Какая она, Победа?

Как являются шалые мысли

Когда родилась эта идея, вернее, самая первая, предваряющая ее мысль, Александр Александрович Петриченко, мастер спорта СССР международного класса, не сразу подобрал нужное слово для характеристики этой своей мысли, хотя, как и всякий человек, он, конечно же, имел некоторый опыт в подборе таких определений. Потом в статье, написанной для журнала «Вокруг света», он назвал свою мысль «в общем-то довольно шалой». Деликатно, надо сказать, назвал. С парашютом на «крышу мира»?

Не пешком, не снизу вверх, а именно сверху вниз, без всяких подходов и штурмов, без всех этих веревок и крючьев, не имея которых так просто сорваться и улететь вниз?.. Именно сорваться! Именно улететь вниз!

Как являются шалые мысли? На этот раз они возникли не без помощи эдаких «бедных родственников», повадившихся к нему, к Петриченко, с явно корыстной целью — что-либо выклянчить. Что ж, Валентин Божуков и инженер — испытатель вертолетов Валентин Сулоев знали, куда стучаться. И что просить, они тоже знали. Отнюдь не заочное знакомство с парашютами имел и Виктор Галкин, в прошлом воин-авиадесантник с двадцатью тремя прыжками на счету. Сначала просили ну хоть какой-нибудь завалящий фал.

Ну хоть какие-нибудь старые стропы — сшить страховочные пояса, лямки для облегченных высотных рюкзаков. Затем дошла очередь до парашютов.

Списанных, разумеется. Лишь бы грузы можно было сбрасывать, чтоб не на себе таскать. На самолете прямо на нужную высоту.

— А если в сторону снесет?

— Ничего, достанем.

— А чего ж сами-то пешком ползаете? Электронный век, такая техника, а вы все как при царе Горохе…

Шалая мысль. Более того, бредовая. Впрочем, почему, собственно, бредовая? Да потому, что едва человек приземлится, он тотчас превращается в пешехода, а в горах — в альпиниста, он тотчас же должен задержаться и на снежном и на ледовом склоне, он должен в строгом взаимодействии с товарищами спуститься по залитому натечным льдом скальному желобу, не свалив при этом камня на головы идущих внизу…

Но это в лучшем случае. А если получится иначе? Если парашютист не сможет приземлиться в нужную точку, что тогда? На Тушинском аэродроме неточность приземления отразится разве что в протоколах соревнования, не более. Здесь же отклонение в десяток метров может отшвырнуть человека по другую сторону хребта, и, значит, спасательные отряды смогут подойти к нему лишь через несколько дней. Но ведь эти несколько дней как-то надо выдержать?

Да и в этом ли вся проблема? Высота точки приземления, если прыгать на Памирское фирновое плато, 6100 метров над уровнем моря. Совсем недавно прыжок с такой высоты называли высотным, таким прыжком гордились. А тут человек собирается прыгнуть на эту высоту! Он, рожденный и осуществляющий право на жизнь при своем «родном» давлении в семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба, в считанные мгновения лишается естественной среды обитания и оказывается на кислородном пайке, вдвое меньше необходимого. Рыба, выброшенная на берег! Ее ощущения можно испытать, покинув самолет на большой высоте без кислородной маски. Но такай прыжок длится какие-то минуты. Здесь же прыжок как бы прервется, замрет на шести тысячах, и эти шесть тысяч метров человек может покинуть лишь с той скоростью, с какой будет переставлять конечности.

Да, но для всего этого нужно еще и благополучно приземлиться! А как это сделать, если при столь малой плотности воздуха посадочная скорость обычного парашюта увеличится почти наполовину? Верный способ остаться без ног. А если откажет основной парашют? Раскрыть запасной? Но у запасного скорость встречи с землей еще больше, в условиях высокогорья это все равно, что вообще прыгать без парашюта. Нет, нет, и думать нечего, мысль совершенно бредовая, это абсолютно ясно… Невозможно? Ну что ж!

Есть над чем пошевелить мозгами!

Взялись за работу, и к лету 1967 года опытный вариант альпинистского парашюта был готов.

На первой пробе новая модель отказала, и Петриченко, который сам испытывал детище своего отдела, пришлось в воздухе резать стропы. Потом он вынужден был и вовсе отсоединиться от перехлестнутого купола и спускаться на запасном. Но недостаток был выявлен, и хорошо, что это произошло в Тушине, а не на Памире. В конструкцию внесли необходимые изменения, так что все последующие прыжки прошли нормально. Точно в круг. Но это опять-таки в Тушине, а как получится в горах? Да и вообще, какие они на самом деле, горы?

Альпинисты «Буревестника», эти повивальные бабки идеи прыжка на Памир, планировали восхождение на пик Коммунизма. Они хотели пройти маршрут с Памирского фирнового плато, со стороны ледника Фортамбек, откуда на высочайшую вершину Советского Союза еще никто не ходил.

Загадкой представлялось и само плато. Снежная равнина, вознесенная на высоту шести тысяч метров над уровнем моря, протянулась почти на двенадцать километров. Правда, в ширину она была значительно уже, от километра до трехсот метров, но так ли это мало для парашютистов, умеющих приземляться в центр двадцатипятиметрового круга?

Странная это была пара — подвижный как ртуть Виктор Галкин и невозмутимый, немногословный, даже неподступный на вид Саша Петриченко, лет тридцати, могучего телосложения человек с курчавой шевелюрой и суровым боксерским лицом. Галкину было сорок. Художник по профессии, он целиком переключился на тренерскую работу с альпинистами, а в свободные часы — на чтение экономической литературы. У Саши Петриченко был другой «пунктик». Ему, конструктору и испытателю парашютов, словно не хватало своих приключений, он охотился за теми, что изготовлялись для читателя за письменным столом Агаты Кристи и Жоржа Сименона. Дома, в Москве, этой продукцией у Саши забит громадный, во всю стену, стеллаж, но разве можно остановиться? Он и во Фрунзе пытался что-либо раздобыть для своей коллекции, проявляя к поискам столько интереса, что, кажется, только затем и приехал.

Странное это было сообщество опытнейших мастеров-высотников, посвятивших альпинизму многие годы, но все еще дискутирующих на тему «Зачем человеку горы», и испытателей-парашютистов, вдруг вырядившихся в альпинистские штормкостюмы, людей, которым все стало ясно после первого же знакомства с окрестностями альплагеря «Ала-Арча».

Первого? А разве будут еще? Разве одного недостаточно, да его хватит на всю жизнь! Неужели альпинисты вот так и ходят? Неужели этим можно заниматься добровольно, даже мечтать об этом? Как тяжело дается каждая сотня метров набора высоты, в самолете никогда не думалось об этом!

Каждый шаг — это усилие. Усилие не только для того, чтобы перешагнуть через камень или ледниковую трещину, но и через свое «я устал», через свое «я не хочу», через все чаще и чаще наведывающуюся мысль насчет того, «а чего ради?». Нет-нет. Ничего общего, они явно противоположны по знаку, альпинизм и парашютизм. И если парашютиста все же удалось уговорить взвалить на спину двадцатикилограммовый рюкзак и с ледорубом в руке, в мокрой штормовке тащиться сквозь дождь и снег к бог знает где затерявшемуся в тумане Аксайскому ледопаду, то опять-таки это стало возможным только во имя парашютизма, во имя будущего прыжка.