Глава 19

Опять Восток их будоражит ум.

Там поднимается великая держава.

Уж триста лет как Чудский был триумф.

И вновь сияет Александра слава.

Вновь дева юная восходит на костёр

Во славу третьего, восставшего из пепла, Рима.

Орёл двуглавый крылья распростёр.

Несётся Русь в веках неудержимо.

Zay

Вена. Священная Римская империя. Имперский дворец. Август 1511 года от Р. Х.

Император германской нации Максимилиан смотрел на маркграфа Мейсена Георга Альбертина, своего, в большей степени не поданного, а друга и сподвижника. Жестом указал на кресло.

— Присаживайся, Георг. Вижу новости не радостные.

— Всё так, Ваше Величество. Отряды Георга фон Фрундсберга разбиты в дребезги. В первом же крупном сражении с русскими.

Император кивнул, налил из кувшина вина в два серебряных кубка. Один протянул маркграфу.

— Выпьем, друг мой, за упокой души Георга фон Фрундсберга.

— Мой император, вот как раз он не погиб. Как мне донесли, он был ранен, лишился руки, но выжил. Его врачевала сама принцесса. Он у неё в плену. Как и многие рыцари, бароны и даже пара имперских князей. Это я не считаю простых наёмников. Вся артиллерия вместе с порохом и ядрами попали в руки Александры Комниной. И войсковая казна.

— Значит она была там?! — Больше не спрашивая, но утверждая произнёс император.

— Была.

— Что поляки? Они же тоже вторглись в пределы Московии?

— Поляки не стали дожидаться подхода русских войск и отошли назад в Польшу. При этом заявили, что были вынуждены так сделать, так как у них объявлено рушение, по нашему, это сбор всех сил против сарацинских варваров, что вторглись в Польшу со стороны Крыма.

— Ну да, так я и поверил. Просто испугались, узнав о разгроме Георга.

Маркграф кивнул и усмехнулся.

— Согласен, Ваше Величество. Князь Творовский решил не испытывать судьбу. Как мне донесли, он был шокирован разгромом наших войск. А как мне известно, Ян далеко не дурак.

— Скажи, друг мой, если бы поляки не ушли, Александра сумела бы их разгромить?

— Даже не сомневаюсь в этом. Она применила новую тактику. Сначала перешла в оборону, а потом измотав наши силы и посеяв хаос своей артиллерией, нанесла удар тяжёлой и легкой кавалерией. Но самое главное, это то, что она применила новые пушки. Более скорострельные, чем те, которые сейчас применяют в Европе. Более дальнобойные и ядра, которые взрываются в полёте над противником, осыпая его вот такими гостинцами. — Альбертин отцепил от пояса мешочек из бархата, развязал его и высыпал на стол металлические кругляши. — Они и наносят основной урон людям, лошадям. Есть ещё и другие ядра, что взрываются, ударившись о землю. И тоже разбрасывают вокруг себя такие вот, по сути, пули от мушкетов. Интенсивность огня очень высокая. Те, кому удалось спастись, говорят одно и тоже. Взрывы гремели у них над головами постоянно. До первых укреплений русских хорошо, если доходила половина баталии. Но и там сразу же получали в упор выстрел из роя таких пуль. Русские странно зовут их — картечью и шрапнелью.

— Значит, взрывающиеся ядра? Картечь и, как ты сказал?

— Шрапнель.

— Шрапнель. Скорострельные пушки?! Георг мне нужны такие пушки и эта картечь со шрапнелью. Надо достать образцы. Золота не жалеть на подкуп. Принцессу, если не получится захватить, уничтожить. Боюсь она нам попортит ещё крови.

— А что с золотом тамплиеров в таком случае? Ведь только она знает, где сокрыты остальные сокровища.

— Георг, если я первый из европейских монархов получу её пушки и вот эти ядра, то и так завладею сокровищами — золотом, землей и городами врагов моих.

— Я всё понял. Хорошо. Я пошлю людей в Москву.


Рим. Ватикан. Апостольский дворец. Папская резиденция. Август 1511 года от Р. Х.

В рабочий кабинет Юлия Второго, постучавшись зашел вице-канцлер, кардинал Систо Гара, который приходился понтифику племянником.

— Дядя, есть срочные новости. — Сообщил Систо.

— Говори, мальчик мой. — Юлий внимательно смотрел на родственника.

— Немецкий мясник, Георг фон Фрундсберг разбит. Вся его кровавая стая практически уничтожена.

— Какие хорошие новости. И кто оказался тем стратигом, кто умыл кровью этого безбожника?

— Руссы. Некий князь Воротынский Иоанн, стратиг Московского правителя Василия.

— Присаживайся, Систо. — Понтифик подождал, пока его племянник-кардинал займёт место в кресле напротив него. — Скажи, мой мальчик, а была ли там некая Александра Комнина?

Гара усмехнулся. И кивнул.

— Была. Византийская принцесса. Как сообщают наши шпионы, именно её пушки и стали залогом победы. Сам Георг попал к ней в плен.

— Пушки? Разве мясник не воевал против тех, у кого были пушки?

— Воевал. Но у этой Комниной, пушки оказались другие. Более скорострельные и более дальнобойные. По сути, это она смешала с землёй баталии пикинеров мясника, его ударную силу.

— Какая интересная женщина, эта византийка. А ведь это плохо, Систо.

— Почему плохо?

— Потому, что женщина не должна командовать войсками и брать в руки оружие. Она должна делать то, что определенно ей самим Господом, то есть прилепиться к мужу своему, вести дом, рожать детей.

