Алекс Делавэр - 31-35

Глава 42

Скрывать масштаб раскопок от соседей больше не было необходимости. Вытащенные из домов потоком полицейского спецтранспорта, они маячили на расстоянии поодиночке и по нескольку, таращась и обмениваясь слухами.

– Пешеходов здесь больше, чем за все времена, – сказал Майло.

– Пора бы выпить за знакомство, – отозвался я.

Публика была разношерстная: местные обыватели в дорогой неформальной одежде, прислуга в униформах, а также пестрая разнокалиберная стая собак. Из них две успели поцапаться, а их хозяева – огрызнуться меж собой.

– Идиллия в логове, – заметил я.

Мы с Майло собирались зайти в ворота, когда к нам, горя алчным любопытством, подлетела дама со впалыми щеками; бархатный черный свитер на ней переливался под килограммом золота и драгоценных камней.

– Офицеры, мне нужно знать, что здесь происходит.

– Полицейские мероприятия, – сказал на ходу Майло и прошел внутрь.

– Какой кошмар, какие манеры! – возмутилась вслед дама. – Как его зовут?

– Коломбо[62], – ответил я и поспешил войти, пока не сомкнулись створки ворот.

Бригада копателей состояла из шести аспирантов под началом Лиз Уилкинсон. Бен Хароюси, в хаки и пробковом шлеме, действовал особняком в сторонке – фотографировал растения, что-то бережно отрезал, упаковывал в мешочки, помечал. По окончании своих деяний он подошел ко мне.

– Спасибо за предоставленную возможность, Алекс. Тут тянет на целую лекцию, да еще какую…

– По смертельному садоводству?

– В садоводстве вообще многое смертельно, только я никогда это не афиширую, – сказал Бен. – Но видеть все скопом в одном месте, это, знаешь ли… аура. – Он скорбно усмехнулся. – Цитировать эти мои слова нет необходимости, не хочу слыть новатором. Но игнорировать тоже нельзя, ты как считаешь?

* * *

Тащить сюда собак не было смысла: запах из двух могил на ограниченном пятачке в считаные секунды перебил бы им нюх.

Георадар ничего не выявил. Как и визуальный осмотр почвенного слоя.

Лиз сказала:

– Если там что-то есть, то лежит глубоко. Мы начнем с исследования поверхности и пойдем медленно.

Майло и я, а также пара полицейских сосредоточились вокруг и снимали на сотовые, в то время как аспиранты помечали участок колышками, просеивали, а затем брались за свои ручные инструменты. Отработка стипендии соразмерно пролитому поту. Хотя процесс не имеет значения; важен результат. И через некоторое время бесполезность этого потения стала очевидна.

Первый метр земли не содержал в себе никаких останков, кроме скелетов мелких животных – кротов, сусликов, какой-то рассеченной костной веточки, обозначенной Лиз как землеройка.

В следующем ярусе – то же самое.

– Это уже два метра, – заметил Майло. – Идем глубже?

– Давайте еще на полметра, – сказала Лиз. – Чтоб душа была чиста.

Когда дневной свет пошел на убыль, а студенты подкрепили силы спорт-дринками, сникерсами и эсэмэсками, она провозгласила участок «чистым».

Признаться, я был в смешанных чувствах.

* * *

Энид Депау и Ярмут Лоуч оставались без связи с внешним миром в своих тюремных камерах. На отказ в освобождении под залог их адвокаты отреагировали показным возмущением, шумя о подаче иска за незаконный арест. Всем им был предъявлен лишь базовый ордер. Будь они в курсе, что за ним стоит, они, скорее всего, запели бы по-иному. В отношении Зельды Чейз и скелета, захороненного под Имельдой Сориано, Министерство юстиции подтвердило связь «мать – дочь». Лаборатория также четко удостоверила личности Имельды Сориано и Алисии Сантос; обе получили смертельные ранения пулями, нарезы на которых совпадали с нарезами в канале ствола «Смит-и-Вессона», найденного в доме Энид Депау. Единственный набор отпечатков на оружии принадлежал ей.

