Золото Кёльна

Глава 22

Скупщик краденого не рассказал Винценцу ничего полезного. Сказал лишь, что он не слышал, чтобы Бальтазар пытался продать камень в виде семиконечной звезды или кольцо. Ни о чем подобном не знали и Кленц с Биргелем, которых он спустя какое-то время отыскал в церкви Святой Марии в Лизкирхене. Воскресная месса пробудила в портовых рабочих зверский аппетит, в чем Винценц убедился лично, пригласив их в таверну на Фильценграбен. А может быть, они просто воспользовались случаем взыскать с него дополнительную оплату за сведения, которые для него добыли.

— У Бальтазара есть сын, — сообщил Биргель, не переставая обгладывать куриную ногу. — Ему сейчас лет четырнадцать, может, пятнадцать. Он красивый парень, по крайней мере внешне. Но внутри такой же гнилой, как и его папаша. В основном трется рядом с большими шишками и оказывает им особые услуги, если вы понимаете, о чем я. А одевается и ведет себя так, что по нему и не скажешь.

Судя по всему, именно он подыскивал для отца новых клиентов. Умно придумано, ничего не скажешь. Кто заподозрит мальчугана с такой невинной мордашкой в чем-то подобном? Хотя со своей невинностью он уже распрощался. Насколько я слышал, сейчас этот мальчуган рвет и мечет, что кто-то порешил его отца.

— Кстати, у него и жена, оказывается, была. Только представьте себе, — сказал Кленц, уминая жирный пирог с мясом. От одного вида этого пирога Винценцу стало дурно. — Но ведь должно же было это отродье как-то появиться на свет. Она тоже плачется, что Бальтазара убили, хотя на самом деле, должно быть, рада, что избавилась от него. Не похоже, чтобы он относился к жене с большой любовью. По крайней мере, она выглядит так, будто он регулярно ее поколачивал. Но как бы там ни было, и мамаша, и сынок жаждут мести. На их месте я бы затаился, потому что вам, судьям, ничего не стоит выковырять эту семейку из их логова, как грязь из-под ногтей, и отправить на виселицу.

— Прискорбные известия, — заметил Винценц, потягивая заказанное им пиво, которое, к удивлению, оказалось довольно сносным. — Но ничего, что бы могло мне помочь в поиске убийцы.

— Ну не эти, так другие помогут.

— А именно?

Винценц быстро отставил кружку в сторону и обратился в слух.

— Поговаривают, что некоторое время назад Бальтазара видели с женщиной.

— Некоторое время?

— Недели три, может, четыре, — уточнил Биргель с набитым ртом. — Как я слышал, женщина была недурна собой. Блондинка с милой мордашкой.

— И вовсе она не блондинка, — возразил Кленц, покачав головой. — Волосы у нее были каштановые.

— Светло-каштановые.

— Один черт.

Биргель снова вгрызся в пирог, прожевал и продолжил:

— Как бы там ни было, она была красоткой, а какие у нее там волосы, если уж на то пошло, разглядеть было невозможно, ведь на ней был чепец.

— Дальше что? — спросил Винценц, закатив глаза.

— В общем, красивая женщина в черной накидке и чепце, — резюмировал Биргель, поднося кружку к губам. — Платье вроде как под цвет глаз. Люди плохо запоминают такие подробности. Но все в один голос говорят, что женщина была красива. По крайней мере, казалась таковой на расстоянии, а приближаться к Бальтазару ни у кого желания не было.

Винценц сжал кулаки. У него возникло нехорошее предчувствие.

— Так, он разговаривал с женщиной. Что еще?

— После этого у него откуда ни возьмись появился кошелек с серебром, и он хвастался, что скоро разбогатеем. Очевидно, рассчитывал; что женщина отсыплет ему еще монет.

— Рассчитывал да прогадал, — подхватил Кленц, — должно быть, его отбрили. Если Хар-двин знал о деньгах, немудрено, что он сейчас так бесится.

— Хардвин? — с вопросительным выражением Лица вскинул голову Винценц.

