Золото Кёльна

Глава 5

Переступив порог своего дома, Алейдис с облегчением вздохнула. Встреча с Винценцем ван Клеве прошла проще, чем она опасалась. И тем не менее она чувствовала себя измотанной. Полномочный судья был проницательным и весьма опасным человеком. До нее порой доносились отголоски ужасных историй, которые рассказывали о нем. Правда, в подробности она не вникала. Однако одного взгляда в его темные глаза было достаточно, чтобы Алейдис убедилась, что ван Клеве может быть благородным, но точно не безобидным. Он излучал спокойное, суровое спокойствие, однако это еще больше сбивало ее с толку. Впечатление, которое он производил, совершенно не соответствовало темпераменту, который, как ей казалось, скрывался под маской спокойствия. Винценц ван Клеве не только был уважаемым менялой, купцом и полномочным судьей, но и давал уроки в университетской школе фехтования и связанном с ней городском братстве фехтовальщиков. В этой школе тренировались не только студенты и преподаватели, но и городская стража, солдаты и все горожане, которые предпочитали такое времяпрепровождение. Говорили, что ван Клеве был одним из лучших фехтовальщиков в Кельне. Он одинаково хорошо владел как коротким, так и длинным клинком. Человек не сможет достичь такого мастерства, будучи флегматиком.

Ко всему прочему стоило принять во внимание его внешность. Мрачное, диковатое, угловатое, Хотя и привлекательное лицо, тело, закаленное регулярными тренировками. Он относился к тому типу мужчин, от которых любую добропорядочную девушку с колыбели учат бежать как от огня. При прочих обстоятельствах Алейдис наверняка всеми силами стремилась бы избежать встречи с судьей Винценцем ван Клеве. Однако теперь пришлось пренебречь соображениями безопасности, и она молила Бога и всех святых намекнуть ей, не совершает ли она ужасной ошибки.

Зимон, сопровождавший ее до дома ван Клеве, сразу же отправился на конюшню. Она не обмолвилась с ним ни словом ни по дороге туда, ни возвращаясь обратно. На нее давило бремя признания, которое он, запинаясь и заливаясь слезами, выдавил из себя в эту субботу. Никогда прежде она не задавалась вопросом, зачем ее муж взял в дом двух таких крепких слуг. Она знала, что они охраняют деньги в подвале, и этого объяснения ей было достаточно. Но теперь она узнала, что, помимо защиты дома и его обитателей, Вардо, а иногда и Зимон запугивали тех, кто отказывался платить. Причем запугивали не только своей внушительной внешностью. После некоторых расспросов Зимон рассказал, что им время от времени приходилось пересчитывать должникам ребра. А Вардо однажды даже сломал кому-то руку. Ворчливый слуга отказался это подтвердить, но по тому, как он себя вел, Алейдис поняла, что ему приходилось делать для хозяина вещи и похуже. Какие именно, ее на данный момент мало интересовало. До поры до времени она решила держать язык за зубами. Она пока не знала подробностей, и ей не хотелось выяснять, насколько другие слуги были посвящены в эту сторону жизни хозяина дома. Разумеется, еще предстояло решить, как поступить с должниками Николаи — как официальными, так и тайными. Но сперва нужно было сделать кое-что другое.

Алейдис сообщила Эльз, что вернулась с прогулки, и сразу же отправилась в подвал. Она опустилась на колени перед железным сундуком и, приподняв замок, осмотрела его со всех сторон. Потом принялась осторожно поворачивать кольца. Это было не так-то просто: они ходили туго. Сначала Алейдис попробовала набрать имя младшей внучки Николаи, но вскоре поняла, что для него не хватает букв: на некоторых кольцах был не весь алфавит. Тогда она решила попытать счастья с именем «Зимон», но и с ним ничего не вышло, как, впрочем, и с именем «Вардо». Постепенно она перебрала все подходящие имена членов семьи, слуг и даже кое-кого из деловых партнеров мужа. Но все оказалось напрасно. Промаявшись с замком больше часа, она разочарованно опустила руки.

