Золото Кёльна

Глава 14

— Госпожа Алейдис, долго нам еще тут сидеть здесь и вышивать?

Урзель нетерпеливо дрыгала ногами и только делала вид, что занята рукоделием. Ей пришлось распустить вышивку, сделанную в тот день, и начать все заново. Но результат получился ненамного лучше. Марлейн, напротив, казалось, полностью ушла в работу. Алейдис заняла свое место за меняльным столом, но голландского купца, который хотел поменять монеты, препоручила заботе Тоннеса и Зигберта. Она внимательно изучала кредитные операции мужа и казалась довольной, потому что постепенно начинала вникать в суть его ремесла. Вздохнув, она обернулась к девочкам.

— Ты здесь всего полчаса, Урзель. Тебе нужно проявить чуть больше терпения. Как иначе ты научишься вышивать? Бери пример с сестры. Видишь, как Марлейн старается. Этот второй мак получился очень красивым.

— Но это не мак, а бабочка, госпожа Алейдис.

Марлейн протянула ей вышивку. Алейдис взглянула еще раз и, к своему смущению, была вынуждена признать, что вряд ли сможет отличить один вышитый рисунок от другого.

— Прости меня, я не всматривалась, Марлейн. Конечно, это красивая бабочка.

— Никакая это не бабочка. По мне, так это два смешных жучка, — с вызывающей улыбкой сказала Урзель.

— Вовсе нет, — решительно, но без обиды возразила Марлейн. — Ты же прекрасно видишь, что это цветок, а это бабочка. Тоннес, взгляни. Как ты думаешь?

Подмастерье встрепенулся и бросил быстрый взгляд через плечо.

— У меня нет на это времени, малышка.

— Оставь подмастерьев в покое, Марлейн. Ты же видишь, они заняты.

Услышав за дверью шаги подкованных железом сапог, она быстро обернулась. Хотя она и ожидала прихода ван Клеве, но его появление немного испугало ее. Тревогу внушал не столько визит сам по себе, сколько взгляд судьи, который казался еще более грозным, чем обычно. Винценц, очевидно, уже прознал, что она наведалась к его отцу. Так что следовало быть готовой к тому, что он не в духе. Но Марлейн, казалось, ничего не заметила. Обычно застенчивая, она вскочила со скамьи и бросилась к судье, протягивая ему вышивку.

— Доброго дня, господин ван Клеве, — приветствовала она с лучезарной улыбкой. — Вы ведь в некотором роде человек со стороны, да?

— Что? — озадаченно спросил ван Клеве, глянув на милое белокурое создание сверху вниз.

— Взгляните на мою вышивку, прошу вас. Разве она не красивая?

— Угу.

Совершенно сбитый с толку, он поискал глазами Алейдис, мысленно призвав ее на помощь. Но она не откликнулась на его зов. Слишком велико было искушение посмотреть, как он проявит себя в этой ситуации и тем самым покажет, что у него на душе. Тогда он опустил взгляд на вышивку и снова взглянул в лицо Марлейн, которая замерла в напряженном ожидании.

— Да-да, очень красивая, — пробормотал он. В его исполнении похвала прозвучало настолько неуклюже, что Алейдис едва удержалась, чтобы не захихикать.

— А вы ведь видите, что именно я вышила, господин ван Клеве? Вы же точно видите?

Ван Клеве сердито сдвинул брови, но не смог устоять перед ангельской улыбкой девочки и тоже улыбнулся. Взял ее за руку, он подошел к скамье, сел и внимательно осмотрел вышивку.

— Это ведь мак, девица Марлейн?

— Верно, — просияв, закивала она. — Вот видишь, Урзель, это вовсе не смешной жучок.

С торжествующим видом Марлейн легонько толкнула сестру локтем в бок.

— Но второй-то точно жук, а не… — начала Урзель.

— Замолчи! — Наказанием за болтливость стал еще один толчок в бок, уже гораздо более ощутимый. — Господин полномочный судья и без твоих подсказок знает, что это такое, — заявила Марлейн и вновь устремила пытливый взгляд на ван Клеве.

Наморщив лоб, он закрыл сначала левый, затем правый глаз, точно высматривая пути к отступлению, но увидев, что девочки внимательно наблюдают за его манипуляциями, насмешливо хмыкнул. В иной ситуации он бы уже давно рявкнул на детей или притворился, что ему нет до нихдела, но сейчас почему-то решил сменить гнев на милость.