– Она даже не удосужилась его вытереть, – сказал Майло. – Или избавиться от тех документов на Зайну и Зельду.

– А зачем ей, собственно, было этим озадачиваться? – спросил я.

– Жить в своем обнесенном стеной мире и оставаться безнаказанной все эти годы? Ну да, пожалуй… Кстати, я позвонил в офис окружного прокурора Кливленда. Джима Смита там выкапывать не торопятся, но и «нет» не говорят.

– Для тебя это, вижу, вишенка на торте – создать для них хлопоты… А с Оттом ты не разговаривал?

– Как раз перед твоим приходом. Он сказал: «Супер», хотя сам был расстроен, что в свое время отступился, не завершил этого дела. Тем не менее разговор с ним стал одним из самых приятных, что были у меня за последнее время. Еще раз прошелся по тем семьям, вместе с Лорри. Хуже всего было с Энди Солтон. Можешь себе представить, как она восприняла то, что Рода не включили в обвинительное заключение… – Он пятерней отер себе лицо. – Между тем чувствую себя козлом за то, как вынужден себя с ней вести. Боже, ненавижу чувствовать себя бюрократом.

У него зазвонил мобильный.

– Привет, Джон… Да ты что? Шутишь! Вот это экспромт так экспромт… Хорошо, хорошо, рад, что получилось. И когда? О’кей, понял.

Майло убрал трубку в карман.

– Ну всё, карты под жилеткой держать больше не надо. Нгуен взял на себя посвятить адвоката Лоуча в суть дела. А спустя час звонок: старина Ярми просится на разговор. – Майло пожал плечами. – Видимо, желает высунуть концы из воды.

Съехавший набок галстук он подтянул к центру, зафиксировав его пуговками на воротнике; собрал документы, проверил кобуру и встал, вдевая руки в рукава куртки.

– Ну как, презентабельно?

– Просто лицо закона, – одобрил я. – Ты сейчас в тюрьму?

– У Джона, по-видимому, свой график. Если хочешь, поехали вместе. Будешь при мне типа консультантом.

* * *

Пистолет Майло сунул в один из шкафчиков, предусмотренных мужской тюрьмой, после чего нас рутинно обыскали двое скучливых помощников шерифа. Нгуен ждал, когда мы пройдем через металлодетектор и турникет, после чего радушно устремился к нам – эдаким щеголем в полуночно-синем костюме, со звездно-полосатым значком на лацкане, в броско-синей рубашке и красном галстуке с узорчиками в виде скрещенных мушкетов.

Упруго подскочив, он кулаком шибанул воздух.

– Выглядишь счастливым бодрячком, Джон, – сказал ему Майло.

– Расколол подлеца, джентльмены! Это было больше, чем импровизация. Я бы сказал, дедукция, основанная на логике.

Я подытожил:

– Лоуч взял линию на непротивление, и так как веских доказательств против него нет, вы, ввиду этого, предложили ему признать себя соучастником.

Вид у Нгуена был такой, будто я съел его именинный торт.

– На самом деле, – рассерженно оправдываясь, сказал он, – насчет признания или непризнания я ему предложений не делал: это было бы дилетантизмом, Алекс. А вот что я до него довел, так это то, что моя доказательная база с каждой минутой становится все крепче из-за неназванных биологических свидетельств, а его время, соответственно, истекает. Адвокат Лоуча начал мямлить о сотрудничестве в обмен на смягчение статей до ненадлежащего обращения с трупом и нарушения общих правил захоронения. – Он поднял и выставил средний палец. – Вот им на это!

С каждой фразой его голос звучал все звонче. Два помощника по ту сторону турникета переглянулись.

Майло подался ближе к Нгуену и что-то тихо произнес – что именно, неизвестно, но от этих слов судебный чиновник заметно напрягся.

– И когда ты об этом узнал?

– Пару часов назад.

– И ты собирался мне сказать…

– Всего лишь поделиться, Джон. У тебя было много работы.

– Ну да, оно так… О’кей, по всей видимости, это меняет ситуацию, – сказал Нгуен, играя со своим галстуком. – Ладно… хорошо… Хотя, в сущности, это не меняет общего темпа моего натиска… Это все, что мне нужно знать?