— Сынок Бальтазара, — пожал плечами Кленц. — Должно быть, он уже раскатал губу на те деньги, а остался у разбитого корыта. Серебро, полученное ранее, Бальтазар, конечно, уже промотал.

— А что такого должен был сделать Бальтазар, за что ему посулили богатство? На этот счет ничего не слышно?

— Нет, — ответил Биргель, потянувшись за другой куриной ножкой. — Он о таком не трепался. Как я слышал, он делал грязную работу для многих высокопоставленных господ. Они бы не потерпели, что кто-то распускает язык.

В голове Винценца закипела напряженная работа.

— Можете описать мне эту женщину поточнее? Была ли она высокой, низкой, коренастой, миниатюрной? Кто-нибудь узнал ее или хотя бы заподозрил, кем она могла быть?

— Неа, — с сожалением покачал головой Биргель. — Только вот платье: то ли коричневое, то ли черное, то ли еще бог весть какое. Но такие платья носят только знатные. Бархат, шелк, все дела, да и чепец к тому же. Именно этим она и обратила на себя внимание. Ведь какая богатая особа станет якшаться с оборванцем вроде Бальтазара? Она была одна, но и у нее при себе был длинный нож.

Не кинжал, а одна из тех штуковин, которыми повара режут мясо.

— Точно, — поддакнул Кленц. — Кто-то говорил, что это было то еще зрелище: такая маленькая хрупкая женщина с таким огромным ножом. Наверняка она боялась Бальтазара. Он был не самым приятным человека, а с ней никого не было… Ну то есть она была бы легкой добычей. Не только для Бальтазара, для любого негодяя.

Желудок Винценца свело мучительно судорогой.

— Возможно ли, что эта женщина была Алейдис Голатти? Она высокого роста, светлые волосы, ну точней, цвета меда. Всегда красиво одета.

Кленц и Биргель переглянулись и одновременно развели руками.

— Все возможно, — сказал Биргель и рыгнул, прикрыв рот рукой.

— Мы, конечно, еще поспрашиваем, но не думаю, что услышим что-то дельное. Прошло слишком много времени, три или четыре недели. Теперь, когда ломбардец и Бальтазар мертвы, у людей есть дела поважнее, чем запоминать лица женщин. Может, она вообще не имеет к этому отношения, кто знает?

Винценц как раз не был в этом уверен. Слишком много совпадений и слишком очевидна вероятность того, что таинственная женщина и есть заказчик убийства. Однако подозрение, что это может быть Алейдис, причиняло ему почти физическую боль. Неужели он так сильно в ней ошибся? Может ли быть так, что она все это время водила его за нос? Была ли она виновна в смерти своего мужа? Если да, то ему будет нелегко это принять. Он поблагодарил братьев, бросил на стол пригоршню монет и размашистым шагом вышел из таверны.

Проводив отца и его супругу, Алейдис пошла в кабинет поработать с бухгалтерскими книгами. Катрейн осталась в гостиной с дочерями. Но спустя какое-то время Алейдис услышала, что Герлин завет девочек в огород пропалывать сорняки. Чуть позже в дверях возникла Катрейн.

— Я не помешаю?

— Конечно же нет, заходи, присаживайся, — с улыбкой ответила Алейдис, указав на кресло напротив себя. Она уже держала в руках бухгалтерскую книгу, собираясь ее открыть, но заметив, что подруга чем-то озабочена, отложила книгу в сторону — Ты выглядишь обеспокоенной, Катрейн. Что-то не так с девочками? Я слишком строга с Урзель или, может быть, наоборот, недостаточно строга?

— Нет, причина не в этом. Меня беспокоит другое.

Катрейн опустилась в кресло и сцепила руки на коленях.

На ее бледном лице выступили два красных пятна, указывающих на сильное волнение.

— Я потрясена и разочарована в тебе, Алейдис.

Пораженная ее словами, Алейдис выпрямилась.

— Разочарована?

