Золото Кёльна

Глава 23

Они как раз подошли к воротам бегинажа, когда увидели, что к ним приближается Андреа в сопровождении нотариуса Эвальда фон Одендорпа. Разглядев сердитое и решительное выражение лица деверя, Алейдис сразу же поняла, что эта встреча не сулит ей ничего хорошего.

— Куда это ты собралась? — бросил Андреа вместо приветствия и остановился перед ней. Сузив глаза, он окинул презрительным взглядом сначала ее, потом Винценца.

— Ты ходишь с ним? Это недопустимо. Почему тебя не сопровождают слуги или хотя бы горничная? Неужели ты хочешь навлечь на себя сплетни еще и потому, что разгуливаешь по городу с посторонним мужчиной?

— Господин ван Клеве не какой-то там посторонний мужчина, а полномочный судья, и мы не разгуливаем, а направляемся к Катрейн, — возмутилась Алейдис. — А вы, господин Эвальд, — поинтересовалась она у нотариуса, — какими судьбами здесь оказались? Неужели мой деверь не дает вам покоя даже в воскресный день?

— Воскресенье или понедельник, нотариусу все едино, если свершается неправда, которую нужно разоблачить, — с апломбом провозгласил Андреа и тут же попытался схватить Алейдис за руку. — Пойдем со мной, у меня к тебе серьезный разговор. Ты немедленно предоставишь мне доступ ко всем документам, имеющим отношение к меняльной конторе и выдаче кредитов. Как брат Николаи я имею право знать, как идут дела. Не так ли, господин Эвальд?

Нотариус смущенно втянул голову в плечи.

— Если вы видите основания для беспокойства, что дела госпожи Алейдис ведутся недолжным образом, вы можете подать протест и предложить свою помощь. Но…

V — Именно так я и поступлю.

— С чего это ты решил, что я веду дела недолжным образом? — спросила Алейдис, сердито скрестив руки на груди. — Это просто предлог для вмешательства. Николаи лишил тебя наследства, Андреа.

— Это не значит, что я смирюсь с тем, что ты разваливаешь дело моего брата.

— Ничего я не разваливаю!

— Она действительно ничего не разваливает, — подал голос Винценц, встав рядом с ней. — Как это понимать, господин Эвальд? — обратился он к нотариусу. — Насколько мне известно, завещание Голатти юридически безупречно. На каких основаниях вы принимаете протест?

— Я не принимаю, — ответил нотариус, сжавшись еще больше. — Господин Андреа разыскал меня и попросил сопровождать его на Глокенгассе, чтобы официально выразить госпоже Алейдис опасения насчет ее способностей вести дела в меняльной конторе. Он может сделать это в любое время, независимо от того, лишен он наследства или нет, как один из ближайших родственников мужского пола. Однако я хотел бы добавить…

— Какая чушь! — вскричала Алейдис, бросив на Андреа возмущенный взгляд. — Его утверждения высосаны из пальца. Он говорит, что я не способна управлять конторой лишь потому, что его раздражает, что Николаи оставил все мне. Но это не моя вина, а решение моего покойного супруга, которое мы обязаны уважать.

— Ничего я не собираюсь уважать, Алейдис! Я брат Николаи и имею право на наследство, и ты, разумеется, не станешь этого оспаривать. Кто ты вообще такая? Купеческая дочка, которая была замужем за моим братом меньше года. И ты, похоже, даже не беременна. Так объясни мне, какие у тебя права на наследство?

— Не знаю, — со вздохом призналась Алейдис. — Возможно, у меня на него не больше прав, чем у тебя, хотя и по другой причине. Но Николаи распорядился так, и мы обязаны подчиниться его воле.

— Ты вероломная себялюбивая сука! — взвизгнул Андреа, схватил Алейдис за руку и попытался потащить за собой. — Я этого так не оставлю, слышишь? Ты отдашь мне то, что мне причитается, иначе…

Его гневная речь оборвалась криком боли. Это Винценц перехватил его руку и резким рывком заставил разжать пальцы и отпустить Алейдис.

