По возвращении к машине я сказал:
– Бритни спустилась туда потому, что Лоуч планировал поразвлечься с Энид, а свою ассистентку загрузил липовым заданием, чтобы она отсутствовала. К несчастью для него, она вернулась раньше времени.
– Да… инцидент. Если это не трактовать как преступление, то делать больше нечего. Но я сверюсь с буквой закона.
– Есть только один способ выяснить это.
– Сделаем, как только вернемся.
У меня соображения были иные. Хотя что толку спорить.
* * *
Майло вел машину, а я играл со своим смартфоном.
Убийства в Лос-Анджелесе регистрируются в нескольких местах. Существует реестр лос-анджелесской полиции, список коронера, а также дополнительные файлы, в основном для статистических целей, которые ведет и обрабатывает уйма местных и федеральных агентств.
Из которых каждое требует пароля или иных подтверждений официального статуса.
Любой человек с доступом в Интернет может войти в рубрику об убийствах «Лос-Анджелес таймс» – регулярно обновляемый кэш, который предоставляет историю «по каждой жертве» – и, надо сказать, отлично с этим своим обязательством справляется.
Получение имени заняло у меня меньше минуты. Я сказал это Майло и зачитал ему дословно заметку:
«Родерик Солтон (34 года, белый мужчина) был найден мертвым в складском районе недалеко от здания суда на 1945 Саутхилл-стрит, в исторической части Южного Централа. Хотя Солтон значился помощником юриста в юридической фирме в центре города, его работодатели сказали, что вопросы судопроизводства в его ведение не входили. У его семьи не нашлось четкого объяснения, что переселенец из Юты Солтон, планировавший той осенью поступить в юридическую школу, делал ночью в том складском районе. Любого владеющего информацией просим связаться с детективом Роджером Энау из Юго-Западного отдела полиции Лос-Анджелеса».
Внизу прилагалось цветное фото полнолицего молодого человека с короткими темными волосами и открытой улыбкой. Дата смерти: шестьдесят восемь дней назад.
– Удачи тебе, Энау, – пожелал Майло.
– Что, не ас?
– Ты никогда не спутал бы его с тем, кому не все равно. Я давал показания в том суде: помойка, какие поискать.
– Я там тоже выступал, в качестве свидетеля.
– Там разве слушаются дела об опеке?
– Да, когда главный суд перегружен.
– А, ну тогда ты знаешь ту окрестность, как ее корректно именуют, «промышленных и складских помещений». Если там подобным образом умирает якобы «почтенный гражданин», то это обычно от секса, наркотиков или от того и другого. Но на ночь там все вокруг закрывается. Никогда не слышал о скоплении там проституток или наркодилеров.
– Что, по логике, делало его идеальным местом для свалки трупа. Между прочим, сравнительно недалеко от работы Солтона в центре. И адвокату та местность должна быть хорошо знакома.
– Опять эта чертова контора… Скверные дела начинаются там и заканчиваются в нескольких милях к югу. Кстати, я что-то пропустил причину смерти.
Я посмотрел.
– В списке не значится. – В груди у меня напряглось. – Слушай. Сделай одолжение, позвони Бернстайну.
– Чего ради?
Я сказал ему.
Майло побелел лицом.
* * *
Голос патологоанатома мрачно гудел по громкой связи:
– Правильно, пострадавший Солтон – единственное в округе отравление взрослого неопределенным образом, помимо той вашей Чейз. Я тебе уже говорил, что это не один и тот же токсин, так что не грей голову.
– У тебя есть какие-то чувства насчет методов осуществления?
– Методами и чувствами я не занимаюсь, я занимаюсь фактами. Если б я был спорщиком, то поставил бы на вероятность самоубийства, и только потом – убийства. Но пока у меня нет хоть каких-то доказательств, те самые «методы» останутся неопределенными.
– Делом занимается Энау, а потому хоть что-нибудь близкое к доказательствам ты вряд ли получишь.
– Это я понимаю. Не моя проблема, – припечатал Бернстайн. – Как ты на это набрел?
Майло пояснил, оставляя за скобками Алисию с Имельдой и фокусируясь преимущественно на нити к Ярмуту Лоучу.
– Адвокат Депау? – спросил Бернстайн. – У тебя есть связь между ним и пострадавшей Чейз?
