Золото Кёльна

Глава 9

У тебя получается очень красивая красная бабочка, — похвалила Алецдис Марлейн, которая вместе с Урзель сидела в дальнем углу меняльной конторы на скамье, покрытой мягкими подушками. Обе девочки увлеченно вышивали, склонившись над пяльцами. В среду утром Алейдис, наконец, решила вникнуть в конторские дела и заодно посмотреть, как там управляются подмастерья. Поэтому она сообщила сестрам, что урок рукоделия у них пройдет здесь.

— Это не бабочка, госпожа Алейдис, а красный мак.

Марлейн оторвала взгляд от вышивки.

— А что, не похоже?

Алейдис смущенно закашлялась.

— Похоже, конечно, дитя мое, просто я сижу под неудобным углом, мне отсюда плохо видно.

Марлейн понимающе кивнула.

— Скажите, а нам вообще можно вышивать маки, госпожа Алейдис? Может быть, мне все распустить и вышить бабочку?

— С чего бы это? — удавилась Алейдис. — Ведь тебе же нравится смотреть на маки, да?

— Да, на маки я смотреть люблю. Но вы же злитесь, когда Эльз рассказывает нам всякие истории. А вчера она как раз рассказала нам про маки, и я подумала, что, возможно, вы рассердитесь, что я решила их вышить.

— Снова эта Эльз. Ну что ты будешь делать!

Покачав головой, Алейдис отложила перо, которым собиралась внести запись в новую бухгалтерскую книгу.

Каких ужасных историй она нарассказывала вам на этот раз?

Вовсе даже не ужасных, — возразила Урзель, подняв к свету собственную вышивку, на которой нельзя было разобрать никакого рисунка — только узелки и спутанные нитки. — Она сказала, что зерна мака скармливают курам на Пасху как знак процветания и плодородия, чтобы они несли много яиц в следующем году.

— Да, точно, и что семена мака можно также разбрасывать перед входной дверью, чтобы отвадить колдунов, злых духов и им подобных, — добавила Марлейн.

Алейдис подавила внутренний вздох.

— Ну и как это все работает?

— Да очень просто! — воскликнула Марлейн с таким видом, будто ей приходилось объяснять очевидные вещи трехлетнему ребенку. Привидения и колдуны видят семена мака, а поскольку эти семена такие маленькие и их невероятно много, им приходится долго пересчитывать их, прежде чем проникнуть в дом. А потом они забывают, зачем вообще пришли, и несчастье обходит дом стороной.

— Угу.

— А я теперь даже не знаю, нравится ли вам такая история и не стоит ли мне распустить вышивку.

— Знаешь что, — сказала Алейдис, нарочито строго взглянув на обеих девочек и при этом изо всех сил стараясь не расхохотаться. — Эта история — полная чушь, но маки лично я нахожу очень красивыми. Поэтому я не возражаю, чтобы ты украсила ими шаль.

— Спасибо, госпожа Алейдис, — просияла девочка. — Я тоже очень люблю маки.

— Женщина, которая распространяет подобные бредовые суеверия, заслуживает хорошей порки розгами, чтобы у нее раз и навсегда отшибло охоту это делать, — раздался мужской голос.

В проеме открытой двери появилась внушительная фигура Винценца ван Клеве. Очевидно, он успел подслушать конец разговора. По выражению лица трудно было понять, что в этот миг занимает его мысли. Эти слова он произнес абсолютно бесстрастным тоном, возможно, с некоторым оттенком насмешки.

Обе девочки, издав приглушенный писк, с испугом воззрились на судью. Он, как всегда, казался грозным и чрезвычайно опасным, хотя мало кто из Присутствующих мог объяснить, в чем именно состоит эта опасность. Алейдис нарочито медленно обернулась к нему, давая себе возможность немного прийти в себя.

— Рановато вы пожаловали, господин ван Клеве. Не ожидала увидеть вас ранее полудня.

— У меня появились кое-какие новые сведения.

Хотел бы обсудить их с вами.

Она посмотрела на него выжидающе.

— Излагайте. Я внимательно слушаю.

