Какая она, Победа?

Прикидка. Итак, северное ребро

Прилетел Галкин, внес в состав групп окончательные коррективы.

«Киргизы» пойдут вместе. Все трое. А если успеет подъехать Тустукбаев, значит, их будет четверо. И пятеро из «Буревестника», пойдут на Победу через пик Важа Пшавела. Но это потом» после работы на северном ребре.

Кстати, это и будет акклиматизацией, ведь надо подняться почти на 6400.

Дело предстояло особое. И для людей с крепкими нервами. Надо было выйти на 6400 и там, на северном ребре, попытаться найти тела погибших в 1959 году, которые прошлым летом якобы видел Вадим Эльчибеков. Найти и по возможности спустить. Каким образом? Ну сначала нужно все посмотреть. И прежде всего из кабины Ми-4, за штурвалом которого Игорь Цельман.

Так это началось. Слетали на разведку, бросили на 7000 канистру с бензином, которую потом так и не нашли, а на 5300 — ящик с продуктами.

Потом собрали рюкзаки, вышли с Дикого и через три часа ходьбы были на Звездочке, в лагере ленинградцев-спартаковцев и их одноклубников — «камчадалов».

Люся Аграновская и Петр Петрович Буданов напоили чаем, показали дорогу. Прошли место, где в 1969 году стоял Эльчибеков, встретили на ледопаде Аграновского и Клецко. Сильнейшие альпинисты будановской экспедиции Герман и Борис спускались с северного ребра, куда ходили на заброску и рытье пещер. Обменялись текущей информацией. Пожелали друг другу хорошей погоды, разошлись в разные стороны. Одни вниз. Другие вверх. К 6400 шли Виктор Галкин, Анатолий Балинский, Владимир Кочетов, Евгений Стрельцов, Аркадий Маликов, Михаил Леднев, Семен Игнатьевич Артюхин, «док» Шиндяйкин.

Собственно, совершенно незнакомых людей в группе не было. Маликова ребята знали по экспедиции 1968 года Миша Леднев — коренастый, спокойный, с походкой вразвалочку и с неизменной улыбкой — был вместе с Галкиным в одной экспедиции еще в 1959 году. Семен Игнатьевич Артюхин?

Володя Кочетов встречался с ним на пике Коммунизма; участвовал Артюхин и в экспедиции 1968 года. Он был среди встречающих во время выброски парашютистов на полку 6100, был со спасателями, вышедшими на помощь группе Божукова в район ледника Большая Саук-Дара. Словом, встретившись на улице, они могли при случае и узнать друг друга, и поговорить об общих знакомых, о новом ежегоднике, о том, кто, куда, когда собирается, но, если уж иметь в виду Победу, такая группа более подходила не для восхождения, а, скажем, для популярных ныне экспериментов по изучению человеческой несовместимости. Не было схоженности. Были лишь индивидуальности и завидная, непоколебимая уверенность Галкина в том, что у него все получится, что при желании и энергии можно добиться всего, даже невозможного. Потому, видимо, он и откликнулся на просьбу Артюхина; ему нравились люди, обращавшиеся с такими просьбами.

Артюхину 57 лет. Для иных его сверстников кажется бедствием даже временная неисправность лифта, а Семен Игнатьевич бегает кроссы на приз газеты «Правда», на приз Юрия Гагарина, он мечтает подняться на Победу и не желает смириться с мыслью, что время для таких восхождений для него прошло. Но в его возрасте на Победу и в самом деле никто не ходил, и вряд ли нашелся бы хоть один начальник экспедиции, капитан какой-нибудь спортивной группы, который взял бы на себя такой риск — включить в группу идущих на Главную вершину пятидесятисемилетнего человека… На подобное мог решиться пожалуй что Галкин, и Галкин действительно пригласил Артюхина под «буревестниковские» знамена, стоило лишь Семену Игнатьевичу заикнуться о своей мечте.

Кадровый военный, подполковник в отставке, один из старейших мастеров спорта, Артюхин ходил в горы с армейскими альпинистами и потому в экспедиции «Буревестника» с ее студенческим, «мэнээсовским» духом чувствовал себя не очень уверенно. Конечно, здесь тоже была дисциплина, но она ничуть не напоминала армейскую, а звания, должности и даже возраст не избавляли от дежурств по кухне, от шуток и розыгрышей, от упрямых, задиристых оппонентов, которых в споре могло убедить только дело.

— Ладно, — разряжал обстановку Галкин, когда заходила речь об Артюхине, — я на вас посмотрю, когда вам стукнет столько же, соберетесь вы тогда на Победу?

На 5300 шли в свитерах. Сыпалась крупка, солнце едва угадывалось, однако холода не ощущалось — самая «ходовая» погода. Обилие трещин вынуждало маркировать путь, но это не замедляло движения. Подошли к пещере «камчадалов», нашли свой ящик. Пещера оказалась роскошной, из двух «комнат», в такой только отсиживаться, никакой буран не проймет!

На следующий день поднялись на 5800, оставили заброску, вернулись на 5300 для отдыха. Через день вновь пошли на 5800. След замело, а когда добрались до заброски, погода испортилась. Снег плывет, он по грудь, все зыбко, ненадежно, очень нехорошая снежная обстановка, того и гляди.