– У них с Депау деловые и личные отношения. В ее отсутствие он управляет ее собственностью.
– Это и есть связь? – голосом скептика спросил Бернстайн. – Ты считаешь, она отсутствует, потому что он того хочет? Мой совет: будь осторожен. Чрезмерная изощренность творчества разъедает душу.
Мы с Майло переглянулись. Такой расклад не приходил нам в голову.
– Все возможно, Билл, – осмотрительно сказал мой друг.
– Надеюсь, что нет, – сказал Бернстайн. – Вселенная возможностей – дефиниция ада. Не сказать чтобы доказательно, но, на мой взгляд, провокационно. Ты усложнил мне жизнь.
– Знал бы ты, как я усложнил свою… Ты не мог бы отправить мне дело Солтона?
– Рассылкой занимается моя секретарша, но она уже ушла домой. Мне тоже, честно говоря, пора… Ладно, закину к тебе в офис, я все равно еду мимо. Учти, везу оригинал, так что сам сделаешь копии и доставишь его обратно.
– Заметано. А когда?
– Ты сейчас у себя?
– Как раз еду.
– Я прибуду первым. Но учти, дожидаться не буду.
* * *
Майло с удвоенной скоростью рванул в участок. Там мы на всех парах взбежали по лестнице в его кабинет и открыли в инете резюме дела Родерика Солтона.
– Вот. Типичный Энау, – усмехнулся Майло, оглядывая титульный абзац. – Минимум миниморум. Он даже имя этого парня впечатал неправильно – «РОДРИК». Обрати внимание: «Е» значится строкой ниже.
На столе зазвонил рабочий телефон.
– Бегом вниз, – скомандовал в трубке Билл Бернстайн.
Машина коронера урчала на въезде служебной парковки. Сам он красовался все в том же коричневом костюме, из-под которого выглядывал огненный галстук в серебристых сабельках скальпелей; на голове белая бейсболка. Автомобиль – «Корвет» шестидесятых годов, цвет синий «электрик», белый парусиновый верх опущен, хромированные выхлопные трубы мягко пофыркивают.
– Наконец-то, – с укором сказал Бернстайн и наддал педаль газа. Вокруг заклубилось синеватое облако дыма.
Замечу: мы добрались до него за минуту.
Майло протянул ему руку.
– Сейчас все обсудим, – сказал из окна патологоанатом. – Запускайте.
Майло своей карточкой открыл шлагбаум, и Бернстайн вкатился в карман с табличкой «Зам. начальника». Бейсболку он оставил в машине, а наружу вылез с черным портфелем, напоминающим увеличенный докторский саквояж. Держа его под мышкой, продефилировал мимо нас и без всякой видимой опаски пересек проезжую часть.
– Спасибо, что нашел время, Билл, – сказал Майло.
– Вам нужно всерьез проработать вопрос с парковкой. Специальный запрос на въезд – с какой стати? Мне что, моего четырехколесного друга оставлять на улице? Еще чего!
– Классная тачка. Ты прямо вот так катаешься на ней по Восточному Лос-Анджелесу?
– А почему бы нет? У меня там выделенное место на виду у камеры. – Бернстайн поднял свой саквояж и встряхнул. Там внутри подпрыгнуло что-то увесистое. – «Глок» у меня тоже есть, получше, чем у вас, и разрешение на ношение – тоже. Пусть какая-нибудь мразь попробует покуситься на что-нибудь мое.
Майло лукаво подмигнул мне.
– Впору называть тебя Диким Биллом.
– Мои собратья по цеху тебя опередили.
Бернстайн распахнул дверь участка, взошел по лестнице и хозяйски остановился в устье коридора.
– Где здесь твои владения?
Майло подвел его к двери.
– Это? – Бернстайн поднял брови. – Кого ты обидел? Найди себе достойное место обитания.
Майло это уже сделал (в допросной через несколько дверей), но вслух сказал:
– Хорошая идея, Билл. А главное, своевременная.
– То-то, – назидательно сказал Бернстайн. – А то ты вводишь меня в дурное расположение духа.
Мы дошли до раёшника Майло. Оказавшись внутри, Бернстайн сказал:
– Три стула. Это хорошо. – Он брезгливо поморщил нос. – Запах. Недогляд с уборкой.
