Три выстрела подряд прозвучали за лагерем, три выстрела означали тревогу. Мы повыскакивали из палаток, Сухов схватил ружье, помчались на выстрелы.
— Никак, на медведя наскочил завхоз! — воскликнул Жора.
Слава тоже бежал с ружьем, Юра заколотил по тазу ложкой.
За тальником кричал Мыкола Карлович.
Вон он выскочил на полянку, увидел своих, остановился, тяжело дыша.
— Где медведь? — подлетел Жора к завхозу.
— Якый медвидь? Ниякого медвидя нэма!
— Зачем же кричал?
— Чую крычите, ну я тэж крычу: можэ на вас медвидь напав.
Все расхохотались.
— А три раза стрелял кто? — не унимался Жора.
— Я стриляв, кедровок быв, — сказал завхоз.
Жора разочарован и даже возмущен. Он выпаливает:
— Что же ты зря панику поднимаешь! В следующий раз не пойду тебя спасать, даже если вправду медведь схватит.
— Дывысь, як бы тоби першому не налэтиты на медвидя! — отпарировал Довгый.
Однако первому пришлось встретиться с медведем все-таки Мыколе Карповичу. В этот день почти все были в маршрутах, а завхоз и Семен готовили обед. Завхозу понадобился черпак. Где черпак? Никак не мог вспомнить. Пошел в одно место, другое, потом направился к бочке с бензином и обмер: возле бочки возился медведь! Мыкола Карпович стоял ни жив ни мертв, от страха боясь пошевелиться, а медведь посмотрел-посмотрел на него, пнул лапой бочку и… ушел в тайгу.
Из перевернутой бочки выливался бензин. Бочку сразу поставили на место. Но бензина вытекло много. Завхоз с досадой стукнул себя по лбу:
— Це ж я забув закрутыты пробку.
Ни Кочева, ни остальные, вернувшиеся из маршрута, не ругали завхоза: потому что очень устали в походе, потому что были очень огорчены случившимся (не хватит бензина на оставшийся путь), потому что давно убедились, что рассеянность и забывчивость завхоза ничем не исправишь. И еще все понимали, что виноват-то медведь! Не будь его — бензин остался бы цел.
— Мыкола Карпович отделался легким испугом, — сказал после ужина Сухов.
— Почему легким? А медведь? — произнес Владик. — Этого страха хватит завхозу до будущего летнего сезона.
Но Довгый уже ходил с таким видом, будто ничего не произошло, и даже под хохот товарищей заявил:
— Проклятый медвидь подвив мэнэ. Як попадаться вин мэни ще раз — намну йому чуба.
Медведь действительно попался, только не Мыколе Карповичу, а Степану Донатычу и Жоре.
Они изучали ручей Голубой. Жора, как всегда, был «при вооружении» и сразу же начал искать дичь, не забывая заглянуть и в ручей, где серебрились хариусы: «Будем повертывать домой — наловим».
Жора перешел вброд неглубокий перекат.
Сухов двигался по этой стороне ручья. Было жарко, захотелось пить. Степан опустился на колени, глотнул прохладной воды, брызнул на лицо несколько пригоршней и, фыркнув от удовольствия, поднялся. Поднялся и остолбенел: перед ним, на бугорке, всего в нескольких шагах, стоял… медведь. Из раскрытой пасти вырывалось хриплое дыхание.
Жора заметил медведя, но стрелять не мог: Сухов заслонил зверя. Так продолжалось несколько секунд. Степан крикнул, Жора — тоже, медведь повернулся и скрылся в кустарнике.
Жора поздравил Сухова «с медвежьим крещением». Возвратившись в лагерь, Жора весело рассказывал о встрече с косолапым.
Ручей назвали Медвежьим и добродушно подшучивали над Степаном. Но недолго — до следующей встречи с медведем.
Точнее, встреч было еще две. Сухов, описывая прибрежные обнажения эффузивов, заметил неподалеку косолапого и успел его сфотографировать. Потом он и Жора столкнулись с «хозяином тайги» на звериной тропе. Оба одновременно вскинули ружья, грянули два выстрела. Зверь заревел, упал. Теперь — контрольный выстрел дробью в глаза, и можно подходить к трофею.
Тушу волокли в лагерь веревками, как бурлаки.
— Наконец-то я попробую медведя! — обрадовался Юра.
— Будет у нас много всякой вкуснятины! — воскликнула Кочева.
Шкуру «хозяина тайги» растянули на земле, придавили по краям камнями. Может, кому-нибудь пригодится.
…Ирина задумчиво смотрела на лодки.
— Чем озаботили вас эти корабли? — спросил я.
