Алекс Делавэр - 31-35

Глава 15

Когда я тайком влезал в постель, Робин все-таки проснулась. Я поцеловал ее в лоб и постарался особо не шевелиться. Наутро рассказал ей о Зельде; она внимательно выслушала и спросила, не нужно ли мне что-нибудь. Когда я убедил ее, что нет, Робин отправилась к себе в студию, а я решил сосредоточиться на людях, которым реально мог помочь.

Все пошло набекрень, когда в начале третьего позвонила моя служба.

– На ваш звонок откликнулся Стивен Бил, – сообщил оператор. – В свое время он играл в сериале… названия не помню, а его самого – да.

– «Субурбия».

– Точно. Он сказал, что сейчас занимается риелторством.

– Я вижу, вы неплохо меж собой потолковали.

– Гм… Доктор, не хочу, чтобы у вас складывалось впечатление, будто я чересчур сближаюсь с вашими пациентами. Просто он очень разговорчивый, а мне было неловко его перебивать.

– Вы все сделали правильно. Вам нравился тот сериал?

– Да нет, не сказать чтобы… Поначалу вроде смотрел, а потом он как-то резко поглупел. Так оно всегда и бывает, верно? Сюжеты выдыхаются, а снимать надо.

* * *

– Стив Бил. Чем могу помочь?

Густой баритон. Никаких намеков на бабистость, которую он разыгрывал в течение двух с половиной лет.

Я сообщил ему о смерти Зельды.

– Что?! Вот черт… Зельда, бедная… вот же черт. Я думал, вас заинтересовало одно из моих предложений, а это… Это куда важнее. Она что, покончила с собой?

– Когда вы ее знали, она была склонна к суициду?

– Не хочу открыто себе вредить, но если б она это сделала, я был бы не так уж и удивлен. Ваш человек сказал, что вы психиатр. Разве ее проблемы не лежали на поверхности? – Голос Стива вкрадчиво понизился. – Если откровенно, зачем вы мне звоните?

– Я был терапевтом ее сына и сейчас пытаюсь его найти, дабы удостовериться, что он в порядке. Из родственников никто не отыскался, вот я и ищу людей, с которыми она хотя бы работала.

– Вы полагали, что мы в курсе насчет всего, потому как мы ее суррогатная семья? – Стив усмехнулся. – Да, официально всегда звучит именно так: мы неразрывно связаны. Но позвольте угадать: никто, кроме меня, вам не перезвонил.

– Честно сказать, недалеко от истины.

– Спасибо за откровенность, доктор.

– У вас есть мысли, чем Зельда могла заниматься после того, как сериал закрыли?

– Наверняка приуныла и впала в депрессию, как и все мы. Хотя, думаю, для нее все это было гораздо хуже. Из-за ее проблем… Док, извините, мне сейчас на показ в «Тарзане», надо рвать когти. Но если вы настроены, скажем, сегодня встретиться и поболтать о Зельде, почему бы и нет? Это позволит мне хотя бы мысленно вернуться к дням моей славы.

Мы договорились встретиться в четыре в кафе в Шерман-Оукс под названием «Ле Флер». Я сделал пробежку, принял душ и загрузил видео «Субурбии», мысленно отмечая лицо Стива Била, после чего влился в набирающий силу транспортный поток, ползущий вверх по Глену.

В сериале Стив был на исходе третьего десятка – стройный, с коротко стриженными смоляными волосами и бородкой клинышком. На экране он носился эдаким жеманным живчиком, то и дело срываясь на пение зонгов.

Мужчина, ожидавший меня за угловым столиком, был килограммов на двадцать массивней, чисто выбрит, с густой седеющей шевелюрой; одет в костюм овсяного цвета, шоколадную футболку и мокасины от Гуччи.

– Доктор? Приветствую, я Стив Бил.

При этом обе его руки продолжали обнимать кофейную кружку. Он подозвал официантку и спросил, что я буду пить.

– Да то же самое, – ответил я.

– Тогда еще пару круассанов, Тара, – скомандовал Стив официантке. – Мой чтобы с миндалем.

– Само собой, Стив.

– А вы не такой, как я ожидал, док.

– Вы представляли себе джентльмена с сигарой?

Стив рассмеялся.