Он покачал головой, потому что в этот момент в контору вошел купец в ярких одеждах и поздоровался на иностранном языке. Алейдис и оба подмастерья также поприветствовали его, после чего купец, энергично жестикулируя и размахивая руками, обрушил на их головы поток слов. Вскоре оба юноши беспомощно уставились на Алейдис, которой, впрочем, также трудно было понять, чего хочет этот странный посетитель.

Наконец, она подняла руку, чтобы остановить словоизлияние, и с большим усилием выдавила из себя вежливый вопрос. Мужчина раздраженно нахмурился, но все начал заново и повторил сказанное немного медленнее, так что ей удалось понять хотя бы половину из сказанного. Судя по всему, он хотел обменять миланские монеты на кельнские, а также интересовался, какие в городе самые лучшие таверны и…

— Он что, только что спросил меня о борделях? — изменилась в лице Алейдис.

На лице ван Клеве появилась улыбка, на этот раз явно насмешливая.

— Да, это так. Позвольте мне поговорить с ним?

Пожав плечами, она кивнула, после чего он обратился к клиенту на беглом итальянском языке. Опять же, она поняла далеко не все, так как он тоже говорил быстро. Однако слова «Берлих», «Швальбенгассе» и «Эльзбет» ей удалось разобрать, отчего она внутренне напряглась. Тем временем Зигберт уже положил на настольные весы монеты, которые отсчитал купец, а Тоннес достал из сундука шкатулку, в которой Николаи хранил итальянские деньги. Вес и стоимость иностранной валюты записали на восковой табличке, после чего Тоннес в соответствии с обменным курсом отсчитал гостю кельнской монеты. После того как мужчина покинул меняльную контору, рассыпаясь в благодарностях, которые были адресованы как подмастерьям, так и ван Клеве, Алейдис взглянула на судью с подозрением.

— Вы порекомендовали ему бордель «У прекрасной дамы» и при этом продемонстрировали удивительное красноречие.

— Что в этом удивительного?

Продолжая ухмыляться, он присел на край ее письменного стола.

— Это публичный дом.

— Именно. Притом лучший в Кельне. И самый чистый.

Она поняла намек и почувствовала, как внутри у нее закипает гнев.

— Вы говорите это исходя из собственного опыта?

— На подобного рода заведения вряд ли существует точка зрения, которая устраивала бы всех. И даже добропорядочная вдова вроде вас должна это знать, — он склонил голову набок: — А вы что, имеете что-то против моего образа жизни?

Она с отвращением мотнула головой.

— Боже правый, нет. Что вы там делаете ради собственного удовольствия, меня не касается, и я не желаю этого знать.

— Было бы полезно, если бы вы могли получить общее; представление о соответствующих местах, госпожа Алейдис. Вопросы, которые задал итальянец, — обычное дело посетителей меняльной конторы. И если вы хотите поддерживать ее высокую репутацию, чтобы клиенты продолжали рекомендовать вас своим друзьям и компаньонам, стоит накапливать такие сведения, причем регулярно обновляя, поскольку они имеют свойство устаревать.

И еще… — его улыбка растянулась до ушей. — Вам следует заучить значительно больше итальянских слов.

Она почувствовала, как предательски запылали ее щеки.

— Все это, разумеется, мне стоит учесть. Спасибо вам за помощь.

— Могу при случае преподать вам парочку уроков.

Во взгляде ван Клеве читалась такая неприкрытая издевка, что Алейдис захотелось пнуть его по голени. Но вместо этого она улыбнулась в ответ.

— Ну тогда, полагаю, мне не стоит отказываться от такого щедрого предложения.

Он замолчал, не зная, что еще ей сказать. Алейдис испытала приступ предательской радости, что ей удалось перехватить инициативу.

— Я благодарю вас за готовность немного поучить меня итальянскому. Я уверена, что вы также сможете просветить меня относительно таверн, трактиров, борделей и тому подобных заведений.

Она услышала сдавленные смешки подмастерьев. Но под ее строгим взглядом они осеклись и, склонившись над столом, принялись пересчитывать полученные монеты и складывать их в шкатулку.

Полномочный судья недоуменно поморщил лоб.

— Вы хотите, чтобы я это вам рассказал?