«Вы говорите, что хорошо его знали, — или, по крайней, мере, ту его сторону, которая была обращена к вам. Возможно, кодовое слово родом из той части жизни, к которой у вас имелся доступ», — речь судьи гулким эхом отдавалась в голове Алейдис. Действительно ли она знала Николаи так хорошо, как ей казалось? Он делился с ней всем, кроме, как выяснилось, кое-каких дел деликатного свойства. И она была убеждена, что между ними нет тайн. Но, очевидно, она сильно заблуждалась. Возможно, кодовое слово вообще не является именем, а обозначает какой-то предмет или понятие. Это могло быть что угодно, любое слово из пяти букв. Вероятно, у нее нет другого выбора, кроме как сломать замок. Ей очень не хотелось этого делать, несмотря на любопытство, которое все больше одолевало ее, и даже несмотря на то, что в сундуке могли быть доказательства убийственной силы. Этот замок, как она нехотя признавала, был произведением искусства. Уничтожить его было бы святотатством, плевком в лицо тем искусным мастерам, которые его изготовили. К тому же Алейдис не хотелось так легко признавать свое поражение. Она была уверена в том, что, если хорошенько подумать, вспомнить все привычки мужа, она обязательно угадает заветное слово. Но пока у нее были другие заботы: вечером собирались прийти на ужин отец с женой. После похорон она еще не обсуждала с ними ни убийство, ни обвинения, брошенные ван Клеве в адрес Николаи. Ей нужно было прийти в себя и собраться с мыслями. Также стоило быть готовой к тому, что отец мог что-то знать о тайных делах зятя. Однако Алейдис тешила себя надеждой, что полномочный судья ошибся. До прихода гостей она решила посмотреть, чем заняты девочки, и проверить, как подмастерья выполнили ее указания. Ведь завтра она собиралась открыть двери меняльной конторы.

Тоннес в свои неполные восемнадцать уже почти завершил обучение и, безусловно, был способен самостоятельно вести дела, а Зигберт бы ему помогал. Конечно, Алейдис придется следить за всем и учиться самой присматривать и за конторой, и за клиентами. Она часто наблюдала за тем, как это делает Николаи, и изучила его ремесло до мельчайших деталей, так что она была уверена, что справится. По крайней мере до тех пор, пока не будет найдено другое решение и, прежде всего, пока не станет ясно, какое завещание оставил Николаи. Эвальд фон Одендорп, адвокат и нотариус, ожидал ее утром. Его отец, Эвальд-старший, который также недавно умер, много лет консультировал ее отца по. юридическим вопросам. Сын, несколько невзрачный и очень сдержанный молодой человек лет двадцати пяти, с рвением взялся за работу и уже завоевал отличную репутацию. Поэтому она хотела поручить ему оглашение завещания и дальнейшие шаги по исполнению воли, покойного.

— Алейдис, милое дитя! Надеюсь, ты в добром здравии. Мы очень волновались за тебя после этих ужасных событий. Я до сих пор не могу поверить, что такое несчастье должно было постигнуть тебя и особенно бедного Николаи, упокой Господь его душу.

Йорг де Брюнкер встретил дочь крепкими объятиями, которые долго не хотел разжимать. Алейдис охотно смирилась с этим. Она любила отца, и если до сих пор у нее были хоть малейшие сомнения в его искренности, то в этот момент они рассеялись.

Его добродушное и довольно привлекательное лицо выглядело усталым, под глазами темнели круги. Должно быть, он недавно подстриг свои белокурые локоны: теперь они едва достигали плеч, хотя на похоронах были длиннее. Как всегда, он был одет в костюм из тончайшей английской шерсти, на этот раз зеленого цвета. Его супруга Криста тоже надела зеленое шерстяное платье, но оно было гораздо темнее, чем его куртка и штаны, и поэтому больше гармонировало с ее бледным лицом и светло-каштановыми волосами, чем с костюмом Йорга. Она обняла Алейдис, а затем отстранилась от нее на расстояние вытянутой руки, чтобы осмотреть.

— Ты хорошо выглядишь, Алейдис. Чуть бледна, но уже гораздо лучше, чем в пятницу. Ты хорошо спишь? Я могу принести тебе маковый отвар, который аптекарь на Старом рынке выписывал моей матушке, когда у нее были проблемы со сном после смерти отца. Вкус у него немного странный, но госпожа Аделина говорит, что он не слишком крепкий и как раз подходит для того, чтобы помочь спокойно заснуть. А тебе это сейчас так необходимо. Что скажешь?