– Да, Джон. Как там Лоуч, обвыкается в тюрьме?

Нгуен надул губы и стряхнул с лацкана невидимую соринку.

– Безутешные слезы. Постоянные словесные оскорбления и унижения от здешних уголовников. Порядочному немолодому гражданину здесь, дескать, каждый день как месяц. В это я, собственно, могу поверить, хотя он все же не престарелый инвалид. Потому я и определил его на усиленный режим. Ты можешь себе представить, как долго он продержится в общей массе? А вот мадам Депау, согласно моему источнику в Линвуде, держится совсем неплохо. В «строгач» она не попала, но уже зарекомендовала себя в банде синих роб[63]. И даже пользуется там популярностью.

– Наверное, учит жизни молодых, – пошутил я.

– Да поможет нам Бог, – сказал Нгуен. – Ну ладно, давайте пообсуждаем стратегию мистера Нытика.

* * *

Через одностороннее зеркало я наблюдал, как Майло и Нгуен заходят в комнату и усаживаются напротив Лоуча и его защитника – выпускника Йеля, судебного адвоката из Беверли-Хиллс Фахриза Мофти-заде («зовите меня просто Флип»).

Майло в порядке подготовки позвонил Эрлу Коэну и запросил сведения и насчет него, и насчет защитницы Энид Депау – выпускницы Колумбийской адвокатуры, чья безупречная карьера преодолела экзотичность даже такого имени, как Шивон Маларки.

Коэн навел справки и оперативно доложил:

– Она умна, но, как правило, идет широким ходом и пропускает детали. Он как раз хорош в деталях, но иногда становится излишне самоуверен. Общий балл – пять с минусом. Ваши подозреваемые могли сделать выбор и хуже.

На встречу Мофти-заде явился в костюме индпошива с угольно-коричневой оторочкой и золочеными пуговицами, а также в сорочке со стоячим воротничком такой белизны, что даже девственный снег в сравнении показался бы грязным. А еще на нем сиял жаккардовый галстук такого великолепия, что мушкетики на красном лоскутке Нгуена, казалось, стыдливо поникли.

Его клиент сидел, сгорбившись, в не по размеру большой оранжевой робе – цвет заключенных, отличающихся буйным нравом или неуживчивостью среди общей массы. Лишение свободы сказалось на лице Лоуча, сделав его морщинистым и землисто-серым; отяжелило веки, лишило блеска волосы и скруглило плечи. Ковыряя заусенцы, он нервно качал ногой. На сходство с Кэри Грантом уже ни намека. В лучшем случае актеришка мелкого пошиба, играющий роли пьяниц и попрошаек.

– Доброе утро, – поздоровался Флип Мофти-заде. – Как насчет того, чтобы установить основные правила… Джон – это вы?

– Джон – это я, – подтвердил Нгуен. – А правило одно: клиент правдиво отвечает на вопросы, а я решаю его судьбу.

Лоуч зябко поежился.

– Позвольте уточнить, – деликатно вставил Мофти-заде. – Вы подаете обвинения, а судьбу моего подзащитного будут решать присяжные, не так ли? Вы говорили, что есть некие биологические факторы, которые…

– У меня достаточно улик, чтобы обвинить мистера Лоуча в убийстве первой степени. А учитывая фактор жестокости, я могу применить пункт «особых обстоятельств».

Мофти-заде настороженно затаил дыхание, но сумел выдавить снисходительную полуулыбку.

– Мой клиент – не жестокий человек, Джон.

– Посмотрим, как рассудят присяжные.

– Не будем усугублять, – примирительно сказал Мофти-заде. – Ведь мы собрались здесь, чтобы обменяться идеями. Посмотрим, как все будет развиваться.

Лоуч пожевал губу, одернул на себе оранжевую блузу, почесал пальцем за ухом.

Нгуен посмотрел на часы.

– Если мистер Лоуч желает что-то сказать, давайте его послушаем.

