Наступило девятое июня — памятный для всех день.
Вечерело. Возвращались из похода Кочева, Слава и Юра. Рюкзаки оттягивали плечи, ныли уставшие ноги. Но лагерь был уже близок.
Вдруг Слава окликнул друга:
— Юрка, ты ничего не слышишь? Или мне показалось?..
С берегового обрыва махал им рукой Степан Донатыч.
— Пароход!.. Пароход!
В предвечерней тишине отчетливо раздавался характерный всплеск пароходных плиц. От этого звука, такого неожиданного, замерло сердце. Счастливейшие минуты! Ведь на Омолоне нет регулярного пароходного сообщения. Река коварна и капризна, вся в мелях и каменистых грядах, опасна для судов. Лишь во время половодья можно рискнуть — именно рискнуть — пройти по Омолону на пароходе, чтобы завезти необходимые грузы в Щербаково. И тут нужно, как говорят сами речники, не зевать! Течение становится сумасшедшим, подводные камни в любой момент могут распороть дно, на крутых извилинах, «на прижимах» угрожающе нависают подмытые козырьки берегов, а когда подходишь к разветвлению проток — только опытный глаз да какой-то особый, водницкий «нюх» подскажут, в какое русло устремиться.
Сколько бы ни было воды в Омолоне (даже в половодье она то прибывает, то убывает), все равно пароход раз десять садится на мель, пока доберется от устья до Щербакова. А чтобы плыть выше Щербакова — об этом не может быть и речи.
Легко понять радость геологов, которые вдруг увидели пароход «Громов»!
«Громов» густо и тяжело дымил, он полз вверх против течения с баржей, которая словно упорствовала изо всех сил, туго натягивая трос. Казалось, будто «Громов» стоит на месте, не в силах преодолеть течение и сопротивление баржи. Слава и Юра подпрыгивали от нетерпения и приговаривали:
— Ну, давай же быстрей! Давай!
Наконец, пароход подошел совсем близко. Слава и Юра кубарем скатились с обрыва, прыгнули в лодку и оттолкнулись от берега. Им вдогонку полетело возмущенное:
— Разбойники! Без начальника партии? Назад!
Друзья повернули обратно, взяли Кочеву. Семен и Степан Донатыч добрались на другой лодке. Беспорядочно-радостные возгласы, рукопожатия!.. Кочева прежде всего написала текст радиограммы, попросила прислать самолетом продукты и гребные винты для моторок. Потом рассказала о происшествии, попросила соли.
Капитан «Громова» Антон Петрович Поняков тут же распорядился принести соль.
— Ой, спасибо. А еще чем-нибудь вы сможете поделиться с нами? — спросила Кочева.
Запасы партии пополнились сахаром, печеным хлебом, маргарином, появились даже перец и лавровый лист. Кочева радовалась всему этому, как ребенок. Ей хотелось, чтобы радость переполняла всех, и, когда ее взгляд упал на буфет, за стеклом которого красовалась бутылка шампанского, она не удержалась.
— Антон Петрович, мы перенесли много невзгод и вот сейчас благодаря вам воспрянули духом. Мне очень хочется, чтобы этот день был для моих ребят настоящим праздником. Подарите нам одну или, если можно, две-три бутылки шампанского.
Это было сказано с таким искренним чувством, что Антон Петрович не мог отказать.
— Сколько у нас шампанского? — спросил он кока.
— Мало. Всего шесть шкаликов.
— Половину — нам! — вырвалось у Кочевой.
— Дай три бутылки, — распорядился капитан. «Многовато, хватило бы и двух, ну да ладно».
Кочева даже хлопнула в ладоши от удовольствия. И, как обычно, она уже не могла остановиться.
— И, пожалуйста, каких-нибудь конфет. Вот хотя бы из тех, что в буфете, в банке. Пировать так пировать!
Капитан высыпал конфеты Юре в шапку. «Настырная геологиня, такая в тайге не пропадет».
Кочева рассыпалась в самых горячих благодарностях, не забыла пригласить на пир и капитана, и весь экипаж.
Снова все в лодках. К берегу! Кочева вдруг увидела в руках Славы гребной винт, обрадованно спросила:
— Выклянчил?
Слава сказал коротко и с достоинством:
— Увидел, попросил, дали.
— А я выклянчила! — весело созналась Ираида Александровна. — Зато пир у нас будет на славу!
Простившись с экипажем «Громова», долго стояли на обрыве, пока пароход не скрылся на повороте за сопкой.
— Вот нам и повезло! — воскликнула Кочева.
— И эту удачу предсказали вы, — произнес Сухов, — теперь ваши предвидения приобретут еще больший вес.
— Иронизируете?
— Нет, Ира, серьезно и чистосердечно.
Ну, если Сухов сказал «Ира», то значит — серьезно.
…Рано утром, по росе, когда лучи солнца только начинали пробиваться сквозь густую тайгу, а воздух был чист и прохладен, ушли в маршруты Кочева с Владиком и Сухов с Семеном.