— Названиями. Ауцелла, Мегалодон — это, можно сказать, наше знамя. Но мы до сих пор не нашли ничего, что заставило бы «говорить» немые толщи пород. Завтра отправимся на охоту за фауной. Я знаю заповедное место. Там, в глинистых сланцах, попался мне однажды отпечаток раковины, но был он очень плохой. Сколько я ни старалась тогда, лучшего не нашла. А тут еще лил дождь, пришлось возвратиться в лагерь не солоно хлебавши. Вот туда и пойдем.
— Может быть, и меня возьмете?
— Пожалуй, возьмем. Маршрут недалекий.
Кочева, Сухов, Ловинкин и я ушли за фауной. Найдем ли? День жаркий. Идем по валунам, очень хочется пить. Терпим. Но вот Кочева не выдерживает.
— Где бы все-таки напиться? — спрашивает она в спускается на дно распадка. Находит лужу с кустиками какой-то травки. И делает питьевую воду. Я держу носовой платок над железной кружкой, а Кочева горстями льет воду на платок. Нацедила полную кружку, жадно пьет влагу, пахнущую почему-то картофелем.
— Пить будете? — спрашивает нас.
Степан заглядывает в кружку, морщится:
— Потерпим.
— Как хотите, — Ираида допивает воду.
Вскоре мы добрались до цели.
Сухов присел на камень, вытер потное лицо:
— Отдохнем, коллеги. Знаете ли вы, что этот маршрут юбилейный — после него на нашем счету полтыщи километров пеших переходов.
— Да на лодках сколько прошли! — добавил Владик.
Кочева развернула планшет. Место, где мы сейчас находились, было «белым пятном», которое предстояло разгадать и нанести на карту. Оно лежало уже, за Северным полярным кругом. В квадрате карты, словно тоненький кровеносный сосуд, вилась речка Катанар с многочисленными ручьями — притоками. А вот она в натуре — ворчит, беснуется. По берегам в высокой траве лежат валуны. Они похожи на наседок в гнездах.
Распадок прорезали поперечные рвы. Обнажения радовали — опытному глазу геолога можно было многое «прочесть»: какие здесь пласты, какова их мощность, когда они образовались, каким подвергались изменениям, какие полезные ископаемые возможны при такой геологической структуре.
— Внимание! — сказал Степан. — Тот, кто найдет здесь фауну, будет вознагражден дополнительной банкой компота!
Абрикосовый компот, который привез из Щербакова запасливый завхоз, был необыкновенно вкусным, его предпочитали всем другим лакомствам.
Приступили к работе. Кочева и Сухов зарисовывали в пикетажные книжки обнажения. Потом Степан и Владик полезли в ущелье, чтобы сделать замеры падения и простирания пород. Потребовалась настоящая альпинистская сноровка! Они то карабкались вверх, цепляясь за кусты и острые выступы, то спускались вниз, обвязавшись веревкой, которую мы крепко держали наверху.
Поскользнувшись на одном из выступов и чуть не сорвавшись, Сухов сбил кусок породы, И вдруг закричал:
— Эврика!
Кочева сразу отозвалась:
— Неужели фауна?
Степан укрепился на выступе и лишь после этого ответил:
— На свежем изломе отпечаток раковины! Тащите меня наверх! Долгожданная фауна!
Хотя отпечаток был нечеток, но сомнений не было.
— Ауцелла! — в один голос воскликнули Кочева и Сухов.
— Степан, вы получаете мою банку компота, — сказала Ираида.
Такой же, но более четкий отпечаток, обнаружили в большом обнажении глинистых сланцев. И тут началась настоящая лихорадка. Все принялись «корчевать» плиты сланцевых пород. Старались изо всех сил. Степан и Владик вошли в азарт.
Никто и не заметил, как промелькнул день. В пикетажной книжке появилась лаконичная запись. В ней сообщалось, где находится обнажение, из каких пород состоит, какова здесь фауна.
— Хорошо поработали! — удовлетворенно воскликнул Степан и вытер рукавом лоб.
…Лиха беда начало! Вслед за находкой в верховьях Катанара ископаемая фауна попалась еще в двух местах. Над отпечатками долго просиживала Кочева. Однажды она сказала:
— Теперь у меня появилась вот какая надежда: может быть, удастся доказать, что на правобережье Омолона меловой период характеризовался в самом начале не только интенсивной вулканической деятельностью. Попытаемся найти доказательства того, что здесь происходило также и спокойное накопление осадков. Ведь были же обнаружены другими партиями на левобережье, значительные площади, сложенные нормальными осадочными породами нижнемелового возраста. Решить эту задачу может только фауна. Будем искать, искать!
Поиски велись еще настойчивей, забирались в самые труднодоступные места. И наконец в береговых обнажениях Омолона нашли отпечаток моллюска, такого, который встречается только в отложениях нижнего мела.
— Владик, — сказала Кочева, вручая Ловинкину ценную находку, — береги ее пуще глаза. Пошлем фауну специалистам-палеонтологам в Ленинград для подтверждения.