Золото Кёльна

Глава 13

— Здравствуйте, господин полномочный судья.

Катрейн поспешно увернулась от хмурого ван Клеве, который быстро прошел мимо нее и исчез во дворе. Вскоре послышался цокот копыт. Винценц пронесся рысью на своем гнедом жеребце, даже не оглянувшись.

— Боже правый, какой грубиян!

— Здравствуй, Катрейн. Что привело тебя сюда в столь поздний час? Похоже, ради тебя госпожа Йоната проявляет просто чудеса сговорчивости.

Алейдис быстро отступила, впуская подругу в дом.

— Она понимает, что я хочу поддержать тебя, к тому же сейчас еще не так уж и поздно. Наши ворота запрут лишь через два часа, а я к тому времени уже давно вернусь.

— Проходи. Лютц наносил дров. Сейчас разожжем огонь в большом камине. Сегодня довольно зябко. Хочешь что-нибудь выпить?

По дороге в гостиную Алейдис заглянула на кухню и распорядилась, чтобы Эльз принесла им вина со специями. Когда обе удобно устроились в креслах, Катрейн сразу же поведала причину визита.

— Как ты, наверное, знаешь, Илла, Тринген и Зузе время от времени нанимаются обмывать тела усопших. За последние два дня я уже дважды присоединялась к ним, и оба раза нам доставались покойники из богатых и уважаемых семей. Я решила, что так смогу побывать у них дома и выведать какие-нибудь сведения, которые могут тебе помочь.

Алейдис испуганно схватила подругу за руку.

— Не стоило тебе этого делать. Я прекрасно знаю, что это занятие не из приятных.

— Я делала это из христианского милосердия, Алейдис, каковое однажды понадобится и мне. И хочу в свое время предстать перед спасителем чистой, если не душой, то хотя бы телом и одеждой.

— Глупости какие. — Алейдис горячо сжала ее руку. — Не такая уж ты и грешница. Всегда жила благочестиво.

— Возможно, большую часть времени так оно и есть, но мне кажется, что когда однажды мои желания и мысли взвесят на небесных весах, то перевес в пользу добра будет не слишком большим.

— Если за греховными желаниями и мыслями не последовали дела, то, чтобы снять с тебя это бремя, достаточно исповеди и покаяния. Или, — Алейдис улыбнулась, — ты увидела какой-то порочный сон и тайно воплотила его в жизнь? В таком случае, конечно, ты таким мягким наказанием не отделаешься.

— О нет! — округлив глаза, вскричала Катрейн, но тут же сама улыбнулась: — Ты иногда бываешь совершенно невозможной!

— Так что же полезного тебе удалось узнать?

Алейдис разлила вино с пряностями по кубкам и протянула один из них подруге.

Они сделали по глотку, и Катрейн ответила:

— С господами я, конечно, не говорила, но от слуг в обоих домах я узнала, что о смерти отца судачит весь город. Самые дикие слухи распространяются как эпидения ветряной оспы. Чего только не придумывают люди, когда речь идет о нераскрытом преступлении. Но кое в чем многие сходятся.

Она откашлялась.

— Ван Клеве-старший несказанно рад смерти отца. Он уже выдал займы нескольким его — то есть теперь уже твоим — заемщикам, Алейдис. Ты не должна этого допускать. Если он будет переманивать наших клиентов, мы обанкротимся.

— Я знаю, что должна позаботиться об этом. Но это не так просто, как кажется. Я пока еще плохо разбираюсь во всех этих кредитных делах.

— Значит, тебе придется научиться. Причем чем скорее, тем лучше. Иначе ван Клеве воспользуются смертью отца и выдавят тебя из дела.

— Ну, наверное, этого желают не только ван Клеве, но и любой заимодавец в Кельне, ты не находишь?

Катрейн кивнула, но тут же покачала головой.

— Но, по крайней мере по моим сведениям, ван Клеве единственные, кто хочет отнять у тебя твое дело.

— Отнять? — переспросила Алейдис, потрясенная услышанным.

— Ну, скорее поглотить. Для Грегора ван Клеве это вопрос принципа. Он просто ненавидит твоего отца всеми фибрами души.

— Насколько мне известно, они никогда не пересекались и не вели общих дел.

— Не имели, пока ван Клеве не предложил ему породниться семьями.

— Что? — чуть не подпрыгнула от неожиданности Алейдис.

— Он желал, чтобы ты вышла замуж за его сына. Только не говори, что не знала.

Алейдис яростно замотала головой.

