Алекс Делавэр - 31-35

Глава 19

В то время как Майло записывал, паренек подошел к нам для проверки.

– У вас тут все в по…

Билл Бернстайн небрежно от него отмахнулся.

– Как я и предполагал: алкалоид на растительной основе, добывается из лугового шафрана. Встречается в растительных лекформах, наряду с прочим может использоваться при подагре или другом воспалении, но лично я при боли в пальцах ног, не колеблясь, предпочел бы что-нибудь другое. Чейз не выглядела конкретным кандидатом на подагру, хотя кто его знает, поэтому я проверил. Результат отрицательный. Вы вообще не в курсе, она занималась самолечением травами? Или просто глотала всякую дрянь, абы заглотить?

Майло повернулся ко мне.

– В ее состоянии возможно все, – сказал я.

– Ответ политикана, – прокомментировал мои слова Бернстайн.

– Я тут задумывался насчет геофагии. У нее были случаи проникновения на чужие участки, во дворы, так что она вполне могла съесть что-нибудь в саду.

– Вы знаете ее настолько, что можете констатировать случаи?

– Нет, но если она ела землю…

– Несоотносимо. Колхицин в земле не содержится, для этого ей пришлось бы съесть растение. Бывает так: кретины, свихнутые на единении с природой, замечают что-нибудь похожее на вкусный лучок, приходят домой и жарят его с тофу, органическими одуванчиками или чем-то еще. – Он провел себе пальцем по горлу. – Этой дрянью можно также украсить ландшафт – она еще называется «осенний крокус» и может цвести вам на радость, если вы двинуты на цветах. Как и олеандр – ядовитый убийца, но его за милую душу высаживают для живой изгороди. Всякая гадость, какую только можно представить, имеет приятный вид.

– Клумбы там были, – припомнил Майло, – но я понятия не имею, рос ли на них шафран.

– Шафран – съедобная специя, но из другого типа крокуса. А это шафран луговой. Кол-хи-цин, запиши себе.

– Уже сделал.

– Тогда спроси хозяйку, выращивает ли она его, а если не знает, ознакомься с картинкой в инете и сходи погляди сам.

– Сделаю, – сказал Майло. – Хотя в саду никакого беспорядка не было.

– Мне сказали, сад там огромный.

– Больше похож на поместье.

– Ты мне скажи, – потребовал Бернстайн, – вы прочесали там каждый дюйм?

Молчание.

– Я так и думал, – сказал патологоанатом. – В любом случае моя работа сделана. Причина смерти – отравление колхицином, хотя самоубийство это или стечение обстоятельств, может так и остаться невыясненным, если ты не проделаешь свою работу и не обеспечишь улики.

Дверь в ресторан открылась, и наружу, непринужденно улыбаясь, танцующей походкой вышла Лорен Бернстайн.

– Привет, ребята.

Она чмокнула мужа в макушку и положила ему руку на плечо.

– Ты знаешь, – он поднял голову, – лейтенант Стёрджис просит добавку. Еще один сэндвич.

Глаза у Лорен округлились.

Как и у Майло.

Он сказал:

– Первый был больно хорош. Возьму еще и домой, для собачки.

– Все валят грех своего чревоугодия на бедных безответных тварей, в силу скудоумия не способных ничем возразить.

– Милый. – Лорен погладила мужа по голове. – Конечно, лейтенант, сию минуту.

Бернстайн проводил ее взглядом, бормоча «люблю ее», как будто на него давили, чтобы он это признал. Сняв наконец очки, сказал:

– А вот еще один каламбур вам на разжевывание. Время смерти этой Чейз – от двух до шести часов до того, как было обнаружено тело. Если она приняла большую дозу, смерть могла наступить сравнительно быстро, как раз в пределах указанного времени. Но процесс может быть и затянутым. Тошнота, рвота, диарея, длящиеся несколько дней, на протяжении которых органы постепенно отказывают. Человек словно разваливается на части – смерть крайне болезненная, вот почему у нее на лице была такая гримаса. В ее случае процесс мог протекать ускоренно, потому что, кроме частично переваренного батончика, ее желудок был пуст. Хотя если б на заднем дворе металась бездомная психопатка, ее, наверное, заметила бы хозяйка.

– Хозяйка была в отъезде. В пустыне.