– Хотите от меня резкости? Психиатры, которых я знал – а мне кое-кто из них знаком, – подавали себя эдакими актерами, которые еще не наигрались вдоволь в своем школьном театре. Да, это навешивание ярлыков, и прошу в этом винить мою бывшую профессию. Актерство – это всегда путь напрямик, но зачастую он не так уж отличается от окольного.

– Актеры склонны быстро принимать решения?

– Актеры телевидения – да, мы всегда под прессингом времени. Никогда не читали сценарий телеспектакля? О-о. Всё по таймеру. Сплошь аббревиатуры, втиснутые фразы, контент сосредоточен вокруг рекламных пауз; то есть чтобы сеть могла выгодней продавать рекламное время. Хотя ладно, вы же здесь для того, чтобы поговорить о Зельде… То, что вы сказали, чертовски меня расстроило. Какая зряшная, бессмысленная потеря…

– Она была талантлива?

– Где у других получалось хорошо, у нее все равно чуточку лучше. Не сказать чтобы совсем уж Мерил Стрип, но была у нее перед камерой та фишечка, с которой нужно родиться. Трансформация в мгновение ока. Люди, которым такое удается, иногда переходят на большой экран – но Зельде после ареста, как видно, было уже не суждено. Хотя другим причуды на пути к успеху не мешали, скорее наоборот. Вы, я думаю, знаете о том ее аресте.

– Да, знаю.

Прибыли круассаны, а заодно мой кофе. Стив Бил поднял свою кружку:

– За Зельду и все прочие истерзанные души, перемолотые индустрией. Звучит горько? По-моему, да, док. Мысли о ней воскресили память о моем собственном рабстве. Мне было всего полгода, когда я получил свою первую работу – ролик с рекламой мыла – ну а затем продолжил жертвовать своим детством, подростковостью и еще много чем, потому что маман у меня страдала маниакальной тягой пролезать во все закулисные двери. Я не получил почти никакого образования, поэтому когда «Субурбия» загнулась и мой агент перестал брать трубку, я стал востребован на рынке не более чем гнутый четвертак. Зато впоследствии это оказалось лучшим из того, что произошло со мною в жизни!

Он азартно щелкнул пальцами:

– Опыт-навыки приобрел, теперь пора реально чего-то достигать. Вы «Субурбию» иногда посматриваете?

– Иногда, на видео.

– Видели меня в действии?

Я кивнул.

– Тогда вы, наверное, удивлены, что я не педик. – Он стукнул себя в грудь. – Внимание, играю специально для вас! «Эксельсиооооор!»

Я рассмеялся.

– Док, мне нравится ваша спонтанная реакция. Видно, Стиви Бил еще на что-то годен… Так что вы хотели узнать насчет Зельды?

– Расскажите мне о ее психических проблемах, – попросил я.

– О’кей… Ну что сказать? Особа с прибабахом, со своими прихотями, как, собственно, и все в нашей индустрии. Но в Зельде это было более ярко выражено. Она могла опуститься ну реально низко, да так быстро, что и глазом не моргнешь. А затем – рраз! И она снова на взлете, аж до стратосферы, и опять так резко, что задаешься вопросом: а не водила ли она тебя за нос, когда была внизу?

– Это вызывало проблемы на съемочной площадке?

– В том-то и дело, что нет. Если нужно было снимать сцену, Зельда была готова на все сто. Как будто она… машина, что ли.

– Откуда вы знали, что она при этом вас не водит за нос?

Стив поставил свою кружку на стол.

– Вы намекаете, что она была кромешной лгуньей?

– Вовсе нет. – Я покачал головой. – Просто интересно. Для саморазвития. Век живи, век учись…

– Откуда мне знать? Хотя я и замечал, как она проделывала те кунштюки. В такие моменты она думала, что на нее никто не смотрит.

– Проделывала? Что именно?

– То безудержно вверх, то безудержно вниз. Как на качелях. Вниз – это когда она сидит и рыдает в гримерке; трясется трясом, как ребенок-аутист. Прячется от съемочной площадки, лицо как у зомби. Вверх – это когда мечется взад и вперед по коридору, аж искрит; глазищи полыхают, даже волосы на себе подергивает. И разговаривает сама с собой, как сбрендивший попугай. Как будто под наксом.

– А это не мог быть как раз он, тот самый накс?

