— Ты хорошо его знала?

Он решил обойти ее вопрос молчанием.

— Насколько хорошо можно знать мужчину, который бывал тут четыре или пять раз, чтобы расслабиться в ванне? — ответила вопросом на вопрос Эльзбет, пожимая плечами. — После смерти супруги он время от времени наведывался сюда, но потом в конце концов женился на этой хорошенькой куколке, и на этом все закончилось. Ему повезло с женой, насколько я слышала. Сам-то был ну так себе… — Она ухмыльнулась. — Я слыхала, что его супруга, то есть, простите, его вдова, кажется, никогда не жаловалась на нехватку потенции. Наоборот. Из того, что мне рассказывали, я заключила, что она помогла ему снова, как бы это получше выразиться, расцвести. Она ведь и в самом деле прелестное дитя, как вам кажется?

— Бывают и поуродливее.

Эльзбет расхохоталась.

— Какой же вы циник, господин ван Клеве!

— Что ты еще слышала?

— Что она, судя по всему, довольно неглупа и что она вела его бухгалтерию.

— Об убийстве, Эльзбет.

— О, так вы об этом?

Эльзбет вновь посерьезнела.

— Об этом ходят разные слухи и толки. Хотите, чтобы я все их рассказала?

— Было бы неплохо.

— Ну что ж.

Она положила правую руку ладонью вверх на стол.

Винценц снова потянулся к кошелю и достал из него монету.

Когда монета коснулась ладони Эльзбет, та слегка пошевелила пальцами. Он добавил еще одну монету, а за ней еще одну.

— Что-то вы не щедры сегодня.

— Возможно.

На этот раз все три монеты исчезли не в кошельке, а в рукаве платья, где был потайной карман для денег.

— Со своей стороны, после окончания этого разговора я забуду, что вы вообще здесь были, господин полномочный судья.

— Ты хочешь сказать, пока кто-нибудь не предложит тебе больше?

— Нет, до такого я не опущусь. Разумеется, я не буду кусать руку, которая кормила меня в течение многих лет. И я имею в виду вовсе не ваши визиты к девочкам. Если бы я жила лишь на них, давно бы уже умерла с голоду, — улыбнулась она. — Можете быть уверены в моем благоразумии и преданности, господин ван Клеве. Я не веду двойную игру. К подобным штукам у меня стойкое отвращение.

— Очень хорошо, — кивнул Винценц. — Тогда рассказывай.

— Ломбардец вел кампанию за изгнание евреев из Кельна.

— Это уже ни для кого не секрет.

— И поскольку он добился своего в Совете, ходят слухи, что кто-то из евреев, возможно, принял это слишком близко к сердцу и в гневе спровадил его на тот свет.

— Против этой версии есть веские доводы. То, как был убит Голатти, указывает скорее на то, что преступление было спланировано, а не совершено в пылу внезапно вспыхнувшего гнева. «Ломбардец был сперва задушен, затем повешен. Убийца все подстроил так, чтобы все решили, что жертва покончила с собой.

— Но, может быть, убийца все это придумал прямо на месте?

Ван Клеве слегка покачал головой.

— Тогда остается непонятным, почему они встретились у Петушиных ворот. За этим точно стоял какой-то замысел.

— Ну, вторая порция слухов настолько нелепа, что и пересказывать ее стыдно.

Эльзбет отпустила цепочку и провела пальцем по столу, точно изучая текстуру древесины.

— Злые языки болтали, что смерть Голатти на руку семье ван Клеве, особенно вашему отцу. Ведь вы же знаете лучше других, какой у него скверный характер.

— Моего отца подозревают в убийстве?

Винценц ничуть не удивился, но сделал вид, что не собирается подливать масла в огонь слухов.

— Вижу, что вы готовы поручиться за его честь и, вероятно, за то, что во время убийства он находился в другом месте, — заметила Эльзбет.

На самом деле поручиться он за это не мог, но знал парочку достопочтенных господ, кому такая задача была бы по силам. Для него это было большим облегчением. Ему не хотелось самому заниматься этим делом. Едва заметная улыбка Эльзбет говорила о том, что она прочла его мысли по выражению лица.

— Лично я считаю эту версию наименее вероятной. Если бы ваш отец хотел убить Голатти, то сделал бы это давным-давно. Самое позднее, в ту пору, когда Голатти поставил крест на его планах насчет сладенькой дочки де Брюнкера. И разумеется, если бы это сделал, то не оставил никаких следов на теле. Ибо — прошу простить мне мою откровенность — Грегор ван Клеве может быть сколь угодно вспыльчивым, но он, безусловно, человек дальновидный, у которого к тому же есть средства и связи, чтобы не допустить подобных подозрений в свой адрес.