— Остановитесь, Андреа Голатти! В присутствии полномочного судьи вам следует вести себя корректно и не применять насилия к беззащитной вдове.

Он толкнул Голатти в грудь, так что тому пришлось отступить на несколько шагов назад.

— А вы, Эвальд, как смеете всерьез принимать к рассмотрению весь этот бред?

Нотариус затрепетал, однако набрался смелости и поднял голову.

— Как я уже неоднократно пытался объяснить господину Андреа, перспектив оспорить завещание практически нет. Однако я обязан рассмотреть любую жалобу. Извините, если это причиняет вам неудобство, госпожа Алейдис. Вашего деверя невозможно было отговорить от намерения повидаться с вами.

— Ах вот как! Это просто удар мне в спину! — взревел Андреа и хотел было наброситься на нотариуса, но его снова удержал Винценц.

— Хватит вести себя как одержимый!

— У меня есть право.

— Прекрати, Андреа! — прикрикнула на деверя Алейдис, которая уже была сыта по горло его воплями. — Ты выставляешь себя на посмешище, неужели непонятно? На нас уже смотрят люди. И все лишь потому, что ты не можешь смириться, что брат лишил тебя наследства. Уж не знаю, что произошло между вами, но полагаю, ему хватило, чтобы усомниться в твоих способностях. — Она вздохнула, подумав о бремени, которое взвалил на ее плечи Николаи. — Возможно, он боялся, что у тебя возникнет соблазн присвоить и его преступный промысел.

— Его темные делишки? Я не хочу иметь с этим ничего общего, Алейдис, я уже говорил тебе это раньше и повторю снова.

— Тем лучше, — сказал Винценц, указав на вход в бегинаж. — Боюсь, вам недолго пришлось бы довольствоваться богатством и влиянием, которое они приносят. Или вы предпочли бы, чтобы вами командовала женщина?

— О чем это вы? — недоуменно уставился на судью Андреа.

Алейдис, чувствуя себя крайне неловко, откашлялась;

— Господин ван Клеве, у вас пока нет ни улик, ни признания.

— Тогда нам не стоит терять время, если мы хотим их добиться.

Судья решительно вошел в ворота бегинажа. Андреа растерянно посмотрел ему вслед.

— О чем это он говорит?

Алейдис печально развела руками.

— Следуй за мной. И вы, господин Эвальд, тоже. Полагаю, лишние свидетели нам не помешают.

— Свидетели чего? — спросил Андреа, поспешив за ними во двор.

Винценц уже стучал в двери главного корпуса. Ему открыла старая нищенка. Он спросил, где найти Катрейн.

— На заднем дворе у ограды есть садик. Госпожа Катрейн там, — старуха указала на полукруглый арочный проем между главным корпусом и курятником. — Пропалывает свои травки, которые добавляет в мази и отвары, благослови ее Господь.

Алейдис и Винценц переглянулись. Прежде чем они пошли дальше, она коснулась рукой его плеча.

— Позвольте мне, пожалуйста. Боюсь, что она испугается.

— Боишься! Что вы хотите сделать? О чем речь? — подал голос все еще недоумевающий Андреа, переводя взгляд то на судью, то на невестку.

— Замолчите, — не терпящим возражения голосом скомандовал Винценц. — Идите, госпожа Алейдис, но будьте осторожны. Мы не знаем, что могло двигать Катрейн. И мы будем рядом, чтобы слышать каждое слово.

Склонив голову, Алейдис шагнула в арку с тревожным ощущением в животе. Тут же ее окружили ароматы сотен трав, произраставших на грядках, и цветов, что тянулись к свету с клумб и пышных кустарников. От внешнего мира садик отгораживала каменная стена высотой в человеческий рост. Прямо у стены, на последней грядке стояла на коленях Катрейн, орудуя маленькой лопаткой и серпом. Рядом с ней стояла овальная деревянная чаша, из которой торчали корни трав, ожидавших пересадки на новое место. Услышав шаги на посыпанной гравием дорожке, она обернулась и задумчиво поднялась.

Алейдис глянула через плечо. Винценц, Андреа и нотариус шли за ней, но замерли на почтительном расстоянии. Катрейн проследила за ней ничего не выражавшим взглядом.