— Так-так, посмотрим. — Он немного повертел вышивку в руках, затем с видом знатока покачал головой. — Это явно не жук, девица Урзель. Не знаю, как только такая нелепая мысль пришла в столь светлую голову.

Он снова прищурился, на этот раз глянув в сторону Алейдис, и усмехнулся.

— Это бабочка. Определенно, бабочка.

— Ха, вот видишь! — воскликнула Марлейн, подпрыгнув на скамье. — Совершенно посторонний человек, и при этом умный, иначе как бы он стал полномочным судьей, признал, что это прекрасная бабочка.

— Да, мы все свидетели, — подтвердила Алейдис, поймав на себе многозначительный взгляд судьи, от которого ее бросило сначала в жар, потом в холод, а по спине потекли струйки пота.

Ван Клеве отвесил Марлейн галантный поклон.

— Благодарю за комплимент и высокую оценку моей персоны, барышня. Так, а у вас что?

Он склонился к Урзель, чтобы посмотреть и на ее работу.

— Что ж, девица Урзель, это не похоже ни на что, что я когда-либо видел в своей жизни.

— Я знаю, — пожала плечами Урзель — Я не очень хорошо умею вышивать. Это так скучно, и я постоянно колю себе пальцы. Просто пытка какая-то!

— Урзель, ради бога, — вмешалась Алейдис, глянув на девочку с укоризной. — Нельзя так разговаривать с гостем.

— Я думала, что нужно всегда говорить правду, госпожа Алейдис. А правда в том, что я ненавижу вышивать. Вот.

Урзель выразительно кивнула в подтверждение своих слов.

Судья ван Клеве расхохотался.

— Вы обнаруживаете просто впечатляющую честность, девица Урзель. Кое-кому стоило бы у вас поучиться.

Алейдис снова поймала на себе его многозначительный взгляд.

— А чем бы вы хотели заниматься, если не рукоделием? Вы предпочитаете танцевать, готовить, гулять?

— Я хочу быть мальчиком, — вздохнула Урзель. — Но ведь я не могу им стать, правда?

— К сожалению, нет, — покачал головой ван Клеве. — Вам придется смириться с волей Всевышнего. И с тем, для чего он вас предназначил.

— Так что, я обречена всю жизнь вышивать эти дурацкие платки?

Судья поднялся со скамьи.

— Ну, как знать, может, госпожа Алейдис найдет другое занятие, которое не будет вызывать у вас такого отвращения. Вы умеете читать или писать?

— Умею. Не так хорошо, как Марлейн, но ведь я только недавно начала учиться.

— Отлично, а считать?

— Счет только для мальчиков, разве нет?

— Напротив, любая хорошая девочка должна уметь считать, чтобы, когда придет время, она могла вести хозяйство своего мужа и не ввергать его в убытки. Как знать, может быть, однажды вы унаследуете дело вашего деда. И если вы не сильны в арифметике, вас обманут клиенты и обойдут конкуренты.

— Чем вы забиваете голову бедной девочке! — возмутилась Алейдис, поднимаясь с места и накидывая на плечи плащ.

— А что такого? — заметил ван Клеве с улыбкой. — Разве вы с детства не помогали отцу в его делах? Вам стоит подумать над тем, чтобы дать такую возможность и этим девочкам.

Алейдис удивленно уставилась на него.

— Вы хотите, чтобы я обучила их ремеслу менял?

— Я не настаиваю. Лишь цех способен дать ответ, имеете ли вы право обучать их ремеслу. Так что лучше обсудить это с ним. А хотите вы этого или нет — тут уж я вам не советчик. Решайте сами между собой. Я всего лишь высказал благое пожелание, ибо то, что я вижу, — он махнул рукой в сторону, — свидетельствует о том, что данная юная особа не проявляет особого рвения в рукоделии, как, наверное, и в других домашних делах.

— Вы удивляете меня, господин ван Клеве.

— Вас удивляет, что я указываю вам на очевидные вещи. После смерти мужа вы унаследовали его ремесло и положение в обществе. Если вы не планируете выйти замуж за другого менялу, вам стоит подумать о будущем. И не только о вашем собственном, но и будущем этих девочек. Или вы уже подыскали им женихов, которые ждут не дождутся, когда они повзрослеют, и их не заботит, умеют ли они обращаться с иголкой и ниткой?