— Спасибо, Криста, — вымученно улыбнулась Алейдис, — это очень мило с твоей стороны, но тебе не нужно бежать за ним в аптеку. Если мне понадобится сонное зелье, я всегда могу попросить у Катрейн травяной сбор.

— Вряд ли он лучше макового отвара.

Криста приобняла ее за плечи, и все вместе они отправились в гостиную, где Герлин уже накрыла на стол.

— Сейчас ты должна беречь себя, дорогуша. Нам стало известно, что утром ты ходила в ратушу и просила шеффенов уделить приоритетное внимание твоему иску.

— Вот как? Уже пошли слухи? — удивилась Алейдис. — Садитесь, пожалуйста. — она указала на стулья. — Эльз сейчас подаст кушанья. Отец, чем вы будете запивать ваш любимый пирог с птицей? Вином или пивом?

— Пивом, дитя мое.

Йорг привычно устроился на стуле и с некоторым недоумением посмотрел на пустовавшее соседнее место, которое ранее занимал хозяин дома. Пройдя мимо отца, Алейдис провела рукой по его спине, уселась напротив и налила в его кубок пива из большого кувшина.

— Так странно, что его нет, да?

Криста села радом с Алейдис и взяла у нее кувшин, чтобы налить и себе.

— Мы все будем скучать по нему, но ты, конечно, особенно. В конце концов, должен признаться, что сначала я был настроен скептически, потому что не мог представить, что такая молодая девушка может быть счастлива с супругом намного старше себя. Как я был рад, когда понял, что ошибался! А теперь такое несчастье… — Йорг вздохнул, демонстрируя глубину своей печали. — Скажи, есть хоть какая-то зацепка? Хоть что-то, за что могут ухватиться шеффены?

— Нет, к сожалению, пока нет.

— Полномочный судья ван Клеве ведет это дело, не так ли?. — спросил Йорг, в задумчивости повертев в руках кубок. — Мне это не по душе, Алейдис. Ван Клеве никогда не питали добрых чувств к Николаи. Я не могу представить, что кто-нибудь из них будет прилагать усилия, чтобы найти убийцу.

— Нет, он-то как раз будет.

Заметив удивленный взгляд отца, она поспешила объясниться.

— Я уже дважды беседовала с ним, и мы пришли к решению, которое удовлетворяет нас обоих. Хоть я и не могу сказать, что он мне нравится, я считаю его достойным человеком. Кроме того, ему придется подчиниться воле Совета.

— Ты правильно сделала, что сразу же туда пошла, — одобрительно кивнула Криста. — Кто знает, когда бы у них дошли руки до твоего дела. А если ждать слишком долго, то убийца может просто-напросто исчезнуть, и тогда пиши пропало.

— Если он еще этого не сделал. — Йорг нервно потер подбородок, затем огляделся по сторонам. — Скажи, Алейдис, мы сегодня здесь одни? Где девочки? А подмастерья? Или их уже забрали родители?

— Нет, Тоннес и Зигберт все еще живут у нас. Но сегодня я отпустила их на ужин к родителям Тоннеса. А девочкам я велела ужинать со слугами на кухне. Мне хотелось, чтобы мы поговорили вчетвером.

— Вчетвером? Так нас же здесь только трое, — удивился Йорг, оглядываясь по сторонам. — Или кто-то спрятался в сундуке, что стоит у окна?

Никто не рассмеялся его шутке.

— Я позвала и Катрейн. Уверена, она будет с минуты на минуту. То, что я хочу обсудить, касается ее в той же степени, что и нас с вами. Очень важно, чтобы мы поговорили откровенно, но не в присутствии остальных домочадцев.

— Речь об иске, — понимающе кивнул Йорг. — Да, маленьким девочкам или зеленым юнцам лучше такого не слышать.

— Нет, я говорю о самом Николаи, — быстро перебила его Алейдис.

Криста поставила кубок обратно на стол.

— О чём это ты?

Алейдис не успела ей ответить. Стук во входную дверь возвестил о том; что кто-то пожаловал.