– Меланому зарабатывала? – съязвил Бернстайн. – Ладно, хватит. В любом случае Чейз уходила из жизни тяжело, но все-таки она это над собой проделала, сознательно или не очень. Криминалисты в своей работе пока никак не могут склеить точную картину с растениями, просачивается всякий мусор. У меня однажды была экспертиза отравления, как раз рядом со зданием суда на пересечении Хилла и Вашингтона. Ну вы знаете, за выездом из центра, где в поле зрения ни одного приличного ресторана.

– Одни склады, – согласился Майло.

– И что за кретин построил там суд? – возмущенно спросил Бернстайн. – Однажды я там вздумал прогуляться, в ожидании вызова для дачи показаний. Смотрю, а вокруг шляются всякие идиотские банды, ищут, на ком бы кулаки почесать. И мне как-то случайно подумалось: вот место, где удобно под покровом ночи скинуть труп. В тот раз диагностика показала, что причина смерти – токсичный алкалоид. И сейчас это меня заставляет задуматься насчет бедняги Чейз.

– Та же самая отра… – попытался вставить Майло.

– Я это говорил? – вскинулся Бернстайн. – Отрава совершенно иная! Пару лет назад у меня был еще один случай: четырнадцатилетняя девчонка. Дураки-родители платят целое состояние за обучение в частной школе и покупают ей лекарство от головной боли у придурка с Венис-Бич. А потом оказывается, что в той партии мышьяка было гораздо больше, чем нужно на то, чтобы убить их ребенка. – Он сокрушенно мотнул головой. – Может, у них есть собака, на которую можно свалить вину…

Мы оставили Бернстайна стоять рядом с женой – с благоговейным видом, в то время как она что-то нашептывала ему на ухо.

– Один в своем роде, – сказал Майло.

У меня родилась сентенция:

– Пациенты, которые не отвечают, могут уйти безнаказанными.

Майло хмыкнул, а затем посерьезнел.

– То, что он рассказывал о ее страданиях… Слышать это было невыносимо.

Дураки пишут книжки о безумии как о возвышенном психическом состоянии или альтернативной форме творчества. Это не так; оно – нескончаемая гложущая мука.

Мы молча пошли к своим машинам.

Пакет со вторым сэндвичем Майло положил на пассажирское сиденье.

– Думаю, нам теперь остается единственно сосредоточиться на ребенке. Если ты так решишь.

– Я решаю.

– Надо же, удивил.

* * *

Дома я с удивлением обнаружил, что мне из Эшвилла отзванивалась Макнамара, а из далекого Лондона откликнулся Роберт Адьяхо – в весьма поздний час, из-за океана. Я решил позвонить сначала ему.

На этот раз, судя по всему, я застал его в театре «Ашанти». Голос, напоминающий Оливье[25] в погожий день, зычно гаркнул в трубку:

– Доктор? Это Роберт. Скорблю известию о Зельде, хотя и не знаю, чем могу помочь. Это было самоубийство?

Один и тот же вопрос, из раза в раз. Все они как будто знали.

– Смерть, похоже, была случайной, – ответил я.

– От чего?

– Яд.

– Она его… приняла?

– По всей видимости, съела не то растение.

– А-а, понимаю… То есть не совсем.

– Последнее время она страдала помутнением рассудка. И проглотила что-то, оказавшееся для нее фатальным. Такие вот дела, мистер Адьяхо.

– Н-да… Насчет суицида я, собственно, упомянул потому, что в период нашей с ней работы она казалась чем-то крайне встревоженной. У меня отец психолог. Не хочу строить домыслов, но, вероятно, какие-то знания от него передались и мне.

– А как, по-вашему, выглядела та встревоженность?

– Начать с того, что у нее резко колебался уровень активности. То, что казалось взлетом, в секунды сменялось упадком, и наоборот. От отца я слышал о биполярном расстройстве – он называл его «маниакальной депрессией», – и, на мой дилетантский взгляд, все это как раз соответствовало Зельде. Кроме того, бывали случаи, когда она впадала в некое оцепенение, сродни прострации. Мы с женой – она тоже снималась в том сериале – подумывали, не употребляет ли Зельда наркотики. За тем баловством мы ее никогда не застигали, но что-то явно было не так.

