Какая она, Победа?

На пути к створу. Насонова

В ту пору, когда Леша Каренкин еще зарабатывал в Межевом Логу подземный стаж и они с Ирой только начинали думать-гадать, ехать или не ехать им вслед за земляками в Среднюю Азию, Толя Балинский тоже засобирался сняться с места, но, конечно, не в Южную Киргизию, поскольку и так в ней находился, а чуточку подальше — к барьеру Росса.

В Ошском геолгородке свирепствовал острый очаг заболевания Антарктидой. При встречах, а встречались, живя рядом, по нескольку раз на дню, Владимир Яковлевич аппетитно басил только про дизель-электроход «Обь», мыс Доброй Надежды и Кейптаун, про санные поезда, про пик Эребус — трехтысячник ледового континента… Фрейфельд говорил, что это вполне реальное дело — попасть в антарктическую экспедицию, своими глазами увидеть южную макушку земли.

— Вам-то, конечно, — говорил Балинский, — инженер-геолог, статьи о ледниках, о лавинах в ежегоднике печатаете!

— Чудак! Таких, как я, сотни. А вот ты вне конкурса, тебе в сто раз легче попасть, стоит только захотеть…

— Ну вы скажете!

— Пари! Уникальная личность! Здоров, молод, инструктор альпинизма, токарь-универсал, служил во флоте, водолаз, первый разряд по шлюпке, что там еще? Редкое сочетание! Дизели освой, и с гарантией. Такие нарасхват!

…Подумал, а что, если?.. Перевелся в слесари на ремонт двигателей, стал изучать вождение трактора. Что еще может понадобиться в Антарктиде, в такой экспедиции, как антарктическая? Рация? Конечно, рация! Записался на курсы радистов, стал посещать занятия. Теперь можно хоть куда, даже на Эребус. Однако стало не до Эребуса, не до Антарктиды, он без всякого сожаления отказался от столь сильно занимавшей его мечты и ни разу о своем решении не пожалел. Даже потом, слушая рассказы Владимира Яковлевича, все-таки пробившегося в экспедицию на шестой материк..

Весной 1962 года в Ошской области, в 80 километрах от шахтерского городка Таш-Кумыр, началось строительство Токтогульской ГЭС…

Честно говоря, Толя не очень верил тем экзотическим подробностям, которыми запестрели газетные репортажи в связи с началом большой стройки в горах. Ему не раз приходилось убеждаться в том, что «бездны», «пропасти», «недоступные обрывы», которые человеку с равнины мерещатся в горах на каждом шагу, оказываются на самом деле не такими уж и безднами, а недоступных обрывов вовсе не приходилось встречать — везде можно пройти! Тем не менее думать о большой стройке в горах было интересно, и, не будь некоторых семейных обстоятельств, Толя давно оказался бы в Кара-Куле. Но лето 1962 года он просидел в городе, разве что иногда выбираясь в Киргиз-Ату на безымянные вершины, на которых еще никто не был. Да и для Киргиз-Аты время находил с трудом: начал строить дом, все делая своими руками, начиная от самана и кончая столяркой. И опять-таки не только в строительных хлопотах было дело: тяжелей стало вырываться из дому еще и потому, что, едва начинал собирать рюкзак, жена молча хлопала дверью, уходила, и сынишка оставался с ним. Какие уж тут восхождения, если иногда он не мог пойти даже на Сулейманку, на обычную тренировку.

Строил дом, но радости от этого не испытывал. Нужно, вот и все. Жизнь не получалась, хотя от него требовали самую малость: вовремя прийти с работы, вовремя сесть за стол и чтоб никого лишних за столом, ни гостей, ни товарищей. Потом за дела. По хозяйству. Вместе, рука об руку. Пусть даже ничего не делает, она согласна все делать сама, слава богу, не белоручка, лишь бы никуда не уходил, не уезжал, а всегда был дома. При ней.

Вечером сходить в кино. Во всем чистом, новом, рука об руку. Чтоб все видели. Чтобы все было как у людей. Он и выпить может, если хочет, какой мужик без этого, но чтоб только по-людски, по праздникам, когда не пьют только больные да чокнутые, которые что-то ставят из себя, будто умней всех…

Толя по праздникам не пил. Потому что праздник — это два, три, а то и четыре свободных дня, которые можно провести в горах. Сначала приглашал и ее, но безрезультатно; из дому ухлодил один. Она работала на шелкокомбинате, была, как и он, простым рабочим человеком, он думал, когда женились, что будут легко находить общий язык — из одного теста!

Ан нет. Люди разнятся не потому, что один окончил ФЗО, а другой — университет. Вовсе не потому!

Не уехал Толя в Кара-Куль и на будущий год. Ошские альпинисты задумали высотную экспедицию на Памир, в верховья ледника Корженевского, руководство брал на себя преподаватель Ошского пединститута, мастер спорта по альпинизму Александр Николаевич Еропунов. Легкий на подъем, человек этот все свободное время проводил в горах, будь то скалы Чиль-Устуна или арчевые леса Киргиз-Аты, работал инструктором в альпинистских лагерях. Так что знал район, людей, а поскольку была у него и хозяйственная струнка, то все устроилось наилучшим образом.