— Если только не боитесь утратить преимущество, если поделитесь со мной этими сведениями. Это ведь в моих интересах. Не могу же я допустить, чтобы вы пустили слух, что в вашей конторе обслуживают клиентов гораздо лучше и предоставляют им куда больше услуг, чем в моей.

Он презрительно скривил губы.

— А ваша репутация добропорядочной вдовы не пострадает от того, что узнаете скабрезные словечки и выражения, от которых даже закоренелые преступники краснеют, как невинные девы?

— Нисколько, господин ван Клеве. К тому же нет нужды пересказывать все, что красотки нашептывают вам на ухо, пока вы с ними развлекаетесь. Мне вполне достаточно тех сведений, которые позволят мне сносно отвечать на вопросы итальянцев. Поскольку у меня нет намерения самой предлагать услуги, На которые вы намекаете, не думаю, что мне стоит сильно беспокоиться о своей репутации.

Впервые с момента их знакомства она увидела перед собой человека, который не знал, куда себя девать от смущения. И тем не менее он нашел в себе силы улыбнуться.

— А вы говорите на других языках, госпожа Алейдис?

Она холодно улыбнулась ему в ответ.

— Я владею франкским, на котором говорят на севере и юге Франконии, и английским. Отец учил меня этим языкам с колыбели. Конечно, я знаю не все известные наречия, но могу довольно сносно объясниться на обоих языках. По крайней мере, я знаю их лучше, чем итальянский, которому Николаи начал учить меня не так давно.

— А что насчет нидерландских наречий? Северных?

Она покачала головой.

— Я говорю по-фламандски, — подал голос Тоннес, хотя его никто не спрашивал.

Алейдис деликатно откашлялась. Под ее долгим строгим взглядом, который был красноречивее всяких слов, парень смущенно потупил взор. Ван Клеве снова скривился.

— Вам и правда следует нанять наставника, если вы не хотите, чтобы ваша меняльная контора в обозримом будущем прогорела.

— Я думала, что только что это сделала, — парировала Алейдис, нарочито захлопав ресницами.

Судья поднял руки, точно принимая на себя атаку.

— Это слишком сложно и хлопотно. У меня просто нет времени.

— Я очень прилежная ученица, господин ван Клеве, я быстро учусь.

Алейдис знала, что загнала его в ловушку. И теперь он был вынужден защищаться. Конечно, ни при каких обстоятельствах она не собиралась брать уроки иностранных языков у него, как и у кого бы то ни было. И прекрасно понимала, что и он это знает. Тем не менее для разнообразия не мешало закрепить успех. Вот почему она не смогла удержаться от еще одного выпада.

— Ну что ж, если вы не состоянии этого сделать, придется нанять какого-нибудь ученого мужа из университета. Пусть он просветит меня насчет того, как расписывать прелести блудниц на всех известных наречиях.

Он нахмурился и пробормотал что-то неразборчивое себе под нос. Алейдис показалось, что она снова услышала имя Цирцеи. Но не успела она об этом подумать, как снова вошли два посетителя, по их наречию можно было предположить, что они приехали из Нюрнберга. Это событие позволило ван Клеве сменить тему.

— Госпожа Алейдис, как я уже говорил, вскрылись новые обстоятельства нашего дела. Поскольку они не предназначены для посторонних ушей, будет лучше, если мы отправимся в более тихое и укромное место.

На этот раз настала ее очередь насмешливо поднять брови.

— Не вы ли несколько минут назад беспокоились о том, что желание расширить словарный запас ради блага клиентов может плохо сказаться на моей репутации? — Она покачала головой. — Тогда спросите себя, какое впечатление ваше предложение должно было произвести на этих двух господ. — Она любезно улыбнулась двум купцам. — Следуйте за мной в кабинет, господин ван Клеве, но оставьте двери открытыми, чтобы о нас не подумали чего дурного.

Она вошла первой и быстро села за стол, который, по ее замыслу, должен был стать естественной преградой между ними. Но ван Клеве вопреки ее ожиданию, не сел в кресло напротив, а подошел к застекленному окну у нее за спиной. Так он стоял какое-то время и молча смотрел на улицу. Алейдис затылком почувствовала жар.

— Так что вы хотели обсудить со мной, господин ван Клеве?