В тот же миг в гостиную воняла Эльз. Она поставила на стол большой поднос с пирогом и миски с вареными овощами, от которых валил густой пар.

Алейдис поспешно поднялась и склонила голову, прислушиваясь. Судя по всему, Катрейн сопровождал какой-то мужнина; Йорг ложе услышал мужской голос и удивленно поднял голову.

— Ты ожидаешь кого-то еще кроме Катрейн?

— Вовсе нет.

Алейдис уже собралась подойти к двери и открыть ее, но незваный гость ее опередил.

— Добрый вечер, Алейдис.

В гостиной появилась копия Николаи, только помоложе и поупитанней. Да и черты лица были у него не такие приятные.

— Йорг, Криста. Не знал, что вы придете, но тем лучше. Мы можем поговорить все вместе, и потом не нужно будет никого уведомлять.

— Добрый вечер, Андреа.

Алейдис изумленно воззрилась на брата своего мужа.

— О чем уведомлять? О чем ты говоришь?

— Ну о завещании Николаи, разумеется, и о том, как быть с меняльной конторой, конечно.

Андреа без спросу опустился на хозяйское место. Алейдис поморщилась, но не стала его сгонять. Вместо этого она взяла из шкафа еще один кубок и налила вина, которое, как она знала, Андреа предпочитал пиву.

— Я уже поручила Эвальду фон Одендорпу заняться документами о наследстве и завещанием. Он придет ко мне завтра и расскажет, как распорядился Николаи.

— Я и так знаю, как он распорядился.

Улыбнувшись, Андреа выпил залпом бордо и протянул кубок Алейдис, которая тут же его снова наполнила.

— Как ближайший родственник по мужской линии я, конечно, первый в очереди на наследство.

— Если, конечно, Алейдис не беременна, — сказала Катрейн, входя в гостиную.

Она поцеловала хозяйку дома в щеку и тоже села за стол.

— Простите, что я припозднилась, но госпоже Йонате потребовалась кое-какая помощь в саду, а старая Меттель уже не справляется, ее снова замучил артрит. И конечно же, мне нужно было поздороваться с моими девочками. Они сегодня ужинают на кухне со слугами? Правильное решение. Не хочу, чтобы они еще больше печалились, когда речь зайдет о завещании и подобных делах. Они скучают по дедушке.

На мгновение ее подбородок дрогнул, и было видно, что она борется со слезами, но в конце концов она вернула себе самообладание.

— Хорошо. Так ты беременна, Алейдис? — спросил Андреа.

— Я так не думаю.

Андреа испустил громкий облегченный вздох. Алейдис обожгла его испепеляющим взглядом.

— Но я не могу быть уверенной еще недели две.

— Ну так давай предположим, что все же нет.

Андреа пристально посмотрел на нее, а потом позволил своему взгляду опуститься ниже и задержаться на ее талии.

— В конце концов, все мы знаем, что мой братец был не из самых… стойких мужчин.

— Все мы?

Алейдис всегда симпатизировала Андреа, но сейчас ей хотелось влепить ему пощечину.

— А я думала, что мне лучше знать, чем всем вам.

— Ой, только не говори, что старый козел тебя обрюхатил. Кто бы мог подумать!

— Андреа, я бы попросила! — возмущенно покачала головой Криста. — Что это за речи?

Не прошло и недели, как Николаи нет с нами. Это просто возмутительно — говорить о нем в таком тоне. Подумай, как сильно страдает от утраты Алейдис. Не говоря уже о том, что он был убит и мы должны объединить все наши усилия, чтобы найти его убийцу.

Немного помолчав, Андреа согласно склонил голову.

— Найти его убийцу? — промолвил, немного помолчав, Андреа. — Да, полагаю, мы должны это сделать. Хотя не думаю, что шансы на успех велики. У Николаи было больше врагов, чем можно сосчитать по пальцам на руках и ногах.

— У него были враги? — удивился Йорг.

— Это одна из причин, почему я сегодня собрала вас здесь на разговор.

Алейдис взяла кусок пирога. Есть ей не хотелось, но нужно было подкрепиться. Вечер предвещал куда больше сложностей, чем она ожидала.

— Я узнала от Винценца ван Клеве, что Николаи… — она запнулась, лихорадочно подбирая нужные слова, — похоже, вел кое-какие незаконные Дела.