– Да бросьте, Джон, к чему нам нулевая сумма… Народ может ладить меж собой, находить компромисс даже в данном контексте.

– Народ? – Нгуен ухмыльнулся. – Звучит как предвыборная речь.

Лоуч, невзначай рыгнув, стыдливо прикрыл себе рот ладонью.

– Здешняя кухня требует привыкания, – заботливо сказал ему Нгуен. – Ничего, у вас будет уйма времени, чтобы ее расчувствовать.

– Джон, – призывно обратился Мофти-заде.

– Мы с вами были знакомы?

– Нет. Но теперь – да.

– Интересно… У меня такое ощущение, будто вы меня знаете. Фахри-и-из.

– Лучше просто Флип.

– «Флип» да, а вот легкомысленное «флип-флоп» – нет, Фахриз. Давайте без вихляний. Мы будем это делать или нет?

Мофти-заде повернулся к своему клиенту и похлопал его по руке.

– Вы готовы?

Лоуч в ответ что-то мыкнул низким голосом.

– Мне воспринимать это как «да»? – спросил Нгуен. – На тюремном жаргоне я не разговариваю.

– Джон, – сказал Мофти-заде, – я здесь, чтобы упростить вам жизнь. Мистер Лоуч составил заявление, которое я, с вашего позволения, зачитаю. Вам понравится.

* * *

Читка заявления, напечатанного на фирменном бланке Мофти-заде, заняла четыре минуты. За вычетом канцелярских оборотов с обилием наречий и причастий, суть была проста и сводилась к следующему.

Тридцать лет назад Энид Депау убила Зайну Ратерфорд без всякого ведома Ярмута Лоуча, сказав ему, тогдашнему работнику ее мужа, что ее сводная сестра в состоянии помешательства нарушила границы ее участка и попыталась на нее напасть. Полагая, что это была самооборона, Лоуч захоронил тело в задней части территории Энид.

– То есть фактически не преступление, а ошибка в суждении, – приостановившись, пояснил Мофти-заде.

Нгуен и Майло хранили каменное молчание. Мофти-заде продолжил свой нарратив.

Годы проскочили как в кино. Энид, издавна привыкшая полагаться на Лоуча (теперь ее адвоката по недвижимости), позвонила ему в панике, сообщив, что дочь Зайны – «в шокирующе психическом состоянии, до ужаса напоминающем ее мать» – «изощренно, нагло и ничем не спровоцированно» попыталась вторгнуться на ее участок и «свирепо» на нее напасть. У Лоуча не было оснований подвергать сомнению утверждения о психическом заболевании, потому как он помнил, что в детстве Зельда жила у Энид с Эвреллом, и пара «делала все возможное, чтобы адекватно и мудро осуществлять родительскую опеку», но в конце концов сдалась, потому что «ребенок демонстрировал бешено непредсказуемое поведение – истерики, вспышки гнева и разрушительное неповиновение».

Смерть Зельды, настаивала Энид, была естественной – припадок, сердечный приступ или инсульт прямо у нее на глазах. Вероятно, в результате «маниакального перевозбуждения».

На этот раз Лоуч порекомендовал другой подход: вместо того, чтобы спрятать тело, он предложил Энид позвонить и описать происшествие как незаконное вторжение на частную территорию. Представьте себе его шок, когда спустя несколько дней Энид позвонила снова – и опять в панике объяснила, что осматривала пистолет, который хранила для самозащиты, и со «случайным смертельным исходом» выстрелила в свою экономку.

Что еще хуже, подруга экономки, еще одна «латиноамериканская горничная», как раз в это время была у нее в гостях, а потому, совершив «продиктованный паникой неразумный шаг», Энид застрелила и ее.

– По одной пуле в затылок обеим – это паника? – спросил Майло. – Я уже не говорю о случайности.

Мофти-заде сохранял невозмутимость:

– Мой клиент знает только то, что ему сообщили на словах.

– Он видел раны.

– Он видел те два тела и был невероятно шокирован. Я хотел бы продолжить, Джон.