— Как Николаи вообще выносил ваш острый язык?

Судья шагнул, встав к ней почти вплотную, от чего жар в затылке усилился, как и чувство овладевшей ею тревоги.

— Будь я на его месте, я бы настоятельно рекомендовал вам его укоротить, если не хотите однажды и вовсе его лишиться.

— Это, стало быть, вы мне его укоротите?

Она надеялась, что он не заметил, как хрипло прозвучал ее голос. Сердце забилось еще сильней, когда он наклонился к ней, приблизив лицо к ее уху. Она почувствовала, как его кудри щекочут ей щеку, а по коже гуляет легкий ветерок от его дыхания.

— Как я уже говорил, госпожа Алейдис, вам лучше не спрашивать, если не хотите знать ответ. И к этому добавлю еще один совет: не стоит бросать мне вызов, потому что последствия могут оказаться для вас плачевными.

Хотя ее охватила легкая паника, она заставила себя дышать ровно и постаралась, чтобы ее голос звучал как можно более невозмутимо.

— Так вы считаете, что превосходите меня, господин ван Клеве?

— Тысячекратно, госпожа Голатти, — ответил он, не удосужившись убрать голову от ее уха. — У меня хватит порядочности, чтобы не использовать в своих интересах скорбящую вдову. Однако будьте уверены, что я без колебаний поставлю вас на место, если вы встанете у меня на пути. Раз уж ваш муж не счел нужным это сделать. — Он выдержал небольшую паузу. — Вероятно, он был снисходителен к вам. Возможно, слишком снисходителен, что явно не пошло вам на пользу. Но не стоит ждать такой снисходительности от меня, госпожа Алейдис.

Его голос звучал низко и хрипло. Он обволакивал ее, как вязкий теплый мед. Она осторожно вздохнула, и в нос ей ударил его резкий мужской запах.

— Вы угрожаете мне?

— Я предупреждаю вас. Не играйте с огнем, который вы не можете контролировать. Этим вы погубите не только свою душу.

Она лихорадочно размышляла, как ей ускользнуть от его всепоглощающей близости.

— Я никогда не играю с огнем. Прекратите нести бред.

Что-то в ее сдавленном тоне, казалось, снова заставило его задуматься, и он действительно выпрямился, так что чары, овладевшие ею на мгновение, рассеялись.

— Ну хорошо.

Как ни в чем не бывало он обошел стол и сел на стул. Какое-то время он просто смотрел на нее, а потом тихонько откашлялся.

— Успокойтесь, госпожа Алейдис, по-моему, вы слишком бледны.

Она обожгла его гневным взглядом.

— Не оттого ли, что вы только что попытались перекрыть мне воздух?

Неужели?

Он выглядел удивленным и даже немного обеспокоенным, но это только больше разозлило ее.

— Разве вы не этого хотели?

— Я хотел указать вам ваше законное место. В мои намерения не входило душить вас.

Алейдис сердито посмотрела мимо него на какую-то точку на стене.

— Поверьте, я говорю правду, — ван Клеве пытливо посмотрел в лицо собеседнице. — Так что отнеситесь к моему предупреждению со всей серьезностью, ибо я не намерен, всякий раз открывая рот, стелить вам соломку. Я понимаю сложную ситуацию, в которой вы оказались. Вы недавно овдовели и имеете полное право оплакивать потерю и пытаться удержаться на плаву, чтобы быть достойной наследия покойного супруга. Однако если вы, осознанно либо по недомыслию, пересечете определенную черту, не ждите, что я не отреагирую соответствующим образом. Вам нужно многому научиться, а я не самый терпеливый учитель.

Алейдис тяжело вздохнула, потому что ее горло снова сжалось под его пристальным взглядом. Она понятия не имела, почему он так пугает и одновременно завораживает ее, и ей было стыдно. Со смерти Николаи прошло совсем немного времени, и ей казалось неправильным заглядываться на других мужчин.

— Так что вы хотели со мной обсудить? Вы говорили о каких-то новых обстоятельствах.

По лицу ван Клеве было видно, что он собирался добавить что-то еще к уже сказанному, но, на ее счастье, передумал.

Я хотел бы предварить свои умозаключения вопросом и прошу вас не воспринимать его как оскорбление.