— Да, мне трудно поверить, что ты задумала отказаться от фамилии моего отца. Мне кажется, что ты стыдишься его, и для меня это нестерпимо.

— Но Катрейн! — в ужасе воскликнула Алейдис. — Ты же знаешь, что это не так. Конечно, вернуть себе девичью фамилию — шаг смелый, но это не имеет никакого отношения к тебе или моим чувствам к твоему отцу. Я любила его, и ты это знаешь.

— Я тоже так считала. Но теперь… Как ты можешь так легко взять и отступить перед сплетниками? Имя Голатти всегда произносилось людьми с уважением. И в твоих силах вернуть эти времена. Но вместо этого ты предпочитаешь сдаться. Отказываясь быть Голатти, ты предаешь и отца, и меня.

Озадаченная резким тоном подруги, Алейдис попыталась ее успокоить.

— Я не отказываюсь ни от тебя, ни от твоего отца. Пойми, я просто хочу дать всем ясно понять, что вместе с Николаи умерло и его подпольное королевство, и мне будет проще это сделать, если на каждом углу не будут трепать мое имя. Потому что чем больше людей слышат его, тем больше обвинений и лжи выливается на нашу семью.

— Те же люди будут надсмехаться и поносить тебя, если ты вдруг вернешь себе девичью фамилию:

— Возможно, так оно и будет. Но этот шаг — послание. Если я и дальше буду именоваться вдовой Голатти, люди подумают, что все, боже упаси, осталось по-прежнему.

— Может, подумают, а может, и нет. Но ты опозоришь наш род, если отречешься от него.

— Нет, Катрейн, это не так, — возразила Алейдис, глубоко вздохнув, и замолчала, пытаясь разобраться в собственных мыслях. — Как бы мне ни было больно говорить, но это сам Николаи опорочил имя Голатти. Это была его воля и его решение создать себе подпольное королевство, причинять боль и страдания хорошим людям, чтобы умножить собственное богатство и влияние. Я никогда не смогу понять, как он дошел до такого и как эта темная сторона его натуры могла оставаться Для меня тайной. Ты знала об этом, но ничего мне не сказала. И все же ты никогда не сомневалась, что творимое им шло вразрез с законом человеческим и Божьим. И даже если я когда-нибудь смогу простить Николаи за это, то, продолжив вести дела под его фамилией, я не смогу примириться с собственной совестью.

Катрейн оскорбленно отвернулась.

— По-твоему, отец был злым жестоким чудовищем? Но он делал немало добра, помогал беднякам и приютам, жертвовал церквям. И он был добр и щедр к тебе, Алейдис.

— Это так, Катрейн, и я буду всегда об этом помнить. Но много из этого, похоже, было всего лишь ширмой. Откуда мне знать, что из этого он делал от всего сердца, а что — для отвода глаз, чтобы люди не узнали, каков он на самом деле. И если мне это трудно понять, каково должно быть жителям Кельна!

Сказав это, Алейдис поняла, сколько горькой правды было в ее словах.

— Если бы ты действительно любила его, ты бы боролась за то, чтобы очистить его имя! — Катрейн рывком поднялась и направилась к дверям. В дверном проеме она обернулась. — А я так надеялась! Это я упросила отца сделать тебя наследницей, потому что знала, что ты достаточно умна и сильна, чтобы справиться с этим. И вот как ты меня отблагодарила. Отвернулась от нас и отреклась от фамилии отца! — Отрывистым движением она вытерла слезу в уголке глаза. — Я очень разочарована, Алейдис, я была о тебе лучшего мнения.

— Катрейн!

Алейдис тоже поднялась, чтобы остановить подругу, но та уже вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь. Преодолев секундное замешательство, Алейдис последовала за ней, но, распахнув входную дверь, отпрянула. Прямо перед ней стоял Винценц ван Клеве, который уже поднял руку, собираясь постучать. Он взглянул на нее, и в его и без того мрачном взгляде появилось что-то угрожающее.

