Семен Пальченко даже на охоту всегда брал лоток и где только можно «мыл золотишко». Мыл, конечно, на авось: «А вдруг пофартит? Премией наградят, деньгу большую зашибу». Над ним посмеивались.
— Переливаешь из пустого в порожнее, — говорил ему Владик Ловинкин. — Если уж мыть, то там, где укажут Кочева и Сухов. Они в этом деле кое-что соображают. Тут нужны две вещи: наука и нюх. А у тебя что?
— Нюх.
Ручей Ласковый особенно привлек Семена, он ходил туда трижды. Что-то намыл и держал в платочке, в кармане. На четвертый раз неожиданно там его встретил за мытьем Юра, бродивший с малопулькой.
— Есть золото, Семен? — спросил Юра.
— Даже не пахнет, одна маета. Давай лучше вместе охотиться.
Когда отошли от ручья, Семен сказал:
— Слышь, Юрка, ты все же про это место помалкивай. Надо помыть еще разок-другой.
— А зачем скрывать? Ты ведь не частник-старатель.
— Верно. Все, что найдем, — общее, то есть нашей геологической партии. Только ты пока помалкивай.
На следующий день он подозвал Юру.
— Вижу я, ты, окромя кедровок, ничего не можешь стрелять. Так из тебя не получится путящий охотник. Пойдем со мной на оленя.
У Юры загорелись глаза.
— В самом деле?
— Верно. Про ручей не проболтался?
Пальченко знал место, где наверняка можно встретить оленя. На широком ручье, текущем в Омолон, была береговая наледь, не таявшая даже летом. В ее прохладе олени спасались от оводов и гнуса.
Сюда и пришли на рассвете Семен и Юра. Спрятались в кустах, приготовили ружья.
Ожидание длилось долго. У Юры ноги затекли.
— Я похожу, разомнусь.
— Нельзя. Терпи, Может, в это самое время зверь заявится, — прошипел Семен.
В полдень, в самую жару на наледь осторожно вышел олень. Он постоял несколько секунд, осматриваясь по сторонам. Семен и Юра подняли ружья. Поздно! Прыжок, и нет оленя.
— Пойдем обратно, — предложил Юра.
— Еще часок покараулим.
Вскоре показался второй олень. Он тяжело дышал, мотал головой, подергивал шкурой.
Одновременно грянули два выстрела. Олень рванулся и упал.
— Готов! — обрадовался Семен. — Молодец, Юрка, не промазал. Теперь пойдем на базу за подмогой. Вдвоем не дотащить.
Возле базы Семен сказал:
— Трофей у тебя богатый, похвастаться не грех. Только вот про что я сейчас подумал: может, сказать, что убил я?
— Почему?
— Такое, видишь ли, дело: оленей бить запрещено. За это три года дают. Нет, не три, а пять. Точно, пять. Ну, я как-нибудь вывернусь из этой истории, а ты можешь того, погореть… — Пальченко помолчал. — А то как хочешь: скажем, что твой зверь. Ну?
Юра покрылся испариной от неожиданности.
— Не бойся, не выдам. — Семен обнял парня за плечи.
Степан Донатыч, услышав об олене, покачал головой:
— Ведь оленя бить нельзя.
— Кто узнает? Тайга! — ответил Семен. — Да и мясо у нас кончается. Вот и в самый раз наша добыча.
Оленя притащили в лагерь. Принялись разделывать тушу. Работа нашлась всем: коптили, солили, делали колбасы.
Семен был доволен: теперь Юрка у него на «крючке», про «золотой ручей» не проговорится. Юра очень переживал. Первый раз в жизни его душу придавила такая тяжесть. «Оленя убил. И молчать надо. Ведь если бы сказал — легче было бы. Пусть даже накажут — все равно легче».
Появилась Кочева. Осунувшаяся. Лыжные брюки изодраны и в двух местах скреплены булавками. Сухов молча протянул ей миску с жареным мясом. Обрадовалась:
— Свежее мясо? Кто же постарался?
— Моя работа, — ответил Семен.
Кочева откусила кусочек, прожевала и сразу поняла: оленина. Ее глаза вспыхнули гневом:
— Зачем ты убил оленя? Негодяй!
Юра сидел как на горячих углях, не сводя глаз с Ираиды Александровны.
Слава ткнул друга кулаком в бок, и Юра обрел дар речи:
— Ираида Александровна, это я олешку… того… застрелил.
Семен встрепенулся, оттеснил Юру: лезешь куда не следует. «Тут что-то не так», — подумала Кочева. Она засыпала всех вопросами, узнала, что стреляли оба, что олень был убит одной пулей в ухо. «Метко. Так может только Семен. Но зачем было ему запутывать в историю Юркого? Тут что-то есть», — пронеслось в голове Кочевой. И не давая Юре опомниться, она вырвала у него признание о неожиданной встрече с Семеном у ручья, о промывке золота.
— Ясно, — вздохнула Кочева. — За оленя ответит Семен, а ты, Юркий, уже наказан за то, что…
— Лопух, — закончил Слава.
Кочева повернулась к Семену:
— Что намыл? Выкладывай!
Семен вытащил из кармана грязный платок, развернул его и достал пакетик.
Все подвинулись к Кочевой, которая растирала на ладони содержимое пакетика.
— Золота здесь нет. Это пирит. — Повернулась к Семену. — Можешь продолжать промывку. Разрешаю.