Обоняние в самом деле улавливало слабую привонь пота. Каким-то образом она успела расползтись по всему помещению.
Бернстайн сел, поставил перед собой черный саквояж и, выложив из него на стол ворох бумаг, придал ему упорядоченную форму.
– Потерпевший Солтон, – объявил он.
На нос водрузились очки. Бернстайн поправил узел галстука, сабельки скальпелей на котором взблеснули.
– Назначение на это дело Энау сопоставимо с дрейфом по морю миазмов.
– Он то ли Роджер, то ли Рожер, – вставил Майло.
– Он у вас фальшивая позолота; вам следует провести внутреннюю чистку своих рядов. Помимо своей обычной некомпетентности, он меня откровенно раздражал. Пытался давить, чтобы я обозначил ту смерть как суицид, а он закрыл бы дело и отправился ловить свою рыбку где-то еще… Представьте, чтобы я кому-то делал такое одолжение? Ага, бегу бегом. – Он криво усмехнулся. – Это мягко выражаясь. Ну а коли уж мы заговорили о приеме внутрь…
– Приеме внутрь чего, Билл?
– Сейчас, подхожу именно к этому. – Бернстайн разложил перед собой листы бумаги и выбрал один из них. – Вот. Аконит. Ядовитое растение. Известное также как «борец», «шлем дьявола», «волчий лютик», «женское проклятие», – он издал смешок, – в общем, кому что нравится.
Лист Бернстайн по столу придвинул к нам. Цветное фото растения с длинным стеблем и броскими лилово-синими цветками.
– Можно сказать, симпатяга, – сказал Бернстайн. – Только не вздумайте высаживать его у себя в саду, если у вас есть собака, маленький ребенок или белочка, о которой вы заботитесь. У этого цветка есть благородная история. С давних пор он слывет орудием крайне неприятной смерти. В этой роли он фигурирует, например, у Шекспира в «Генрихе Четвертом»; Медея пытается опоить им Тесея. А есть еще всякие трёхнутые колдуны, кретины, что верят в оборотней, ведьм, бесов и тому подобную хрень. Даже та детская книжка: Гарри как-там-его…
– Его же можно выращивать легально? – уточнил Майло.
– Почему бы нет? Но вы диву дадитесь, насколько велик бывает потенциал смерти в обыкновенном саду. Аконит на редкость эффективный убийца – пару часов, и пфф… ну, может, чуть дольше, если доза помельче. Принцип действия в том, как вскрываются чувствительные к тетродотоксину нервные клетки… Почему я так вдаюсь с вами в технические детали? Скажем так: он просто губит нервную систему. Вас мутит, вы исходите на рвоту, а внутренние органы кровоточат и буквально лопаются. В итоге человек выключается, на том и сказке конец.
– Похоже на действие колхицина.
– Он гораздо точнее, чем колхицин. У потерпевшего Солтона на одежде обнаружились микроскопические следы рвоты, но в целом он был довольно чистым, поэтому я подозревал, что он отдал концы где-то в другом месте. Я сказал об этом Энау. Ему, как обычно, было поровну.
– Есть ли на теле какие-то внешние следы? – поинтересовался Майло.
– Ни намека. Когда я вижу что-либо подобное, то первый вариант – это наличие не яда, а болезни. Ведь даже молодые, случается, мрут от инсультов-инфарктов, аневризма, закупорки сосудов. Но еще до того, как я его вскрыл, я заметил синюшность ногтевого ложа, а это нестыковка: речь-то идет об острой кислородной недостаточности. Конечно, теоретически что-нибудь связанное с сердечной деятельностью можно и отрезать – например, в конечном итоге рассматривать версию с угарным газом, как у потерпевшей Чейз. Но реакция была отрицательная. А когда я полез внутрь, то там обнаружился полный беспорядок, с кислородом не связанный вообще никак. Я взял сразу несколько образцов для биопсии и в срочном порядке заказал токсикологический анализ. Третья проба выдала аконит. Все это я привел в своем отчете.
– А Энау – нет. Он просто указал: «Отравление».
– Опять же, не моя проблема.
К разговору присоединился я:
– Колхицин, мне помнится, можно использовать как средство от подагры. Его вообще применять разрешается?