– А другие участники сериала разговоров об этом не вели?

– Если и вели, то мы с Дианой их не слышали. Мы держались ото всех особняком – молодая влюбленная пара и всякое такое. Хотя меж собой тайком и язвили – что с нас, тогдашних, взять?

– То есть слухов не ходило?

– Я к ним не прислушивался. Странности на работе Зельды не сказывались никоим образом, а это единственное, что учитывается в потогонном съемочном процессе. А теперь позвольте вопрос и мне: с чего бы это психологу звонить за тридевять земель – неужели только для того, чтобы пообсуждать ушедшего из жизни человека?

– Нет. Я ищу Овидия.

– Это кто?

– Сын Зельды.

Я вкратце пересказал ему суть дела.

– Понимаю вашу озабоченность, доктор, но помочь, увы, не могу. Я был в курсе, что у Зельды есть ребенок, но только и всего. Без деталей. Я его даже не видел.

– Разве она не приводила его к себе на работу?

– Если и да, то не при мне. Или я просто не обращал на это внимания.

– Вы не знаете о ком-нибудь еще из ее семьи?

– Хм… Несколько раз я замечал с ней какого-то пожилого мужчину, по возрасту годящегося ей в отцы. Но на Зельду не похож, внешность скорее азиатская.

– Небольшого роста, седоватый?

– Точно.

– Это был ее психиатр.

– Вон оно что… Значит, кто-то действительно был в курсе ее проблем. Ну и что с того? Отец у меня всегда говорил: когда налицо тяжелый психический недуг, о счастливом конце вести речь не приходится. В конечном итоге профессия стала его тяготить, и он перешел на административную должность при Минздраве. Вы, кстати, не пробовали связаться с кем-нибудь еще из того же сериала? Возможно, кто-то знает больше, чем я.

– С парой человек я уже беседовал. Стивен Бил и Карен Джексон. Зельду они обрисовали примерно так же, как и вы.

– Карен я не припомню, – сказал Адьяхо, – а вот Стива, разумеется, да. Как он там?

– Да ничего. Занимается недвижимостью.

– Продажами или девелопментом?

– Продажами.

– Ну это его. Молодец Стив. А вам удачи.

* * *

– Зельда? О боже! – была реакция Шэй Макнамары. – Это ужасно! Что именно произошло?

Я поставил заигранную пластинку повторно и, предугадывая ее следующий вопрос, сообщил, что разыскиваю Овидия.

– Конечно, я его помню, – сказала она. – Зельда приводила его редко, но мальчик был славный, умничка. Вы ведь не думаете, что Зельда могла его истязать или что-то в этом роде? Из-за ее… ситуации? То есть сама я ничего подобного никогда не видела, и вообще она смотрелась нормальной, любящей матерью.

– Когда я проводил оценку Овидия, так оно и было. Что именно вы о нем можете вспомнить?

– Не так чтобы много. Ребенок был тихий, играл в основном один, строил что-то из кубиков. Зельда подходила к нему и ворковала, улыбалась, чмокала в щечку. Выглядело так, что она действительно его любит, доктор Делавэр.

– Вы что-то говорили насчет ее «ситуации»?

– Да ничего особенного; просто у нее были кое-какие нюансы с психикой, – пояснила Шэй Макнамара.

– Когда вы с ней работали, они тоже проявлялись?

– Как вам сказать… Она бывала… да что там, реально была – гиперактивной. Я тогда была еще совсем девчонкой, и мама меня привозила и увозила с площадки. При этом, наблюдая за Зельдой, она покачивала головой и говорила: «Эта девица здесь буквально повсюду». Лично я на этот счет не задумывалась, а думала единственно, как бы мне не перепутать реплики. По тем временам я не скучаю: атмосфера сама по себе была чистый бедлам.

* * *

Жизнь Джастина Левина была во всей своей полноте развернута на «Фейсбуке». Многочисленные друзья, фотки с вечеринок, подробные списки любимой музыки и фильмов. Он вырос в симпатичного молодого человека со слабостью к бейсболкам, надетым задом наперед. На фотографиях Джастин спесиво красовался с товарищами и смазливыми подружками, в бравурном настроении и с глазами, чуть подернутыми дымкой хмеля. Специализация – физика, увлекается регби, лакроссом, лыжами, скейтбордингом. Упоминаний о былом актерстве никаких.