— Прекратите, ради всего святого! Разумеется, ^я °б этом еще не думала. Они еще совсем дети.

— Четыре или даже шесть лет пролетят быстро.

— А вы бы сосватали свою дочь в столь нежном возрасте, если бы она у вас была?

— Мы говорим здесь не о том, что сделал бы я.

Алейдис направилась к двери.

— Урзель, Марлейн, заканчивайте вышивать и ступайте помогите Герлин и Ирмель прибраться в конюшне.

— Да, госпожа, — хором сказали девочки. Они тут же опустили головы и принялись хихикать и перешептываться.

— Ну вот, вы дали им пищу для девичьих пересудов, — вздохнула Алейдис. — Теперь они не успокоятся, пока не грянет Судный день.

— Пищу для чего? — удивленно переспросил ван Клеве, выходя за ней из дома.

— Для девичьих пересудов. Как-нибудь я покажу вам, что это такое, чтобы вы могли составить представление. Готова поспорить, вы не выдержите больше получаса.

— Вы говорите загадками, госпожа Алейдис.

— У Тоннеса и Зигберта терпения хватает на пару минут.

— Вы сомневаетесь в моей мужественности?

— Отнюдь. Как раз поэтому вы вряд ли стали бы терпеть бабскую болтовню.

— Бабскую болтовню, — задумчиво пробормотал ван Клеве. — При случае спрошу у сестры.

— Либо приходите к нам на ужин и убедитесь сами.

Он удивленно скосил на нее глаза.

— Вы что, только что пригласили меня на ужин?

Алейдис пожала плечами.

— Вы все равно откажетесь, когда вспомните, какая нужда привела вас в мой дом.

— Вы достаточно умны, чтобы понимать, почему я здесь, — сказал он, коротко улыбнувшись. — Возможно, внезапный интерес девицы Марлейн к моей скромной персоне был всего лишь уловкой, чтобы отвлечь меня и выторговать себе немного снисхождения.

— Ну это вряд ли, — сухо хохотнула Алейдис. — Сомневаюсь, что у вас хватит доброты душевной, чтобы купиться на эту уловку.

— С чего вы решили, что у меня она вообще есть? — сказал он с таким видом, будто был до глубины души уязвлен этим предположением.

— А как, по-вашему, это называется? Совсем недавно вы подвергли меня осуждению, что я была недостаточно строга с Марлейн, когда она вышила нечто несуразное. Теперь выясняется, что вы в этом вопросе ушли не дальше меня.

— Я просто брал пример с вас.

— Да что вы говорите!

— Если вы подозреваете моего отца, почему сперва не поделились этим со мной?

— Можно подумать, вы не заткнули бы мне сразу же рот, — с неприкрытым сарказмом в голосе парировала Алейдис.

— Разумеется, не заткнул бы.

Винценцу пришлось отступить на шаг назад, поскольку навстречу им двигалась, растянувшись по дороге, вереница повозок, запряженных лошадьми и волами. Но как только снова представился случай, судья нагнал Аледис.

— Вы все еще не доверяете мне, госпожа Алейдис?

— А вы бы на моем месте доверились? Ведь речь идет о вашем отце?

— Вы полагаете, это удержит меня от расследования?

— А разве нет?

Он издал приглушенный вздох.

— Я мог бы объяснить вам, сколь мала вероятность, что отец хоть как-то причастен к этому убийству.

— Пусть вероятность небольшая, но она есть.

Алейдис смахнула с лица прядь волос, которая выбилась из-под чепчика, и попыталась заправить ее на место.

— У вашего батюшки было множество причин желать смерти Николаи. И одну из них я вам привела.

— Предоставьте это мне, госпожа Алейдис. Из нас двоих судья — я, если вы до сих пор этого еще не поняли. Вести разбирательство моя непосредственная задача.

— А я истица, и мой долг помочь вам установить истину. Если вы утверждаете, что рассматриваете все возможные версии.

— Я не просто это утверждаю, я действительно рассматриваю все возможные версии.

— Но той, что у вас под носом, вы в упор не хотите замечать.