– Кое-кто из британских гомеопатов сватает его как диуретик, но, по-моему, это дурь несусветная. Даже в разведенном виде, который они практикуют, зачем брать на себя риск? Если я, скажем, хочу вывести из организма воду, то буду есть спаржу; пусть уж лучше припахивает моя моча, чем лопнет к чертям все тело. Колхицин также в ходу в Китае и Индии – в виде травяных отваров, – но эти ребята, напоминаю, для получения стояка у престарелых измельчают и носорожий рог, от чего пользы ровно как от молитвы, а потому стоит ли удивляться. Предугадываю ваш следующий вопрос: использовался ли он последнее время с целью убийства? Отвечаю: в США нет, а вот в Англии несколько лет назад одна индианка приготовила вкусное карри, которым прикончила своего мужика из-за того, что тот вернулся к своей жене. Пресловутое женское проклятие. Нету ярости в аду.
Он достал чистый льняной платок, вытер очки и снова водрузил их на переносицу.
– Ну ладно, хватит нейробиологии для чайников. Я так понимаю, вы предполагаете некую связь между потерпевшей Чейз и потерпевшим Солтоном через посредство одного этого адвоката? Какая у вас на этот счет гипотеза? Некий тип в белых перчатках покупает у двинутого травника два яда и заваривает на них чаек? Если да, то удачи в поисках. Торговцы дрянью нынче орудуют повсюду, от Вениса до Чайнатауна; хуже того, через Интернет. И ни один из этих идиотов вместе с другими такими же не зарегистрирован в УКПМ[39].
После долгой паузы Майло произнес:
– На самом деле мы подумываем о связи с садом Энид Депау.
Бернстайн молчал.
– Женское проклятие – а, Билл?
– Да понимаю. Но как она связана с Солтоном?
Теперь молчание уже со стороны Майло.
– Вы ничем не располагаете, но готовы усугублять ситуацию.
– Билл…
– Я предлагаю вам держать голову ясной. Единственное общее звено – это адвокат, да и то, в случае с потерпевшей Чейз, в лучшем случае опосредованное. Мы знаем, что колхицин взялся не с участка Депау. Смотрели вы, смотрели мы. – Палец Бернстайна жестко ткнул в фотографию. – А вот это вы там где-то видели?
– Это мы как-то не отслеживали.
– Может, там были какие-то растения в горшках? – неуверенно предположил я. – Или что-то выкопанное из земли?
– Может, не может… В любом случае на столь поздней стадии доказательств вам не найти. А вот вопрос еще более крупный: чего ради тому адвокату – или той женщине – убивать безумную побродяжку и помощника юриста? Какая связь между теми вашими жертвами?
Майло неопределенно пожал плечами.
– Вот именно, – сказал Бернстайн.
– А просто для забавы – это не мотивация? – спросил я.
Майло на своем стуле крутнулся ко мне.
– Вы основываетесь на психологических фактах или, так сказать, пальцем в небо? – воззрился на меня Бернстайн.
– Рассматривать нужно все, – сказал я.
– Вздор. Если б это было правдой, в мире царил бы хаос, – сказал Бернстайн. – Получается, Лукреция Борджиа живет и здравствует в Бель-Эйр? А что же дальше – глаза тритона, язык рептилии?.. Будьте логичны, сузьте фокус до точки, где есть конкретные шаги, которые можно предпринять.
– Какие именно? – спросил Майло.
Бернстайн зарделся.
– Теперь показания должен давать я? Нет уж. Ответа я не знаю. Довольны? – Схватив свой портфель, он встал. – Если узнаете что-то, проясняющее метод действия, давайте мне знать.
Вопрос задал я:
– А семья Солтона не пыталась с вами связаться?
– У вас есть не только ответы, но и вопросы?
– Вопрос уместный, Билл, – вмешался Майло, – поскольку методы все еще не определены, а Роджеру, как ты говоришь, все поровну.
– И вы думаете поступать сообразно им? У меня такого впечатления почему-то не сложилось. Во всяком случае, пока.
Он повернулся уходить.
– Извини, Билл, если моя работа тебя раздражает, – сказал ему вслед Майло, – но мне нужна осмысленность…
Остановившись на полушаге, патологоанатом медленно повернулся. Лицо его по-прежнему рдело.