Я оставил ему в «личке» пост с просьбой связаться со мной насчет Зельды Чейз.

* * *

Иногда расчистка дороги к выявлению подразумевает устранение окольных путей. Но единственный мой оставшийся маршрут к поиску Овидия, похоже, был тупиковым из-за того, что основывался на бреднях: россказнях Зельды об исчезнувшей «кинозвезде»-матери. Которая была еще и божеством, угнездившимся во внутренностях дочери.

Но соблазн все бросить упирался в мою неготовность.

Возможно, сам я это отрицал, но жизненный опыт научил меня, что на самом деле безумцы и безумицы – это не умалишенные, сотрясающие решетки в низкопробных фильмах и книжках. Что переход к психозу может быть более тонок и сегментирован, чем сухой щелчок выключателя разума.

Открыл я и то, что истина подчас может гнездиться в хаотичности исковерканных эмоций, нелогичности скомканных суждений, осаждающих распадающийся ум.

Более того: истина и логика сами по себе могут служить трамплином для психоза.

В укромной палате психушки можно встретить вполне разумного на вид человека и задаться вопросом: «А что он здесь, черт возьми, делает?» Сядь с ним рядом, начни беседовать на тему, скажем, географии, и сомнения в тебе начнут лишь нарастать. Перед тобой абсолютно вменяемый, адекватный человек; не более чем узник системы, которая его сюда упекла!

И вот ты сидишь, втайне негодуешь, а в это время мозг этого субъекта начинает коротить, и разговор мало-помалу сходит с рельс, и чем дальше, тем больше, и вот он уже уходит в дебри, все более витиеватые и причудливые: теперь тебе уже вещают о планете, которая на глазах делается плоской, а по ней разгуливают гоблины или кто там еще, которые зловещей морзянкой выстукивают, передают сообщения прямо с датчиков, вживленных твоему собеседнику в голову, – «тук-тук, тук-тук».

Это клиника? Бесспорно. Перекликается ли она чем-нибудь с действительностью? Часто нет, но иногда да. Потому что сумасшедшие, при всех их закидонах, все равно люди, и изучение того, что происходит в их беспокойных умах, иногда может выходить за пределы лекарственной дозировки, что поднимает лечение на новый уровень.

Что, если мать у Зельды действительно исчезла и отслеживание семейных связей может каким-то образом вывести меня к Овидию? Потому что те скудные факты, которыми я располагаю, сопоставимы с ранним оставлением: молодая женщина без родственников.

С другой стороны…

Выяснить это существует всего один способ.

* * *

«Исчезнувшая актриса». Эта строка в поисковике оживила целую плеяду фан-сайтов и блогов о женщинах, более не задействованных в кино или на телевидении. Причины «исчезновений» варьировались от череды неудач до брака, материнства и бог весть еще каких мотивов.

Не особо перспективное начало, но прокрутка страниц в итоге вывела меня к двум актрисам, которые на самом деле исчезли. И обе в Лос-Анджелесе.

Первая, по имени Джин Спэнглер, в кино играла небольшие роли, а по жизни встречалась с несколькими криминальными авторитетами и была вовлечена в спор об опеке с бывшим мужем.

Заманчиво, но срок давности уже истек: исчезла в 1949 году.

В свою очередь, Зайна Ратерфорд вышла из своей квартиры в Западном Голливуде и растворилась в эфире двадцать девять лет назад, вскоре после своего тридцатилетия.

Зельде в ту пору было пять лет. Достаточно, чтобы помнить.

«Зайна / Зельда».

Интересно, вызвано ли изменение имени Джейн Смит ассоциацией с другой терзаемой молодой женщиной, несчастной миссис Фицджеральд? Или же это была попытка сблизиться с матерью, хотя бы по звучанию?

По имени она значилась как Джейн Смит, а не Ратерфорд. Хотя это можно было истолковать удочерением. Или принятием фамилии родственника, взявшего к себе пятилетнюю девочку.

Я просмотрел все, что удалось найти о Зайне Ратерфорд – в общей сложности отрывочное резюме об одном и том же на четырех сайтах, где перечислялись нераскрытые исчезновения. Никаких зацепок или версий, с описанием Ратерфорд единственно как «начинающей актрисы».