— Отец никогда ничего не рассказывал мне об этом.

— И Винценц ван Клеве тоже?

— Нет, или… Он иногда так странно себя ведет. — Тут же в ее памяти всплыли последние несколько дней, и Алейдис судорожно вздохнула. — Нет, я просто не могу в это поверить. Как ты думаешь, он все еще хочет на мне жениться?

— Хочет он или нет, этого я не знаю. Но тот надменный ворчун, который выбежал отсюда несколько минут назад, не слишком похож на человека, который собрался свататься. — Теперь уже Катрейн прикрыла ладонью руку подруги. — Ван Клеве-старший, наверное, снова попытает счастья, особенно теперь, когда его главный соперник лежит в земле и не может этому воспрепятствовать. А нравится идея его сыну или нет, это неважно. Он поступит так, как требуют интересы дела.

Она заглянула Алейдис в глаза.

— Он тебе нравится?

— Что? — голос Алейдис дрогнул. — Нет! О чем ты только думаешь? Разве я тебе не говорила, что не могу позволить себе сейчас подобных мыслей! Если слишком рано. Да еще Винценц ван Клеве! Боже правый, да как тебе только в голову такое пришло?

— Ладно, — с заметным облегчением вздохнула подруга. Затем она слегка наклонилась вперед и многозначительно прошептала: — Ибо, как мне кажется, это не самая подходящая партия. И не только потому, что наши семьи враждуют с незапамятных времен, но еще и потому, что ван Клеве-старший ужасный человек, спесивый и злой. И его сынок, судя по тому, что о нем болтают, того же поля ягода. Говорят, что его жена покончила с собой от горя. Все это выставили как несчастный случай, но если даже половина из того, что рассказывают о его грубости и жестокости, правда, я несколько не удивлюсь, что… о, я даже не буду этого произносить, это такой ужасный грех.

Вздрогнув, Катрейн потерла руки и ладони и перекрестилась.

— Знаешь, а мне в голову пришло еще кое-что, — вдруг сказала она.

— Что именно? — встрепенулась Алейдис. — Если ты вспомнила что-то важное, ты должна сказать, Катрейн. Иначе мы с ван Клеве ничего не сможем сделать.

— Видишь ли, в том-то и проблема. Не думаю, что судья будет рыть в том направлении, ведь это затрагивает его самого. Его и его отца.

Катрейн смущенно обхватила руками колени.

— Это случилось год назад или около того. Я бы об этом и не вспомнила, но, когда задумалась о слухах про Грегора ван Клеве и твоего отца, это как-то само собой всплыло в голове. В общем, это было в декабре или ноябре прошлого года, я уже точно не помню, но это и неважно. Именно тогда Грегор ван Клеве заявился к моему отцу. Можешь себе представить, как тот удивился. Да и я тоже. Этот мерзкий человек не переступал порог нашего дома уже много лет.

Напряженно вслушиваясь, Алейдис наклонилась почти к самым губам подруги.

— Чего же он хотел?

— Хотел заключить сделку. И товаром была ты. Не знаю, откуда ван Клеве узнал, что отец сватается к тебе, но ван Клеве предложил ему Рильскую таможню, если он передумает.

— Таможню у Рильского замка? — Алейдис была озадачена. — А разве Николаи и так ей не владел?

Катрейн удивленно уставилась на подругу.

— Что ты хочешь сказать? Отец отказался от сделки. Он любил тебя и не собирался никому уступать. Тем более заклятому врагу. Когда ван Клеве ушел, отец был ярости. Я знаю об этом, потому что в тот день пришла сюда навестить девочек. Он обозвал ван Клеве жалким проходимцем и заявил, что ни за какие деньги в мире не позволит лишить себя счастья сочетаться с тобой браком. — Катрейн сжала руку Алейдис чуть крепче. — Но почему ты говоришь, что таможня принадлежала ему? Как такое возможно?

— Не знаю, — пожала плечами Алейдис. — Я нашла письмо Николаи к одному из членов Совета. В нем Николаи предлагает ему часть доходов от таможни взамен на голос за изгнание евреев из Кельна. Разумеется, Николаи мог предложить нечто подобное только в том случае, если таможня принадлежала ему, а не Грегору ван Клеве.

— Странно. — Катрейн задумчиво убрала руку. — Может быть, отец сумел как-то перехитрить ван Клеве?