— Не всегда бывает так, дядя. Вспомните французскую деву, Жанну. Фактически, она спасла Францию.

— Вот именно. И чем всё закончилось? Святой трибунал отправил её на костёр. Носить мужскую одежду, это грех и ересь.

— Московский правитель придерживается другого мнения. Тем более, он не добропорядочный католик, а схизматик. Но разгром мясника, нам на руку, дядя.

— На руку, кардинал. Очень даже на руку. Георг, конечно, очень сильно помогал резать французов, но при этом был не предсказуем и жаден до золота.

— Это ещё не всё, понтифик. Германский император Максимилиан, дал задание своему верному псу Георгу Альбертину либо захватить принцессу, либо уничтожить. Её скорее всего попытаются убить, так как захватить навряд ли получится. Её постоянно охраняют. Причём, охрана очень серьёзная, настоящие волкодавы, как доносят наши шпионы.

— Уничтожить, говоришь? — Спросил Юлий Второй. Систо Гара кивнул. Понтифик задумался. Потом посмотрел на племянника. — Мы должны этому воспрепятствовать. Мало того, об этом должно стать известно Московскому правителю и самое главное испанцам. Они же очень в ней заинтересованы, так?

— Так, дядя.

— Предупреди Джованно. И дай знать об этом остальным, но так, чтобы на нас не пала тень. Понятно, Систо?

— Понятно, дядя. Не беспокойся, я всё сделаю.


Французское королевство. Париж. Королевская резиденция Лувр. Август 1511 года от Р. Х.

В кабинет короля Франции Людовика XII зашёл камердинер.

— Ваше Величество, к Вам архиепископ Руана Жорж II Амбуаз.

— Пусть заходит. — Разрешил король. Он внимательно смотрел на вошедшего представителя влиятельного дома Амбуаз. В прошлом году скончался дядя этого вельможи — Жорж Амбуаз, кардинал и первый министр короля. Сам Жорж Второй несколько дней назад был утверждён в должности архиепископа. Очень хитрый малый. Весь в своего покойного дядю.

— Я тебя слушаю, Жорж. — Проговорил король. — Присаживайся.

Амбуаз устроился в кресле напротив монарха.

— Ваше Величество у меня хорошие новости. Немецкий мясник Георг фон Фрундсберг разбит на голову и попал в плен.

— К кому? К нам?

— Нет, Ваше Величество. Он переправил все свои отряды на восток, в пределы Руси. Вот там и потерпел поражение. Как мне доложили, он даже лишился руки.

— Замечательно. Значит мясника можно сбросить с шахматной доски?

— Совершенно верно. Император потерпел поражение. Это шанс на наш реванш в Северной Италии.

— Почему Максимилиан перебросил мясника на Русь? Что там было такое, что он решил ослабить свои войска в Италии?

— Принцесса Византии.

— Кто? Принцесса Византии? Ты имеешь ввиду Зою Палеолог?

— Зоя, в крещении по греческому обряду Софья. Ставшая женой Московского правителя Иоанна. Нет, Ваше Величество. Софья Палеолог умерла. Сейчас на Руси правит её сын Василий. Здесь другая принцесса из рода Комниных. Некая Александра. Даже не одна, а две. Александра старшая из сестёр. И младшая Елена. Но о них мало что известно. И если старшая скачет на коне, командует войсками, то младшую никому не показывают.

— Не понял? Ты уверен, что они настоящие принцессы, а не самозванки? Всех византийских принцесс уже давно использовали в своих гаремах турки. — Людовик засмеялся. Архиепископ тоже усмехнулся. Покачал головой.

— Возможно и самозванки, но к ним относятся очень серьёзно. Московский правитель считает их настоящими принцессами. Так же очень серьёзно к ним относится и император. И папа Юлий Второй. Один из его эмиссаров сумел сблизится со старшей сестрой. С Александрой.

— Насколько близко? Они любовники?

— Не знаю. Но навряд ли. Как мне стало известно Александра Комнина замужем за Московским вельможей, неким Вяземским Иоанном.

— И что? Когда это замужним женщинам мешало наличие мужа заводить любовника?

— Всё так, Ваше Величество, но там в дикой Руссии к этому относятся очень серьёзно.

— Ладно, пусть так. Но чем она заинтересовала императора и папу? Что в ней такого, что Максимилиан ослабляет свои позиции в Италии, а Юлий шлёт своих эмиссаров?

— Не только папа, Ваше Величество. Испанцы спешно направили в Москву своё второе посольство за год. Как мне сообщили, эта Александра встречалась с графом Луисом Фернандес де Веласко-и-Суньига. Личным порученцем короля Арагона и Валенсии Фердинанда Второго. После этой встречи, испанцы забегали как ошпаренные. О чём конкретно она разговаривала с графом пока не ясно, но известно одно, они заключили какую-то сделку, причём скорее всего насчёт Вест-Индии.

— Так. Какую ещё сделку могли заключить испанцы с русскими, которые к Вест-Индии вообще никакого отношения не имеют?

— Я же сказал, пока это не известно. Все детали встречи держаться в секрете. Но португальцы что-то узнали и тоже послали в Москву своих эмиссаров.

— Дальше, Жорж.

— Разгром войск императора очень странный.

— Поясни?

— Формально войсками, которые выступили на встречу имперцам командовал некий князь, сейчас я посмотрю. У них, у славян имена трудные… Так вот, — архиепископ посмотрел свиток, который принёс с собой, — Воротынскофф.

— Ты сказал формально. А в реальности кто командовал?

— Шпионы доносят, что в реальности командовала Александра Комнина.