Намеренно игнорируя Майло, в попытке вбить клин между копом и окружным прокурором. Это не укрылось от Нгуена, который сказал:

– Любые вопросы лейтенанта Стёрджиса представляют для меня важность. А эти два, которые он сейчас задал, важны для вас, Фахриз. – Нгуен понюхал воздух. – Вот сижу я здесь и недоумеваю: вроде бы не конюшня вокруг. Отчего же я чувствую запах навоза?

– Джон.

– Что-нибудь еще, Майло? – задал вопрос Нгуен.

– Да нет. Я готов еще немного поразвлечься.

– Хм-м, – уткнувшись глазами в страницу, протянул Мофти-заде, – где я тут остановился?

Он дочитал историю до конца. Энид опять же обратилась к своему доверенному советнику, а тот совершил еще одну «обусловленную поспешностью серьезную ошибку в суждении», предав «этих женщин» земле. Ошибка, которую он осознал и теперь вынужден нести за нее ответственность.

Мофти-заде опустил бумажный лист.

Майло и Нгуен пытливо смотрели на Лоуча. Лоуч изучал щербинки и пятна на столешнице.

– Господа, – воззвал Мофти-заде. – У нас есть понимание?

– И это все серьезно? – перевел взгляд на адвоката Нгуен.

– Что касается моей веры в правдивость изложения мистером Лоучем его мотивов и действий, предельно серьезно. Особенно учитывая тот факт, что потерпевшая Чейз умерла от естественных…

– Ее отравили, Фахриз.

– Вы знаете, что это…

– Вне сомнения, Фахриз.

– Э-э-э… Не вижу, какое это имеет отношение…

Нгуен взял распечатку со стола, сложил и сунул в карман пиджака, после чего встал.

– Вы назначили нам встречу единственно для этого? Пойдемте, лейтенант.

Майло встал.

– Ну-ну-ну, – встрепенулся Мофти-заде. – Прошу вас, Джон, позвольте мне продолжить объяснение.

– Лучше всего, если это сделает ваш клиент.

– В сущности, я и есть мой клиент, – вывернулся Мофти-заде. – Мы пытаемся сотрудничать с вами, искать компромисс. Если предполагаемое отравление – ваш дополнительный аргумент, то мой клиент признать его таковым не может. Я в своей практике слышал доводы куда более убедительные. Самоуверенность может вводить в заблуждение, Джон.

Критика, которую слышал в свой адрес Коэн, была теперь направлена против него.

Нгуен похлопал себя по карману.

– Если вы уверены в этой кучке дерьма, то для вас это чревато большими проблемами.

Мофти-заде отвердел лицом.

– По телефону я сказал, что мы перестроили свою позицию. Вы готовы слушать или нет?

– Если к мистеру Лоучу вернулся голос. Имеет смысл услышать все это от него.

– Я не понимаю, с какой стати… Хорошо, я проявлю гибкость, Джон. Но надеюсь, что и вы ответите взаимностью при предъявлении обвинения.

Нгуен остался стоять.

Мофти-заде призывно кивнул в сторону Лоуча, и тот заговорил:

– Я был глупцом. Что верил ей. Она меня использовала, так было всегда. В данном вопросе, очевидно, это была ее вина…

– В каком именно вопросе? – спросил Нгуен.

– Ну… Насчет химического реагента.

– Давайте называть его просто ядом, – предложил Нгуен. – Колхицин. Я полагаю, вы о нем наслышаны?

– Я не садовод, – заартачился Лоуч. – Как бы то ни было, задним числом я понимаю, что те двое были убиты преднамеренно.

– «Те двое» – это кто? – безжалостно уточнил Майло.

– Прислуга.

– У них есть имена, – напомнил Нгуен. – Алисия Сантос, Имельда Сориано.

– Их имен я отродясь не знал, – махнул рукой Лоуч. – А той женщины, которая отравилась, никогда не видел. Все это, конечно, ужасно. И за всем этим стоит Энид. Когда она об этом рассказала, во мне все оборвалось. – Он нервно провел себе руками по вискам. – Я-то думал, что знаю ее, а она оказалась совсем не такой. Все это настолько разочаровывает… В моем возрасте, и быть таким доверчивым дураком…

Мофти-заде ободряюще похлопал его по руке.