— Госпожа Алейдис, — он прошел в дом, не дожидаясь приглашения. — Мне нужно с вами поговорить.

Удивленная его тоном и все еще не пришедшая в себя от обвинений Катрейн, она закрыла дверь на засов и повернулась к Винценцу, который замер посреди меняльной конторы. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, а в горле застрял комок.

— Ну, говорите! Зачем пожаловали? Тоже хотите обвинить меня в ненадлежащем поведении? Сегодня вы в этом не одиноки, так что можете не сдерживать себя.

Брови ван Клеве поползли вверх.

— Понятия не имею, о чем это вы. Просто хочу задать несколько вопросов и ожидаю, что вы ответите на них правдиво.

И все же его взгляд был настолько грозен, что Алейдис невольно сделала полшага назад.

— Когда это я отвечала вам неправдиво?

— Надеюсь, ради вашего блага, что никогда, госпожа Алейдис. Однако сегодня я узнал кое-что, что может поставить под сомнение все, что когда-либо было сказано между нами. Поэтому вы окажете себе услугу, если немедленно расскажете правду.

— Госпожа, что-то случилось?

В дверях задних покоев, видимо, привлеченный гневным голосом судьи, появился Зимон. За его спиной маячил Вардо, взиравший на гостя с той же озабоченностью и настороженностью.

— Вы двое, стойте на месте! — повелительно крикнул Винценц слугам, подняв руку, и вновь обратился к Алейдис. — Имеется ли у вас коричневое или черное платье и чепчик того же цвета?

Она посмотрела на него ничего не понимающим взглядом.

— У меня есть платья и чепчики всех возможных цветов.

— Надевали ли вы одно из них, когда три или четыре недели назад искали Бальтазара, чтобы заказать ему убийство мужа?

— Эй, да как ты смеешь! — Вардо выскочил из-за спины Зимона и бросился к Алейдис, но тут же отпрянул назад, когда Винценц выхватил короткий меч.

— Назад, я сказал! Госпожа Голатти, отвечайте!

Алейдис пораженно перевела взгляд с оружия на лицо Винценца. Он впился в нее глазами, и ни один мускул на его лице не выдавал того, что им движет.

— Я заказала Бальтазару убийство мужа? Как вы себе это представляете, во mg всего святого? Я никогда не встречала этого человека и даже не подозревала о его существовании. Вы из ума выжили! — Ее голос дрожал от изумления и гнева.

— Значит, это не вы та женщина со светлыми волосами, которая вручила ему кошелёк с серебряными монетами и пообещала еще, после чего он хвастался среди дружков, что скоро разбогатеет?

— Нет же, я этого не делала, — ответила она, обхватив щеки ладонями. — И кто вам только сказал такое?!

Винценц, казалось, был тронут ее реакцией и немного смягчил тон.

— Сегодня я узнал, что три или четыре недели назад с Бальтазаром была замечена блондинка прелестной наружности и в дорогой одежде. Она была одна, но при себе держала довольно большой мясницкий нож, вероятно, для защиты. На тех, кто это наблюдал, зрелище произвело неизгладимое впечатление, настолько разительным был контраст между миниатюрной фигурой и огромным ножом. Вряд ли вы станете отрицать, что эта женщина вполне подходит под ваше описание, госпожа Алейдис.

Она возмущенно вскинула голову.

— В Кельне сотни, а может быть, тысячи женщин, которые подходят под это описание. Вы дейст, вительно верите, что я способна на такой ужасный поступок?

— Во что я верю или не верю, здесь не обсуждается. Я должен основывать свое расследование на доказательствах и свидетельских показаниях.

Она тяжело перевела дух.

— Вы говорите так, как будто вам очень хочется доказать, что я виновна в смерти Николаи.

Повисла долгая, неловкая пауза, которую прервал шумный вздох ван Клеве.

— Нет, это не так, госпожа Алейдис. Наоборот. Мне… мне было бы очень жаль так ошибиться на ваш счет.

Его взгляд потеплел, а вот она, напротив, почувствовала легкое подташнивание.