Я кликнул по каждой иконке обратной связи, за что тут же получил в награду четверку сообщений об ошибке.

Поиск по каталогам фильмов не выявил Зайну Ратерфорд ни в одном из титров; получается, дальше «начинающей» она не продвинулась. Вот тебе и «звезда» из галактик, о которых с маниакальным жаром твердила Зельда. Снова бред или потуги выдать желаемое за действительное? А может, она все выдумала и не имела никакого отношения к другой актрисе – ни живой, ни мертвой?

Еще одна попытка: возможно, Голливуд Зайну Ратерфорд проигнорировал, но на нее обратила внимание полиция Лос-Анджелеса.

* * *

Майло взял трубку на втором гудке.

– Только хотел набрать тебя по паре вопросов, а тут ты сам, как из-за куста… Нет, ты все-таки экстрасенс. А ну-ка быстренько: какой у меня номер кредитки?

– Что там у тебя?

– Первое: в саду у Энид Депау нет никакой мерзкой флоры. Сама она точно сказать не могла, поэтому направила меня к своему ландшафтному архитектору. По-видимому, то поместье является одним из его главных достижений, «классическим, но с обновленным акцентом на розах, азалиях, местных фруктовых деревьях с вензелями флористики», бла-бла-бла. Вероятный виновник смерти, как и полагал Бернстайн, – вещество растительного происхождения. По всей видимости, Зельда что-то не то проглотила. Та пара дней и десяток миль, что разделяют ее уход из приюта и место гибели в саду, – на самом деле масса вариантов нырнуть в мусорный бак и угоститься каким-нибудь неправильным овощем.

– Или она могла набрать лекарственных препаратов в приюте.

– И это тоже.

– Сейчас позвоню Эндовер, все ей скажу. Не хватало, чтобы по ее стопам окочурился еще кто-нибудь…

– Ну вот, на сегодня доброе дело сделано, – сказал Майло. – А что, точки космической благосклонности доступны всем. И вот еще что: я тут разговаривал с одним бывшим патрульным из центра. Сейчас он уже в годах, на кабинетной работе, а раньше дежурил на районе. Так вот, он помнит Зельду и подтверждает, что она в самом деле обитала на улицах. Я сличил время – примерно через полгода после того, как закрыли тот сериал; значит, съехала она довольно быстро. Тот коп как раз брал ее на второй ходке и сказал, что на самом деле она попадалась чаще, но он из жалости ее не брал: мол, такая молодая, а уже пробу ставить негде. Он понятия не имел, что Зельда актриса; был уверен, что концы с концами она сводит, торгуя собой, хотя ни разу ее на этом не ловил. Четкой территории у нее не было, ошивалась то тут то там между Скид-Роу и Маленьким Токио – где бордели, наркопритоны, переходы подземки. Но главное – то, что тебя интересует, – ребенка он с ней ни разу не замечал, и это, видимо, хороший знак: она чувствовала, что разваливается, и по-своему подстраховалась. Вот так. Один из светил психологии как-то сказал мне: позитивное мышление полезно для здоровья. Возьми это на заметку. Кстати, зачем ты мне звонил?

В голове плыло. Кое-как сосредоточившись, я рассказал ему.

– Зайна Ратерфорд? – переспросил он. – Никогда о такой не слышал. Скажу вот что: если она значится пропавшей без вести двадцать пять лет назад, то желаю всем удачи. Ты знаешь, сколько концов ушло в воду при переносе бумажек на компьютер?

– Но все равно, можешь проверить? Ты же сам говоришь, позитивное мышление и всякое такое?

Майло рассмеялся.

– Само собой. А сейчас иди и настраивайся на позитив.

– В смысле?

– Мне тебе рассказывать? – упрекнул он. – Иди, целуй свою хозяйку. Со своей хвостатенькой профурсеткой в придачу. Я ее, кстати, вспоминал, когда уписывал второй кубинский сэндвич из догги-бэга. Твоя плоскомордая мамзелька, кажется, без ума от телятины? Уж я-то помню, как она втихаря подбирала под столом мясные ломтики. А потом на меня же тявкала.

– Ты ей оставил чуток поживиться?

– Ага, сейчас… Ностальгия и реальность – вещи несовместные.