— Не думаю, что ты пришла извиниться.

Алейдис остановилась в двух шагах от подруги.

— Я здесь, чтобы задать тебе вопрос, Катрейн.

— Вопрос, на который ты, очевидно, уже знаешь ответ, иначе зачем бы тебе приводить с собой полномочного судью и двух свидетелей?

Неприятный холодок пробежал по спине Алейдис.

— Почему, Катрейн? Почему ты хотела, чтобы я унаследовала дело твоего отца?

Подруга осторожно положила серп, которым только что срезала травы, на землю рядом с чашей, и ответила до жути спокойным голосом.

— Потому что ты такая же умная, как мама. Отец никогда не давал мне возможности достичь чего-то в этой жизни. Он не хотел, чтобы я вмешивалась в его дела. Он говорил, что хочет защитить меня, но совершенно не обращал внимания на то, что на самом деле предназначалось для меня матерью. Она была сильной женщиной, Алейдис, как и ты. А я была настолько глупа, что в пятнадцать лет влюбилась в мужчину и думала, что проживу с ним счастливо до конца дней. И посмотри, что мне это дало. Я живу одна в бегинаже, потому что не могу больше выносить общество мужчин. Предупреди своих спутников, что я буду царапаться, кусаться и кричать, если они подойдут ко мне слишком близко. Скажи им это!

В голосе Катрейн прорезались истеричные интонации. Алейдис снова оглянулась. Никто из мужчин не тронулся с места.

— Они не причинят тебе вреда. Я не понимаю одного, Катрейн. Это ты ходила к Бальтазару и дала ему денег на то…

— Чтобы он убил отца? — Катрейн сложила руки на животе. — Я не в восторге от этого поступка. Это была самая ужасная прогулка в моей жизни. И не только потому, что я чуть не умерла от страха. Я любила отца.

— И он любил тебя. Почему же ты захотела его смерти?

Ее голос отдался эхом в голове.

— Да, он любил меня и хотел защитить. Но не защитил. Много лет подряд он вынуждал меня жить с Якобом. Я умоляла его прекратить мои страдания, но он этого не сделал. Он избил Якоба однажды. Всего один раз! Я хотела, чтобы он убил его, но он сказал, что его душа и так уже проклята и он не хочет отягощать ее еще и убийством. Скажи мне, Алейдис, кто, как не отец, должен был вырвать меня из лап жестокого мужа? Он хотел забрать меня у Якоба, но это было не так просто, и ничего не двигалось с места, пока… Если бы мама была жива, до этого бы не дошло. Она без колебаний подослала бы к Якобу какого-нибудь головореза. А так мне пришлось сделать это самой, Алейдис. Я должна была избавиться от него.

— Ты убила своего мужа?

Алейдис уставилась на тихо плачущую женщину, не веря своим ушам.

— У меня бы на это не хватило сил, — ответила Катрейн, вытирая слезы, — но в Бонне тоже есть люди вроде Бальтазара.

— Ты наняла кого-то из них.

— У меня не оставалось выбора. Отец хотел мне помочь, я уверена, что хотел, но не помог. Все это тянулось слишком медленно, и уж конечно, он не решился бы на убийство. — Катрейн на мгновение замолчала. — Он был против того, чтобы посвящать тебя в свои секреты. Он хотел защитить и тебя, так он сказал. Ты была слишком милой и доброй для его теневого мира. Я убеждала его, но он вел себя как старый упрямый осел. Тогда-то я и поняла, что он стал нерешительным и мягким. Возможно, он всегда таким был. Я только сейчас понимаю, что движущей силой для него была мама.

Пораженная, Алейдис опустила глаза, — Он не желал, чтобы ты стала похожа на мать, Катрейн, как ты этого не понимаешь?