— Незаконные дела? — отец недоуменно воззрился на нее.

— Да ладно, — проворчал Андреа и посмотрел на Алейдис почти жалостливым взглядом. — Говори уже начистоту. Нет смысла скрывать и приукрашивать. Мой братец не просто занимался незаконными делами. За последние три десятилетия он выстроил настоящее подпольное королевство. Коридоры и подвалы кельнского преступного мира кишат его приспешниками и приспешницами, и не менее трети всех городских ремесленников и купцов дрожат от одного его имени. Он держал всех их в кулаке, Алейдис, Одних — потому что знал их сокровенные тайны, других — потому что те были ему должны. Но в большинстве случаев было и то и другое. Ведь первое нередко влечет за собой второе и наоборот.

Алейдис ошарашенно уставилась на деверя.

— И ты знал об этом все это время?!

— А ты нет? О ней же вы тогда болтали каждый божий день? — Андреа насмешливо фыркнул. — Мне казалось, что он и на тебе-то женился, потому что твой отец ему сильно задолжал. — Он повернулся к Йоргу. — А что, разве не так? Иначе зачем было отдавать свою дочь за мужчину, который ей в отцы годился, когда вокруг было множество более молодых и не менее богатых женихов?

Йорг сидел с полуоткрытым от растерянности ртом. Ему потребовалось несколько раз вдохнуть и выдохнуть, прежде чем он смог ответить.

— Что вы такое говорите? Николаи был добрым другом моей семьи. Когда я был мальчиком, он уже был вхож в дом моего отца. Время от времени, признаюсь, он поддерживал меня кредитом. Особенно в самом начале, когда я только-только принял дело отца. Но никогда…

Он посмотрел на Алейдис, и в его взгляде читалась мольба.

— Он никогда не давил на меня и не предъявлял требований. Да, я позволил ему за тобой ухаживать, дитя мое, и дал разрешение на ваш брак. Но я сделал это лишь потому, что хотел, чтобы о тебе хорошо заботились. Он влюбился в тебя, и это было видно даже слепому. Злые языки, конечно, болтали всякое, но в наши времена такие союзы отнюдь не редкость. И поскольку он был вдовцом, я не видел причин мешать ему.

— Отец, — Алейдис быстро коснулась руки Йорга. — Не волнуйся, я тебя ни в чем не виню. Я вышла замуж за Николаи по своей воле и никогда об этом не жалела. Он был хорошим человеком, всегда проявлял любовь и заботу, был щедрым и добрым.

Она снова повернулась к Андреа.

— Я понятия не имела, что он был не тем, за кого себя выдавал. Что он злоупотреблял властью и влиянием, — она запнулась, подбирая правильные слова, — очевидно, совершал бесчестные поступки, если я правильно истолковала то, что узнала о нем сейчас.

— Как бы там ни было, — сказал Андреа, пожимая плечами. — Теперь ты знаешь, и остается только гадать, как отреагирует на уход Николаи его подпольное королевство. Если ты, конечно, не собираешься сама заняться его… хм… делами.

— Я? — испуганно переспросила Алейдис. — Конечно, нет.

— Ну и я о том же, — с ехидцей продолжал Андреа. — Хотя, что и говорить, дела у него шли хорошо. Но все это, вероятно, рухнет, потому что его приспешники подчинялись только ему — и никому больше. Я сомневаюсь, что они будут выполнять приказы другого человека, не говоря уж о женщине.

— Подождите минутку! — Криста в замешательстве подняла руки. — Правильно ли я понимаю? Вы говорите, Николаи тайно использовал свое влияние? О чем вообще идет речь? Мне трудно представить, как все это делается.

— Он раздавал взятки, шантажировал цеховых и членов Совета, ему платили деньги за защиту, — принялся перечислять Андреа таким тоном, будто речь шла о чем-то совершенно обычном.

— Деньги за защиту? — Криста опустила руки. — Как это?

Алейдис указала ножом на живот.

— Как я поняла, он угрожал купцам и даже ремесленникам какими-то… неприятностями и заставлял платить за то, чтобы он их не трогал.