— Да что ты говоришь!

Винценц расхохотался бы от её проницательного наблюдения, если бы не гнетущее чувство тревоги. Отцу уже давно пора научиться держать себя в руках, чтобы его имя не трепали на каждом углу.

— Мне прекрасно известно, какие острые языки у жителей нашего достославного города, — как будто обиделась Эльзбет, но тут же как ни в чем не бывало продолжила: — Некоторое время назад Голатти продавал ткацкие станки.

— Ткацкие станки? — заинтересованно переспросил ван Клеве.

— Видимо, из одной закрывшейся ткацкой мастерской. Владелец пытался перевезти ее в другой город. Мало кому известно, что у него не оставалось другого выбора, кроме как покинуть Кельн. Он не смог вернуть долг Голатти, и тот забрал себе все его движимое и недвижимое имущество. Тем самым он лишил беднягу и его семью средств к существованию.

Значит, у ткача был мотив для мести? — Винценц внимательно посмотрел на Эльзбет. — Как его имя?

— Ткача зовут Хиннрих, его жену — Магда. У них три сына и две дочери. Они всей семьей переехали в Бонн, но Хиннриха видели в городских стенах Кельна на прошлой неделе.

— В городских или в этих стенах? — уточнил ван Клеве, сурово глядя прямо в голубые глаза Эльзбет.

Он пришел сюда не как клиент. Бедняги вроде него плодят лишь те долги, которые в принципе не в состоянии погасить. По крайней мере, подавляющее их большинство. Он хотел заложить мне старшую дочь.

— И выручить за нее деньги? Вот ублюдок! — скрипнул зубами Винценц.

— Именно так я ему и сказала. Человек может оказаться в сколь угодно отчаянном положении, но отправить собственную дочь работать в бордель — за это он будет проклят на веки вечные. Блудница должна заниматься своим ремеслом по собственной воле, этого требуют от нас закон и честь. Да, хоть в этом многие усомнятся, у нас, падших женщин, тоже есть свой кодекс чести. Я искренне надеюсь, что сумела его отговорить.

— Значит, ткач… Кто еще?

— Список длинный.

— А ты говори покороче.

— Вы так жаждете погрузиться в ванну? — хихикнула Эльзбет. — «Ладно, я вас прекрасно понимаю. Наверное, это ужасно раздражает, когда приходится заключать союз с вдовой главного соперника. Даже такой опытный человек, как вы, может забыться… или потерять голову.

— Я не заключал с ней союз, — насупился ван Клеве. — Ближе к теме.

— Извините, я не хотела вас задеть. Похоже, вам не по нраву госпожа Алейдис. Какая жалость. Она ведь, в сущности, еще дитя, быть может, чуточку непоседливое, но дитя.

— Что, и о нас с ней уже тоже судачат?

Засмеявшись, Эльзбет поднялась, подошла к столу и налила себе вина.

— А вы как думали? Первые слухи поползли сразу же после того, как стало известно, что именно вы взялись за расследование убийства. Публика обожает подобные истории. Две враждующие семьи…

— Ну, заклятыми врагами мы не были.

— Но были близки к этому, не так ли? Итак, как я уже сказала, есть две семьи, которые, мягко говоря, недолюбливают друг друга. Здесь нелюбимый сын., там молодая красивая вдовушка. Трубадуры уже сочинили о вас первые баллады.

Она весело фыркнула в оловянный кубок.

Ван Клеве метнул в нее яростный взгляд, но тот словно отскочил от нее, не достигнув цели.

— Я вам пересказала самые распространенные слухи. К ним еще можно присовокупить разного рода теории заговора, и таких немало. Например, поговаривают, что убийцу следует искать не среди должников Голатти, а в его собственной семье.

— Он не очень ладил с младшим братом Андреа.

Эльзбет чокнулась с ван Клеве.

— Да, это имя называют в числе первых. Но подозревают и семью первой жены Голатти, которая, возможно, не смогла смириться с его новым браком. То, что он лишил наследства своего брата, было неожиданностью, наверное, только для самого Андреа. Не исключено, что кто-то из родичей Гризельды, да упокоит Господь ее душу, рассчитывал получить часть наследства, но с появлением молодой супруги лишился этой надежды.