– Хм… Хороший вопрос. Я в свое время знался со многими отвязями, среди них были и нарики. Но у них это протекало как-то по-иному. Хотя вы специалист, вам виднее. То, что она наркоманит, по ней заметно не было: вес стабильный, кожа атласная, да и вся она такая… аппетитная. Честно говоря, переспать с ней я был бы ой как не прочь, но только не было между нами тех самых флюидов… ну вы меня понимаете?

Я кивнул.

– А еще кто-нибудь замечал эти ее «качели»?

Глаза Стива сузились в щелки.

– Вы ищете, кто бы мог подтвердить мои слова?

– Скажем так: просто раздумываю, насколько четко это проявлялось внешне.

– Никакой четкости не было. Я видел все лишь мимоходом; пасти ее мне рабочая этика не позволяла. На съемки я приходил всегда первым, а уходил последним. Спросите кого угодно, превышал ли я хоть когда-нибудь лимит в три дубля.

– Уяснил, – сказал я. – А Зельда никогда не выказывала признаков психического расстройства? Ну там, скажем, галлюцинации, заумные рассуждения о каких-нибудь теориях или идеях…

– В смысле, мерещились ли ей летающие слоны? Лично я от нее об этом ни разу не слышал. Хотя кто знает, что творится в людских головах, – верно, док? Если вы насчет зауми, то определенно да. За ней это водилось. Иной раз всплывает на площадке с опозданием и начинает нести, что у нее, дескать, задержали рейс. Какой, к черту, рейс, если она никуда не уезжала из города? Мы же все там обитали, постоянно были в курсе. Была еще всякая религиозная хрень, много такого…

– Типа, второе рождение?

– И даже не второе, а вообще постоянное, – грустно усмехнулся Стив. – Одну неделю она буддистка, а на другую уже вся в суфизме. Затем – Каббала, и она поводит ручками по книге, чтобы впитать секреты. Назавтра опять – бабах – и она возвращается к Иисусу и ходит вот с такущим крестом. У нас на площадке даже завелась шутка: кто у Зельды сегодня бог дня. Я однажды спросил ее: мол, кто у тебя сегодня в богах ходит? А она на полном серьезе отвечает: «Меня направляет незримый дух». Я спросил: «Типа ангела-хранителя?», а она, помнится, улыбнулась, чмокнула меня в щеку и ушла. Как будто она узрела свет, а я тут дуралей, ничего не петрю…

Он заговорщицки подался вперед.

– Или вот, только что вспомнил: самое странное, что она однажды вытворила. Сказала, что у нее только что случилось озарение: оказывается, она и есть Бог. Мы как раз сидели между дублей, и Зельда это на меня обронила. Я решил, что она дурачится, и брякнул, типа: «А слабо́, Иегова, раскрыть мне выигрышные номера лотереи?» Она вот так вот на меня воззрилась, во все очи, а затем отвернулась и начала напевать что-то безумное. Мне вот с тех пор думается: может, она имела в виду всего-то навсего одну из побасенок нью-эйджа о том, что «Бог живет во всех нас»?

– А не высказывала она когда-нибудь что-то явно бредовое, но не религиозного характера?

Стив Бил хлопнул себя по лбу.

– О! Знаете, вот вы меня размотали на воспоминания, и теперь ведь они ко мне реально приходят. Может, то, что я сейчас сказал, было и не самое безумное. А безумным было другое.

Сколупнув с круассана миндалинку, он медленно ее сжевал.

– Даже не уверен, что хочу вам об этом рассказывать: вдруг подумаете, что это я сумасшедший.

– Обещаю: никаких диагнозов, – подбодрил я с улыбкой.

– Ну, хорошо. Готовы? Ей казалось, что она – ее собственная мать.

– Ого. Это что-то новенькое.

– Даже для вас, правда? Что ж, это обнадеживает: значит, не я один в ауте.

– А что именно она…

– Что ее мать была кинозвездой и исчезла, когда она была еще ребенком, а потом просто объявилась заново, вселившись в нее, Зельду. После того как она, Зельда, родила своего ребенка. Голова еще сильнее шла кругом оттого, насколько спокойно она все это рассказывает. Как омлет заказать. А затем начинает тыкать себе в другую часть живота и говорит: «Мамуля обнимает и согревает меня – здесь, здесь и здесь».

– Она ни разу не упоминала имени своей матери?