В полдень над опустевшим лагерем, где остались только Слава и Юра, появился самолет. Это был двукрылый АН-2, или, как его здесь ласково зовут, «аннушка». Летчик бросил бутылку, к которой была привязана бумажная лента. Юра побежал за бутылкой. Половина ленты, зацепившись за что-то, оторвалась. Друзья прочли только: «Если вы люди Кочевой, лож…»
Ребята в недоумении рассматривали обрывок, искали конец ленты. А за это время «аннушка» повернула обратно. Слава все-таки нашел конец ленты: «итесь на землю». Но ложиться уже было поздно. Когда возвратилась из маршрута Кочева и узнала о самолете, она всплеснула руками.
— Что вы наделали! Как же вы не могли догадаться, что надо ложиться? Ведь стоит: «лож». Ясно же!
— Не совсем, ясно, начальник, когда вам семнадцать и вы впервые в жизни получаете почту с неба, — заступился за ребят Сухов. «Опять он демонстрирует свое олимпийское спокойствие». Но Сухов был прав. Ираида Александровна обняла за плечи Юру и Славу:
— Мальчишки, не расстраивайтесь. Я сгоряча. Поймите, ведь в самолете наверняка были грузы для нас. Были, и снова нет их. Все равно что вторая авария.
— Понимаю. Страшная перепутаница, — вздохнул Юра.
— Вся надежда на то, что самолет снова прилетит. Ну, давайте ужинать.
«Аннушка» прилетела на следующий день. И едва она появилась, как все попадали на землю без предупреждения. Самолет сделал разворот, вниз полетели «небесные дары». Тройная упаковка — мешок в мешке — хорошо выдержала удар о землю. Какое богатство — мука, соль, сахар, конфеты, запасные гребные винты, свечи для моторов, а в отдельном мешке — завернутые в сено банки консервированных ананасов!
— Теперь дела наши отличные! — воскликнула Ираида Александровна.
Она покружилась по полянке в вальсе и остановилась так же резко, как и начала танцевать.
— Знаете, о чем я сейчас думаю, друзья? Вот я уже третий сезон в тайге и всякое повидала. Иной раз заберемся в этакую глушь, и кажется — отрезан ты от всего мира, о тебе уже все забыли, и, если что случится — некому помочь. Но когда тебя действительно постигает какая-нибудь беда — приходит помощь. Так произошло и нынче, так было и в прошлые годы. Когда в партии Петрова заболел рабочий, за ним сразу прислали самолет, отправили в больницу.
— А в Кепервеемской тундре! — подсказал Владик.
— Да, в Кепервеемской тундре тоже.
Кочева припомнила, как партия попала в тяжелое положение. Наступила глубокая осень, нужно было срочно «выбрасываться» к аэродрому, и тут, как назло, пали лошади. Предстояла каторжная работа — перебросить на плечах снаряжение, коллекции, продовольствие. И кроме всего, остался невыполненным еще один контрольный маршрут — на границе с соседней партией. Как пойдешь осенью в маршрут без лошадей? Ведь с собой надо взять палатки, спальные мешки, продукты, сухой спирт — в тундре мало надежды на «подножные» дрова. Неожиданно у сопки показался караван вьючных лошадей, которых вели в поводу два человека с ружьями и рюкзаками. И вдруг у всех одновременно вырвалось: «Да ведь это же Сосунов!» «Гулевич!» «Ура-а-а, ребята!» Пришедших отступили, целовали, обнимали. Спрашивали: «Дорогие, да как же вы к нам попали?»
— Очень просто: услышали, что вы без лошадей остались и базу собираетесь на «одиннадцатом номере» эвакуировать, вот и притопали.
Сто двадцать километров по болотам и бездорожью тундры преодолели начальники геологических партий Глеб Сосунов и Владислав Гулевич, чтобы помочь друзьям…
— От всего этого на сердце становится так тепло! — взволнованно воскликнула Кочева. — Сейчас такое тепло принесла «аннушка», а до нее — «Громов». Разве мы когда-нибудь забудем их?!
Конечно, не забудутся ни «аннушка», ни скрипучий, поцарапанный мелями, видавший виды пароход.
С «Громовым» встретились еще раз — через десять дней.
…Давно кончился ужин. Догорали в костре тонкие сухие ветки лиственницы. Лагерь стих, только Владик Ловинкин что-то записывал в пикетажную книжку.
Вдруг таежную тишину разорвал низкий гудок парохода. Все выскочили из палаток.
«Громов» двигался теперь обратно, к низовьям.
За десять дней, прошедших с момента первой встречи, вода в Омолоне сильно спала, и «Громов» вынужден был остановиться. К пароходу подъехали на моторке.
— Что же вы теперь будете делать? — спросила Кочева у капитана. — Может быть, чем-нибудь помочь?
Поняков посмотрел на небо — туда, где скапливались грозовые тучи.
— Гроза собирается, ночью вода поднахлынет, и мы двинемся дальше. Нам поможет дождик, которого вы, геологи, очень не любите. Так ведь? — улыбнулся Антон Петрович. — А за готовность помочь — спасибо.
Поняков наделил геологов киселем в пачках и свежеиспеченным хлебом. Юра не вытерпел, тут же отломил коричневатую шершавую корку и захрустел ею:
— Никогда еще не ел такого вкусного хлеба!