Золото Севера

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА КАРБАСЧАНЕ?

…Ираида Александровна подошла к навесу, где сидели Владик и Слава, прислонилась к стволу лиственницы. Ловинкин приводил в порядок коллекцию образцов.

На коленях у него лежал журнал регистрации, а на земле — рюкзак с образцами, взятыми в последнем маршруте.

Владик работал как-то особенно старательно, умело. Движения у него были точные, уверенные. Да и сам Владик был ладным, крепким, ходил переваливаясь, его кавалерийские ноги твердо и цепко становились на уступы, обвалы, коряги, не соскальзывая, не оступаясь.

Можно было засмотреться, как он аккуратно макал кисточку в баночку с синей краской, выводил номер на каждом куске (все цифры у него получались округлыми), заносил этот номер в журнал и, завернув образец вместе с этикеткой в бумагу, находил ему точное место в ящике, словно выкладывал мозаику.

— Образцов в моей коллекции уже порядочно, а вот фауны маловато, — сказал Владик. — Самое же главное — Ауцеллы и Мегалодона еще нет. Добудем, правда?

— Почему до сих пор нет Сухова? — спросила Кочева. — Я начинаю беспокоиться: ведь уже второе июля. Правда, он может задержаться из-за дождей или туманов. Не выношу неопределенности — она злее комаров.

Слава Горин сказал:

— А что им туман — компас ведь есть! С компасом, по-моему, в любое время можно двигаться.

— Смотря где идти, — ответила Кочева. — Если по долине, направление которой ты знаешь, — можно. А по гряде, увалу или другому сложному пути даже самый опытный таежник в туман не пойдет: наверняка заблудишься.

Она рассказала о случае, который произошел на Большом Анюе в прошлом году. В партии, в которой находилась Кочева, были два молодых рабочих. На переходе их застиг туман. Они все же продолжали идти и не разобрали, где разветвляется хребет. Вместо того чтобы двигаться налево, к Анюю, пошли направо — в сторону Омолона.

На поиски отправились самолеты, оленьи упряжки. Пропавших обнаружили с самолета, в трехстах километрах от партии.

Кочева села на корягу, задумалась.

Что могло произойти с Суховым? Заблудился? Но он идет вдоль четкого ориентира — Карбасчана. Несчастный случай? Встреча с медведем? Так у него есть патроны на медведя. Заболел?

Да ну их, эти предположения! Еще беду накаркаешь… И все же мысли с Сухове и о рабочем (она не знала, кто пошел со Степаном Донатычем) ни на минуту не давали покоя Кочевой. Уже седьмое июля. Сухова все нет. Оставаться здесь — значит не хватит времени на все маршруты, будет сорвано задание. А это небывалое ЧП! Завтра же сняться с этого места? А Сухов? Как же поступить?

Ираида Александровна все-таки приняла решение: ждать до восьмого, а девятого («Верю в это число») плыть дальше, оставив Владика Ловинкина здесь на неделю. Если за это время Сухов не придет, Владик догоняет остальных, и все ищут Сухова.

…За первые два дня Сухов и Жора преодолели километров сорок. Сперва дорога была сносной и даже интересной. Подстрелили огневку, увидели ястребиную сову, стремительно гнавшуюся за какой-то птичкой. Ястребиная сова не боится солнечного света и охотится днем. Сова заинтересовала, но и огорчила:

— Эта птаха возле болот водится, — сказал Жора.

Действительно, вскоре начались болота. В сапогах забулькала вода, лошадь с трудом вытаскивала ноги из вязкой жижи. Приходилось продираться сквозь густые заросли карликовой березки, усыпанной мелкими круглыми листочками величиной с копейку. Эти кусты — березки (их зовут на Севере ерник) — покрыты жесткими наростами, до крови обдирающими кожу. Циля пыталась перепрыгивать через березки, но только ранила себя. Сладить с испуганным животным было очень трудно.

На третий день разразился ливень.

