Какая она, Победа?

Пик коммунизма

Улетая, Чижик подарил Балинскому свои пуховые брюки: на память.

Сдружились они за прожитые вместе дни, а теперь неизвестно, когда увидятся: у одного в небо тропинка протоптана, у другого — в горы…

Высотные костюмы шились для парашютистов по специальному заказу, и шелк был для них покрепче, и пух погуще, так что подарок Балинский получил царский. После трагедии на 7100 мечтать о прыжках на Памирское плато не приходилось, но альпинистская часть программы, включая сюда и отдых в Фергане, осталась без изменения. Надо было только дождаться Галкина, вылетевшего в Москву в связи с событиями на пике Ленина.

В первый же день отдыха неприятный разговор с Валей Сулоевым.

Валентин сказал, что весь «пух» является экспедиционным имуществом, и он, Сулоев, будучи ответственным за снаряжение, не позволит разбазаривать его направо-налево, кому попало. Слова эти Толю задели, он вспылил.

— Ну что ж, — стараясь быть спокойным, сказал Сулоев, — можешь не ехать в Дараут-Курган. В вертолет ты не сядешь. Во всяком случае, до возвращения Галкина…

Толя уехал в Дараут-Курган. И несколько дней промаялся у взлетной площадки, глядя, как садится и взлетает вертолет, как группа за группой покидает пыльную, плоскую, чертовски надоевшую долину Чон-Алая.

Улетел Кочетов. Улетел Стрельцов. Они всячески выражали свое сочувствие, свою надежду, что там, на Фортамбеке, все-таки встретятся и будут вместе.

Надежд на такой исход у самого Толи было мало. Слабовато сходил на пик Ленина. Не смог принять участия в спасательных работах. Вдобавок получил несколько сердитых замечаний от Галкина по поводу «выражений», а это было и вовсе ни к чему. Словом, встречи с Тимофеичем он и ждал и опасался, тем более что неприятностей Галкину хватало и без какого-то там Балинского, своих забот по горло!

Прилетел Галкин. Слушал нетерпеливо, хотя Толя и не собирался пускаться в длительные объяснения.

— Лезь в вертолет. «Пух» вернешь. Бог с ним, Толя, с «пухом», чтоб разговоров не было…

За три дня поднялся на плато. По всему ребру «Буревестника» были навешены перила — память о прошлогоднем десанте. Перила, казалось, были оставлены только вчера, и ими можно было пользоваться, хотя и с оглядкой.

Толя шел хорошо, чувствуя силу, испытывая спокойную уверенность в том, что давняя мечта выкурить с товарищами по сигарете на высочайшей вершине страны наконец-таки близка к осуществлению. На плато обнялись с Кочетовым и Стрельцовым, с Толей Тустукбаевым. Ребята провели на 6100 уже два дня, встречали грузы, сброшенные с вертолета Панферова, и теперь рвались на восхождение — сколько можно сидеть! Договорились с Галкиным, что пойдут вместе. Лишь Толе Тустукбаеву было приказано идти в связке с «доком» Шиндяйкиным, что само по себе было чревато самыми неожиданными ситуациями.

18 августа двинулись к вершине. Вверх вел могучий снежный гребень с удобными для ночевок увалами, и только предупреждающее потрескивание наста напоминало о том, что надо быть настороже, что каждый шаг должен быть и обдуман и точен. Ночь на двадцатое переспали на заметном и снизу предплечье вершины — снежном куполе 6900. Так надежно все себя чувствовали, так уверенно набирали высоту, что двадцатого рюкзаки и палатку решили с собой не брать. Пятьсот метров по вертикали! Нет, маршрут был не настолько сложен, чтобы не успеть сделать эту работу за день. Они успеют.

Успели. Острое лезвие вершинного гребня тускло отливало льдом, отполированным вьюгами до глянца. Видимость была неважной, на веревку, не больше, и оттого казалось, что этот ледовый нож вонзен прямо в небо. По самому лезвию идти не рискнули, шли чуть правее и ниже, где лед сменялся фирном и где торчала гряда скал. Передние связки скрылись в тумане, тем неожиданней было наткнуться на них, вдруг обнаружив, что дальше идти некуда — вершина! Кошки заскрежетали по вытаявшей из льда каменной дресве. Стрельцов, едва переведя дух, застучал айсбайлем, отбивая плитки темно-зеленого сланца с золотистыми кубиками пирита. Да, это тот самый сланец с пиритом, самый обыкновенный, самый знаменитый и дорогой; в тех домах, где он есть, его не отдадут за самые настоящие драгоценности, да никто и не осмелится попросить. За этим камнем нужно идти самому.

Только тогда появится в нем смысл…

Оставлены на вершине записки и вымпелы. Оставлена титановая капсула с посланием молодежи будущего. На спуске осторожничали, очень уж не хотелось, чтобы столь радостный день, один, можно сказать, из счастливейших дней жизни, был бы омрачен какой-нибудь нелепицей. Надо просто внимательно все делать, очень внимательно! Сумерки сгущались, вскоре стало темно, но скалы кончились, вершинная стена и острый гребень остались позади, они ступили на перемычку, на снежный купол, а тут и вовсе можно свободно ходить, лишь бы не проскочить мимо палатки. Вот и палатка. Приехали! Они шумно полезли в палатку, а там лежал Валентин Сулоев. Больной.