Намечалось совершить восхождение на несколько вершин Заалайского хребта, в том числе и на Кызыл-Агын. Шесть с половиной тысяч — высота солидная, готовиться надо было всерьез. Оповестили альпинистов. В назначенный день Толя отправился на Сулеймаику. Вместе с. Фрейфельдом.

Ребята опаздывали. Это была та необязательность, которая всегда так раздражала в людях. У скал оказалась лишь незнакомая девушка, почти девчонка, невысокого росточка, голубоглазая, светловолосая, в плащике и туфлях на каблуках, очень неподходящих для Сулейманки. Не раз пришла, бог с ней, не прогонять же! Походит с недельку, сама поймет, даже забудут, что появлялась такая, обычное дело!

— Вы Фрейфельд и Балинский? — неожиданно спросила новенькая.

Получив утвердительный ответ, обрадовалась, словно встретила близкую родню, перехватив их взгляд, извинилась за свой вид, поскольку не надеялась, что встретит кого-то «из своих», что тренировка состоится. Но она сбегает в гостиницу, тут рядом, и мигом приведет себя в порядок. Звать ее Эля. Фамилия Насонова.

— Так вы откуда?

— Из Кочкор-Аты.

— Работаете там?

— Да, в Киргизнефти. Техником-геофизиком.

— А сюда что?

— Как что? На тренировку.

— За сто километров?

Пожала плечами, дескать, а что делать? Она приехала за сто, точно так же приехала бы и за двести. Знакомых в Оше у нее нет, сама в этих местах недавно. Где останавливается, когда нет мест в гостинице? Да здесь же, на Сулейманке. Мешок спальный с собой, а с наступлением темноты здесь никого не бывает, да и кто ночью лазает по скалам?

На первом же занятии мягко, ничуть себя не затрудняя, она прошла гладкое скальное «зеркало», едва касаясь редких и незаметных зацепов кончиками пальцев. Ребята пройти «зеркало» смогли не все. Под всякими предлогами они оставались после тренировок, чтобы украдкой, без всякого риска для самолюбия еще и еще раз попытаться пройти эти заколдованные два-три метра стены, непонятно каким образом поддающиеся другим…

Балинскому ладно, это воспринималось как должное… Но какой-то девчонке!

Так Балинский познакомился с Элей Насоновой. Она рассказывала, а он улыбался тем совпадениям, которые открывал для себя в ее рассказах.

Детство прошло в Крыму, в Алуште, маленькими чертенятами лазили в горы за цветами, прыгали со скал в море. Училась в геологоразведочном техникуме, занималась гимнастикой. Однажды однокурсники уговорили, сходила с ними в туристский поход. Дело было зимой, простудилась, но, отлежав предписанное врачом, решила сходить еще раз, чтобы разобраться, что же все-таки это такое — поход? Разобралась. Купила путевку в альпинистский лагерь, увидела Эльбрус. В лагере пели: «Хоть плачь, хоть кричи — попадешь на Гумачи». Гумачи — первая зачетная вершина, «единичка», большего программа подготовки начинающего альпиниста не предусматривала. Эле «единички» показалось мало. Но как задержаться в лагере еще на смену?

Устроилась на кухню раздатчицей. В дни отдыха между сменами выполнила третий разряд. Потом попала на сборы. Тут уж ей помогали вовсю. Второй разряд давал право заявить Насонову в соревнованиях по скалолазанию, а кто из девушек мог выступить лучше ее, привыкшей к скалам, как горожанин к тротуару?

Получила второй разряд. Ездила на соревнования. Домой привезла сорокаметровый конец веревки. Теперь ходила на скалы чуть ли не каждый день, прихватывая братишку, его друзей, всех, кому хотелось в горы. Она вспоминает об этих походах с невольным ужасом. А тогда…

Однажды на высоте шестиэтажного дома хрустнула и осталась в руке крошечная зацепка, до которой с таким трудом дотянулась. Даже разглядеть успела — ракушка. Отслоившаяся от материнской породы ракушка!.

Вжалась в камень, замерла, не отрывая щеки, мягко послала руку вперед, на ощупь отыскивая в отвесной плите хоть какую-нибудь спасительную неровность, трещинку, щербинку, чтобы хоть как-то поддержать равновесие!

Страшно было срываться еще и оттого, что внизу стояли мальчишки и терпеливо ждали, когда им разрешат начать подъем. Не хотелось при них срываться. Они не должны это видеть. Не увидели. Ничего не заметили.

Сбросила веревку, вытянула их наверх. Без страховки она никому не позволяла лазить. На себя правило не распространялось.

Она сорвалась только однажды, с Паруса. Это известная крымская достопримечательность — торчащий из моря острый, как парус, утес.

Повезло — упала в море. В горах такой исход исключен, в ее классификационном билете инструкторы то и дело сердито писали: «Не работает с веревкой», «Пренебрегает страховкой».. Но она не пренебрегала страховкой. Просто для нее пока не существовало высоты…