Впереди работает тройка Балинский — Стрельцов — Маликов. Локтями, коленями они приминают, утрамбовывают снег, но эти создаваемые с трудом опоры почти не держат. Осторожность. Осторожность. Осторожность. Так выбрались на 6000. Галкин, Шиндяйкин и Артюхин поставили палатку, принялись готовить ужин, все остальные прошли на веревку, выше и под очередным снежным надувом начали рыть пещеру. Рыли долго, часа четыре. К досаде, попали на трещину, оттуда засквозило чуть ли не ветром. Но не бросать же «деланное. — Балинский! Балинский! Бали-и-и-инский! Толя прислушался. Зовут или показалось? Выглянул из пещеры, глянул вниз и невольно, не удержавшись, засмеялся. Внизу, под обрывом стоял Галкин.

Отворачиваясь от низвергающихся на него снежных ручьев, едва укрепившись на остром гребешке, он в терпеливо вытянутых кверху руках держал исходящую аппетитным парком кастрюльку. Это смирение и забота, эта кастрюлька, эта утонувшая в снегу фигурка и воздетые руки так не вязались с открывающейся сразу за спиной Галкина завьюженной бездной, пугающе громадным и безжизненным миром Победы, что только рассмеяться и оставалось. Да и как объяснить, отчего стало смешно в столь неподходящую минуту? От хорошего самочувствия? От появившейся уверенности? Что же, они действительно прошли один из самых неприятных участков северного ребра, они его прочувствовали, убедили себя в том, что маршрут «идется», что Победа — это, в общем-то, обыкновенная гора, только повыше, понеприветливей других, только требующая чуточку больше терпения, труда и спокойствия. Чуточку больше!

Ночью проснулись от удушья, зажгли фонарь. Они и не слышали, как сверху сошла лавина и наглухо запечатала вход. Вот когда пригодилась трещина! Дыру проделали легко, сразу пошел чистый воздух, можно пробиваться на поверхность. Но что там сейчас, на поверхности, день или ночь? У кого часы?

Откопавшись, пошли наверх. Надо было оставить заброску на 6200, разведать, что мог видеть здесь Вадим Эльчибеков. На пути вырос мощный карниз, вперед вышел Кочетов. Над ним стена из льда и фирна, но это дело знакомое, на то и мастер. Володя наверху, он принимает Стрельцова, затем Балинского, за Балинским идет Маликов. Долго нет Артюхина. Что-то у него с кошками или еще что, не понять. Конечно, это очень здорово, когда человек не намерен мириться с возрастом, хоть в чем-то отстать от молодых. Не обернется ли только это самолюбие боком для тех, кто идет рядом?

Балинский хмурится. Он понимает Артюхина, сам поступает точно так же, намереваясь идти на Победу! А ведь едва ли он может поручиться за себя. Кто знает, что будет наверху с его поврежденной спиной? Конечно, ребята знают о травме, а спина пока ничем себя не выдает. Но это здесь, внизу, а каково будет на семи тысячах, где, казалось бы, ни с того ни с сего вдруг отказывается работать организм у самых подготовленных и закаленных людей?

Забили швеллерный крюк, сбросили вниз веревку. Теперь Семену Игнатьевичу будет проще подняться, а значит, меньше уйдет времени. Взлет за взлетом гребень упрямо набирает высоту, свешивая с наветренной стороны колоссальные карнизы. К вечеру под грядой скалок наткнулись на вытаявший из снега заржавленный ледоруб, чуть поодаль заметили носок альпинистского ботинка. Да, прав Эльчибеков, что-то есть. Сняли шапки, помолчали, оставили под скалами заброску, пошли вниз. Программа акклиматизационного выхода выполнена, и теперь оставалось разве что благополучно спуститься в базовый лагерь.

За минувшие дни снег уплотнился, под ногами жесткая доска, идти хорошо, но уж больно потрескивает наст, не из приятных это ощущение! В любое мгновение могла сойти лавина, и они двигались с предельной осторожностью, с попеременной страховкой. Близ 5400 встретили группу Люси Аграновской. «Камчадалы» шли на восхождение и несли им яблоки.

Грешно было бы не запомнить вкус этих яблок. Ведь люди шли наверх. И каждый грамм веса в их рюкзаках был на учете. И вдруг яблоки для какой-то там группы… Просто так, в знак внимания… Не каждого хватит на то, чтобы думать о подобных вещах во время поединка с Победой. Впрочем, не каждый и ходит на Победу!

У пещеры на 5300 отдохнули, погрелись на солнышке. Только собрались идти, послышался гул моторов. Игорь Цельман сбросил вымпел с запиской и ящик яблок. Опять яблоки! День жаркий, снег раскис. Но ничего, спустились благополучно. Наверное, все правильно делали. Уже в сумерках увидели у озера чьи-то палатки, начали перекрикиваться через ледопад. Оказывается, челябинцы. Саша Рябухин, Борис Гаврилов. Челябинцы шли к Чон-Терену, на траверс Победы. Счастливо вам, ребята! Погоды!

Стало совсем темно. Да, припозднились, очень уж был неприятен спуск.

Поплутали, поискали тропу, но все-таки вышли к лагерю ленинградцев, к Буданову. Вновь человеческое радушие, забота, горячий ужин и место в палатке. Кончен акклиматизационный выход. Сомнения, варианты — все позади. Утром в лагерь на Дикий, несколько дней отдыха, и вновь сюда, под северное ребро. Нет нужды что-то переиначивать, что-то менять.

Они идут на Победу. С севера.