– Ничего, мы пройдем через это. – И, повернувшись к Нгуену: – Мой клиент готов дать показания против миссис Депау, в обмен на рассмотрение…

– С такой историей – нет, – отрезал Нгуен.

– Это история в том виде, в каком ему ее представили. Она и сформировала его мнение. Теряет ли она достоверность при отступлении от контекста? Разумеется. Но речь идет о человеке уже немолодом. Восприятие у него затруднено. Чтобы все обдумать и отфильтровать, требуется время.

Адвокат явно сеял семена защиты человека с ограниченной дееспособностью. Дальше, без сомнения, последует выбор экспертов, готовых подтвердить, что Лоуч страдает деменцией.

Мофти-заде вкрадчиво подался вперед.

– Кроме того, сама нелепость истории миссис Депау может сыграть на руку и нам, и вам.

– Вот как? Мы теперь в одной команде?

– А разве нет, Джон? Вы хотите наказать расчетливую, вопиюще жестокую убийцу – если к кому и применим случай «особых обстоятельств», так это именно к ней. Но счеты к Энид есть и у мистера Лоуча. Он жестоко травмирован нанесенным ему моральным уроном и теперь хочет исправить положение.

– То есть он потерпевший?

– Ну а как же, Джон! Это не означает, что он совсем уж не виноват. Но он скорбит и кается.

– Скорбит и кается, – размеренно повторил Нгуен. – Даже на его взгляд, Имельда Сориано была хладнокровно убита. Но он наспех прикопал ее в ямке, а сам отправился отдыхать в Рим.

– Это не отдых, – указал адвокат. – Им нужно было снять стресс. Как-то расслабиться.

– Им, – покачал головой Майло.

– Ну а что? – не моргнув глазом сказал Мофти-заде. – Ездили-то вдвоем, так что коллективное местоимение здесь вполне уместно.

– Какой вы отменный крючкотвор, Фахриз, – усмехнулся Нгуен. – Когда вы баллотируетесь в Конгресс?

– Мне нужно было за ней приглядывать, – вставил реплику Лоуч и вскользь глянул на своего адвоката. – Признаться, это сбивает с толку. Я чувствую себя все более и более запутанным… Проблемы с памятью.

– У нас на подходе ЭЭГ, Фахриз? Не утруждайте себя ответом, мне все равно. Можете темнить и юлить сколько угодно. Мы говорим о трех убийствах – вы думаете, присяжные будут рассматривать вашего клиента как доброго дядюшку Джо? Разговор идет как минимум о последующем соучастии, и не думаю, что дело исчерпывается только этим. На самом деле ничего из того, что я слышал, не изменило моего мнения о первостатейном убийстве.

Лоуч опустил лицо.

– Я понимаю, Джон, куда вы гнете, но искренне убежден, что с вашей стороны это будет ошибкой, – сказал Мофти-заде. – Вы знаете, что происходит с парой подсудимых – особенно с подсудимыми, способными вызвать сочувствие. Она будет винить его, мы будем винить ее, присяжные будут теряться, а у вас произойдет размывание вердикта по всем статьям. Если отравление и было, то совершила его она. Она же нажала на спусковой крючок, оба раза. Ну а вы? Вам действительно хочется видеть, как ее осудят за убийство, но чтобы при этом непременно был распят и мой клиент?

Нгуен направился к двери, Майло – за ним.

– Это неправильно, Джон! – воскликнул Мофти-заде. – Взгляните на объективный расклад. Учитывая нехватку вещдоков против моего клиента, первое убийство маловероятно. Он никого не убивал, а орудовал всего лишь лопатой. Человек без криминального прошлого и вряд ли с криминальным будущим. Жертвовавший на благотворительность для городских…

Нгуен обличающе взмахнул рукой.

– А о надругательстве над трупом вы забыли? Меньшее, что я готов рассмотреть, – это пособничество до преступления.

– Опять же неточность, Джон. Он действительно был проинформирован после.

– Это его версия.

– Эта версия правдива.