— Пообещал сделать, но не сделал, ты полагаешь? — Алейдис поднялась и заходила туда-сюда по гостиной. — Я пока не нашла в бумагах Николаи никаких доказательств, что таможня в Риле принадлежала ему. Вероятно, для этого мне нужно перебрать все сундуки. Должно быть свидетельство о праве собственности или хотя бы его дубликат. Вряд ли Николаи стал бы обещать долю в том, чем он не владел.

Катрейн кивнула.

— Если он обманом отобрал у Грегора ван Клеве таможню, разумеется, тот должен кипеть от гнева. Для отца было в порядке вещей использовать силу и влияние, чтобы заполучить то, что ему было нужно. — Она замолкла и призадумалась. Вдруг лицо ее просветлело. — Скажи, если у отца есть хоть какие-то права на таможню, они должны быть заверены в Совете, правда? Почему бы тебе просто не пойти в ратушу и не попросить показать документы? Тогда, по крайней мере, мы будем знать точно, да или нет.

Алейдис кивнула, хоть на сердце у нее было тяжело.

— Ты права, я так и сделаю. Только… — Она вздохнула и снова села на кресло. — Допустим, Николаи действительно обманул Грегора ван Клеве или надавил на него. Что из этого следует? Каким бы способом Николаи ни заполучил таможню, ван Клеве это не понравилось. Возможно, он даже так разозлился, что…

Внезапно пришло озарение, от которого стало трудно дышать.

— Боже мой, а ведь таможня теперь моя! — вскричала Алейдис.

— Тише, тише! Не стоит делать поспешных выводов, — заметила Катрейн.

— Да, не стоит, — со вздохом согласилась Алейдис. — Но если Грегор ван Клеве имеет хоть какое-то отношение к смерти Николаи, я выведу его на чистую воду, обещаю.

— Тебе не кажется, что сын помогает ему? — поинтересовалась Катрейн, теребя складки юбки. — Я хочу сказать, у него как у полномочного судьи есть все возможности сделать так, чтобы все, о чем мы говорим, не всплыло в расследовании. Не то чтобы я подозреваю его в бесчестности. Возможно, лично он человек чести, но…

— Я понимаю, о чем ты. — Алейдис мрачно уставилась в свой полупустой кубок. — Наверное, лучше, если я пока не стану обсуждать с ним эту тему. По крайней мере до тех пор, пока я не буду точно знать, что на самом деле произошло между Николаи и Грегором ван Клеве.

— Но как ты собираешь это узнать?

Алейдис решительно вскинула голову.

— Спрошу у Грегора ван Клеве, как же еще?

— Вот вам, мастер Николс, вся сумма в кельнских серебряных монетах.

Винценц пересчитал монеты одну за другой на столе перед английским купцом и разложил английское золото, серебро и медь по шкатулкам.

— С вами приятно иметь дело.

— Взаимно.

Николс ссыпал монеты в кошелек.

— С вами, по крайней мере, можно быть уверенным, что тебя не обманут. А я за годы поездок насмотрелся такого, что ой. На каждом шагу меня подстерегают негодяи и фальшивомонетчики. Был я давеча во Франкфурте, так тамошний меняла хотел заплатить мне только три четверти от обменного курса. Он утверждал, что мои деньги весят меньше номинала.

— Какой позор!

— Не говорите. А в Венеции один фрукт не смог оплатить векселя, которые были выписаны ему на меня. Представьте себе, он растранжирил все деньги на выпивку и девок. Поэтому мне пришлось взять быка за рога. Я потребовал от властей закрыть контору и банк, через которые он проворачивал свои делишки.

— Вапса rotta, — понимающе кивнул Винценц. — Ваше законное право.

— Но с вами, к счастью, у меня такого никогда не случается.

— И не случится.

Винценц улыбнулся и встал с кресла. Краем глаза наблюдая через распахнутую дверь за привычной для этих утренних часов суетой на Новом рынке, он разглядел между рядов ржаво-багровый плащ отца. Грегор ван Клеве быстрым шагом направлялся в меняльную контору сына.

— Могу ли я еще что-нибудь сделать для вас, мастер Николс? — поинтересовался он у клиента.

— О нет, не сегодня. Когда я продам свои товары в Кельне и получу барыш, я приду сюда снова, выпишете мне парочку векселей. Вы, случаем, не встречали в последнее время Джованни Джакомо?

— Торговца пряностями из Рима? Видел его три или четыре месяца назад. Он был тут проездом в Константинополь. Передать ему сообщение от вас, когда он поедет назад?

— Если вас не затруднит, я бы передал ему через вас письмо с векселем, — попросил Николс.