Она сомкнула руки в замок, выразив этим жестом одновременно сердитость и крайнее, отчаяние.

— Вы знали о сделке, которую ваш отец пытался заключить с Николаи? Как он пытался купить меня, пообещав моему на тот момент будущему мужу Рильскую таможню?

— И да, и нет, — ответил он, неловко откашлявшись. — Разумеется, я знал, что отец хотел заключить сделку с вашей семьей. Но о таможне я и сам узнал лишь недавно.

— Сделку? Вы так это называете?

— Но это и была бы сделка, не более и не менее.

— Значит, вы женились бы на мне, потому что так было угодно вашему отцу?

— Нет.

Она недоуменно вскинула голову.

— Отчего нет?

— А вы бы вышли за меня замуж?

— Нет:

— Отчего же?

Она почувствовала, как щеки заливаются румянцем.

— Я бы подумала, что у нас с вами нет ничего общего.

— Кроме того, что я раздражаю вас так же, как вы меня, вы хотели сказать? Что поделать, придется потерпеть, мучиться осталось недолго.

Он бережно тронул ее за руку.

— Посторонитесь, скачут рыцари архиепископа.

Они остановились и пропустили колонну рыцарей, гарцевавших на мощных скакунах, затем двинулись дальше, миновали арсенал, в котором хранилось оружие городского ополчения, и вскоре свернули в сторону церкви Святого Гереона. Прямо за церковью стоял дом семейства Хюрт.

Арнольд Хюрт, брат покойной Гризельды, был пожилым сутулым мужчиной с русыми волосами, маленькими серыми глазами и необычайно длинным изогнутым носом. Он любезно поприветствовал визитеров и провел их в гостиную, обставленную тяжелой темной мебелью. Окна были крошечными и закрывались от сквозняков шторами из выскобленных свиных шкур, так что в комнате было бы почти совсем темно, если бы не пара масляных ламп, озарявших ее тусклым светом. Алейдис с трудом удержалась от того, чтобы не поморщиться от ударившего ей в нос неприятного запаха плесени и затхлости. Арнольд послал служанку, которая на вид была едва ли моложе его самого, за кувшином пива и кружками, а затем с кряхтением устроился на одном из стульев.

— Присаживайтесь, господин полномочный судья, и вы тоже, госпожа Алейдис. Надеюсь, у вас все хорошо в это печальное время. Чем я обязан вашему визиту?

Повод у нас не самый приятный, — быстро ответил ван Клеве, опередив Алейдис, которая даже не успела открыть рта.

— Как вы, я уверен, знаете, вдова Голатти подала иск против убийцы своего мужа, так что теперь мне предстоит его разыскать.

— Вы хотите найти его здесь, в моем доме? — хохотнул старик. — Умно придумано, но вы, к сожалению, напрасно потратили время, придя сюда. Я не убивал своего зятя. На что мне это? Он был всегда добр к моей сестре. Даже когда она теряла одного младенца за другим, он не отрекся от нее, как сделали бы многие другие мужчины.

— Как я слышал, причиной тому, вероятно, было огромное приданое госпожи Гризельды.

Полномочный судья выжидающе посмотрел на Арнольда.

Старик снова захихикал.

— Да, в это есть большая доля правды. Сестри-цу мою, как вы, наверное, знаете, Господь обделил красотой. Боюсь, в нашей семье и не было особо красивых. Но у нее был о доброе сердце и умная голова. К сожалению, это не имеет большого значения для замужества, поэтому приходится искать другие аргументы. Достойное приданое превратило ее в завидную невесту.

— Значит, он терпел ее ради приданого и связей вашего семейства с Советом и самыми влиятельными дворянскими родами Кельна.

— Это была выгодная сделка, с какой стороны ни посмотри, — согласился Арнольд. — К сожалению, мы уже не так влиятельны, как прежде. И в силу определенных обстоятельств наш кошелек заметно полегчал.

— Я полагаю, отчасти это связано с тем, что вам пришлось дать приданое не только за госпожой Гри-зельдой, но и за остальными вашими сестрами, племянницами, дочерями и так далее.

Арнольд улыбнулся.

— Брак — недешевое удовольствие. Давайте выпьем.

Хозяин поднял кружку, Алейдис и ван Клеве последовали его примеру.