— Я не нанимала Бальтазара убить Николаи. Я была счастлива рядом с мужем. Он был добр ко мне, и даже если это означало, что я пребывала в иллюзии, мне жилось в ней намного счастливее, чем сейчас. Я никогда не желала его смерти. Она не принесла мне никакой пользы, а только море проблем, которые я могу разрешить, лишь принимая решения, которые могут пойти во вред моей семье и добрым друзьям.

Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, но не смогла удержать несколько слезинок, которые скатились по щекам. Со слоновьей грацией ван Клеве взял ее за руку и провел к скамье, стоявшей у меняльного стола.

— Сядьте, вы вся дрожите.

— А вы удивлены? — Она стряхнула его руку. — Думаю, будет лучше, если вы покинете этот дом прямо сейчас.

— Я бы так и сделал, если бы нам не нужно было искать убийцу.

Не спрашивая разрешения, он уселся рядом с ней, и тут же оба слуги подошли к ним поближе, бросая настороженные взгляды на судью. Но поскольку он сел в некотором отдалении, они, вероятна не увидели причины вмешиваться. Винценц прислонился к стене и некоторое время смотрел в потолок.

— Откуда вам вообще стало известно о таинственной женщине, которая искала Бальтазара? — прервала молчание Алейдис.

— Из двух надежных источников. Они вращаются в тех же кругах, что и Бальтазар.

— Люди из преступного мира?

Боковым зрением он уловил, как от удивления широко раскрылись ее глаза.

— Не совсем. Они работают в доках, на одном из грузовых кранов. Многое видят и слышат. Они надежные ребята, и у меня нет оснований сомневаться в их словах.

— Так может, они говорили правду?

От этого замечания Зимона Алейдис чуть не подпрыгнула на месте. Слуга слегка склонил голову, поймав холодный взгляд судьи, а потом продолжил:

— Возможно, кто-то пытался выдать себя за нашу хозяйку. В Кельне действительно полным-полно блондинок. Пусть они и не такие красавицы, как госпожа Алейдис.

Цвет волос точно разглядеть не удалось. То ли светлые, то ли золотисто-каштановые.

— И все же вы сразу заподозрили меня? — наморщила лоб Алейдис.

— Я должен был исключить ту версию, которая напрашивалась сама собой. — Ван Клеве перевел взгляд на потолок. — Возможно, я немного перегнул палку.

— Возможно?

— Если извинения уместны, я готов их принести.

— Я принимаю ваши извинения, господин ван Клеве.

— Вот и славно, — кивнул он. — На днях мы говорили о том, что, возможно, именно госпожа Гризельда подтолкнула вашего мужа к созданию подпольного королевства.

— Подтолкнула?

— Не исключено, что она принесла в качестве приданого первый камень для фундамента, на котором было воздвигнуто это королевство.

— Вы подозреваете семейство Хюрт? — Алейдис задумчиво постучала пальцем по губам. — Я тоже, по крайней мере с тех пор, как мы побывали у Арнольда. Значит, вы хотите сказать, что, когда Николаи женился на Гризельде, ее семья уже вела дела с преступным миром? — Она призадумалась. — Если не ошибаюсь, это был 1394 год По времени, кажется, все совпадает. Влияние на Совет Николай приобрел, правда, годом позже.

— Вы всегда говорили, что жестокость и обман не были присущи его природе. Возможно, он обманывал вас-, но вы многие годы знали его только с лучшей стороны. Если бы все это Выло неправдой, ваш отец рано или поздно что-нибудь заподозрил бы. Так что идея, что не он изначально стоял у создания подпольного королевства, не лишена смысла. Хотя и у него явно были амбиции, иначе он не смог бы так успешно заниматься своим ремеслом. Женитьба на женщине из богатой, влиятельной семьи была ему на руку. С другой стороны, семья Хюрт выбрала ломбардца из множества других претендентов на руку Гризельды. Возможно, он был именно тем, кто им нужен. Перспективная меняльная контора, чьи возможности они могли бы использовать в собственных целях. В конце концов, они внесли немалую лепту в свержение старого Совета.