— Разгневался ламутский бог, — сказал Сухов.

В этом районе кочуют с оленями ламуты (здесь сохранилось старое русское и якутское название народности эвенов).

Карбасчан на глазах вздулся и залил прибрежные болота. Каждый шаг стоил больших усилий, но самое главное, что тревожило путников, — лошадь. Мокрая, тяжело навьюченная, она могла повредить спину.

Пришлось пережидать дождь. А он льет час, два, десять, двадцать… К рассвету дождь утих. Проползли еще километров десять.

Остановились на ночлег на речной косе. Развьючили Цилю, пустили пастись. Натянули палатку, выбрав место повыше. Костер никак не разгорался — ветки были мокрыми. Жора разыскал густую лиственницу, наломал немного веток снизу — они были суше. Потом под эти «дрова» поставили свечку: она подсушила их и зажгла. Съели предпоследнюю банку мясных консервов, без хлеба. Правда, была еще мука, но испечь что-нибудь из-за дождя было невозможно. Самое большое, что удалось сделать, — приготовили впрок «жженку», так здесь называют поджаренную на сковородке муку. Завтра, если погода не улучшится, достаточно будет залить «жженку» кипятком и можно есть. А если в кружку добавить некоторых других «капвложений» — сахар, масло, то «жженка» получится даже вкусной.

Едва поджарили муку и ссыпали ее в мешочек, как снова полил дождь.

Единственное утешение в такую отвратительную погоду — меньше комаров. Продукты были на исходе. Сейчас бы солнышка — не сидели бы, не мокли бы!

Степан Донатыч проснулся среди ночи, прислушался — дождь барабанит ровно и неутомимо. Зябкая сырость забирается даже в спальный мешок.

Утром — также мокрая дробь по палатке. Не хочется подниматься. От дыхания пар идет — холодно. Продремали до обеда. Наконец Степан Донатыч вылез из палатки и ужаснулся: коса, на которой стояла палатка, превратилась в остров, со всех сторон вода!

— Аврал! Нас заливает!

Дело нешуточное, медлить нельзя — вода быстро прибывает. Жора выскочил из палатки, даже ахнул от неожиданности. Скорей, скорей складываться! Сорвали палатку и кое-как свернули. Поток нес к островку толстую лиственницу, попытались схватить ее, чтобы по ней выбраться из воды, но куда там! Дерево вывернулось. Остается одно: Сухов вошел в ледяной поток, подняв над головой тюк со спальным мешком, сухими ветками и спичками. За Суховым последовал Жора.

Вода уже доходила до груди, вот-вот собьет с ног.

Добрались до берега. Уф! Ну и холод, все тело сводит. Разожгли костер. Согреваться, сушиться!..

Вдруг Жора вскакивает и с проклятиями начинает раздеваться. Степан Донатыч с недоумением посмотрел на него.

— Забыл на косе бутылку с диметилфталатом!..

Для Жоры комары были страшней медведя, ледяной воды, омолонских завалов, таежного голода, как и для начальника партии Кочевой.

Поток уже не перейдешь вброд. Пришлось туда и обратно добираться вплавь. Стуча зубами, Жора поставил на землю бутылку со светлой густоватой жидкостью.

— Спас!

А теперь поближе к костру, да скорее — кружку горячего-прегорячего чаю!

По пути Степан Донатыч и Жора несколько раз останавливались, искали обнажения пород, брали образцы. В среднем течении Карбасчана они встретили ущелье, которое, к счастью, простиралось вдоль маршрута. Если бы поперек, пришлось бы обходить, было бы потеряно еще два-три дня. Над ущельем проглянуло на часок солнце. Степан Донатыч успел рассмотреть смещения пород, взял интересные образцы.

Вьючный ящик заметно потяжелел. Сухов все чаще осматривал лошадь, все чаще вел ее в поводу.

— Милая скотина, мученица Циля, — поглаживал он лошадиную морду, — ты, наверное, проклинаешь нас за этот маршрут. Потерпи. На то воля ламутского бога и нашей начальницы Ираиды Кочевой.

