Какая она, Победа?

Беник Майлян. Отметка «1300»

Беник Майлян приехал в Кара-Куль в сентябре 1963 года. Он окончил энергетический техникум в Ереване, строил в горах небольшие электростанции, служил в армии. О Кара-Куле узнал из газет. Захотелось посмотреть Среднюю Азию, да и стройка привлекла: одна из самых высоких — свыше двухсот метров — плотин в стране, знаменитая Братская ГЭС, и та на сто метров ниже!

Приехал — разочаровался. Привык к зеленым горам, живописным селениям, к налаженному, крепкому житью-бытью, во всем отмеченному традициями и довольством. А каракульцы ездят на базар в Таш-Кумыр, а то и еще дальше — до Андижана. А местный торг только принимает решения по поводу «организации продажи овощей и других сельхозпродуктов». А горы — выжженный, мертвый камень. А река мутная, как столовский кофе. А кофе в зернах нигде не достанешь, приходится просить то москвичей, то отбывающих в командировку прийти, прислать почтой ну хоть один килограмм хорошего кофе — вечером с товарищами посидеть, как без этого?

Собирались субботними, воскресными вечерами то у Бушмана, то у себя, в «итээровском» общежитии. Пели песни, думали над тем, над чем некогда было думать днем, спорили и решали проблемы, начиная от сугубо бытовых и до мировых включительно. Расходились за полночь, но все были молоды, и сил хватало на все. Дело кончилось столкновением с воспитательницей общежития, бдительно боровшейся с «нарушителями режима», комиссией из постройкома, собранием, на котором было предложено направить жизнь общежития по «новому руслу» И «итээровская» «коммуния» прекратила свое существование. Впрочем, она в любом случае была обречена на гибель, но уже по другой, естественной причине. Кара-Куль быстро отстраивался, и ребята один за другим переезжали в свои, персональные квартиры. Переехал и Майлян. Теперь он жил в «пэдэушке», занимая ее со своим «шефом», прорабом правобережной дороги Кайратом Умралиным. Кайрат оказался давним, еще по студенческой скамье товарищем Бушмана. Как и Бушман, он пришел на стройку с Учкурганской ГЭС. Почти ровесник Бенику, Кайрат был нетороплив, основателен и предельно неразговорчив. И еще он предпочитал пить чай. А Беник предпочитал пить кофе. Собственно, Беник не собирался задерживаться в Кара-Куле, он так и планировал: посмотреть и катить дальше. Дальше — это в Сибирь. Затем на Камчатку. Потом домой, в Ереван. Тем более что его назначили сменным мастером на правобережную дорогу, а он не испытывал особенного интереса к земляным работам. Беник заскучал. И когда встретил Бушмана, а встретил в самом подходящем для такой интимной беседы месте, на пешеходном мостике над Нарыном, где никто ниоткуда не подойдет и не помешает, то сказал, что ничего против соседа по «пэдэушке» не имеет, что значение правобережной дороги целиком и полностью сознает, однако просит другую работу, а если таковой нет, то он, Майлян, пожалуй, будет собирать чемодан.

При всей дипломатичности Беника вопрос был поставлен вполне ультимативно, а ультиматумы раздражают. Но Бушман терять товарищей не любил, и вопрос о переводе Майляна на другую работу был в принципе решен тут же, на пешеходном мостике. Тем более что створ — это не такое уж теплое местечко, куда устраиваются, используя всяческие приемы; створ — это на любителя!

Сначала вместе с бульдозеристами Анатолия Курашова и Эбазыра Караева Беник снимал осыпь над компрессорной станцией, а с весной ушел в Токтобек-Сай, где плотники Геннадия Абрамова строили склад взрывчатых веществ. Потом вместе с абрамовцами он прокладывал трапы к отметке «905»; собственно, это были первые трапы на створе, так что сетовать на ординарность, однообразие работы как-то не приходилось. Еще меньше пришлось скучать на первой бульдозерной тропе, которую Эбазыр Караев и Решат Бекиров начали бить над входным порталом. Таким крутым был склон, такой практически немыслимой казалась тропа, тем не менее пробитая, что, когда осенью 1964 года возник вопрос о прокладке бульдозерной тропы по левому берегу, к отметке «1300», эта работа была безоговорочно доверена Бенику Майляну: лучшего спеца по части бульдозерных троп на створе на знали.