Та ничего на это не ответила и продолжила ровным голосом:

— Когда он женился на тебе, снова появилась надежда, Алейдис. Ты всегда была такой умной и способной. Ты бы понравилась маме. Когда отец доверил тебе вести книги, я поняла, что ты станешь большим приобретением для нашей семьи. Только подумай, как хорошо мы с тобой ладили, Алейдис. Как сестры. Сначала отец боялся, что я буду ревновать тебя, но нет, я никогда не ревновала. Я с самого начала надеялась, что ты займешь место матери, во многих отношениях. — Она разжала ладони и разгладила подол. — И почему он отказывался выполнить мое желание? Я была так зла, Алейдис. Зла и разочарована. Он просто не понимал, что потеряет, если не послушает меня. Почему он никогда меня не слушал? Никогда не поступал так, как я его просила?

— Катрейн?

Гримаса боли на лице подруги, ее дрожащий голос развеяли последние сомнения в страшной правде.

Значит, ты пошла к Бальтазару и заплатила ему, чтобы он убил отца?

— Да, — голос Катрейн прозвучал как замогильное эхо. — Отныне моя душа проклята навеки. Я очень скорблю по отцу, потому что, несмотря ни на что, я его очень любила. Он всегда был добрым, хорошим отцом. Впрочем, героем он никогда не был. — Катрейн тяжело вздохнула. — Вот почему все должно было выглядеть так, как будто он… Он должен был предстать таким же слабым, каким он казался мне.

— Ты хочешь сказать, все должно было выглядеть так, будто он покончил с собой? Катрейн, но этим ты могла навлечь беду на всю нашу семью! Даже на девочек.

Катрейн кивнула и снова протерла глаза.

— Я сожалею о том, что сотворила, Алейдис, ибо это смертный грех. Но в то же время я рада, что отец выполнил мою просьбу. Он назначил главной наследницей тебя, Алейдис. Таково было мое желание. Но почему он об этом умолчал? Все было бы совершенно иначе.

Испустив гневный вопль, Андреа бросился вперед. Катрейн подняла голову и, издав приглушенный писк, попятилась. Но Андреа в два счета оказался возле нее, схватил за плечи и грубо встряхнул.

— Ты, коварная душегубка! Как ты могла убить собственного отца! Мой брат мертв, потому что его погубила собственная плоть и кровь! Я сверну тебе шею, мерзкая тварь!

Андреа попытался схватить ее за шею, но Катрейн, пронзительно завизжав, принялась колотить кулаками и ногами, а ее белые зубы впились дяде в руку. Винценц подбежал к Андреа и попытался оттащить его от охваченной паникой женщины.

— Катрейн! Катрейн! — звала ее Алейдис, но тщетно, подруга ее не слышала.

Во дворе и у арки уже стали собираться первые любопытные. Госпожа Йоната выбежала из главного корпуса, чтобы прогнать их прочь, а когда ее слова не возымели действия, она просто растолкала их и побежала в сад.

— Ради всего святого, что здесь происходит? Что с госпожой Катрейн? У нее припадок?

— Успокойтесь, Голатти! — крикнул Винценц, которому наконец удалось оторвать Андреа от Катрейн. — Алейдис, успокойте ее, ради бога, сейчас сюда сбежится вся Глокенгассе!

Алейдис решительно шагнула к Катрейн, но тут же замерла на месте. Лицо подруги было пепельно-серым, на щеках багровели два огромных пятна, широко раскрытые глаза бессмысленно вращались во все стороны.

— Все в порядке, Катрейн, успокойся, Андреа к тебе больше не подойдет.

Алейдис осторожно протянула подруге руку, но та снова испуганно попятилась, пока не уперлась спиной в каменную ограду.

— Что здесь происходит? — повторила главная бегинка, беспомощно озираясь по сторонам. — Госпожа Катрейн, что с вами?

— Прошу прощения, госпожа Йоната, — ответил ей Винценц, которому к тому времени удалось немного успокоить Андреа. — Боюсь, госпоже Катрейн придется проследовать с нами. Она призналась, что наняла человека по имени Бальтазар, чтобы тот убил ее отца.

— Что? — побледнела госпожа Йоната и дважды перекрестилась. — Не могу в это поверить.

Она с опаской сделала несколько шагов в сторону Катрейн.

— Это правда?

— Я верила, что обязана так поступить. Я была так зла на него.

Голос Катрейн снова был спокоен, но взгляд был прикован к Андреа и Винценцу, точно она опасалась нового нападения.

