ЗОЛОТОЙ «МАРШРУТИК»

График маршрутов был составлен так, что сперва ходили в далекие, трудные места, а когда эти «белые пятна» были освоены и описаны в пикетажных книжках, принимались за то, что ближе. Близкие походы называли нежно-иронически: «маршрутик».

Завтра утром Кочева возьмет меня в такой «маршрутик». Вот уже три дня мы ночуем с нею в одной палатке. Ираида встает раньше меня. Когда я открываю глаза, то вижу рядом пустой спальный мешок.

В день «маршрутика» Кочева меня будит.

— Спасибо. Встаю, — говорю я в полудремоте.

Через минуту я все же делаю усилие, открываю глаза. И удивляюсь: Кочева еще в спальном мешке.

Осторожно покидаю палатку, стараясь не напустить в нее комаров. Холодная омолонская вода окончательно прогоняет сонливость.

А вот и Ираида.

— Что же вы меня не толкнули в бок?

— Жалко было.

— Геолога жалеть нельзя — проспит месторождение. Мы еще в институте выучили заповедь: геологом будешь только тогда, когда научишься просыпаться ранним-рано.

Завтракаем — и в путь. Налегке. К вечеру возвратимся.

Воздух быстро нагревается, жарко. Захотелось плеснуть горсть воды в лицо, охладиться. Укрыться от солнца негде: прошлогодний ураган свалил многие деревья, другие покосились, наполовину вывернутые из земли. Но кое-кто выстоял. Поразила старая лиственница: могучий ствол совсем голый, ветки обломались. Торчат только корявые короткие сучья. Они похожи на кинжалы, вонзенные в тело дерева. Однако израненное от корня до вершины дерево упрямо стоит. И выстоит! Весной появятся молодые побеги.

…Мы у цели. Русло высохшего ручья, одинокие лиственницы.

Кочева сидит на земле, опершись спиной о дерево о чем-то думает.

— Вы когда были последний раз в консерватории?

— Недели три назад. Исполняли Первый концерт для фортепьяно с оркестром Чайковского.

— Мое любимое произведение! Когда я услышу его снова?!

Она закрыла глаза, молчит, и мне кажется — слушает Чайковского. Потом решительно поднимается:

— Ну, отдохнули, теперь пора за дело.

Идем к обрывам. Кочева внимательно всматривается в обнажения, стучит молотком по камням — один кусок выбрасывает, другие дает мне в рюкзак.

Я дважды обращаюсь к ней, но она меня не слышит: она где-то далеко-далеко, на миллионы лет назад.

Проходит час, второй, третий. Мне давно уже кажется, что пора заканчивать, но Кочева все что-то ищет, что-то изучает, что-то находит.

Вдруг она издает радостный крик и зовет меня.

— Что это?

У нее в руке белый образец, а на изломе — три желтые капельки.

— Золото!

Ираида кружится и, зацепившись за мягкую подушку мха, падает. Неожиданно говорит о себе в третьем лице:

— А когда первая вспышка радости прошла, геологиня подумала о том, что находка, по всей вероятности, случайная, вряд ли здесь есть месторождение промышленного значения. В общем, надо проверить, еще девяносто девять раз проверить. Возможно, что это будет сделано будущим летом.

— Но все-таки находка приятная. И за нее вам полагается награда. Немедленно.

Я вытащил из рюкзака банку абрикосового компота, о которой не знала Кочева: вчера мне выдали мою долю компота. Открыл банку, протянул ей.

Кочева раздула ноздри, сильно вздохнула воздух.

— Божественный аромат. Нет, пейте сперва вы.

Ираида отстранилась ладонями.

С минуту мы препирались. Кочева нетерпеливо топнула:

— Пейте! Если я начну, то не оторвусь, пока не выпью все.

Пришлось начинать мне.

Мы направились в обратный путь. Уже на виду лагеря Кочева остановила меня:

— О золоте — ни звука. Золото мы не находили.

— Почему же?

— Туда, где мы сейчас были, послезавтра я пойду еще раз. С Суховым. И мы с ним найдем золото.

— Вы хотите сделать ему такой подарок?

— Нет. Я хочу похоронить «теорию суслика». Она очень мешает Сухову, с нею он как стреноженная лошадь.

…Через день Кочева и Сухов возвратились из «маршрутика».

Сухов сиял и всем показывал кварц с капельками золота.

— В следующий сезон обязательно приду сюда, чтоб как следует разведать. Может быть, даже мне поручат возглавлять партию.

— А если Кочевой? — сказал я.

— Все равно. Тем более что мы с нею сработались.

— И она уже не кажется вам Звероидой?

— Вы знаете? Прошу вас — не говорите Кочевой.

— Я это услышал от нее.

Сухов молча посмотрел на меня. Пожал плечами.

— Но она в долгу не остается. — Степан Донатыч заколебался: говорить иди не говорить? — Если в дождливую погоду выпью (есть у меня такая слабость при слякоти), Кочева меня называет Стаканом Денатуратычем.

Снова помолчав, сказал:

— Удивительно.

— О чем вы?

— О ней же, Кочевой. Все знает — это раз. Не обижается — это два. — Еще пауза. — А на золото все-таки вывела меня она. Понимаете, не я вышел, а она вывела.

Загрузка...