— Но все это домыслы, — с сомнением заметила Алейдис.

— Которые вносят ясность, почему ваш муж являл миру и вам столь разные личины.

Ненадолго воцарилось молчание. Алейдис по пыталась сопоставить услышанное с тем, что уже знала.

— Как вы думаете… — начала она, но вдруг замолчала.

— Что вы хотите спросить? Продолжайте.

— Возможно, вы сочтете меня чересчур наивной, поскольку я все еще тешу себя надеждой, что мой муж не был воплощением зла… — Поймав на себе нетерпеливый взгляд судьи, она вздохнула. — Как вы думаете, если судить по поведению Николаи, был ли он счастлив в своем подпольном королевстве? По-моему, нет. Катрейн убедила его изменить завещание в мою пользу. Это было очень необычное решение. Вы сами говорили, что ему было кому передать дело, даже если исключить Андреа. Если Николаи решил возложить всю ответственность на меня, то он наверняка знал, что я никогда не соглашусь продолжить его незаконный промысел. Конечно, он понимал, что рано или поздно я разберусь с тем, как вести дела в меняльной конторе. В конце концов, я долгое время помогала отцу и многому научилась. Но он должен был знать, что я никогда не смогу вымогать деньги за покровительство или навязывать займы. И я никогда не пойду на то, чтобы подкупить члена Совета деньгами или обещаниями.

Она перевела взгляд на слуг.

— Зимон, Вардо, возвращайтесь к работе. Нечего тут торчать и присматривать за мной!

— Вы уверены, госпожа? — с сомнением спросил Зимон.

— Я не причиню вашей госпоже вреда, так что делайте то, что она вам велит, — сказал Винценц, улыбнувшись. — Но в крайнем случае она всегда может кликнуть вас на помощь, не так ли?

— Это не смешно, — нахмурилась Алейдис.

— Я и не собирался шутить.

Когда слуги удалились, он продолжил:

— Значит, вы тешите себя надеждой, что Николаи изменил свою последнюю волю, чтобы вы разорвали его связь с преступным миром?

— Это глупо с моей стороны, да?

— Нет, отчего же, с вашей стороны это выглядит вполне правдоподобно.

Она удивленно подняла глаза.

— А с вашей?

— Это объяснение позволило бы пролить свет на один из вопросов, ответ на который до сих пор ускользал от меня. Вы слишком мягкая… <

— Я знаю.

— Ну вас слишком доброе сердце, чтобы Николаи разглядел в вас преемницу. Но если взглянуть на это с другой стороны, то возникает вопрос, кому такой шаг был бы как удар в подбрюшье?

Алейдис вздохнула так, что ее горло сжало тисками.

— Семейству Гризельды? Может быть, кто-то из них и нанял Бальтазара? Конечно, вряд ли их обрадовало бы, если бы паутина связей и обязательств, которую Николаи плел годами или даже Десятилетиями, порвалась в клочья.

После недолгого размышления Винценц покачал головой.

<.? — Однако описание женщины, которую видели с Бальтазаром, говорит не в пользу этой версии. Если она действительно заплатила за убийство, вряд ли она из семейства Хюрт.

— Отчего же нет?

Винценц мрачно улыбнулся.

— Очевидцы в один голос утверждают, что женщина была настоящей красавицей, а ни одна из представительниц этого семейства не может похвастаться красотой.

Алейдис попыталась вспомнить, как выглядят Хюрты.

— Вы преувеличиваете. В конце концов, дети Арнольда и его братьев и сестер, как, впрочем, и их внуки, гораздо симпатичнее своих родителей.

Мысль, которая пронеслась в этот миг в ее голове, была настолько ужасна, что она пошатнулась.

— Боже правый!

— А ведь именно Катрейн уговорила отца изменить завещание, — заметил ван Клеве.

— Ни слова больше!

Голос, которым Алейдис это произнесла, походил скорей на сдавленный писк.