— Он должен был быть наказан за то, что отказался выполнять мои желания.

— Убийца несчастная! — прошипел Андреа. Он готов был снова наброситься на племянницу, но Винценц схватил его и оттащил в сторону. Через плечо он бросил взгляд на Алейдис.

— Я пошлю за стражником.

— Нет, — покачала головой Алейдис. — Со стражником она не пойдет. Позвольте я сама отведу ее.

— Вы?

— Она моя подруга.

— Она совершенно не в себе;

— Нет, это не так. Но она боится мужчин. Покойный муж причинил ей слишком много боли и страданий. Она не даст ни вам, ни стражнику прикоснуться к себе.

— Как ты могла, Катрейн! Ты заслуживаешь худшего из наказаний! — Андреа гневно пожирал глазами племянницу, но больше не пытался приблизиться.

— Я сделала лишь то, что должна была сделать, Андреа, — ответила Катрейн. — Я больше не могла этого выносить. Отец подвел меня. А теперь и ты меня подвела, — обратилась она к Алейдис. — Теперь для тебя открыты все дороги. Я была так счастлива, когда огласили завещание, а теперь ты просто хочешь отвернуться от нас и отречься от фамилии отца. Зачем ты так оскорбляешь мою семью?

Алейдис не нашлась, что ей ответить, даже когда Катрейн вновь начала плакать. Беспомощная и растерянная, она стояла перед лучшей подругой, пытаясь понять, что творится в ее голове, как могло дойти до такого, что она решилась на убийство собственного отца.

— Катрейн, послушай меня — Она отчаянно пыталась найти нужные слова. — Николаи изменил завещание вовсе не потому, что ты так пожелала.

— Нет же, он все сделал так, как я просила. Он все завещал тебе — таково было мое желание.

Странная блаженная улыбка заиграла на губах Катрейн. И от этой улыбки волосы на голове Алейдис встали дыбом.

— Нет, Катрейн, я думаю, он сделал это, потому что знал, что я буду противиться его подпольному королевству… и твоим замыслам. Долгое время я никак не могла взять в толк, что побудило его оставить все мне. Но теперь, когда я выслушала тебя, я понимаю, что он хотел помешать тебе и семье твоей матери влиять на меня, как когда-то они влияли на него. Полагаю, он хотел открыть мне правду и предупредить, что я должна пойти против тебя и Хюртов и покончить с его подпольным королевством. Но ты помешала этому, убив его.

— Нет, он исполнил мое самое большое желание.

— Уверена, он желал, чтобы и ты держалась как можно дальше от его преступлений.

— Он никогда не брал меня в дело, хоть я и не глупышка. Я могла бы работать в меняльной конторе и выдавать кредиты. Но вместо этого он позволил мне выйти за Якоба.

— Он хотел как лучше, Катрейн. — Алейдис трудно было осознать, что таила история этой семьи, бывшей для многих образцом достатка и благополучия. — Отпустить тебя в Бонн было ошибкой, и он до последнего сожалел об этом. Ты же знаешь, он сделал все, чтобы вернуть тебя обратно…

— Все? Нет, это не так. Если бы он любил меня, как я люблю его, он Свернул бы Якобу шею на моих глазах. Вместо этого он собрался устроить развод, но Якоб оказался умнее его, и мне пришлось взять этот грех на себя.

— Госпожа Алейдис, там собирается все больше прохожих, — сообщила обеспокоенная Йоната, выглянув в арку. Ктому времени суматоха в саду привлекла внимание других бегинок, и, видимо, кто-то из них отправил весть в дом Алейдис, поскольку во дворе уже стояли Вардо и Зимон, энергично оттесняя зевак. Винценц оглянулся и выругался сквозь зубы.

— Мы не можем забрать ее отсюда сейчас, толпа просто растерзает ее на части. Найдется ли в бе-гинаже помещение, в которой мы можем запереть ее на время?

— Да-да, — закивала старшая бегинка. — Можно отвести Катрейн в ее собственную келью, она как раз запирается снаружи, а окно зарешечено.