Нгуен вытащил из кармана сложенную бумагу и помахал ею в воздухе.

– Вот. Ему ни в коем случае не избежать серьезного обвинения по Имельде Сориано. Даже если я поверю, что он проглотил нелепую историю Депау – а я ему не верю, – то даже по его собственным словам, он знал, что Сориано была хладнокровно убита. И не оскорбляйте мой интеллект всем этим дерьмом насчет паники. Сантос была застрелена из-за наличия компрометирующей информации об убийстве Зельды Чейз, а Сориано погибла потому, что ее видели за разговором с Сантос. Это уничтожение свидетелей – чисто и ясно. Что как раз и является особыми обстоятельствами.

– Дайте я кое-что скажу, – подал голос Ярмут Лоуч.

– Постой, – упреждающе выставил руку Мофти-заде.

– Я могу сказать вам, как и что. Первая прислужница была… она знала, что там с ней произошло. Она знала, что Зельда не скопытилась на улице. Энид заперла ее в доме и держала два дня. Внизу, в подвале. Кормила ее супом. Прислуга не должна была этого видеть, но та девица ослушалась Энид и спустилась вниз подмести ступеньки, услышала там что-то и вынула ключ.

– Значит, суп, – проронил Майло.

Лоуч кивнул.

– Овощной, консервированный. Она его… кое-чем приправила.

– Чем именно?

– Чем-то из ее сада, – ответил Лоуч. – Ей нравится этим заниматься. Разрабатывать свои собственные пестициды.

Нгуен и Майло сели обратно на стулья.

– Если мистер Лоуч готов записать то, что сейчас сказал, наряду со своей осведомленностью о том, что Имельда Сориано стала жертвой преднамеренного убийства, которое он помог сокрыть, то я отражу это как факт добровольного признания.

– Ценю ваше предложение, Джон, – криво усмехнулся Мофти-заде, – но нам в самом деле нужно больше.

– Как только он будет осужден, а вы подадите прошение о смягчении приговора в связи с нездоровьем, я не буду чинить вам препятствий. И в сравнительно короткий срок он сможет выйти на свободу.

– Годится. – Лоуч тряхнул головой.

– Ярми, – строго сказал ему Мофти-заде.

– Какого черта! Всё, принимаю. Я не могу здесь оставаться, – и он развел руками так, будто речь шла о выписке из отеля с плохим сервисом.

– У вас в кейсе еще есть листы? – поинтересовался Нгуен.

– Безусловно, Джон.

– Доставайте. А вы, мистер Лоуч, приступайте к сочинительству.

* * *

Рукописное добавление было рассмотрено и согласовано. Две страницы тряским почерком Лоуча, с датой и подписью внизу.

Исписанные страницы Нгуен сложил и сунул в карман.

– Учитывая смягчение обвинений, – приглаживая волосы, сказал Мофти-заде, – давайте вернемся к вопросу залога. Озвучьте мне что-нибудь разумное.

– Под «разумным» имеется в виду…

– Сумма, подъемная для мистера Лоуча в качестве уплаты. Это в ваших же интересах, Джон. Он будет для вас гораздо полезнее, если выйдет из этой ужасной среды.

Нгуен улыбнулся.

– Я мог бы последовать этой логике, если б жертв было только три, Фахриз.

– Простите? – не понял Мофти-заде.

– Я сказал что-то непонятное? У нас есть история вашего клиента о трех убийствах. Но ведь есть и четвертое.

– Я не по…

– Три плюс один равняется четырем, Фахриз.

Мофти-заде повернулся к Лоучу. Глаза у того полезли из орбит.

– Что, черт возьми, происходит, Джон? – спросил, накаляясь, адвокат.

– Свежее свидетельство, – сказал Нгуен. – Горячее, только что из печки. Посвятите их, лейтенант.

Слово взял Майло.

– Еще до трех других убийств, – сказал он, – погиб через отравление некто Родерик Солтон, помощник вашего клиента. Это преступление произошло вдали от поместья миссис Депау; ее самой даже не было в городе. В отличие от мистера Лоуча, который в тот день для оплаты ужина в ресторане «Уотергарден» использовал свою корпоративную кредитку. Еда на двоих, вино на одного. Оно и понятно, ведь мистер Солтон был мормоном.