Алейдис быстро кивнула, и он продолжил.

— Насколько вы уверены в том, что убийцей не может оказаться кто-то из его, а значит, и из вашей семьи?

Если вспомнить, в какую ярость пришел Андреа, когда огласили последнюю волю Николаи, она была не настолько удивлена этим вопросом, как мог предположить ее собеседник.

— Как вы, наверное, знаете, брат Николаи рассчитывал на львиную долю наследства и был не слишком доволен тем, как все вышло на самом деле.

— Вы подозреваете деверя?

Алейдис заколебалась.

— Не исключено, что в порыве гнева он мог напасть на Николаи.

— Но не спланировать убийство и замаскировать его под самоубийство?

Она неуверенно пожала плечами.

— Не думаю, что это было бы разумно с его стороны, ведь ему бы потом пришлось смириться с тем, что имущество самоубийцы просто-напросто конфискуют.

— Только если бы не удалось доказать, что ваш муж был одержим. Это рассматривалось бы как смягчающее обстоятельство. Вам это было бы довольно просто доказать. По этой причине самоубийство изначально было маловероятным.

Алейдис медленно склонила голову.

— Мне всегда нравился Андреа. Он непростой человек, но я не думаю, что он настолько коварен, чтобы спланировать такое жестокое убийство, не говоря уже о том, чтобы осуществить его.

— Со смертью Николаи ваше отношение к Андреа поменялось?

— Нет, — со вздохом ответила Алейдис. — Но если учесть, насколько я была слепа в отношении Николаи и его дел с преступным миром, мне не хотелось бы совать руку в огонь ради Андреа.

— А дочь Николаи?

— А что с ней? — в замешательстве наморщила лоб Алейдис. — Она моя подруга и предложила мне… то есть нам помощь в раскрытии убийства.

Конечно, посильную помощь, ведь она бегинка и связана правилами общины. Кроме того, ей трудно получить доступ к ценным сведениям. Но она готова помогать.

Судья удовлетворенно улыбнулся.

— Похвальное рвение, оно еще может сослужить нам добрую службу. Но говоря о ней, я также имел в виду семейство ее покойного супруга Якоба де Пьяченцы. Он ведь был родом из Бонна, да? Вы, или Катрейн, или Николаи до последнего времени поддерживали связь с кем-то из членов его семьи?

— Нет, я не думаю.

Вопрос был полной неожиданностью для Алейдис. Она призадумалась. Катрейн никогда и ничего не говорила о родителях своего покойного мужа. А ведь это, если подумать, дедушка и бабушка девочек.

— Муж Катрейн был убит, и она подозревает, что это дело рук Николаи. Вы полагаете, кто-то из членов его семьи мог за него отомстить?

Это одна из версий, которую нам предстоит проверить.

Я могу расспросить Катрейн о семье ее мужа, если это важно.

Это очень важно, госпожа Алейдис.

— Хорошо, — сказала она, медленно склонив голову. — Вы правы, это действительно важно.

Я могу расспросить ее сам, если вам это неприятно.

— О, теперь вы вдруг озаботились тем, что я чувствую? Нет, оставьте. Я поговорю с Катрейн. Вы ее только напугаете.

— Как напугал вас?

— Меня вы не напугали. — Алейдис из всех сил старалась не отводить глаз, чтобы не обнаружить свою слабость. — Вы меня расстроили.

— Ну вот видите, в этом мы схожи. Вы расстроили меня, а я — вас.

— Я надеюсь, вы хотели сказать, что это единственное, в чем мы оказались схожи? — Алейдис сложила руки на столе. — Пусть так оно и останется впредь. Я расспрошу Катрейн, как только представится возможность.

— А вы поддерживаете связь с семьей первой жены Николаи? Мне показалось, что я видел кого-то из них на похоронах и поминках.

— Там были тетушка госпожи Гризельды и два ее брата. — Не улавливая ход его мыслей, Алейдис нервно разомкнула руки и сомкнула их вновь. — Вы подозреваете кого-то из них? С какой стати? Какую выгоду могли получить родичи госпожи Гризельды от смерти Николаи?