— Женщина командовала армией? Ты с ума сошёл?

— Так мне доносят. Сведения поступили из разных источников, но все они сходятся на том, что Георг фон Фрундсберг шёл именно для захвата Комниной. Сама Александра применила новую, а точнее старую тактику боя. Кстати нашу, которую применили французские войска почти 60 лет назад в битве с англичанами.

— Это при Кастийон-ла-Батай?

— Именно, Ваше Величество. У руссов войск было в два раза меньше, чем у мясника императора. К тому же вместе с имперцами выступили и ливонские ландсгерры. Они привели тяжёлую рыцарскую конницу.

— И они потерпели поражение?

— Именно, Государь. Причём поражение было полным. Их разбили в дребезги. Спастись бегством смогло менее трети наёмников. Остальные либо убиты, либо попали в плен.

— Как такое могло произойти, Жорж?

— Комнина применила артиллерию. Я понимаю, Ваше Величество, Ваше недоумение и удивление. Артиллерия есть у всех европейских армий. Но, как докладывают мои люди, византийка применила скорострельные и дальнобойные пушки. Скорость перезарядки её пушек превосходит скорость перезарядки всех орудий в европейских армиях. А так же руссы применили ядра, которые взрываются над противником, поражая многих воинов. Кстати, Ваше Величество одновременно с имперскими отрядами, в пределы Московской Руси вторглись и поляки. Разгромив немцев, Александра двинулась скорым маршем на польско-литовскую армию. Но коронный гетман Творовский не принял бой и не дожидаясь русских, отошёл назад в Польшу.

— Ягеллоны тоже, что-то знают про эту Комнину?

— Да. При дворе Сигизмунда Первого какой-то нездоровый ажиотаж по поводу византийской принцессы. Грозятся захватить Москву вместе с принцессами.

— Грозятся захватить, а сами бегут от византийки?

— Ну да. — Архиепископ и король засмеялись. Жорж продолжил. — Но самое что интересное, Ваше Величество, год назад обе Комнины преподнесли Московскому правителю и Московскому митрополиту настоящие сокровища.

— Что за сокровища?

— В этом вся и загвоздка. Сокровища передавались при большом скоплении народа, вернее при многих Московских вельможах. Александра Комнина передала копье Лонгина.

— Как копьё? Ещё одно? И какое из копий настоящее? То которое в Риме, то, которое в Вене или в Москве?

— Комнина-старшая заявила, что именно это настоящее копьё. Вернее, наконечник от копья. Его, с её слов, украли тамплиеры в Константинополе триста лет назад, после захвата его крестоносцами.

— То есть, у папы и у императора фальшивые?

— Получается, что так.

— Как бы я хотел видеть их лица, когда им стало это известно!

— Дело в том, Ваше Величество, что наконечник копья, которое преподнесли сёстры Комнины Василию Третьему в точности соответствует наконечнику копья, которым пользовались во времена Христа римские легионеры. Это ещё не всё. Для нас тоже есть неприятные новости. Александра подарила Московскому митрополиту плащаницу с ликом Христа.

— Как это? Что, плащаница в Турине украдена?

— Нет, Ваше Величество. В Турине плащаница на месте. Но принцесса заявила, что Туринская плащаница не настоящая. А настоящая именно у неё.

— Однако! Есть доказательства?

— Я не знаю, но к той плащанице, которая сейчас имеется у митрополита относятся очень серьёзно. Даже в Ватикане склоняются к тому, что она настоящая.

— Я вижу по тебе, Жорж, что это ещё не всё?

— Да, Ваше Величество. Так же она подарила крестильный крест, которым крестили римского императора Константина Великого. И мощи святого Георгия Победоносца. Кроме этого, и чашу.

— Ты хочешь сказать, что это Святой Грааль?

— Да, Ваше Величество. Именно Святой Грааль. По мимо этого и целый сундук золота. На самих принцессах, на обеих были диадемы, которые носили принцессы из рода Комниных. Шпионы докладывают, что они полностью соответствуют тем диадемам, которые изображены на фресках в Константинополе.

— Тамплиеры?

— Тамплиеры, Ваше Величество. Император уверен, что Александра сумела захватить казну тамплиеров. И все склоняются к тому, что то, что она продемонстрировала открыто, это ещё не всё. Что многое осталось сокрытым. — Сказав это, архиепископ из рода Амбуаз, побледнел, глядя в глаза королю.

— Скажи мне, Жорж, — тихим голосом проговорил Его Величество, от которого по спине Жоржа пробежали мурашки и его бросило в холодный пот, — в Европе началась какая-то новая партия, что Италия отошла на второй план. Всем всё это известно, идёт интенсивное движение, и только я узнаю об этом самый последний? Почему, Жорж? Твой дядюшка, был более расторопен в этих вопросах. — Король грохнул кулаком по столу, так, что архиепископ подскочил на своём кресле. — Ты меня разочаровываешь, Жорж. Я очень недоволен. Я должен знать всё об этой Комниной. Как о старшей, так и о младшей. Всё, Жорж. Мне нужны их портреты. Я должен даже знать сколько раз каждая из них стонет лёжа под своим мужем. Понятно?

— Понятно, Ваше Величество.

— Мне нужны их пушки. Мне нужны их ядра. И мне нужна казна тамплиеров. Это принадлежит французской короне и никому больше, Жорж. Иначе ты пожалеешь, что вообще родился на свет. — Король забарабанил пальцами по столу. — Значит именно Александра командовала армией Василия?

— Так доносят шпионы.

— Неужели в дикой Руси появилась своя Орлеанская дева?!