— Если это так, разве не логичнее было бы этому человеку убить Алейдис, а не Николаи?

— Как знать, возможно, все еще впереди, — пожала плечами Эльзбет, поставив кубок на стол. — Раз уж мы затронули Бонн, там есть еще одна семья, которая могла желать отмстить.

— И кто же это? — удивленно уставился на хозяйку борделя ван Клеве. Они были знакомы не первый год. Он частенько прибегал к ее услугам. Но его всегда изумляло, насколько хорошо она осведомлена обо всем, что творится внутри городских стен, а иногда и за их пределами.

— Ну, это старая история.

— Вот как?

Она снова хихикнула.

— Да, говорят, что Николаи Голатти однажды приказал предать смерти своего зятя Якоба де Пьяченцу за то, что тот плохо обращался с бедняжкой Катрейн. И, как вы, наверное, знаете, убийца так и не был найден.

— И семья Якоба считает убийцей Голатти?

— Так ли оно на самом деле, я не могу знать, господин ван Клеве. Я лишь пересказываю слухи и истории, основанные на слухах. Но подумайте сами, ведь это же возможно, да?

— Якоб де Пьяченца уже много лет гниет в могиле.

— Ну, не так уж и много.

— Пять или шесть, если быть точным. Слишком долго мстители ждали подходящего случая.

— Ну вы же сами говорили, что тело де Пьяченцы было намеренно изувечено так, чтобы все смахивало на случайное нападение грабителей. Семье потребовалось время, чтобы разобраться, что к чему, разработать план и найти возможность воплотить его в жизнь.

Занавеска, скрывавшая проход к лестнице, зашевелилась, и Эльзбет подняла голову.

— Да, Энне, в чем дело?

Пожилая тощая служанка с увядшим лицом и седыми растрепанными волосами под простым коричневым платком приблизилась к ним.

— Гизель просила передать, что ванна для господина полномочного судьи готова.

— А, ну, думаю, на этом наш разговор закончен. — Эльзбет снова поднялась с места. — Запри входную дверь, Энне, и скажи Геро, чтобы он присмотрел за ребятами наверху. Пусть выйдут через черный ход, когда закончат. А я пойду к себе. Полагаю, вы не будете возражать, если потом выйдете через черный ход во двор? — обратилась она к Винценцу.

— Вовсе нет, Эльзбет.

— Хорошо. Толстуха Трин откроет вам, если будет слишком поздно или, — она озорно подмигнула, — слишком рано. Она спит в нише прямо у черного хода. Если не проснется сразу, ущипните ее как следует. Вечно она дрыхнет как убитая. Нас это забавляло еще в те времена, когда мы с ней работали на матушку Берту.

— А Энне разве не была когда-то шлюхой?

Он указал глазами на тощую служанку.

— Была, конечно. Кстати, Геро ее сын. Отец, само собой, неизвестен, — пожала плечами хозяйка. — Они с Трин никогда не были особенно добры ко мне, но я не смогла заставить себя выкинуть их на улицу. Я хочу сказать, вы только посмотрите на Энне или даже на толстуху Трин. Кому они нужны, старые и уродливые? Хочу ли я брать грех на душу и толкать их в сточную канаву, где они, вне всякого сомнения, очень скоро отдадут Богу душу? Нет, не хочу и не буду этого делать. Они вполне сгодятся мне как служанки. А когда они однажды преставятся, я заплачу могильщику, чтобы он похоронил их в безымянной могиле у церковной ограды. Мы вместе пережили много взлетов и падений. Проявили бы они ко мне такое же великодушие, если бы жизнь сложилась иначе, я не знаю. Я никогда не исхожу из того, как поступили бы другие люди. Лишь из того, чего ждет от нас Всевышний.

— Любви к ближнему, — улыбнулся Винценц.

— Вы можете получить от Гизель все, что вам причитается. Я ухожу, господин ван Клеве, и желаю вам приятных водных процедур. Передайте Гизель, что я ей немного завидую.

— С чего бы это?

— Одержим чистотой и собственной внешностью, но не тщеславен. К тому же еще обладает чертовски красивым телом. Вы, господин ван Клеве, относитесь к тому редкому типу мужчин, от которых мамаши предостерегают своих дочерей и которые даже нас, женщин с опытом, повергают в восторг.

— Что за чепуха? — пробормотал ван Клеве, пытаясь скрыть, что похвала ему приятна.

— Ну, если вы сами не знаете, что производите на женщин такой эффект, тем лучше. Это делает вас еще более желанным.

