Какая она, Победа?

Везет же людям!

Начали поступать первые вести из штурмовых групп. Потерпел неудачу на Хан-Тенгри со своими товарищами Юра Скурлатов. Они намеревались подняться по всем известному так называемому «классическому» пути, где, казалось бы, не могло быть никаких сюрпризов, и все же угроза холодной ночевки вынудила отступить чуть ли не из-под самой вершины. Вот тебе и классический маршрут!

Потом в лагерь пришел Валентин Божуков. То, что он рассказал, подняло на ноги всех. На своем маршруте пик Сланцевый — Хан-Тенгри группа встретилась с очень сложным снежным гребнем, до предела перегруженным курчавыми карнизами, столь характерными для Тенгри-Тага и столь неудобными для альпинистов. Группа намеревалась пройти гребень за два дня. А не прошла и за четыре. Пять тысяч — опасная высота для карнизного гребня; было довольно тепло, размягченный снег не держал, и каждый карниз, каким бы вычурно-красивым он ни казался на фотографии, представлял собой прежде всего мину, которая в любое время могла взорваться. Она и взорвалась. Вверху работала двойка Божуков — Неворотин, внизу тройка Курочкин — Соустин — Захаров. Внезапно склон «заиграл», пошла лавина, она сбила тройку, потащила за собой, вихрь кипящего снега сорвался с ледового сброса, ухнул вниз и исчез за перегибом склона. Мгновение, и все было кончено. Божуков и Неворотин молча глядели на то место, где только что были их товарищи. Были. Как сказать об этом дома? Женя Захаров живет по соседству, они дружат семьями, у Жени две дочки. До ледника шестьсот-семьсот метров. Практически это стена. Каскад стен…

Оглушенные случившимся, они все еще оставались на месте и смотрели вниз. И вдруг увидели, как из-под стены в поле зрения медленно вышла тройка альпинистов и тихо пошла вниз по Иныльчеку. Кто это? Неужели?

Божуков закричал, и снизу едва слышно ответили, помахав руками. Это были Курочкин, Захаров и Соустин. Невероятно! Нет, все-таки есть чудеса на свете!

Везет Курочкину на такие истории. Просто-таки любимец фортуны, не иначе. Вот Божуков. Блестящая альпинистская карьера. Обладатель четырех золотых медалей, один из первых «снежных барсов», как называют горовосходителей, покоривших все четыре семитысячника страны. Чего только не бывало на этих сложнейших восхождениях, но такого нет, не вспомнить, не похвалиться… Ох Курочкин!

Когда их смахнуло с первого сброса и они оказались в воздухе, все замерло в груди, как при болтанке на самолете. Удар пришелся на ноги, не успел опомниться — второй сброс, второе приземление, теперь уж на голову.

Все померкло, подумал, что еще один такой удар, и спина не выдержит. Надо бы собраться как-то, ведь если до сих пор живой, может, и новый сброс перетерпит? То, что одним щелчком смахнуло их со склона, теперь и спасало. Мокрая лавина! Она держала их в своей вязкой массе, амортизировала удары. И когда скорость немного замедлилась, когда стало возможным разобрать, где верх, где низ, Курочкин стал грести руками, стараясь не остаться на глубине. Но тут они остановились. Их вынесло на ледник, и дальше падать было некуда. Сколько это продолжалось? Минуту?

Десять минут? Ощупали руки-ноги, охая и морщась от боли, поднялись.

Побились немного. О склон, о скалы. Веревкой подергало. Но вот удивительно — живы. Перегиб стены закрывал гребень, и тех, кто остался наверху, не было видно. Надо показаться, успокоить ребят, переживают, наверное.

Распутали веревку, поплелись в зону видимости. А идти трудно, все болит, прокричать бы что-нибудь бодрое, да как закричишь, если у одного рывком веревки помяло грудь, а у другого ледорубом зацепило губу? Пусть Захаров откликается. Он целый!

Гена Курочкин - инженер, работает в НИИ.

Летом 1965 года ходил на Алтае в ущелье Шавло. Во время ночевки на стене пика Сказка на палатку рухнул гранитный блок, чего никак нельзя было ожидать: площадка казалась совершенно безопасной. Погиб товарищ. У Гены перебиты обе ноги. Палатка содрана, снесена вниз вместе с рюкзаками.

В группе было четверо. Один, едва рассвело, с трудом спустился за спасателями, они подошли на третьи сутки. Другой все это время был с Курочкиным и тем, четвертым, который лежал рядом. Курочкина спускали на блоках, и в тот самый момент, когда наконец носилки опустились на ледник, рядом, со свистом разрезая воздух, упал трос — где-то наверху перетерлось сращение. Так повезло еще и еще раз. Очень везучий человек Гена Курочкин!