— Николаи был расчетливым человеком. Он нажил себе много врагов и завистников. Признаюсь, госпожа Алейдис, мы все были очень удивлены, когда узнали, что он посватался к вам. Не поймите меня неправильно, вы красивая женщина и, конечно же, были ему хорошей женой и хозяйкой, но этим браком Николаи ничего для себя не приобрел. Ваше приданое, сколь бы щедрым ни был ваш отец, ничто по сравнению с богатством Николаи.

Значительными связями ваша семья также похвастаться не может. Мы долго гадали и в конце концов пришли к выводу, что милейший Николаи, должно быть, к старости, как бы это получше сказать, размяк сердцем.

Алейдис едва удержалась от того, чтобы сорваться на грубость.

— Что же в этом плохого? — вместо этого спросила она.

— Плохого? Ровным счетом ничего. Просто никто этого не ожидал, — ответил Арнольд, улыбнувшись. — Вы уж простите, госпожа Алейдис. Я не хотел вас обидеть.

— Вы продолжали общаться с зятем после его нового брака? — вернул разговор в прежнее русло ван Клеве.

— Нет. Мы лишь порой виделись на пирах. В остальном каждый из нас шел своей дорогой.

— Стало быть, у вас нет никаких подозрений, которыми вы могли бы поделиться со мной и госпожой Алейдис?

Арнольд покачал головой.

— Ничего конкретного. Я знаю, что за Николаи числилось много грешков. Но он был не первым и не последним, кто преступает закон. Я всегда держался в стороне от его дел, мне было достаточно собственных забот, личных и семейных. И сейчас я, кстати, тоже довольно сильно занят и не могу уделить вам достаточно времени. Надеюсь, я убедил вас, что убийцу следует искать не в нашей семье. Оглянитесь вокруг: то, чем мы владеем, и в сравнение не идет с богатством моего покойного зятя. Возможно, после смерти сестры наши отношения с Николаи не отличались особой теплотой, но причин убивать его не было. И его новая жена вовсе не вбила клин между нами, как это можно было бы предположить. Николаи мечтал о сыне и наследнике. Моя сестра не смогла ему этого дать, и он предпринял еще одну попытку, — взгляд Арнольда скользнул по животу Алейдис. — Как я подозреваю, без желаемого результата. Его смерть печалит меня, господин ван Клеве, и его вдове я желаю только наилучшего. — Он поднялся и отвесил гостям поклон. — Если я услышу или вспомню что-нибудь, что может быть вам полезно, я дам вам знать.

— Это было бы весьма любезно с вашей стороны, — сказал, также вставая, ван Клеве. — Благодарю за угощение и беседу.

Быстро попрощавшись, Алейдис последовала за судьей. Когда они немного отошли от дома, ван Клеве с любопытством взглянул на свою спутницу.

— Куда девалась ваша словоохотливость? Я думал, что вы забросаете доброго Арнольда вопросами. Конечно, как по мне, вряд ли мы получили бы на них правдивые ответы.

— С чего вы так решили? — фыркнула Алейдис.

— Разве вы не видели их дом? Там воняет так, будто у них поселилась орда варваров, но мебель изготовлена лучшими столярами Кельна, подушки на стульях обиты тонким венецианским шелком и расшиты золотыми нитями, а пиво — наилучшего качества. Если Хюрты хоть наполовину так бедны, как изображает Арнольд, я готов съесть метелку, которой Ирмель чистит стойло.

— Вы ничего не потеряете, если не отведаете этого блюда.

— Вы весьма наблюдательны, — рассмеялся ван Клеве. — Арнольд хочет нас уверить, что он не принимал никакого участия в делах Николаи. Я подозреваю, что дело обстояло скорее наоборот. И Хюрты все еще очень влиятельны.

Алейдис задумчиво закусила нижнюю губу.

— Вы полагаете, Хюрты как-то связаны с незаконными делами Николаи?

— Возможно, они его к ним и приобщили. Меня бы это не удивило.

— Может быть, именно, поэтому он и не мог оставить Гризельду.

— Если не считать того, что развод — дело хлопотное и дорогостоящее и мог бы нанести ущерб его репутации, — сказал он и, немного помолчав, добавил: — Арнольд вас на дух не переносит.

— Я знаю.

