Энид Депау и Ярмут Лоуч оставались в тюрьме. Последний начал отказываться от пищи, и его пришлось интубировать в медицинском отделении. Флип Мофти-заде упорно подавал основанные на различных теориях петиции для выхода под залог. На все с такой же исправностью поступал отказ.
Заключенная Депау, некогда популярная самозваная «наставница обездоленных девочек», стала ощущать, как респект к ней стремительно пополз вниз, когда стало известно, что двое из ее жертв были латиноамериканками и что одна, Имельда Сориано, была отдаленно связана с соседом бандита из «Чикас локас». На тринадцатый день своего заключения она была избита и оказалась в лазарете. После поправки ее перевели в одиночную камеру и заставили носить оранжевую робу.
Досудебные процедуры затягивались, но Джон Нгуен хранил по этому поводу безмятежность.
Майло сказал:
– Я на диете оптимизма, но скоро начну тратить деньги на еду.
Я держался на подпитке энтузиазма, но внутри ощущение было такое, будто ткани и кровь заменили сухие камни. Для Овидия Чейза наиболее вероятным исходом была трагическая участь – несмотря на то, что рассказывал мне полоумный Чет Бретт, этот ходячий призрак улицы.
Или, что еще хуже, что-то холодное и ужасное от рук Депау и Лоуча.
При любом из этих раскладов он давно захоронен там, где его никогда не найдут.
Так что нужно перестать тешить свое воображение.
* * *
Я работал над этим с переменным успехом, когда позвонил Джон Нгуен и попросил меня дать интервью репортеру «Лос-Анджелес таймс». Те четыре убийства привлекли внимание общественности, и газета хотела «быть на волне человеческого интереса».
– Это с ней разговаривал Майло? – поинтересовался я.
– Мирна Стрикленд. Она общалась с нами обоими.
– Он сказал, что ее манеры раздражают.
– Она – журналист, Алекс.
– А что конкретно ей нужно?
– Твое имя всплыло в судебной хронике, и у нее вызывает любопытство взгляд психолога – вся эта тема психического здоровья, угнетенности беспомощных… Мой тебе совет: не откажи ей, побеседуй, иначе она найдет кого-нибудь, кто наболтает ей то, что она хочет услышать. Стрикленд попросила твой сотовый, но я сказал, что сначала поговорю с тобой. Ты как в целом, согласен? Давать ей номер?
– Ну дай. А что я ей не должен говорить, Джон?
– Ничего, кроме сути дела.
– То есть?
– Постарайся не впадать в эмоции, ну ты знаешь. Газетчики – инопланетяне-зомби, которые крадут наши мысли и трансформируют их во что-то, удобоваримое для них самих.
* * *
Мирна Стрикленд позвонила мне в тот же день и сказала:
– Телефонное интервью, доктор, будет идеально.
Она пояснила свою цель: я должен буду порассуждать насчет «мажористых белых преступников на фоне жертв из цветной бедноты и инвалидов».
– А куда отнести Рода Солтона? – задал я вопрос.
Секундная пауза.
– Он же мормон? Значит, тоже из меньшинств. По крайней мере, за пределами Юты. Но я думаю сконцентрироваться на других.
Я плутал вокруг да около, что в итоге вызвало у нее скуку.
– На этом всё, доктор. Спасибо.
– Есть еще одна жертва, о которой никто не говорит.
– Какая же именно?
– Самая уязвимая из всех. Ребенок.
– В сведениях, полученных мной от прокурора, никакой ребенок не фигурирует.
– У Зельды Чейз был сын, которому сейчас было бы одиннадцать, если б он был жив.
Секундная пауза.
– Вы хотите сказать, что его нет?
– Его не видели несколько лет. Помимо всего, он считался бы наследником поместья Депау. А значит, убить его у кого-то имелись и мотив, и основания.
– Вау, – с придыханием сказала Стрикленд. – Я снова включаю диктофон.
Когда я закончил, она подвела резюме:
– Принц и нищий. Полностью соответствует моей теме.
* * *
Материал вышел через два дня, с главным фокусом на «тайне и трагедии брошенного ребенка, неоднократно становившегося жертвой системы».
А назавтра после обеда мой оператор передала мне лаконичное сообщение: позвонить Морин Болт.
Имя незнакомое, предмет разговора не указан, номер на «310». Я только что закончил сеанс с одним из детей в последнем споре об опеке и сейчас собирал мысли в попытке выяснить, что мне записать, а что можно оставить. Еще пара часов ушла на отчет. Был уже ранний вечер, когда я наконец перезвонил.
– Алло, – послышался в трубке мелодичный женский голос.
– Это доктор Делавэр, с ответом на звонок мисс Болт.
– Здравствуйте, Алекс. Если позволите по имени. Мы с вами не знакомы, но я о вас знаю. Вы работали с моим мужем, Лу Шерманом.
– О. Я действительно пытался с вами связаться. В медицинской школе вы значились как Морин Шерман.
– В клинике, где мы с Лу познакомились, я работала под своей девичьей фамилией. А теперь, с выходом на пенсию, менять ее уже нет смысла. Надо же, только теперь я вам звоню… Хотя, подозреваю, по той же причине, по которой и вы меня разыскивали. Мы можем встретиться? По времени я фактически не ограничена, а территориально недалеко от вас: Студио-Сити, сразу за холмом, в полумиле к востоку от Беверли-Глен.
– Действительно близко.
– Лу рассказал мне о вашем доме в долине; говорил, что у вас там великолепный вид. Он сам всегда хотел иметь дом с красивым видом, да вот не сложилось… Так вы не могли бы приехать, скажем, завтра?
– Могу хоть сегодня вечером, ненадолго.
– Нет, – ответила Морин, – завтра было бы лучше. Часа в четыре?
– Обязательно буду.
– Я так и думала, – сказала она. – Лу говорил, вы один из самых надежных людей, с какими он когда-либо имел дело.