Через чистое стекло окна Парамон увидел старика-кузнеца. Он лежал на постели, худой, изможденный... Скулы обтянуты, нос заострился!..
У Парамона сердце замерло: неужели он опоздал и дед умер?
Форточка была открыта, Парамон подпрыгнул, ухватился за раму и перевалился внутрь больничной палаты.
Луна хорошо освещала ее, и Парамон увидел, что здесь лежит только старик-кузнец. Он в отчаянии спрыгнул на его кровать.
Старик зашевелился, застонал, охнул и слабо попросил: ”Пить!”
Никто не пришел, никто его не слышал. Но Парамон был только рад этому — ему не помешают!
Он поднял с тумбочки кружку с водой, расплескивая, потащил ее к лицу деда, приложил к губам...
Дед глотнул, захлебнулся, закашлялся... Потом медленно поднял худую руку, крепко обхватил кружку, наклонил ее и напился...
И хотя Парамон помогал, трудно далось старику это усилие, он опять заохал.
Парамон потеребил его за небритую щеку:
— Дед! Здравствуй! Это я!
— Ох, Парамошечка! Ты мне снишься?
Парамон засмеялся, Луна засмеялась, а потом и дед, поверив, что Парамон вернулся, засмеялся тоже.
А когда человек смеется, значит, он уже готов выздоравливать.
Парамон вскочил на широкую тумбочку. Сердце подсказало ему, что надо сделать сейчас.
Он топнул ногой, топнул другой...
Луна словно на балалайке заиграла, а Парамон плясал, да всё с прибаутками, да и на колесе вертелся юлой, да и ручкой помахивал:
“... Я плясать-то не хотел,
Да пришлося выходить:
Гармонист хороший парень,
Как ему не угодить!..”
Старик-кузнец смеялся — уж больно хорошо дроби Парамон рассыпал! Так постукивал по тумбочке, будто в сапожках был...
“... Эх, раз, по два раз!
Расподмахивать горазд,
Кабы чарочка винца,
Два стаканчика пивца,
На закуску пирожка,
Для потешки песенка!”..
Дед смеялся, радовался, в ладоши прихлопывал...
А Луна на балалайке наяривала...
А Парамон старался и так плясал, что, казалось, он никогда и не устанет, и какие только он коленца не придумывал, не откалывал!..
Старик-кузнец сел на постели, глубоко вздохнул, еще раз вздохнул...
Нигде не болело. И дышалось легко, как в юности!..
— Ну что ж, — сказал кузнец, — вылечил ты меня, Парамошечка!
— Ну, а вылечил — так домой пойдем! — предложил Парамон.
Кузнец согласился и открыл окно.
Он влез на подоконник, потом спрыгнул на землю, действительно, легко, как молодой.
И они, взявшись за руки, не торопясь, зашагали домой, а Луна им охотно освещала путь.
Радостно было оказаться снова в знакомой горнице, увидеть, как дед разжигает огонь в печи, чтоб поставить вариться кашу и щи.
Радостно было выглянуть в окно и поздороваться с Шариком, который таким веселым лаем разразился, что, казалось, его даже на Центральной усадьбе услышат!..
Баба Дуня прибежала, на радостях всего старика слезами залила:
— Слава богу! Вернулся! Живой! Сей момент молочко притащу!..
— Меня Парамон вылечил, — сказал кузнец.
Только тут и заметила его баба Дуня:
— Милый Парамошечка, благодарствую! — и она руку ему нежно пожала.
Потом Парамон свой портрет рассматривал. Старик после завтрака краски достал, в портрет, уже с натуры, последние штрихи внес:
— Нравится тебе? — спросил.
— А почему я тут такой симпатичный? — спросил Парамон. — Разве я такой?
— Ты еще симпатичнее! — горячо сказал кузнец. — У меня таланта не хватило изобразить тебя, какой ты на самом деле!
Парамон был польщен, но решил, что дед скромничает, как и полагается истинному художнику.
За окном рассвело, и Парамон увидел, что каждая веточка на кустах, каждая травинка были белыми и сверкали.
— Что это, дед?
— Иней... Заморозки начались. Что ж ты хочешь? Зима на носу...
Парамон забеспокоился:
— Дед, да ведь мне в теплые края надо! Нельзя, чтоб зима меня здесь застала!
— А, может, перезимуем вместе? — старик робко спросил.
— Нельзя, дед! Ты жди меня, я вернусь!
— Буду ждать! Вернешься — расскажешь, что на белом свете происходит...
— Ты только не умирай, ладно?!
— Так и быть, не умру!
— Дай честное слово!
— Честное слово, не умру!
— Вот и ладненько! — сказал Парамон.
Он сбегал к баньке, одуванчику Ванюше сказал “до свиданья!”, разбудил Сову Матвеевну, попрощался тоже...
К старику-кузнецу вернулся:
— Проводишь меня?
Утро было всё в инее, ясное, сияющее... Небо, как синий платок, накинутое на серебряный лес, на золотое поле, казалось таким близким, так радовало душу и смягчало горечь разлуки...
Старик-кузнец, Шарик и Парамон бодро дошагали до опушки.
— Ну, до свиданья! — Парамон прыгнул в руки деда.
Они долго обнимались и целовались и все не могли расстаться.
— Смотри за дедом! — приказал Парамон Шарику.
— Гавс! — ответил Шарик, что значило “обещаю!”
Парамон еще раз обнял деда, погладил его колючую щёку и спрыгнул на дорогу:
— До свиданья!
— До встречи, внучек!
Старик-кузнец стоял у края леса и смотрел вслед.
Парамон шагал по белой от инея дороге.
От ног деда до самой горочки на белом инее чётко отпечатались его следы...
На самом верху Парамон остановился, оглянулся, увидел деда, рукой взмахнул и крикнул:
— До свиданья! Побегу! Мужчина должен видеть мир!..
И скрылся за горкой.
Конец? У сказок, радость моя, конца не бывает.