– Я выше крыши загружен работой, потому что округ – прижимистая сволочь и отказывается адекватно укомплектовывать персонал. Прошлой ночью я торчал там до двух часов ночи и жрал всякую дрянь вместо изысканного ужина, приготовленного моей невестой. Тем не менее отвечаю. Да, контакт со вдовой Солтона был, но минимальный и к вам не имеющий никакого отношения. Она позвонила примерно через месяц после той смерти и хотела получить информацию. На звонок отвечал один из моих помощников, и сообщить ей мы ничего особо не смогли, так что она осталась недовольна. Версия о самоубийстве ей определенно не понравилась.
– А какие-то свои она выдвигала?
– Насколько мне известно, нет. – Бернстайн нащупал в кармане мобильник-«раскладушку», вынул, набил номер. – Энрике! Ты помнишь разговор с женой одного покойного – пару месяцев назад, плюс-минус ерунда, фамилия Солтон?… Помнишь? Отлично, Энрике. Альцгеймер твоей семье не грозит. Скажи, у нее были какие-нибудь предположения о причинах смерти ее мужа?.. Понятно. Ты об этом спрашивал?.. Я понимаю, причин нет, да и нет у нас времени языки чесать с семьями… Нет, скорей всего, нет. Нет, у тебя всё в порядке. Держи свой мозг в здравии, Энрике. Ломись оттуда бегом и прими пару «Маргарит». А еще лучше «Кровавых Мэри». Ты, кстати, знаешь, что «марджи» зародилась в Эль-Пасо? Да, твои корни… Ты так и поступил? Молодец, это тебя красит. Тебе место в команде «Рискуй!»[40].
Бернстайн убрал телефон. Багрянец сошел с его щек, но лицо выглядело скорее усталым, чем расслабленным.
– По всей видимости, она сказала, что причина как-то связана с его работой. Но даже если б мы передали это Энау, где гарантия, что он хотя бы пальцем пошевелил?
– Гарантий ноль, – сказал Майло.
– Меньше нуля, – поправил его Бернстайн.
– В пофигизме Энау есть один положительный момент: я не перейду ему дорогу тем, что свяжусь с женой самостоятельно.
Бернстайн нагнулся, расстегнул свой портфель и порылся там в бумагах.
– Пиши ее телефон.
* * *
Мы с Майло остались в допросной.
– В сравнении с Биллом я смотрюсь легким и воздушным, – сказал мой друг. – Но даже для него это было сильно.
– Столкновение жесткой личности с новыми возможностями, – рассудил я.
– Не очень хорошая черта для коронера.
– Обычно это не проблема. Ты же знаешь, как выглядит типичное убийство.
– Дырка в голове, нож в брюхе, написание рапорта.
– Смерть Зельды он пометил как случайную, Солтона – как невыясненную, хотя и считал, что тело было перемещено. Теперь Билл вынужден рассматривать оба случая как возможное убийство и задаться вопросом, не упустил ли он чего. Вряд ли, но у него высокая планка требований ко всем, включая себя самого. – Майло вздохнул. – Зельда, Солтон, те горничные… Ты в самом деле думаешь, что это могла быть чья-то забава? Надеюсь, что нет. – Его глаза опустились на телефонный номер, продиктованный Бернстайном. – Посмотрим, есть ли какие-то предположения у вдовы.
* * *
Указанный адрес Родерика и Андреа-Ли Солтон оказался квартирой в Северном Голливуде. В этот час поездка в долину выглядела бы ползаньем улитки.
Майло переключил телефон на громкую связь и позвонил. Трубку взяла женщина. Не успел он углубиться в разъяснения, как она спросила:
– Что-нибудь по Родди?
– Миссис Солтон, мы хотели бы обсудить это дело лично.
– У вас так ничего и нет.
– Мы рассматриваем его в ином ракурсе. Так сказать, свежим взглядом. Если б вы могли уделить нам немного времени…
– Свежим. – Она усмехнулась. – Ну а тот ваш предшественник был, понятно, несвежим? Хорошо, приезжайте. Почему бы и нет.
– Сейчас большое движение, мэм. Что, если мы подъедем немного позже – часов в семь, в половине восьмого? Вы еще будете на месте?
– Конечно. Я его и не покидаю.