— Да, Ваше Величество. Святой престол и император тоже сравнивают её с Жанной.

— И кто же на этот раз сыграет роль бургундцев?

— Не знаю, Ваше Величество. Но много кто хочет с ней пообщаться лицом к лицу.

— Если она византийская принцесса, что по этому поводу говорят в Константинополе?

— Султан молчит. Но стало известно, что он начал настоящую охоту на сестёр Комниных. Якобы уже была попытка захватить Александру силами кочевников. Но попытка провалилась. Доподлинно не известно, что там произошло, но она вернулась в Москву целой и невредимой, а кочевники потерпели поражение. Мало того, в самой Москве была вскрыта целая шпионская сеть, которая работала на султана. А сама Александра пригрозила правителю турок, что отомстит ему за свою уничтоженную семью, и отберёт назад Константинополь.

— Какая смелая девица. Она молода?

— От двадцати, до двадцати пяти. Говорят очень красивая. И младшая тоже.

— Мне нужны их портреты, ты понял?

— Понял, сир.

— Грозить османам это чревато. У них одна из самых сильных армий в Европе и Азии.

— Совершенно верно, Ваше Величество. Испанцы, Венеция и Генуя затаились, словно ожидают чего-то.

— Северный поход турок?

— Да. И по его исходу, могут вцепиться в османов в средиземноморье.

— А могут и нет.

— Могут и нет, если туркам удастся захватить Москву и всю Русь.

— У нас есть посольство в Москве?

— Нет, Ваше Величество.

— Плохо. Даже испанцы там уже есть, а нашего посольства нет. Организуй как можно быстрее. И подбери опытных людей. И у тебя Жорж, очень мало времени. Мне нужны ответы на многие вопросы. Свободен…


Константинополь. Высокая Порта, резиденция султана оттоманской империи и великого визиря. Август 1511 года от Р. Х. или пятый месяц джумада аль-уля 917 года Хиджры.

Султан Баязид Второй смотрел на раскинувшийся перед ним Великий город. Правитель Оттоманской империи думал о своих сыновьях. Его сын, шехзаде Селим поднял мятеж и выдвинулся к Константинополю, и, естественно, потерпел от отца поражение, так как турецкая армия поддерживала законного султана. У шехзаде Селима же было совсем мало войск. После поражения непокорный сумел бежать и, как доложили ему шпионы, сумел укрыться в Крыму у Менгли-Гирея. Баязид стал перед дилеммой, что делать? Двинуть флот к Крыму и покарать мятежного сына, а заодно и крымского хана за непокорность или нет? Другой его сын, шехзаде Ахмед затаился. И султан не питал иллюзий, что Ахмед тоже не поднимет мятеж, чтобы занять трон Османов. Он не хотел военных потрясений, вызванных внутренней смутой. Поэтому, в конце концов, и не пошёл на Крым. Баязид ещё не знал, что это решение было его ошибкой. И меньше, чем через год взбунтовавшиеся янычары заставят его отречься от престола в пользу Селима. Шехзаде Селим же возвратившись с триумфом в Константинополь первым делом прикажет уничтожить всех родственников по мужской линии, чтобы никто больше не смог оспорить его право на престол. А сам Баязид умрет спустя месяц после отречения в местечке Бююкчекмедже, вблизи родового селения Дидимотика, недалеко от Адрианополя. Многие склонялись к тому, что Баязид был отравлен по повелению его сына Селима. Но пока что, он ещё был султаном.

В покои Баязида зашёл великий визирь Хадым Али-паши.

— Господин. — Баязид повернулся к визирю лицом.

— Что?

— Господин, я насчёт Александры Комниной.

— Что там? Её ещё не притащили к тебе сами руссы?

— Нет, Господин. Мало того, она сумела раскрыть наших людей при дворе Василия.

— Что, у тебя никого нет, кто может с ней решить вопрос?

— Её хорошо охраняют. А младшая вообще не выходит из дома родителей своего мужа. Господин, получены важные сведения. В пределы Московской Руси вторглись войска императора Максимилиана.

— И что?

— Они потерпели поражение. Но главное не это. Главное то, что старшая Комнина участвовала в этой битве.

— Участвовала?

— Да, Господин. Именно её пушки и решили исход сражения. Шпионы доносят, что пушки были очень скорострельные и дальнобойные. И сделаны они были по чертежам Комниной- старшей. Она начала военную реформу. Создаёт армию нового образца, какой ещё нет ни у одного монарха Европы. Александра Комнина утверждает, что будущее за скорострельной артиллерией. Московский князь Василий полностью благоволит ей и разрешает всё, что ей заблагорассудится. С её подачи Московский князь создал службу государственной безопасности. Они так это назвали. Эта служба выявляет шпионов и врагов князя. Этой службой руководит боярин Вяземский, именно его сыновья и являются мужьями обеих Комниных. Мало того, сама Александра год назад организовала некий корпус, похожий на корпус янычар, куда берут детей. Детей любых, из богатых семей и из бедных. Там их воспитывают, как будущую элиту новой армии и абсолютно преданную самой Комниной. Она называет их кадетами. Господин, если так пойдёт дальше, то лет через пять у Москвы будет хорошо обученная, хорошо вооружённая самой совершенной артиллерией армия. А это угроза. Тем более, она не отказалась от мысли вернуть Константинополь под свой скипетр.

— Московский князь глуп, что позволяет вырастить у себя в столице потенциальную угрозу мятежа?