— Возможно, кто-то из них тоже надеялся урвать долю в наследстве. Неужели это так уж неправдоподобно? — Ван Клеве откинулся в кресле, одновременно бросив на Алейдис многозначительный взгляд. — Когда речь идет о золоте, земле и власти, люди часто убивают и за гораздо меньшее.

— Но собственная семья всегда была для Николаи на первом месте, на что бы кто ни надеялся.

— Ну, то, что Андреа оказался лишен наследства, не стало для меня неожиданностью, если учесть все, что я слышал ранее. Возможно, это вы неправильно оценили ситуацию в семье, а может быть, просто не были осведомлены об истинных отношениях между братьями.

Алейдис возмущенно поджала губы.

— Тогда зачем вы меня вообще об этом спрашиваете?

— Я не утверждаю, что знаю о вашем муже больше, чем вы, но у меня есть источники, которые рассказывают мне много чего интересного.

— Что именно они вам рассказывают?

— Скажем так, сведения, — ушел от ответа ван Клеве.

— Рада за вас.

Его спесивость уже начинала действовать ей на нервы.

— Я бы на вашем месте не особо радовался. Не исключено, что вам угрожает опасность, госпожа Алейдис.

— Опасность?

Она с испугом уставилась на ван Клеве:

— Скажем, кто-то может счесть, что именно вы виноваты в том, что наследство было распределено так, а не иначе. Впрочем, основания на то имеются. Ведь Николаи сделал вас главной наследницей после непродолжительного брака и тем самым не только оскорбил брата, но и поразил весь Кельн. Так что при должном старании можно обвинить вас в определенной корыстности. Не говоря уже о том, что и у вас был мотив убить мужа.

— Да что вы такое говорите?

Потрясенная, она вскочила с кресла.

— Вы предполагаете, что я сама убила своего мужа, чтобы унаследовать его имущество? Вы что, из ума выжили?

— Я не обвинял вас в этом, госпожа Алейдис, но вы хорошо знаете, какими злыми могут быть языки в Кельне, и понимаете, как быстро подозрения могут распространиться по городу. К счастью для вас, их легко опровергнуть, поскольку есть достаточно свидетелей, которые видели вас в другом месте в момент убийства и могут подтвердить ваше алиби. А то, что вы могли кого-то нанять для грязной работы, также легко опровергнуть, я бы сказал, особенностями вашей натуры и обстоятельствами иного рода.

Она медленно опустилась на кресло.

— Вы считаете, что я слишком глупа и невежественна, чтобы замыслить, а затем осуществить такое злодеяние?

Он саркастически улыбнулся.

— Полагаете, что вы слишком глупы? Боже упаси, нет. Лично я так не думаю. Но вы слишком мягкосердечная, госпожа Алейдис. Слишком хорошая.

Она уставилась на него, не находя, что ответить.

— Вы не можете ни сказать маленькой девочке, этой, как ее, Марлейн, что ее вышивка на самом деле ужасна, ни выставить за дверь суеверную старуху, которая, как я понял, давно вам надоела.

— Эльз — отличная кухарка.

— Коих в Кельне несчетное множество.

— Ей было бы трудно…

— Найти себе других добрых хозяев с ее-то поганым языком? Я даже не сомневаюсь.

— Она не злой человек. А Марлейн огорчится и обидится, если я отругаю ее за то, что у нее ничего не выходит. Ведь она так старается, и если немного похвалить и направить ее, то однажды из нее может получиться сносная вышивальщица. — От возмущения Алейдис потемнела лицом. — А вы что, подслушивали, господин ван Клеве? Как вам не стыдно?

— О да, мне очень стыдно. Но это помогло мне составить представление о вашей натуре. Что-то я сомневаюсь, госпожа Алейдис, что вы бы Раскрыли ее мне по собственной воле. И если вас это возмущает, учтите, что благодаря подслушанному разговору я исключил вас из перечня подозреваемых.

— О, так я должна быть еще и благодарна вам за это?

— В действительности, было бы неплохо. Потому что в итоге именно я отвечаю за то, чтобы вынести приговор и наказать убийцу.

И правда, это обстоятельство совершенно вылетело у нее из головы.

— Сегодня днем двое шеффенов придут к вам, чтобы подробно допросить каждого члена вашей семьи, а также слуг. Полагаю, вы захотите присутствовать при этом.