— Разумеется.

— Это будет мне чего-то стоить?

Винценц снова улыбнулся.

— Это лишнее. Письмо есть не просит, так что я передам его от вас совершенно бесплатно.

Про себя Винценц подумал, что ему все равно Достанутся комиссионные, которые у мастера Николса всегда были довольно внушительными. Так что маленький знак внимания был в его интересах.

— Рад был с вами повидаться, мастер ван Клеве.

Николс отвесил поклон и повернулся к двери, но отскочил назад, чтобы не столкнуться с отцом Винценца, который влетел в дверь, красный как вареный рак. Багровый плащ трепыхался за его спиной.

— Прочь! Мне нужно поговорить с сыном. — Голос старика дрожал от гнева. — Винценц, запри дверь, нам надо поговорить.

Он метнул суровый взгляд в купца, который лишь робко отшагнул в сторону, но покидать контору не спешил.

— Вы еще здесь? Разве я сказал вам убираться отсюда?

— Прошу прощения, — промолвил ледяным тоном Николс, с любопытством посмотрев на разъяренного старика. — Есть хоть одна причина, по которой я заслужил столь грубое обращение?

Винценц тут же выбежал из-за стола и вывел клиента из конторы, не обращая внимания на Грегора. < — Тысяча извинений за моего отца. Кажется, он чем-то сильно расстроен. Простите ему его грубость.

— Что вы, что вы, ничего страшного, — замахал руками купец. — Надеюсь, он гневается не на вас. Вы, случаем, ничем перед ним не провинились?

— Скорей всего, нет, — рассмеялся Винценц, — но даже если провинился, я способен устоять перед бурей.

— Разумеется. Опытный человек способен с честью выдержать отцовскую строгость, — понимающе улыбнулся Николс. — Увидимся через несколько дней.

— Удачной вам торговли в Кельне.

Винценц проводил купца любезной улыбкой, но когда тот скрылся в толпе вместе с слугами и двумя навьюченными мулами, лицо судьи помрачнело. Он спешно вернулся в контору и запер за собой дверь.

— Отец, в чем смысл этого представления? Вы хотите распугать моих клиентов?

— У меня нет времени на расшаркивание перед ними. Тем более ты уже закончил.

— Это не повод столь нелюбезно выставлять мастера Николса за дверь. И часа не пройдет, как поползут слухи. Как вы думаете, что сделает Николс? А я вам скажу: он зайдет в ближайшую таверну и расскажет всем, что Винценц ван Клеве в ссоре с отцом. И это сейчас, когда из-за убийства Голатти наша фамилия у всех на слуху.

— Хорошо, что ты заговорил об этом, мой мальчик, — сказал старик, скрестив руки на груди. — Ведь именно поэтому я здесь. Не из-за убийства, мне до него нет дела. Можешь копаться в этом сам, если это доставляет тебе удовольствие.

— Удовольствие? — покачал головой Винценц. — Я выполняю свой долг, отец.

— Да ради бога. Но сейчас твой долг — урезонить зарвавшуюся вдову Голатти. И если ты этого не сделаешь сам, то ею займусь я.

— Алейдис? А что с ней?

— А я тебе скажу! — Глаза Грегора налились кровью. — Она осмелилась заявиться в мои дом. Я решил, что, должно быть, зрение обманывает меня. Она задавала вопросы о Рильской таможне и о том, связан ли я как-то со смертью ее мужа. Эту наглую шлюху следует хорошенько выпороть, чтоб у нее язык отсох.

— Так, подождите! — Винценц поднял обе руки, чтобы остановить словоизвержение отца. — Когда она была у вас?

— Только что. Полчаса назад или около того. С ней был этот чертов кастрат с писклявым голоском. Он смотрел на меня так, будто это я спровадил на тот свет Николаи Голатти. Будто мне была какая-то выгода с того, что ломбардцу свернули шею. Не то чтобы он этого не заслуживал, но я не опушусь до такой низости!

Винценц с сомнением посмотрел на отца.

— Хотелось бы надеяться.

— Я не убийца, черт возьми!

— И на это я тоже надеюсь.

— Ты что, спелся с этой женщиной? Ты подослал ее ко мне?

— Зачем мне это делать? Я и понятия не имел, что она придет к вам.

Скрипнула половица. Винценц мельком оглянулся и заметил Альбу. Она стояла в проеме двери, которая вела вглубь дома.

— Что ей вообще было нужно?

