Когда кто-нибудь отправлялся в особенно далекий маршрут, мы помогали товарищам в сборах. Один проверяет надувную лодку, другой свяжет спальные мешки, третий зальет спички парафином и вложит их в стреляную гильзу… А завхоз Мыкола Карпович старался приготовить в дорогу что-нибудь вкусное и щедро наполнял рюкзак: «Вам же там нихто нэ спэчэ, не зварыть, а то, шо сами зробытэ, — з того сыл мало будэ».
Конечно, больше всего мы помогали Кочевой. Но она не сидела сложа руки: удобно ли лежит вьючное седло, не слишком ли тяжелы вьючные ящики («лошадь не трактор»), не забыли ли консервы или диметилфталат, хорошо ли свернута палатка…
Сегодня Кочева тоже уходит в дальний маршрут на четыре дня. Уже почти все готово, Циля навьючена, но Ираида и не спешит проверять. Она лежит на надувной лодке и смотрит в небо. Солнце ей не мешает: оно только-только взошло. Глаза широко открыты, по карим зрачкам, по голубеющим белкам плывут облака.
— Честно говоря, мне чертовски надоело быть мужиком. Все делай либо сама, либо проверяй, потому что где-нибудь обязательно будет неладно. А с Суховым я чувствую себя спокойно: он все сделает, на него можно положиться. Продираясь с ним сквозь тайгу, я не сверяюсь с компасом — Сухов ведет точно, не собьется. И я экономлю силы. А схватываемся мы с ним лишь тогда, когда дело доходит до теории, выводов. Ну, да это особое. Пока же я благодарна ему — он дает мне почувствовать, что я женщина, существо сла-а-абое, — улыбнулась Ираида как-то по-детски, виновато и мило.
Потом снова заговорила:
— Ну и кроме практической стороны, есть еще одна черта, которую я ценю в Степане: он регулярно бреется при любых обстоятельствах, даже в маршрут берет механическую бритву.
Кочева поднялась, подошла к лошади. Сухов похлопал Цилю по боку:
— Вынослива кобылка, и характер золотой. Когда я с нею, силы удваиваются, чувствую: что-то добавляется ко мне.
— Конечно, — сказала Ираида. — Без нее вы просто Сухов, а с нею — Сухово-Кобылин.
Кочева и Сухов ушли. Они перевалили сопку, помахали нам на прощанье.