— Я бы не сказал, Господин, что князь Василий глуп. Тем более, не нужно забывать кто была его мать. Зоя Палеологиня, больше известная как Софья Палеолог. Племянница последнего византийского императора. А византийское коварство и хитрость известны давно. Поведение князя говорит, что он полностью в этой Комниной уверен. Господин, надо что-то делать с этими принцессами и вообще с Русью.

— Я сам знаю, что надо решать этот вопрос. Но ты же видишь, что происходит! Шехзаде Селим сумел сбежать в Крым. Его поддержал этот татарский пёс Менгли-Гирей. Если я сейчас двину флот и войска на Крым, кто даст гарантию, что второй шехзаде Ахмед не ударит мне в спину, чтобы занять трон? Я не хочу разрастания смуты. Да и поздно уже в этом году идти на Русь. Через месяц там начнутся дожди. Мы уже пару раз предпринимали завоевательные походы на Москву, но ничего не получилось. Ты же знаешь. Если идти, нужно собрать большую армию. Договорится с ханами Казани, Астрахани и Сибири. Чтобы они поддержали нас. Нужно сместить Менгли-Гирея и поставить в Крыму нового хана. Более нам лояльного и послушного. На это надо время. Так что поход на север самое малое, это в следующим году, весной. А ещё нужно разобраться с египетскими мамлюками султана Кансух Гури и с персами шаха Исмаила. Да ещё Морея. Мы, конечно, выбили оттуда венецианцев, завладев всей Южной Грецией, а также выбили венецианцев из Далмации. Но мы там ещё не закрепились окончательно. И я уверен, что Венеция только ждёт удобного случая, чтобы вернуть свои владения там. У Генуи сейчас, конечно, проблемы с папой, с франками и с императором Максимилианом. Но я думаю, что представь ей возможность, то генуэзцы тоже вцепятся нам в глотку. И как мне в этих условиях начинать северный поход? Сам подумал, визирь?

— Я всё понимаю, Господин.

— Это хорошо, что ты понимаешь. Надо не дать разрастись смуте в империи. Я не хочу, чтобы случилось то, что один раз случилось сто лет назад, когда мой предок Баязид потерпел поражение от Тамерлана и попал к нему в плен, где и умер. А сам султанат практически прекратил своё существование, развалившись на несколько бейликов, которые вели между собой ожесточённую войну несколько десятилетий. И только с огромным трудом удалось восстановить всё назад. Поэтому, визирь подумай над тем, что для нас сейчас является первостепенной задачей.

— Слушаюсь, мой Господин…

* * *

Мы возвращались домой. Возвращались с победой. Польско-литовские войска вступать с нами в бой не стали и отошли в Польшу не дожидаясь нас. Простояв пару дней. Приводили себя в порядок. Долечивали тех из раненых, кто мог идти и не поехал с основным обозом в Москву. Так же соединились с отрядом князя Долгорукого. Встреча была теплой. Всё же Долгоруковы мне должны были за молодую княгиню, благополучные роды и малыша.

Постепенно число моих сторонников росло. Это было хорошо. Мне нужно было укрепиться среди московской знати. И чтобы со мной считались, а не пренебрегали, только лишь потому, что я женщина.

По дороге в Москву, в городах и селениях нас встречали радостно. Всё же известия о разгроме немцев и то, что поляки убрались в Польшу, только при одном нашем появлении, создавала ореол непобедимости. Сюда же наложились и слухи о чуде явлении лика Господа над нашими войсками и о покрове Богородицы, что только усилило наш ореол славы. Об этом говорили наши раненые и воины из сопровождения обоза. А так же, что меня удивило, об этом стали говорить даже среди полонённых наёмников Георга и ливонских баронов. Причём больше всех об этом говорил как раз Ульрих фон Дениц. Всё же набожность в эти времена была сильная. И люди верили во всё божественное и что связанно с верой безоговорочно. Хотя на мой взгляд, Ульриху такой расклад был на руку. Одно дело потерпеть дважды поражение от простой женщины и попасть к ней в плен, пусть она и благородного происхождения и совсем другое от воительницы, над которой простёрлась длань Господня, а значит она априори проиграть не может, так как сами небеса на её стороне. А значит и любой другой, а не только он, будет ею побеждён. Чудовищное поражение Георга фон Фрундсберга только подтвердило это. Мало того, ландсгерр даже стал пользоваться уважением, как первый из благородных, кто попал под каток Византийской Львицы, как стали меня называть, о чём я так же с удивлением узнала, и лично со мной знакомый.

Прежде, чем войти в Москву, по моему совету, князь Воротынский сделал остановку, чтобы все привели себя в порядок. Начистили брони. Помылись и выглядели настоящими орлами. Говоря это войску, он усмехнулся и посмотрел на меня. Я тоже улыбнулась, кивнула ему. Остановились в одном из селений. Вскоре прискакали посыльные от местного помещика. Это был служивый дворянин Андрей Козьмин. Он приглашал князя со товарищами, а так же царевну Александру к себе на подворье, что находилось в двух верстах от селения. Мы поехали. Я, сидя на коне усмехнулась. Мне было интересно, где он разместит всю ораву. Ведь по-мимо князя и его сотоварищей, то есть других бояр, коих набралось два десятка, со мной ехала сотня сотника Кобылы, из личной, так сказать, гвардии Московского Государя. Эта сотня меня сопровождала везде. Такова была воля Василия Третьего. И эту волю оспорить никто не мог. Плюс двое моих палатинов из шести. Остальные остались с кадетами. Дядька Евсей, так же остался с кадетами. Со мной из моих гвардейцев ехали Степан и Айно-эст. Когда я сказала, что со мной поедут только двое из гвардейцев, между ними всеми шестерыми возник спор, кто поедет. Хотя Айно не спорил, он просто залез на коня, молча, приготовил лук со стрелами, повесил щит за спину. И с непроницаемым лицом стал смотреть на всех остальных. Остальные пятеро, как говорят в моём времени, зависли. Потом Божен возмутился.