— И те платили ему каждый месяц, — подтвердил Андреа. — А вы думали, откуда его богатство? Оглянитесь по сторонам. Резная мебель, парчовые занавески, гобелены высочайшего качества, витражи, серебряная посуда! Менялы, конечно, не самые бедные люди на земле, но то, что нажил Николаи, значительно превышает доходы большинства его собратьев по цеху.

— Вот почему ты хочешь получить наследство как можно скорее, — вдруг произнесла Катрейн непривычно язвительным для нее тоном.

Взгляды присутствующих тут же обратились на нее. Катрейн была бледна, но тем не менее держалась.

— И ты тоже знала? — с удивлением спросила Алейдис.

Катрейн вздохнула и с какой-то трогательной беспомощностью развела руками.

— Как я могла не знать, Алейдис? Он был моим отцом. — Она вздохнула. — Любимым отцом. Он не был плохим человеком. Просто… совершил много плохих поступков.

— И один из этих плохих поступков, как ты их называешь, стоил ему жизни.

— Так, — сказал Йорг, качая головой, — сперва мне нужно все обдумать и переварить. То, о чем вы рассказываете, совершенно ново для меня. — Он призадумался. — Нет, я всегда подозревал, что Николаи время от времени задабривал деньгами или подарками влиятельных особ. Как еще объяснить, что многие решения Совета за эти годы были приняты в его пользу? Но в то, что его влияние было настолько огромным, мне трудно поверить.

— Оно начало расти, когда цеха свергли прежний кельнский Совет в 1395 году, — пояснил Андреа, отправляя в рот кусок пирога. — Николаи взял тогда сторону купцов и поддерживал по мере возможностей, потому что хотел заручиться их поддержкой на то время, когда будет подписан мир и новый Совет обретет власть. Все вышло именно так, как он и рассчитывал. Многие из тех, кто принимал тогда участие в восстании, до сих пор перед ним в большом долгу. Однако он также раздавал кредиты и знатным особам, чтобы в случае необходимости оказывать давление и на них. Даже с архиепископом у него были какие-то дела, насколько мне известно.

Он отрезал себе еще пирога и взял кусок двумя пальцами за хрустящую корочку.

— Твой муж, Алейдис, был человеком столь же влиятельным, сколь и опасным. Возможно, это и хорошо, что ты не была посвящена в его дела. Женщинам такое трудно понять и воспринять. Лучше всего вообще забыть об этом и не касаться этой истории.

— Я не могу этого сделать, Андреа.

Алейдис потянулась за кубком и сделала глоток, чтобы смочить горло.

— Ты сам сказал, что у Николаи было много врагов. Возможно, он был убит одним из них. Что, если сейчас они нацелились на его семью? Что, если они подумают, что мы все были причастны и один из нас хочет продолжить его дело? Может быть, теперь мы все в опасности.

Эта мысль так напугала ее, что она вздрогнула.

— Ерунда, — махнул рукой Андреа. — Никто не поверит, что ты пойдешь по его стопам. Да и я не буду этого делать. Я всегда с подозрением относился к этой стороне его ремесла.

— Это ты сейчас так говоришь, — снова вмешалась Катрейн. — Но никогда не стеснялся пользоваться богатством отца.

Андреа взглянул на племянницу, не скрывая раздражения.

— Николаи был моим братом. Почему я не должен был обращаться к нему за помощью, когда она мне требовалась? И почему он должен был отказывать мне в этой помощи?

— Однако в отличие от остальных ты не вернул ему и ломаного гроша!

Удивлению Алейдис не было предела. В иных обстоятельствах ее добрая подруга едва ли осмелилась бы повысить голос на мужчину.

— А почему я должен был ему хоть что-то возвращать? — Андреа бросил надкусанный пирог на тарелку. — Николаи как первенцу досталось все наследство. Ему ничего не стоило оказать мне небольшую услугу.

Алейдис громко откашлялась.

— И теперь ты хочешь забрать себе его дело? Я имею в виду его обычное дело.

— С чего ты так решила? — поднял брови Андреа и тут же решительно замотал головой. — Я не меняю деньги, ты это прекрасно знаешь. Я торгую скобяными изделиями. Я просто хочу получить то, что мне причитается. Мой любезный братец наверняка оставил тебе внушительную сумму, возможно, даже пожизненную ренту. Если, вопреки ожиданиям., ты действительно носишь под сердцем его наследника, то это, конечно, в корне все меняет. Хотя и в этом случае кто-то должен будет управлять имуществом до совершеннолетия сына.