…Снова сутки, затопленные дождем. К вечеру дождь прекратился. Надолго ли? А до устья Карбасчана оставалось еще километров тридцать пять. Наступила ночь. Но до сна ли теперь!

Быстро поужинали «жженкой» и — в путь. Выбрались на твердую почву и вскоре увидели следы — круглые, большие, глубоко вдавленные. Лось! Тропа сохатых.

По ней и пошли, хотя знали — на этой же тропе можно столкнуться и с медведем. Время перевалило за двенадцать. Над тайгой лежала серая, северная летняя ночь, похожая на мутный рассвет. Хорошо была видна тропа и следы сохатых.

С каждым метром убывали силы. Казалось, что уже прошли полсотни километров, а устье Карбасчана все еще не показывалось. Наконец Жора Рыло безмолвно опустился на землю.

Сухов все же взобрался на невысокую сопку, чтобы осмотреться. Какая неожиданность: за сопкой виднелась полуразвалившаяся охотничья избушка. Кое-как добрались до нее — и повалились на пол. Отсюда до устья Карбасчана было уже совсем близко.

Отдохнув, снова навьючили лошадей и вскоре увидели следы — следы человека.

— Наши ходили? — спросил Жора.

— А чьи же? Тут на полтыщи километров, кроме нашей партии да ламутов, никого.

— Нога маленькая, — заметил Жора.

— Наверное, Кочевой, ведь у нее сапоги тридцать восьмой размер! — обрадовался Сухов. — Теперь партия совсем рядом!

Друзья ускорили шаг, продирались сквозь кусты ольхи, перепрыгивали через коряги. Вот наконец место, где Карбасчан вливается в Омолон. Вот пригорок, но почему он пуст, безлюден? Следы палаток, пепел в яме, где зажигался костер, пустые консервные банки.

— Ушли! Опоздали мы, брат…

Степан и Жора тяжело опустились на землю.

И вдруг оба встрепенулись — на омолонском островке увидели палатку. На веревке висят брюки. Вытащенная на берег лодка привязана к дереву.

Вскочили на ноги, крикнули. Никто не показывается. Еще раз — что было сил. Никаких перемен.

— Куда же они могли деваться? — недоумевает Жора.

— Наверное, в маршруте, — говорит Степан Донатыч. Он смотрит на часы. — Постой, ведь только четыре часа утра! Вряд ли ушли так рано.

— Э-ге-ге-ге-гей! — снова кричат оба.

Степан Донатыч дважды стреляет. Из палатки выскочила собака и залилась лаем. Полог зашевелился, показались чьи-то сапоги, кто-то выползал ногами вперед. Поднялась коренастая фигура — ну прямо-таки увалень медведь. Сомнений нет: Владик. Он не узнал своих. И не удивительно — Степан и Жора выглядели странно: грязные, заросшие, оборванные.

— Кто вы? — Владик сложил ладони рупором.

— Карбасчанские следопыты!

Услышав знакомый голос Степана, Владик радостно воскликнул:

— Ура! Да здравствуют таежные встречи!

Он тут же нырнул обратно в палатку, вытащил ружье и выпалил в воздух. Салют был дан последним патроном. Владик давно уже израсходовал весь свой запас.

Заведен мотор. Лодка описывает полукруг и мчится к берегу. Стоп! Коллектор выскакивает и бросается обнимать товарищей.

Перемазанное машинным маслом лицо Владика светилось счастливой улыбкой.

Но Сухов грустно вздохнул:

— Ну, вот и добрались. А суслик так и не попался нам.

— Какой суслик? — удивился Жора.

— Суслик приносит удачу геологу. Есть такая новейшая примета.

— Так тут сусликов совсем нету.

— То-то и плохо, что нету.

Вскоре Сухов, Ловинкин и Рыло присоединились к партии. Их обратный путь был уже нетруден, так как двигались по берегу Омолона.