— По какой причине она это сделала? Она должна была раскрыть ее вам.

Горло Алейдис сжалось еще сильнее, и она быстро и часто задышала, прежде чем смогла заговорить.

— Она надеется, что я успешно продолжу дело ее отца. Но она всегда подчеркивала, что я должна заниматься лишь его официальным ремеслом, то есть менять деньги и выдавать обычные займы.

Винценц поднялся и сделал несколько шагов к двери, затем повернул назад.

— Какова вероятность, что и семья Хюрт когда-то убедила Николаи теми же доводами? Может ли быть такое, что они тоже поначалу просто пообещали ему необходимую поддержку, которая позволит расширить дело? И постепенно, шаг за шагом, увели его на кривую дорожку?

— Пресвятая Богородица! — быстро осенила себя крестом Алейдис.

— По-вашему, насколько велико влияние на вас вашей лучшей подруги? Вы ведь целиком ей доверяете, не так ли? Возможно, пройдет совсем немного времени, и Арнольд или, может быть, одна из женщин его клана предложит вам помощь. Среди них ведь есть те, кто причастен к успеху своих мужей.

Алейдис в ужасе закрыла лицо руками.

— А Катрейн так разозлилась, что я… О нет, это не может быть правдой!

— Из-за чего же она разозлилась?

Он быстро сел рядом с ней и отнял ее руки от лица.

— О чем вы говорите?

— Она была здесь сегодня. Вы, наверное, видели, как она выходила. Я пригласила ее и родителей на обед после церкви. Мы обсудили проблемы и пришли к мнению, что мне стоит вести дела в меняльной конторе под моей девичьей фамилией.

— И вы додумались до этого только сейчас?

Она рывком подняла голову.

— Я давно хотел дать вам этот совет, если бы вы не были так глубоко потрясены смертью мужа. Значит, Катрейн не очень хорошо восприняла это известие?

— Она сильно разозлилась. Никогда ее такой не видела. Она обвинила меня в том, что я хочу предать Николаи и всю семью. А я не знала, что ей ответить. Но сейчас…

— Могла ли она догадаться, что Николаи разгадал ее замысел? Могли он понять, что его дочь пытается повлиять на вас через семью своей матери, как когда-то они повлияли на него? Он исполнил желание Катрейн, назначив вас главным наследником, но, возможно, лишь потому, что понимал, что вы никогда не продолжите его преступный промысел. Не исключено, что он собирался обо всем вам рассказать, но, к сожалению, не успел.

Алейдис удивленно подняла брови, потом поняла и с трудом перевела дыхание.

— Катрейн была так счастлива, когда вскрыли завещание. — Она снова перекрестилась и вдруг в ужасе замерла. — Вы хотите сказать, что она убила отца, чтобы я раньше времени вступила в права наследства и он не смог меня предупредить?

Алейдис почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.

— Это безумие. Катрейн не убийца!

— Нам предстоит это выяснить. Насколько она хладнокровна и расчетлива, я смогу понять, лишь когда допрошу ее. Пойдемте.

Винценц поднялся, и Алейдис тоже поспешно вскочила на ноги.

— Нет, пожалуйста… Позвольте мне поговорить с ней. Она натерпелась ужасов от покойного мужа. Она даже не осмеливается выйти из бегинажа.

Алейдис быстро последовала за ним к двери. И сердце заколотилось бешеной дробью, когда ее осенила еще одна страшная мысль.

— А ведь у Катрейн есть темно-коричневое бархатное платье и шелковый чепчик такого же цвета. Она хранит его в память о прежней жизни…

Винценц остановился и многозначительно посмотрел на нее.

— Жизни, которая была настолько ужасной, что она искала убежища от нее в бегинаже?

Алейдис уставилась в пол, не зная, что ей ответить.

— Она моя подруга.

— Значит, вам удастся вывести ее на откровенность.

Никогда еще Алейдис не чувствовала себя такой несчастной.

— Я очень на это надеюсь.