— Хорошо, отведите ее туда. Но позаботьтесь о том, чтобы в ее комнате не было никаких острых предметов, веревок, простыней и тому подобного.

— Отчего же? — удивилась Йоната, но тут же испуганно закрыла рот рукой. — Пресвятая Дева Мария, так вы боитесь, что она?..

— Просто вынесите из кельи все, что там есть.

— Как скажете. Я мигом все устрою.

И она поспешила в главный корпус. А зевак тем временем все прибывало. Появились и два шеффена. Винценц переговаривался с ними, не спуская глаз с Андреа. Тот, казалось, успокоился и лишь поглядывал исподлобья на Катрейн. Алейдис чувствовала себя так, будто у нее с плеч сняли мельничный жернов. Она не могла поверить этому чувству и в то же время боялась, что Катрейн тронулась рассудком. На лице подруги вновь блуждала блаженная улыбка, поражающая своей бессмысленностью и неуместностью. Но она все же решилась задать ей еще один вопрос.

— Это ты заколола Бальтазара кинжалом отца?

— Да, — совершенно будничным тоном ответила Катрейн. — Он не хотел мне его отдавать.

— Кинжал? — с дрожью в голосе спросила Алейдис.

— Нет, кинжал он сам отдал мне раньше. Я хотела оставить его себе. Он мне нравится больше, чем нож, который я обычно беру с собой, когда мне приходится выбираться в город. И выглядит он еще более угрожающе, ведь он такой длинный и острый. Нет, я говорю о кольце. Бальтазар утверждал, что никакого кольца не было. Но это ложь. Отец никогда не расставался с ним. Никогда, понимаешь? Он не носил его на пальце, а прятал в одежде. Это кольцо было дорого ему, и я считала, что оно по праву мое. Оно особенное, Алейдис. Но эта грязная свинья украла его и поплатилась за это. — Катрейн перешла на шепот. — Он заплатил своей никчемной жизнью. Я бросила его в Рейн, это было проще всего, ведь мы стояли на берегу. Перед этим я обыскала его, но кольца при нем действительно не было.

— Он проглотил его, — сказала Алейдис.

Лицо Катрейн вспыхнуло лихорадочным румянцем.

— Вы нашли его? Где оно?

— Господин ван Клеве держит его под замком.

— О чем ты там болтаешь? — заинтересовался Андреа, сделав несколько шагов вперед, прежде чем Винценц успел преградить ему путь. — Что еще за кольцо?

— Кольцо отца, — ответила Катрейн, отступив назад и глядя на серп, который все еще лежал на земле рядом с миской и лопаткой.

Поймав ее взгляд, Алейдис быстро подняла серп и завела руку за спину.

— Это очень красивое и важное кольцо. С печаткой в виде звезды с семью лучами, как на печати отца.

— И что же в нем такого важного? Оно ценное? — не отставал от племянницы Андреа. — Отвечай, мерзавка, пока еще можешь!

— О да, — холодно улыбнулась Катрейн. — Очень ценное. Оно ключ к богатству и власти.

— Какие-то суеверные бредни, — скривился Андреа. — Ты несешь чушь.

— Келья готова, — сообщила старшая бегинка, которая появилась в саду вместе со служанкой. — Но вы действительно считаете разумным оставлять ее здесь? Вы только посмотрите, сколько людей пытается попасть во двор.

— Если мы попытаемся провести ее мимо них, для всех нас это может закончиться очень скверно. Особенно для госпожи Катрейн, — заметил ван Клеве и обратился к Алейдис: — Сможете ли вы провести ее в келью, и присматривать за ней столько, сколько потребуется? Боюсь, мы не можем пока забрать ее отсюда. Слишком велик риск, что толпа набросится и растерзает ее. Чуть позже мы пришлем закрытую повозку. Так, по крайней мере, ей никто не причинит вреда, пока ее не препроводят в тюрьму.

— Я позабочусь о нещ — согласилась Алейдис. Она осторожно подошла к подруге и тронула ее за руку. — Пойдем, я провожу тебя.

— Ты ведь позаботишься о моих девочках, как обещала?

— Конечно, позабочусь.