Эльзбет исчезла за занавеской, и скоро послышались ее шаги на лестнице, ведущей на второй этаж. А. Винценц в сопровождении Геро, который возник словно из ниоткуда и, не вымолвив ни единого слова. Жестом пригласил следовать за ним, отправился в купальню. Из головы у него не шла похвала Эльзбет. Очевидно, она еще не забыла, как, прибегнув к правильным словам, дать клиенту почувствовать себя на седьмом небе от счастья. Поговаривали, что она уже какое-то время состоит в тайной связи с палачом, в чьем ведении находились все бордели города. Хотя Эльзбет не относилась к тем женщинам, которые привлекали Винценца, он был польщен. Он подумал, что она, видать, решила подразнить его и слегка переключить его мысли на те услуги, за которые он уже уплатил. Те самые, которые оказывала ему Гизель, всегда к его полному удовольствию.

— Ах вот вы где, господин ван Клеве!

Женщина лет двадцати пяти, стройная, с длинными темно-русыми волосами, заплетенными в простую косу, выпрямилась в большой ванне, над которой поднимался пар, пахнущий пряными травами. Она произнесла эти слова с легким акцентом, который выдавал в ней уроженку Франконии[12]. Она была полностью обнажена, вода струилась по ее высоким грудям с торчащими сосками к аккуратно подстриженным волосам на лобке. Откровенная чувственность Гизель в сочетании с манящей улыбкой произвела на Винценца желаемый эффект. Поскольку в тот вечер он был последним гостем в купальне, он не стал заходить в раздевалку, а быстро сбросил одежду прямо там. На Геро, который тут же исчез за занавеской, он даже не обернулся. Едва Винценц успел забраться в ванну к Гизель, как она обхватила его опытными руками и навалилась на него с понимающей улыбкой.

— Я вижу, вы сегодня торопитесь.

Он резко вдохнул, когда она одним плавным движением оседлала его, быстро и глубоко принимая в себя.

— Ну, на самом деже я этого не планировал.

Гизель засмеялась, плавно покачивая тазом.

— Ну, то, что ваши планы так быстро изменились, я нахожу вполне закономерным, господин ван Клеве. И речь не только о той штуковине; что у вас между ног.

Ее руки заскользили по стальным мышцам спины, то опускаясь к пояснице, то поднимаясь к шее.

— Вы так напряжены.

В ее глазах появился веселый блеск.

— С радостью подарю вам расслабление, которого вы так жаждете.

Когда она ускорилась, следуя за своими словами, он инстинктивно схватил ее за бедра, впившись пальцами в ее плоть сильно, но при этом достаточно деликатно, чтобы не причинить ей боли. Он знал Гизель и знал, что ей нравится.

Однако после трудного дня его внутреннее равновесие в значительной мере пошатнулось. Винценц боялся увлечься и кончить слишком быстро, о чем острый язычок Гизель не преминет ему при случае напомнить. Поэтому, выждав какое-то время, он снял ее с себя и поменял позицию. Она с готовностью откликнулась на его безмолвный призыв, поднялась, уперлась руками в бортик тяжелой ванны и позволила овладеть собой сзади. Ее коса, потемневшая и намокшая от воды, раскачивалась у ее левого плеча в ритм его толчкам. Винценц как загипнотизированный смотрел на эту косу и по какой-то неведомой причине был рад, что волосы у Гизель не того же цвета, что у некоей вдовы с Глокенгассе, чье лицо вдруг встало у него перед глазами. Он усилием воли прогнал это видение прочь и сосредоточился на том, чтобы сделать ремесло продажной женщины чуть более приятным. Ранее она уже успела поведать ему несколько женских секретов, которые привели Винценца в восторг, поскольку позволяли испытать дополнительное удовольствие обоим партнерам. Стон Гизель, как ему показалось, не был притворным, как и тихий всхлип, который она издала вслед за этим. Под конец, умело орудуя ловкими пальчиками, девушка помогла достичь пика блаженства и ему самому.

Затем Гизель вышла из ванны, вымыла тело и волосы клиента душистым мылом и подала скромный ужин, состоявший из хлеба, мяса, сыра и пива. Она выглядела немного разочарованной из-за того, что Винценц решил отужинать в одиночестве. Но было уже довольно поздно, день выдался долгим и утомительным, так что Гизель не стала его уговаривать.

Как только она вышла. Винценц, уже умиротворенный, но еще не достигший полного расслабления, прислонился к стенке купальни и задумался о том, что рассказала ему Эльзбет.