Домой в Москву привезли по горло в гипсе. Только тут осознал, какой жестокостью может обернуться альпинизм, любовь к горам. Но не по отношению к самому себе, вот в чем дело. По отношению к близким. Даже подумал: случись с ним еще раз такая история, дома не переживут. Но пришло лето, и он снова был в экспедиции, в первый же выход убедившись в том, что ломаютев не только кости, меняется и что-то в душе. И тут гипс не помощник, трещина остается. Камешек сверху по осыпи пробренчал. Ребята и головы не подняли, а Курочкин вскочил, смотрит. Лед под ногами треснул. Все прошли, внимания не обратили, а Курочкин замешкался, напрягся. Он сам замечает за собой эту скованность, но избавиться от нее пока не может. Что ж, может быть, такая осторожность и не повредит.

Можно, конечно, посмеиваться над нею, но люди постарше, поопытнее с шуточками не спешат — понимают. Как понимают и подчеркнутую храбрость иного смельчака, по молодости, по наивности своей бесконечно убежденного в том, что скалы — это надежно, что горы — это незыблемо, что сам он существо настолько исключительное, что уж с ним-то никогда и ничего не случится..

7 августа прилетел Цельман, выгрузил загоревших и отъевшихся «курортников». Тут же улетел в лагерь под Хан-Тенгри за пострадавшими, хотя пошел снег, и было сомнительно, что Игорь сможет сесть в такую непогодь. Но он смог. При зажженных фарах. Трудней было взлетать, поскольку совсем стемнело. Однако Цельману удалось и это. Исполнители трюкового номера — скоростного спуска на лавине — столь же благополучно отбыли с Иныльчека на Большую землю, чтобы незамедлительно заняться там мелким ремонтом своих редкостных персон, рожденных, по всей видимости, не только в рубашке, но и под счастливой звездой. Те, кому пришлось наблюдать этот взлет, не могут рассказывать о нем без экзальтации, без всяческих гиперболических сравнений. В снег, с фарами, по Иныльчеку?!

С Цельманом пришла почта. А в ней письмо от Эли. Письмо — значит, жива, значит, можно распечатывать конверт спокойно, без особого страха.

Написала, что отдыхает с ребятами на Иссык-Куле, что все в порядке; правда, немножко поморозились, но на чолпон-атинском песке теперь отогреваются, так что он может о ней не беспокоиться. Потом она уедет в «Ала-Арчу». Поработает инструктором до конца сезона. Там, когда вернется с Победы, он ее и найдет…

Стену они не сделали. Не зря Толя не находил себе места — «Корея» Эле запомнится надолго. Едва они вышли на маршрут, началась непогода, и все пять дней, которые они провели в отчаянных попытках преодолеть ключевой участок — «рыжие пятнав, со стены лило, им даже приходилось выливать воду из рюкзаков. Три дня находились в районе первой ночевки. За день работы Толя Тустукбаев и Женя Слепухин с трудом проходили одну веревку. Они все больше отставали от графика красноярцев, что действовало на настроение ничуть не меньше, чем льющийся на голову ледяной душ. 19 июля, день своего рождения, Эля просидела на вырубленной во льду полочке, глядя, как внизу, под стеной, наблюдатели вытаптывают в снегу всякие шуточные поздравления, стараясь поддержать их хоть таким образом.

В лагере были обеспокоены, контрольно-спасательная служба потребовала прекратить восхождение и начать спуск. А четверку спуск беспокоил ничуть не меньше, чем подъем, и Тустукбаев запросил разрешения вернуться в лагерь через вершину. Они опасались спуска. Опасались зависания. Случилось то, о чем предупреждали красноярцы, не рекомендуя отсиживаться на стене более двух суток. А они в ожидании погоды мученически досиживали пятые и, конечно, уже не годились для столь сложного лазания. Начались срывы. Ценой предельных усилий ночью 21 июля четверка спустилась со стены к палатке наблюдателей.

Утром обнаружили, что ледяные ванны так просто не прошли, что пальцы прихвачены, что если Толе Тустукбаеву и надо куда-то спешить, то отнюдь не на Победу. Ее придется отложить до следующего раза. А пока на перевязку, на горячий иссык-кульский песочек, на разбор восхождения, где придется молча выслушивать замечания даже тех, кто эти «рыжие пятна» видел разве что на чужих фотографиях.