— Говорю же тебе, она спрашивала про таможню под Рилем.

Винценц поднял брови.

— Ту самую, которую отнял у вас Николаи?

— Да, ту самую, которую он увел у меня из-под носа! Он подкупил своих чертовых приятелей в Совете, чтобы они отобрали у меня права на доходы. Якобы я неправильно рассчитал долю города и присваивал средства.

— Но ведь так оно и было.

— Дело не в этом. — Грегор яростно воззрился на сына. — Но это дало Голатти конкурентное преимущество. Интересно, откуда он узнал о растрате? У этого пройдохи всюду были свои соглядатаи. Чертовы ломбардцы!

— Ну-ну, вы уже заговорили, как те мужланы, которые на днях напали на Алейдис посреди бела дня на улице. — Винценц внимательно посмотрел на отца. — Я боюсь предположить, что вы могли приложить руку к этому позорному нападению.

— Эта баба подозревает меня в убийстве Голатти! Из-за этой проклятой таможенной пошлины.

— Таможня — чрезвычайно прибыльное дело, даже без учета тех денег, которые вам, отец, за это время удалось утаить от сборщиков податей и от править к себе в карман. Я могу понять, почему она сделала такой вывод.

— Ата, значит, ты поддерживаешь ее бредни.

— Я ничего не утверждаю, отец, просто говорю, что могу понять ход ее мыслей. Итак, она у нала, что Николаи увел таможню у вас из-под носа. Но это само по себе не причина обвинять человека в убийстве. Я ее уже успел неплохо ее изучить, чтобы понимать, что она не мыслит так примитивно. Так какова была истинная причина ее визита к вам?

Грегор провел рукой по короткой густой бороде.

— Откуда она прознала, без понятия. Может быть, у Голатти были какие-то записи, может быть, он сам ей сказал. Не имею ни малейшего представления.

— А что он такого мог ей сказать?

Винценц с подозрением взглянул на отца, который теперь казался не столько рассерженным, сколько обиженным.

— Что наш батюшка предлагал таможню Голатти, рассчитывая, что тот отступится от Алейдис, — раздался тихий и отчетливый голос Альбы. Она медленно вошла в контору и остановилась прямо перед мужчинами.

— Замолчи! — взревел Грегор, метнув уничтожающий взгляд в дочь. — Откуда ты вообще об этом прознала?

— А я и не знала, отец, просто предположила. И как видите, угадала.

— Что я слышу? — Винценц ошеломленно уставился на отца.

Альба успокаивающе коснулась его руки, но тут же отдернула ладонь, встретившись с его сердитым взглядом.

— Отец предложил Голатти таможню за то, что тот откажется от помолвки с Алейдис де Брюнкер. Догадаться было несложно; Винценц. Ты бы и сам смог. И то, что отец поступил так, чтобы увести невесту у Голатти, позволяет взглянуть на дело в совершенно новом свете. Особенно если вдова уже смекнула, что ее муженек часто использовал власть; чтобы приструнить соперников. Именно так он и сделал, да; отец? Он хотел преподать вам урок. Он забрал ту самую таможню, которой вы пытались его подкупить, и тем самым дал понять, что не потерпит такого обращения, а еще — что он сильнее вас.

Грегор долго смотрел на дочь, затем снова повернулся к Винценцу.

— Впредь держи эту проклятую вдову от меня подальше. Я не потерплю ее гнусных обвинений. Ей пора преподать урок. И если ты не приструнишь ее, я сделаю это сам, не сомневайся.

Злобно рыкнув, он развернулся и вышел из меняльной конторы. За ним с грохотом захлопнулась дверь.

Альба скривила губы.

— Ты еще хлебнешь горя с этой девицей, братец. Она осмелилась бросить вызов отцу! Похвально, но глупо. Не лучший способ помирить наши семьи.

— Заткнись, Альба!

С некоторой досадой Винценц услышал, как бьют полуденные колокола. Он вспомнил, что собирался нанести визит семейству Хюрт и что Алейдис настояла на том, чтобы его туда сопровождать.

— Ты, конечно, можешь приказать мне заткнуться, Винценц, но ты прекрасно знаешь, что я редко исполняю то, что мне велят мужчины. Что-то мне подсказывает, Алейдис слеплена из того же теста. Я бы хотела с ней познакомиться. Уверена, мы бы прекрасно поладили.

Винценц, яростно сверкнув глазами из-под кустистых бровей, схватил серый судейский плащ и накинул его на себя.

— Только этого мне еще не хватало.