— Да, непременно. Катрейн попросила меня присмотреть за ее девочками, чтобы они не испугались.

— Детей вообще не будут допрашивать, госпожа Алейдис. Или вы думаете, что кто-то из них может помочь в раскрытии убийства?

— Нет, конечно, нет.

— Если они заметили что-то, что кажется вам важным, в свое время можете поделиться этим со мной.

— Вы имеете в виду, что я могу сама расспросить девочек?

— Ну вы же не хотите, чтобы это сделал я.

Она бросила на него красноречивый взгляд.

— Вот и славно, значит, это сделаете вы.

— Хорошо. — Алейдис облегченно вздохнула. — Какие еще шаги предпринимаются? Нашли ли свидетелей, которые видели, как мой муж выходил за Петушиные ворота?

— Городские стражи стараются, но найти на такой оживленной улице человека, который запомнил бы, как ломбардец проходил мимо него в одиночку либо бог знает с кем в самый разгар дня…

— Я и сама понимаю, что это бесполезная затея, — она беспомощно опустила взгляд на руки. — Но что еще можно предпринять? Убийца наверняка уже давно спрятал концы в воду.

— Вероятность этого велика. С другой стороны, этот человек может чувствовать себя в такой безопасности, что ему не хочется покидать город.

Алейдис с любопытством подняла голову.

— Почему вы так думаете?

— Есть достаточное количество людей, у кого были веские причины для убийства, но кто не стал бы просто так бросать свое дело или мастерскую. Список в книге, которую вы мне дали, длинный. Даже Длиннее, чем я мог предположить. По крайней мере у половины Кельна есть основания радоваться, что вашего мужа больше нет в живых.

Алейдис с мрачным видом стала теребить перстень мужа, который взяла накануне вечером и теперь носила на серебряной цепочке на шее.

— Из ваших слов следует, что Николаи был чудовищем.

— Не чудовищем, госпожа Алейдис, а не знающим жалости дельцом и человеком, который никогда не останавливался перед тем, чтобы продемонстрировать свою власть.

— Он был умным, любящим, начитанным человеком, обладавшим множеством прекрасных качеств. — Слишком расстроенная, чтобы дать волю поднимающемуся в ней гневу, Алейдис взглянула в лицо жестокому судье. — Я хочу, чтобы убийца понес справедливое наказание. И неважно, сколько людей в Кельне хотели бы станцевать на могиле Николаи.

— Тогда давайте вместе наведаемся к еврею Левину. Как я понимаю, вы знакомы с ним и его женой.

— С Левином-младшим и его женой Сарой. — Она медленно поднялась. — Вы хотите пойти прямо сейчас?

— Поскольку позже у меня есть неотложные дела, сейчас наилучшее время для визита в еврейское гетто. Вы ведь настояли на том, чтобы присутствовать при допросе лиц, которые у меня под подозрением.

— Это мое законное право, господин ван Клеве.

Она выдержала небольшую паузу.

— Вы думаете, Левин действительно может быть причастен к смерти Николаи?

— Неужели всякий раз, отправляясь на встречу с кем-то, упомянутым в книге Николаи, вы будете задавать мне этот вопрос?

Она смиренно пожала плечами.

— Пойду, скажу Эльз, что ухожу, а Зимону — чтобы он нас сопроводил.

— Вы хотите взять с собой евнуха?

— Зимон — преданный и надежный слуга. Я беру его всякий раз, когда иду по делам. — Она с подозрением взглянула на судью. — Надеюсь, вы не против?

— С чего бы мне быть против? Если вы чувствуете себя в большей безопасности, когда рядом с вами Зимон, я не буду вам препятствовать.

— Вы думаете, что я боюсь оставаться с вами наедине, господин ван Клеве?

— А это не так? — В его взгляде, который остановился на ней, сквозила уже привычная смесь насмешки и раздражения.

— Нет, не так, — слишком быстро ответила она. — Но если вас это затруднит, я могу пойти с вами и без Зимона.

— Берите его с собой, госпожа Алейдис. Если мне не придется провожать вас до дома после визи та к Левину, это сэкономит мне кучу времени.