— Вероятно, он надеялся вернуть приданое Гри-зельды. Но теперь даже его племянница Катрейн получила лишь самую малость. И то, что он пока не начал против вас открытую войну, возможно, объясняется лишь его надеждами на то, что хотя бы его внучкам Марлейн и Урзель повезет больше. Ведь Николаи уже внес в Совет процентную ренту на их приданое. Так что у Арнольда есть все основания так думать.

— Вы думаете, мне из-за этого может грозить опасность? — испугалась Алейдис. — Ведь он может попытаться…

— Он не настолько глуп, — быстро перебил ее Винценц. — Ваш муж официально не оставлял никаких письменных указаний, но я уверен, что он принял меры против жадных охотников за наследством на случай, если вы умрете не своей смертью. Так что Хюрты не представляют для вас никакой опасности. Вы слышали, что Арнольд желает вам всего наилучшего, и поскольку в остальном у него связаны руки, вы окажете ему большую услугу, если передадите это наилучшее двум девочкам. Даже если это будет только лишь прибавка к и без того богатому приданому.

Внезапно пришедшая в голову мысль поразила Алейдис своей ужасающей простотой.

— Он хочет выдать их за кого-то из своей семьи?

— Да, и это тоже.

— Но Марлейн и Урзель не могут выйти замуж ни за кого из Хюртов! Это было бы кровосмешением и противоречило бы всем христианским заповедям.

— О нет, эту коллизию можно было бы разрешить, прибегнув к некоторым хитроумным уловкам и пожертвовав кругленькую сумму архиепископу.

— Вы меня пугаете.

Алейдис вздрогнула и попыталась плотнее закутаться в плащ.

— Я указываю на подводные камни, которые могут таиться на вашем пути, госпожа Алейдис. Поэтому всегда будьте настороже и молитесь, чтобы прожить как можно дольше и пережить наихудших представителей этого семейства.

Какое-то время они шагали молча, каждый думал о своем. Лишь когда они прошли половину пути по Ланггассе и перед ними уже виднелся перекресток с Глокенгассе, Алейдис снова заговорила.

— Кого вы хотите допросить следующим? Мне кажется, что пока все попытки добиться ясности ни к чему не привели.

— Этого следовало ожидать, госпожа Алейдис. Кто бы ни стоял за этим, он потрудился хорошо замести следы.

И все же вы не хотите сдаваться.

— Да и вы тоже не хотите, — улыбнулся полномочный судья. — Что вполне объяснимо. Но мне совсем не нравится, что появляется все больше указаний на причастность моей семьи. Не хочу, чтобы из нас сделали козлов отпущения. Как вы узнали о Рильской таможне?

— Мне рассказала об этом Катрейн.

— А она откуда об этом узнала?

Алейдис пожала плечами.

— По ее словам, в тот день, когда ваш отец пришел к Николаи и предложил ему таможню, она была в доме и подслушала их разговор. Она сказала, что вспомнила о нем совсем недавно и сразу же пришла ко мне.

Ван Клеве задумчиво качнул головой.

— Интересно, почему она так предана вам? Ведь вы же заняли место ее покойной матери.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Мне кажется, она никогда не думала об этом в таком ключе. Мы были знакомы до моего замужества, а потом и вовсе подружились. Катрейн — женщина с добрым сердцем, и она тоже прошла через многое.

— Муж был жесток с ней.

— Да, и пусть это не совсем по-христиански, она рада, что он мертв.

— В этом я с вами согласен.

На перекрестке с Глокенгассе он пропустил ее вперед, но тут же догнал.

— Меня смущает то, что Якоб де Пьяченца также погиб при невыясненных обстоятельствах.

— Вы хотите сказать, что убийца Якоба мог убить и Николаи? Что эти два убийства связаны? — остановилась как вкопанная Алейдис.

— Я этого не говорил и так не думаю. Скорей всего, эти убийства никак не связаны. Если только Николаи и впрямь не отправил Якоба на тот свет или не нанял кого-нибудь для этой грязной работы. А теперь кто-то в семье де Пьяченца узнал и решил отомстить. Мы уже говорили об этом.

Он жестом призвал ее продолжить путь, чтобы нее мешать оживленному движению по Глокенгассе, и продолжил:

— Но даже если в этом нет ни капли правды, два нераскрытых убийства бросают тень на семью Голатти.

