Какая она, Победа?

На щите

Американец Рэнд Геррон благополучно спустился с устрашающей Нанга-Парбат. Возвращаясь с Гималаев через Каир, он разбился на пирамиде Хефрена, оступившись там, где проходят тысячи туристов…

Евгений Абалаков. Этот известнейший советский альпинист погиб в своей московской квартире. Не на войне, не на семитысячных высотах Памира, впервые покоренных именно им, — у себя дома. Из-за неисправной газовой горелки.

Лешу Страйкова Балинский знал не понаслышке. Один из первых в Киргизии мастеров по альпинизму, этот кинооператор вышел живым из тяжелейших испытаний на Победе и погиб на городском асфальте в центре города под колесами вывернувшейся из-за угла шальной машины…

Случайность! Слепое стечение пустячных обстоятельств! И все планы, труд многих дней, многих лет, то, что далось предельным напряжением воли, а то и отказом от необходимых для каждого человека благ, радостей жизни, — все летит к черту!

Он лежит на щите, на вытяжке, лежит прямо на спине и глядит в потолок. Больше-то некуда смотреть, только в потолок. Наискось, с угла на угол над ним тянется тонкая сеть трещины, и эта сеть напоминает абрис горной вершины. Он видит Победу. Он разглядывает ее то как бы из лагеря на леднике Диком, то словно с перемычки перед Хан-Тенгри, он мысленно раскладывает перед собой пасьянс различных фотографий, вновь и вновь примериваясь к массивным взлетам ее станового хребта, к сумрачной цитадели вершинных скал, вечно объятых космами вьюг и снежных флагов.

Конечно, он и раньше думал об этой горе. Но все это были туманные, предположительные мечтания, пока два года назад не испытал себя на самом высотном маршруте страны — на пике Коммунизма. Следующей ступенькой могла быть, по логике вещей, только Победа. Не обломится ли теперь под ногой эта ступенька?

Такие дела. Исмаилов говорит, что если он, Балинский, будет себя хорошо вести и выполнять все предписания, то месяцев через пять-шесть будет совершенно здоров. В том смысле, что сможет ходить даже без корсета, а может быть, и вернется к работе. Но, разумеется, не к прежней. О створе надо забыть. Никаких гор, никаких нагрузок, если нет желания отправиться прямиком на тринадцатую площадку. Исмаилов Яшар Газиевич главный хирург больницы и, надо полагать, знает, что говорит. Тринадцатая площадка — это кладбище. Седьмая площадка — жилой массив на правобережье Каиндинки. Шестнадцатая площадка — это почти створ.

Площадкой в Кара-Куле называли любой мало-мальски ровный клочок земли, где могли разместиться какие-то объекты, строительные подразделения, дома. Иные площадки отвоеваны у гор взрывчаткой, бульдозерами, и все они наперечет. Теперь вот и у него площадка появилась, персональная. Больничный стол.

Толя лежит на столе и смотрит на трещину. Прав главврач. Не пора ли кончать с этими горами, взрослый человек, не мальчишка, а чуть что — горы, горы, а что это дает? Сам, как говорят, выше слесаря не поднялся. Жена, дипломированный техник-геофизик, работает на складе ВВ, потому что после каждой смены получает три свободных дня и, значит, лишнюю возможность выбраться в горы.

Квартира — проходной двор. Одеваются тоже не поймешь как. Элю в платье никто не видел: пуховки, штормовки, бриджи, брюки, да и есть ли у нее платье?

Через пять-шесть месяцев он встанет на ноги. А что будет через пять-шесть месяцев? Да, это будет август, парни пойдут на гору. Гена Курочкин прислал письмо, их экспедиция планирует Победу сразу по нескольким маршрутам. И не только Победу. Не только москвичи будут в экспедиции, приглашаются и они, «киргизы», та же четверка, что в 1968 году. Уже составлены списки, в них фигурирует Толя Тустукбаев, Володя Кочетов, Женя Стрельцов и он, Балинский. Так что готовься, Тоха, впереди Победа.

Готов!