– Это предположение…

– Персонал ресторана опознал мистера Лоуча и мистера Солтона как вместе ужинавших в тот вечер. Один из официантов описывает атмосферу как непринужденно дружескую в начале трапезы, но напряженную к ее концу. Учитывая склонность миссис Депау к ядам, мы проверили ее местонахождение; оказалось, что она была в отеле «Гранд Хайятт» на озере Тахо. Прилетела туда на частном самолете, а через два дня вернулась в Лос-Анджелес коммерческим рейсом.

– Конечно, она смоталась, – бросил Лоуч. – Ей нужно было алиби!

– Это был план, который вы испекли вдвоем? – осведомился Нгуен.

– Я…

– Тихо, Ярми! – гаркнул Мофти-заде.

Лоуч уткнул голову в руки и плаксиво замяукал.

Лицо его адвоката не выражало никакого сочувствия, только мрачное любопытство.

– Я уверен, что мистер Лоуч прав, – сказал Майло. – Миссис Депау отправилась в Тахо, чтобы обеспечить себе алиби, но перед этим снабдила мистера Лоуча токсичным веществом из своего сада, под названием аконит. Смертельная штука. Мистер Лоуч подсыпал его мистеру Солтону в еду. К концу дня тот был мертв, а его тело с наступлением темноты оставлено возле здания суда у пересечения Хилл и Вашингтон.

– И район, и объект хорошо известны мистеру Лоучу, поскольку он, от имени миссис Депау, не раз подавал туда документы по различным спорам о недвижимости, – сказал Нгуен.

Кадык Мофти-заде скользнул вверх-вниз.

– Не признавая этого… мифа, спрошу: чего ради моему клиенту понадобилось убивать этого самого Солтона? Каков мотив? И какие у вас есть доказательства, хотя бы отдаленно поддерживающие столь причудливую…

– Сол-тон, – произнес Майло по слогам. – Мотив, схожий с убийством Сориано и Сантос. Мистер Солтон слишком много знал. Но, в отличие от бедных горничных, он мог дать событиям определенный ход.

– Каким таким образом…

– Послушайте меня, советник. Нам досконально известно, что Зельда Чейз вошла в офис мистера Лоуча и сделала заявление о том, что мистер Лоуч энное количество лет назад убил ее мать.

– …что было принято за психотический бред, но на поверку оказалось правдой, – довершил фразу Нгуен.

– Это, – Мофти-заде задохнулся, – это абсолютная ложь. Мы просто…

– Ниточку на веретене закрепили вы. – Нгуен шутливо погрозил пальцем. – У нас это зафиксировано на бумаге.

– Это абсолютно…

– То, что Родерик Солтон узнал от Зельды Чейз, вызвало у него достаточно любопытства, чтобы вникнуть в суть ее претензий. У нас есть его отпечатки пальцев на документах, взятых из бумаг мистера Лоуча на миссис Депау. В частности, документах, касающихся Зельды Чейз. Будучи человеком высоконравственным, мистер Солтон поднял этот вопрос перед мистером Лоучем. А мистер Лоуч, будучи человеком безнравственным, предложил обсудить все это за ужином и оперативно связался с миссис Депау. Которая и выступила в роли плохого повара.

– Остальное, – сказал Нгуен, – обернулось для бедного мистера Солтона бедой. Ужасная смерть, полная страданий. Что бы ни случилось с Чейз, Сориано и Сантос, ваша клиентка озаботилась уничтожить еще и Солтона. Попробуйте скажите, что это не «особые обстоятельства».

– Вздор какой-то, – выговорил Мофти-заде, глядя на своего онемевшего, сгорбленного клиента с растерянным ужасом. – Скажи им, Ярм. Что еще за веретено? Такого в моей практике еще не случалось.

Ярмут Лоуч медленно выпрямился на стуле. Мутно оглядел каждого из нас. Рыгнул еще раз.

И заблевал весь стол.