— А ты чего эст на коня залез? Самый умный? — Айно никак не отреагировал. Был как каменное изваяние. Но всем видом показывал, что ему по барабану и он поедет в обязаловку. Пикировку всех остальных закончил дядька. Он рявкнул на них так, что кадеты, наблюдавшие за этим цирком, стали хихикать и посмеиваться. Дядька волевым решением сказал, что с царевной едут Айно и Степан. Возражать ему никто из палатинов не рискнул. Хотя все остались и недовольные. Но приказ, есть приказ.

Я ехала на своём коне. Вокруг меня были латники. Айно со Степаном ехали по обеим сторонам от меня. Они сразу дали понять людям сотника Кобылы, что это их законное место и уступать его они никому не собираются. Даже нижние челюсти выдвинули и смотрели с высока. Сотник Кобыла, глядя на них, только покачал головой.

— Царевна, они такие сопляки, но слишком уж дерзкие.

— С твоей точки зрения, они все сопляки. Хотя и не такие уж и сопливые. Они уже вкусили, далеко не первую кровь схватки. Они бойцы. И я их сама воспитываю. И каждый из них имеет право находится рядом со мной. Не серчай на них.

— Как скажешь, госпожа.

Хозяин подворья расстарался. Накрыл стол богатый. Женщины его суетились, как наскипидаренные. Не сильно богатый он был. Бояре из числа свиты князя смотрели на него свысока. Я же смотрела на него приветливо. Для меня не важно было его статус и богатство. Главное он служил Руси и её Государю. Видно было, что сам воин. Ему было лет сорок. Трое его сыновей, старшему за двадцать. Всё верно, здесь женились рано и рано заводили детей. Такое время, такая эпоха. Плюс три дочери. Жене его было около тридцати пяти. Симпатичная женщина. Но уже измотанная многочисленными родами и выглядевшая старше своих лет. В моё время, женщина в тридцать пять прекрасна, в самом расцвете своей женской красоты. А здесь уже считается старухой. Кошмар. Её звали Любава. Любава Никитична. Она держала коржец с медовухой. И сначала не знала кому его первому дать. Смотрела то на меня, то на князя Воротынского.

— Князю поднеси. — Сказала я, глядя ей в глаза. — Он старший. — Увидела как Любава вздохнула с облегчением, как и её муж. Поднесла коржец ему. Он взглянул на меня, улыбнулся и кивнул. Я ему тоже улыбнулась. Отпил, передал другому. Все отпили. Я спокойно стояла возле крыльца терема. Коржец выпили все. Мне ничего не осталось. Но меня это не напрягло. Я, наоборот, не хотела пить из общей чаши. Да и как-то не по покону было женщине пить из коржца в этом случае. Князь посмотрел на меня вопросительно. Мы с Воротынским вообще за это время стали понимать друг друга с полуслова и с полувзгляда. Я пожала плечами, типа ерунда. Не заморачивайся.

Посидели, поели за довольно богатым столом. Я ела мало. Мне вообще все эти застолья были не нужны. Я хотела одного — в баню.

— Андрей Павлович. — Обратилась я к хозяину поместья. — Баня готова у тебя?

— А как же, царевна Александра.

— Вот и хорошо. — А то я смотрю, тут бояре бражничать собрались. Балбесы. Но говорить вслух не стала. — Княже, Иван Васильевич, — обратилась к Воротынскому, — может, вы, мужи пойдёте туда. Я мы уж, женщины, после. А то так в баню охота. — Посмотрела на князя умоляюще. Он всё понял.

— Конечно, Александра.

Мужчины стали выходить из гостевой. Потянулись в баню. Парились они долго. Я устала их ждать. Ну а что хотите, какой же русский не любит хорошую баньку?! Посидеть, прогреть каждую косточку. Понежится, когда тебя охаживают берёзовыми или дубовыми вениками. Да ещё не по одному разу заходы то. А в перерывах пьёшь холодный ядрёный квас на ржаных корочках, от которого у тебя скулы сводит. Вот и я так же люблю. Приучили меня отец, да бабушка с дедом с детства. Я понимала, что в Москве меня будет ждать своя баня, но терпеть уж сил не было. Конечно, в походе, в походном шатре мы, с девушками, умывались и даже полностью. Благо кадеты есть, воды натаскают. Но это всё не то. Наконец, бояре умаялись. Сидели возле бани на лавках. Погода хорошая была. Все мужчины были в чистых портах и чистых рубахах. Сидели квас пили, да пот, выступающий, на лице вытирали. Все красные, как раки, да синьоры-помидоры. Я даже улыбнулась, глядя на них.

— С лёгким паром, бояре!

— Благодарствуем, царевна. И тебе легкого пара. — Благодарили они.

— Княже, — обратилась я к Воротынскому, — как парок?

— Хороший парок, Александра Вячеславовна.

Я пошла в баню в сопровождении жены хозяина терема и пары служанок. Кольчугу и подоспешник я сняла ещё раньше. На мне была только нательная рубашка, шаровары, сапоги и сверху всё скрывала моя чоба. В бане пахло распаренным деревом, какими-то травами и квасом. Мужики наверное поддавали на каменку. Разделась. Нательную рубашку у меня сразу забрали постирать. Своё нижнее бельё, на которое с интересом смотрела хозяйка подворья и её служанки, я отдавать не стала. Постирала сама. У меня была сменка. Как и чистая нательная рубашка. Анастасия, так звали хозяйку подворья с любопытством смотрела на мою татуировку. Даже покраснела, поняв для чего она.