— Вчера я спросила Катрейн, иодцерживает ли она связь с кем-либо из семьи мужа. Она сказала, что не видела никого из них после его смерти. Она тогда приехала из Бонна и вскоре после этого поселилась в бегинаже. Она не хотела, чтобы кто-то из родственников Якоба навещал ее или приближался к девочкам. Николаи позаботился о том, чтобы ее желание было исполнено.

— Тогда, я надеюсь, вы уже подготовились к тому, что семья де Пьяченца может дать о себе знать?

Алейдис снова резко остановилась и уставилась на него.

— Я даже не думала об этом! Вы действительно считаете, что они попытаются повлиять на девочек?

— Бабушка и дедушка, если они еще живы, — конечно.

— Святая Варвара, что же мне делать?

В отчаянии Алейдис закрыла лицом ладонями.

— Катрейн очень пострадала от рук Якоба. Она не хочет больше иметь ничего общего с его семьей, потому что никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.

Алейдис почувствовала, как рука ван Клеве коснулась ее спины, и рывком вскинула голову. Однако, похоже, он хотел лишь попросить ее идти дальше. До ее дома было уже недалеко.

— Вам придется собрать всю свою волю в кулак, госпожа Алейдис. Семья, состоящая из одних женщин, и без того многими воспринимается как легкая добыча. Пусть отец поддержит вас, насколько это в его силах.

— Но что он может сделать против двух семей, которые имеют право на девочек? И Хюрты, и де Пьяченца…

— Будем надеяться, что из-за этого они рассорятся и перережут друг друга.

— А если нет?

Совсем пав духом, Алейдис опустила голову. Казалось, передней громоздилась такая гора проблем, которую ей не разгрести до конца своих дней.

— Значит, готовьтесь сражаться, — пожал плечами ван Клеве. — Или выйти замуж. Вам будет легче отстаивать свои права, если сможете опереться на мужское плечо.

Она покачала головой.

— Вы хотите, чтобы я вышла замуж, чтобы решить свои проблемы?

— Браки заключались и по менее значительной причине.

— И кого же мне присмотреть себе в женихи, господин полномочный судья? Возможно, в вашей котомке сомнительных советов есть подходящий и для этого случая?

Ван Клеве бросил на нее мрачный взгляд и желчно усмехнулся.

— А вы дайте понять, что заинтересованы в повторном браке, и посмотрите, что из этого выйдет. Готов поспорить, и часа не пройдет, как к вам заявятся на смотрины первые претенденты.

Она смерила его сердитым взглядом.

— Эта перспектива может только побудить меня принять постриг.

Ван Клеве рассмеялся.

— Вы не примете постриг, госпожа Алейдис. Пусть святая Урсула хранит наши монастыри и их почтенных обитательниц от такой напасти.

— Вы издеваетесь надо мной? — обиженно воскликнула она, сомкнув руки на животе.

— Нет, отнюдь. Мне просто не приходилось встречать женщину, которая менее предназначена для жизни в монастыре, чем вы.

— Вы меня совсем не знаете, господин ван Клеве.

Он снова засмеялся.

— Я знаю так много, что при необходимости сам готов жениться на вас, чтобы удержать вас от столь неразумного шага.

Алейдис закатила глаза, но он махнул рукой и снова посерьезнел.

— Не волнуйтесь, до этого не дойдет. В конце концов, вы же дали понять, что заинтересованы поддерживать раздор между нашими семьями, не так ли? А что может помешать этому больше, чем брак между враждующими сторонами? А теперь ступайте домой и продолжайте изучать бумаги вашего мужа. Я сообщу вам, когда у меня появятся новости от двух шеффенов, которых я отправил в Бонн расспросить семью де Пьяченца. А завтра после вечерни приходите с Зимоном в школу фехтования.

— Это еще зачем? — удивленно вскинула брови Алейдис, обернувшись в дверях.

— Хочу научить вас обращаться с кинжалом, госпожа Алейдис. Ибо, если у вас еще раз возникнет мысль самостоятельно сунуть нос в чужие дела — а это, я уверен, рано или поздно произойдет, — вам очень пригодится этот навык.

Алейдис, утратив дар речи, проводила его взглядом, когда он, даже не попрощавшись, развернулся и исчез в толпе слуг и ремесленников, которая текла по улице.