Бережно взяв Катрейн за руку, она повела ее к арке.

— Не беспокойся о дочерях. У меня они всегда найдут любовь, кров и ласку.

— Это хорошо.

Когда они подошли к арке, Катрейн вдруг проворным движением выхватила у Алейдис серп. В следующий момент она поднесла лезвие серпа себе к горлу.

— Нет!

Андреа оказался самым проворным. Он бросился на племянницу, грубо отшвырнув Алейдис в сторону, так что та не устояла на ногах и упала на землю. Вскрикнув, Катрейн принялась бороться с дядей. Тот пытался вырвать у нее острое орудие, но она не сдавалась: пинала его ногами и кричала как обезумевшая. Поднявшись на ноги, Алейдис попыталась вмешаться. Винценц последовал ее примеру. Но отчаявшаяся женщина все яростнее размахивала серпом. Наконец, Андреа удалось взять вверх, и он схватил ее сзади. Но отчаяние точно придало ей сил. С яростным воплем она вырвалась из его захвата и вслепую ударила серпом, угодив Андреа прямо в левый глаз. Он взвыл от боли, отпустил ее и отшатнулся. Алейдис едва успела отпрыгнуть в сторону, когда Катрейн, испустив громкий крик, оттолкнула дядю от себя, да так, что тот опрокинулся назад, ударился головой о каменную арку и сполз на землю.

Катрейн замолчала, но тут завопила госпожа Йоната, а сопровождавшая ее служанка тоже вскрикнула от ужаса.

— Боже правый, Андреа!

Катрейн замерла на месте, точно заколдованная, глядя немигающими глазами на безжизненное тело дяди. У того из выбитого глаза и зияющей раны на затылке струилась кровь.

— Помогите, кто-нибудь помогите ему! — взмолилась она, будто забыв, что эти раны нанесены ее рукой. Но потом она наклонилась, чтобы поднять серп. Винценц быстро наступил на орудие ногой.

— Уведите уже, наконец, эту женщину, и побыстрее! Свяжите ее, если потребуется.

Взгляд Алейдис метался от Андреа к Катрейн. Она не понимала, кто из них сейчас больше нуждается в ее помощи. Уловив ее сомнения, ван Клеве сказал:

— Отведите ее в келью, Алейдис, я позабочусь о вашем девере.

И тут же отправил кого-то за помощью, водой, заживляющими мазями и чистыми платками. Тем временем Зимон и Вардо едва сдерживали напор желавших хоть одним глазком взглянуть на то, что происходит. Алейдис решительно схватила Катрейн за руку.

— Пойдем.

И добавила, обратившись к главной бегинке, которая опустилась на колени рядом с Алдреа:

— Госпожа Йоната, помогите мне, пожалуйста. И ты тоже, — подозвала она бледную как мел служанку.

Когда они сопровождали Катрейн в главный корпус, она слышала, как Винценц охрипшим голосом раздает распоряжения:

— Приведите городского врача, этот человек еще жив. Ленц, подойди-ка сюда. Бери ноги в руки и беги на Старый рынок. Спросишь там магистра Бурку. Скажи, пусть немедленно идет сюда.

— Там неподалеку живет банщик Йупп. Ему тоже сказать?

Голос мальчика дрожал от волнения.

— Да, пожалуй. Если мы хотим спасти Голатти, чем больше целителей, тем лучше.

— Я не хотела, Алейдис, — сказала Катрейн, без сопротивления позволив отвести себя в свои покои на втором этаже — Я не хотела причинить вред Андреа, но он схватил меня так, как это делал Якоб.

— Я знаю.

Алейдис с грустью взглянула на женщину, которая некогда была ее лучшей подругой. Они были близки как сестры. Что теперь с ней будет? Закон суров — за убийство грозила виселица.

Вздохнув, Алейдис заперла за Катрейн дверь, убедившись, что в келье нет никаких острых или опасных предметов.

— Снимите с нее чепчик и все шнуры с одежды, — распорядился один из шеффенов, который следовал за ними по пятам на почтительном расстоянии, и указал на дверь. — Мы должны быть уверены, что она доживет до суда.