— И ты решил, что этим кем-то будешь ты? — подал голос Йорг, с досадой барабаня пальцами по столешнице. — Мне тоже есть что сказать по этому поводу, потому что Алейдис — моя дочь, а ее дети — мои внуки. Это означает, что я также…

— Да прекратите вы уже! — Алейдис с досадой отодвинула от себя тарелку. — Я не хочу, чтобы вы ссорились из-за наследства. Мы же семья, да? Когда завтра господин Эвальд исполнит свои обязанности, уверена, мы найдем решение, которое устроит всех. Он пожалует сюда к третьему часу дня, думаю, вам всем тоже стоит присутствовать. Сначала мне казалось, что будет разумнее мне поговорить с ним с глазу на глаз, но ссора между де Брюнкерами и Голатти — это последнее, чего бы желал Николаи. И я тоже хочу ее избежать.

Она сделала глоток. Как бы ей хотелось, что муж был сейчас здесь, рядом с ней. Он всегда с блеском расправлялся с любыми спорами, с легкостью парировал любые доводы, и при этом ему никогда не было нужды повышать голос. Казалось, что все подчинялись его авторитету по собственной воле. То, что этот авторитет, как выяснилось, во многих случаях был завоеван с помощью денег или грубой силы, причиняло ей большую боль. Но тем не менее она скучала по нему и его мудрым житейским советам.

— Ты права, — сказала Катрейн, сложив руки перед тарелкой. — Мы ведем себя неподобающе. Отец пришел бы в ужас, услышав, что мы тут говорим. Я принимаю твое приглашение, Алейдис, и буду здесь завтра, когда господин Эвальд огласит завещание.

— Разумеется, мы придем, — насмешливо скривил губы Андреа. — В конце концов, это ведь наше законное право. Но поскольку не имеется особых сомнений насчет того, что именно сказано в завещании, не вижу ничего в плохого в том, чтобы обсудить дела уже сегодня. — Он бросил снисходительный взгляд на Алейдис. — Не исключено, что он предоставил тебе право пожизненного проживания в этом доме, когда тот перейдет в мое владение. Я не возражаю, здесь достаточно места. Что касается девочек…

— Отец обещал мне, что о них позаботятся, — перебила его Катрейн, немного подавшись вперед. — Ты же не собираешься выставить их из дома?

— С чего бы мне это делать? — вальяжно махнул рукой Андреа. — Насколько я понимаю, до сих пор о них заботилась Алейдис. Пусть она делает это и дальше. Когда придет время, мы подыщем для них достойную партию.

— Это очень щедро с твоей стороны, Андреа, хотя пока нет никакой уверенности, что все будет именно так, как ты хочешь.

Спесь деверя начинала действовать Алейдис на нервы. Она-то знала, что отношения между братьями были далеко не безоблачными. Дерзость и непутевость Андреа раздражали Николаи Он всегда поддерживал его, это правда, но делал это без удовольствия и редко получал в ответ благодарность. Алейдис не вмешивалась в дела братьев, поскольку Андреа всегда был приветлив и любезен с ней и, несмотря на некоторые изъяны характера, обладал добрым нравом. Тем более разительной была перемена, которую они наблюдали в нем сегодня. Судя по всему, жадность, которую разожгли в его душе мысли о завещании, охватила его всего без остатка.

Казалось, он уже грезил о будущем в доме брата, и это будущее рисовалось ему исключительно в радужных тонах. А что думает насчет всего этого его супруга? Эдельгард была властной и заносчивой женщиной. Кроме того, она без зазрения совести сорила мужниными деньгами направо и налево. Иногда Алейдис подозревала, что именно она является истинной причиной постоянных финансовых трудностей Андреа. Но поскольку Алейдис не вмешивалась в семейные ссоры, она не знала, придер живался ли того же мнения Николаи. По крайней мере, он никогда ничего подобного не говорил. Он любил младшего брата, в этом не приходилось сомневаться, но она не была уверена, что завтрашний день приведет к тому исходу, на который рассчитывал Андреа.