– Нет. Просто «мамуля» или «мама», точно не помню. Ах да, и еще говорила что-то о крови и грязи, с эдакими черпающими движениями. Как будто что-то выкапывала. Не буду врать, док, но я тогда струхнул. И после этого стал держать с ней дистанцию.

– Другие артисты на съемках избегали ее?

– Как сказать… Зельда вообще не была инициатором общения. Честно говоря, я не знаю, что было у кого-то из наших в голове. Как я уже сказал, сплоченной командой мы не были.

– Ее поведение никак не могло сказаться на том, что сериал закрыли?

– Конечно, нет. Она работала безупречно, сразу по команде «мотор». Оно бы и дальше все шло. Нас просто бросили, потому что сериал был дерьмом и люди перестали его смотреть, а у Сети были лучшие перспективы. Вы занимались ее ребенком, а потому, наверное, знаете, что у нее был еще и свой психотерапевт, постарше нас возрастом. Он довольно часто появлялся на съемочной площадке, просто держался в тени, ни во что не лез. Зельда никогда не говорила, кто он, но все знали. Сериал – это же одно пространство, секретов ни у кого нет. Все относились к этому с пониманием: она отнюдь не первая, кто приводит на работу своего терапевта. Вам бы, кстати, не мешало с ним и пообщаться.

– Доктор Лу Шерман, – вспомнил я про своего друга. – Как раз он и направил сына Зельды ко мне. К сожалению, Лу ушел из жизни.

– Надо же… Жаль. Получается, я для вас последняя соломина?

– Иногда, Стив, коллеги знают то, чего не знают терапевты. А Зельда когда-нибудь приводила на работу своего сына?

– Нет, ни разу. И роль для него, насколько мне известно, никогда не пыталась выклянчить. Это моя дражайшая маман ломилась во все двери. К индустрии старушка никогда не пробивалась ближе чем на выстрел – сценаристка рекламных роликов, мелкая сошка, – но себе внушила, что я у нее золотой гусь. Вот я им и был, с детства. Хотя мне за это не перепадало ни пенни.

– А как же акт Кугана[21] – не сработал?

– Акт Кугана гласит, что дети получают гарантированный процент. Но он мал, а также может быть потрачен на благо ребенка; то есть на любую хрень, которая взбредет в голову опекуну. Моя матушка решила, что пятилетнему ребенку ужас как нужны поездки на Гавайи, где он сидел один-одинешенек в отелях, пока она гуляла на вечеринках.

Я молча покачал головой.

– Жалеть меня, док, не надо. У меня фантастическая жизнь. – Стив Бил доел свой круассан и указал на мой. – Кушайте, это же ваш.

– Спасибо, не хочу.

– Ничего себе воля… Смотрите, как бы и жизнь не наскучила.

– Вы примерно не знаете, где во время съемок жила Зельда?

– Не-а. Так ведь у копов, наверное, есть ее нынешний адрес? Глядишь, ребенок там и отыщется, вместе с лицом, осуществляющим опекунство.

– Последнее время ее домом была улица, – сказал я.

– Ах вон оно что… – Стив помолчал, соображая. – Черт, вот почему вы переживаете о ребенке: сумасшедшая баба, мало ли на что она способна… Хотелось бы, конечно, сказать: «Что вы, нет, Зельда и мухи не обидит!» Но не могу. Людская душа – потемки, а уж у психов тем более.

– Вы, кстати, в курсе, что Зельдой она назвала себя сама?

– Да? Я и не знал. Хотя чего удивляться: все что-то да придумывают, по-своему себя обновляют… – Его зубы блеснули в улыбке: – Я так и вовсе урожденный Стюарт Генри Рассмайзль.

Он полез за бумажником. Я до своего добрался первым и положил купюры на стол. Судя по кивку, Стив признал, что надлежащая процедура соблюдена.

Из кафе мы вышли вместе, и когда я направился к своей «Севилье», он спросил:

– Классная тачила. Какой год?

– Семьдесят девятый.

– У моей матушки был семьдесят шестой; так она покрасила его в розовый перламутр, а верх – из винила в баклажан. Движок у него «родной»?

– Уже третий.

– Преданность, достойная уважения. – Он энергично потряс мне руку. – Надеюсь, что ребенка вы отыщете в целости и сохранности.

И, оскалясь широкой солнечной улыбкой, добавил:

– Ну а если вы подыскиваете хорошее местечко в «Тарзане»…