— Прости, царевна-матушка. — Я даже поморщилась от таких её слов. Ну какая я матушка? Она старше меня. — То, для мужа? — Она кивнула на татуировку.

— Для мужа, для кого ещё-то, Анастасия?!

— Нравится ему?

— Ещё как. Рычать начинает ещё на подходе и целует потом до изнеможения.

Мы все вчетвером засмеялись. Анастасия кивала согласно.

— Чего, чего, а рычать то они умеют. — Сказала она. — Ладная ты и красивая. Тело у тебя холеное. Но сразу видно красота не наша, заморская. Хотя говорят, что Рюриковна ты, царевна?

— Рюриковна в 19-м поколении. А ещё гречанка. И кровь итальянцев во мне есть, франков.

Анастасия и её служанки перекрестились. Смотрели на меня с восхищением. Потом парили меня вениками, берёзовыми и дубовыми, что были уже заранее запарены. Я лежала и блаженствовала, закрыв глаза. После, когда передохнули и попили кваса, ещё пошли на один заход. После этого, я окатилась холодной водой. Эх, сейчас бы из баньки выскочить, прямо так, нагишом и прыгнуть в речку или в озеро. Вот только здесь речки не было. И глаз лишних целый легион. Так что, только водой холодной из ведра. Но остыть мне не дали. Стали натирать моё тело медом. В мёд было что-то добавлено. Что, я не спрашивала, но это была не соль. Всё же соль дорога. Волосы мне намазали желтками куриных яиц. Так я сидела некоторое время. Настасья поддала немного пару. После, я омылась. Волосы полоскала в отварах ромашки и лопуха.

Когда обсыхали, пили квас и взвар из ягод и каких-то травок. Очень вкусно. Меня Настя распрашивала, как там у других народов, в Европе, в Азии? В чём женщины ходят? Какие нравы? Рассказывала, что знала. Женщины дивились, крестились, иногда чуть не плевались.

— Скажи, царевна Александра, а правда, что на поле битвы, лик Христа был?

— Я не знаю, Анастасия. Честно скажу. Не видела. Я была занята боем. Чтобы пушки наши стреляли. Но вои говорят, что видели. Многие видели.

Потом распрашивали про дары, что я преподнесла Государю и Православной церкви в лице митрополита. Слушали затаив дыхание. Крестились. Я улыбалась, глядя на них. Вот у них разговоров то будет на долгие вечера. Одним словом, неплохо попарились и поговорили.

После бани была уже солидная трапеза. Мужчины ни в чём себе не отказывали, как в питие, так и в еде. Я же поела совсем не много. Не хотела. Больше сбитень вкусный пила. Хозяин подворья, служивый дворянин Андрей Павлович, спросил у меня про кадетов.

— Слышал я, царевна Александра Вячеславовна, что в Москве ты отроков собираешь. Воинскому делу их учат.

— Есть такое. Кадетский корпус называется.

— А кого туда берут?

— Всех, кто годен по здоровью. Там их и грамоте учат и воинскому искусству. Ну и конечно, надо, чтобы голова на плечах имелась. — Я усмехнулась. — Мне нужны умные офицеры для новой армии.

— Офицеры? — Недоумённо посмотрел на меня Андрей Павлович, как и некоторые другие бояре.

— Офицеры. То есть те, кто будут командовать войсками.

— Но я слышал ты, царевна, и из смердов набираешь?

— Набираю. У меня сейчас в кадетах есть совсем сироты, с улицы взятые. Безродные, как сейчас говорят.

— Где же это видано?

— Примеры есть. Например, у турок-османов. И ничего. Посмотрите, как они воюют. Разве плохо? Нет. Всю Европу уже растрясли так, что только ошмётки летят. Я даже у врагов беру самое лучшее. И ещё, Андрей Павлович, служивый человек Государя нашего. Великий Князь знает и не препятствует. В корпусе действуют другие законы и понятия. Те, которые я там ввожу. И никто не смеет указывать, как и что мне делать. Кроме Государя нашего. Даже мой духовник митрополит не вмешивается. А какие они, мои кадеты, битва с имперскими войсками показала. Я пятерых потеряла.

— Ну пятеро, это немного. — Все сидевшие за столом усмехнулись и закивали головами. Только я не улыбалась и князь Воротынский, глядя на меня.

— Ошибаетесь, бояре. Для меня потеря даже пятерых моих кадетов, это горе. Значит я плохо их учила. Они не умирать должны, а уничтожать врага. Мне за каждого погибшего русского воя душа болит. За каждого я буду отвечать перед Господом. А что я скажу женам их, родителям? Как в глаза посмотрю, что не уберегла их? А вы тут смеётесь. Вам смешно, бояре, что вои русские полегли? — Улыбаться перестали. Я встала. — Спасибо, Андрей Павлович, за хлеб, за соль. Благодарствую за баню. Твоей жене отдельное спасибо.

— Подожди, Александра Вячеславовна. — Попытался остановить меня Воротынский.

— Не со зла они. Ты должна понять. Каждый, кто здесь сидит, сами в битве участвовали.

— Вот именно, княже. Тем горше мне видеть улыбки их. Почему никто из бояр не предложил помянуть павших? Зато брагу, да медовуху пьём ковшами. Можете дальше бражничать. Не мне вам указывать. Но я должна быть со своими кадетами. Прости меня, княже.