Тем временем Кайрат Умралин делал бульдозерную переправу, к сентябрю она была готова. Но, конечно, ею занимались все: и Хуриев, и его правая рука, главный инженер УМР Георгий Георгиевич Татаров, и Бушман, и прораб Гидромонтажа Вадим Гришаев. Все-таки это не верхолаза переправить, не связку горбыля или арматуры, а тридцатитонную махину, явно не предназначенную для форсирования водных преград, а тем более по воздуху.

Переправу назначили на воскресенье. Чтобы народу лишнего не было, чтобы никто не вертелся под ногами, не лез под бульдозер, чтобы… да мало ли что может быть? Главное, выдержали бы анкера, замурованные в левый берег: расчеты расчетами, а у тех, кто на створе работает, к скале доверия нет, какою бы монолитной она со стороны ни казалась.

Но все прошло гладко, и анкера, в общем, выдержали. Вслед за машиной Эбазыра Караева, тотчас прозванной «Востоком» и «летающим бульдозером», на левый берег последовали вторая, третья, четвертая машины, и теперь остановка была за «малым» — перенести на натуру тропу, спроектированную и начерченную по аэрофото. Различие между натурой и аэрофото выяснилось сразу же, на первых метрах, но это уже ничего не могло изменить. И потом, как сказал однажды Бушман, Беник может сделать то, чего никогда не сделал бы, но сделает, чтобы не подумали, что он не сможет это сделать…

Бенику помогал инженер техотдела Коля Тен. Горячность, экспансивность одного уравновешивались невозмутимостью, обстоятельностью и в то же время деликатной отзывчивостью другого, а это немало значило в тех условиях, в которых им выпало вместе работать.

Конечно, уставали и физически. Но в стократ больше они изматывались душевно, переживая каждый поворот, каждый маневр; ведь крутизна полки вдвое превышала уклоны, обозначенные в технических паспортах бульдозеров как критические… Вдвое больше допустимого!

Наверное, создатели бульдозеров и не подозревали, какую надежную машину для разработки скалы они сделали. Да и Майлян и сами бульдозеристы не сразу осмелились переступить красную черту технических ограничений Конечно, они многим рисковали, пока не узнали, каким колоссальным запасом мощи и устойчивости «востоков» обладают.

Рисковали бульдозеристы. Рисковал Беник. Рисковал Бушман. Но за их спинами стоял Хуриев, а Казбек, они знали, ничего не решал с кондачка. С Хуриевым можно было и рисковать.

Беник Майлян шел впереди головного бульдозера. Вернее, пятился перед ним. Весь световой день. Все два километра по горизонтали и шестьсот метров по вертикали, все двадцать пять дней штурма отметки «1300».

Пятился, не сводя глаз с висящей над склоном гусеницы, осторожно командуя чуть заметными, предельной скупости движениями напряженной ладони. Этой ладонью он говорил больше, чем смог бы сказать словами, объяснить на чертеже. И его ладони бульдозерист доверял больше, чем самому себе. Это был особый, высший класс работы, высшая мера понимания, доверия, а еще и азарта, без чего на 1300 пробиться было бы, наверное, невозможно.

А они пробились. Последний рывок получился таким резким, что на перевальную седловину, к самой верхней точке тропы головной бульдозер выскочил без гусеницы — не выдержала, слетела. Тут помучились основательно. Для домкрата и то места не нашлось, думай, ломай голову, как машину обуть — задачка!

Пролетел вертолет, в вертолете находился Бушман, он увидел на седловине неподвижный бульдозер, а рядом пять-шесть человек, чем занятых — непонятно. А они надевали гусеницу. И поскольку деваться некуда, надели ее. Пока чинились, вниз не спускались, ночуя тут же, на 1300, облюбовав для жилья глубокую нишу под карнизом конгломератовой скалы. Впоследствии каменный козырек отвалился, рухнул на тропу, и все невольно вспоминали о том, как изо дня в день проезжали под этой глыбой, укрывались под ней от дождя, спали, сидели у костра. Вот ведь как удачно вышел срок этому дамоклову мечу: ночью да еще в воскресенье!

Со временем по бульдозерной тропе наладилось «регулярное» движение, стали ходить даже «пассажирские» бульдозеры, эдакие дилижансы, оснащенные креслами-самоделками на двадцать с лишним персон. Их прозвали «бульдобусами». Или «такси». «Такси» доставляли рабочих со створа на 1300 всего лишь за час. Здесь, на верхнем этаже стройки, становилось все многолюдней, и ранней весной 1965 года бригады Анарбаева, Абрамова, Андреева и Петрова приступили к монтажу воздухопровода, который надо было перекинуть через ущелье с левого борта на правый. Но как это сделать?