Вышла на улицу. Степан с Айно и ратники Кобылы меня уже ждали. Я вскочила в седло и мы поехали, назад в наш лагерь, вернее в селение, где стояли войска.

Я заранее отправила вестового в Москву, чтобы привезли нам парадное обмундирование. Я хотела, чтобы мои кадеты вошли в столицу при полном параде. Это был их первый настоящий поход и самое главное, их первая большая победа.

На следующий день, после того, как я ездила с остальным комсоставом к местному помещику, слух о том, что я оплакиваю каждого погибшего воина и что несу ответственность за каждого перед Господом разнёсся среди войска. Народ опять потянулся ко мне. Каждый что-то хотел мне принести. Чем-то быть полезен. Ягоды набрали столько, что не только я, но и Фрося с Найдёной могли объесться до поноса. Те, с чьего котла мы питались, очень этим дорожили. Никому не позволяли близко подойти, пока царевна не откушает. Потом сами набрасывались на еду.

Парадная форма для кадетов прибыла очень быстро. Каждая с внутренний стороны была подписана — чья она. Фамилия, имя. Поэтому с кадетами разобрались очень быстро.

Воротынский пришёл ко мне в тот же день, вернее вечер, как я попарилась в бане. Мы сидели с ним в моём шатре. Я не хотела спать в избе с земляным полом, выгоняя хозяев на улицу. Я предложила ему взвара, который приготовила для меня Дарёна. С травками и мёдом. Князь попил, поели с ним. Он смотрел на меня. Я улыбнулась.

— Что, Иван Васильевич?

— Строга ты, Александра.

— Чем же я строга?

— Зачем так к боярам?

Улыбаться я перестала.

— А за тем, что слишком легко мы относимся к тому, что вои наши гибнут в большом количестве. А всем на это наплевать. Даже посмеялись. Грех это, княже.

— То, что посмеялись это да. Согласен. Я не смеялся.

— Я знаю, Иван Васильевич.

— Бояре помянули погибших.

— Хорошо, что помянули.

— Ты не должна серчать на них.

— Успокойся, Иван Васильевич. Я не серчаю и не настраиваю против них кого-то. Поверь.

— Благодарствую тебе, Сашенька. А то войско уже как-то нехорошо на бояр смотрит. Не гоже это.

— Не гоже, согласна. Княже, завтра выступаем?

— Выступаем, Саша. Впереди Москва. С победой идём большой.

— С победой, Иван Васильевич.

На следующий день выступили. Мои кадеты шли в парадной одежде. В кителях, в сапогах начищенных. В киверах. Сержанты и офицеры с султанами на киверах. С аксельбантами. Всё войско смотрело на них. Сами кадеты были счастливы, горды. Шли ровным строем. К полудню подошли к предместьям Москвы. Остановились. Почистились. Привели себя ещё раз в порядок. Основное войско ушло вперёд. Но я не торопилась. Пусть. Основное шоу будет позже. Я на это рассчитывала.

Кадеты выстроились идеальной коробочкой. Пушки блестят начищенные. Возницы в парадке застыли.

— Развернуть знамя! — Послышалась команда полковника Евсея. Он сам был в парадной форме и я видела, что он волнуется. Знамя развернули. Оно заколыхалось на ветру. Барабанщики застучали свой марш. — Корпус, шагооооом арш! — Прогремела команда. Вся коробочка в едином строю начала движение, сделала первый синхронный шаг. Били дробью барабаны, развевалось знамя корпуса. Кадеты и их наставники шли в одном строю. Печатали шаг. Я ехала впереди корпуса. Со мной рядом ехал полковник, дядька Евсей и сотня Кобылы. Позади нас шли кадеты. По дороге нас встречали москвичи. И чем дальше мы втягивались в столицу, тем больше народа становилось.

Да, и раньше войска русские возвращались с победой домой. Это уже видели и не один раз. И сейчас прошло русское воинство, их встречали, радовались, кричали здравницы. Это всё было знакомо. Но то, что видели москвичи при прохождении корпуса кадетов, это было впервые. Ровные ряды, четкий шаг. Бой барабанов, красивая, доселе не виданная форма. В какой-то момент, даже не дожидаясь моей команды в шеренгах запели пара человек звонкими голосами:

Я по свету немало хаживал,

Жил в землянке, в окопах, в тайге,

Похоронен был дважды заживо,

Знал разлуку любил в тоске.

Следующий куплет и припев пел уже весь корпус:

Но всегда я привык гордиться,

И везде повторял я слова:

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва.

— Ты посмотри, что делают?! — Восхищённо говорили убелённые сединами воины, глядя на юных кадетов, марширующих мимо них. — Ай да отроки! Ай да царевна наша. Красиво идут.

— А царевна то, какая едет на коне впереди их. Красавица.

Мы шли, ехали и пели. И маршировали. Народа становилось всё больше.

Дошли до Кремля. Коробочка втянулась за крепостные стены цитадели. Направились к Грановитой палате. Государь стоял на крыльце. Смотрел на меня. Рядом стояла Великая Княгиня. По бокам и за ними теснились бояре. Увидела князя Воротынского. Он улыбался мне. Так же в свите Василия увидела своего свёкра. Он тоже улыбался. Кадеты шли под бой барабанов. Когда подошли к Красному крыльцу, последовала команда: «На месте!» Кадеты остановились, но продолжали маршировать, а барабанщики выбивать дробь. Наконец последовала команда: «Стой!» Кадеты замерли. Одновременно с этим, барабанщики прекратили барабанить. Барабанные палочки взяли в правую руку и тоже замерли. И вновь команда: «Корпус, на левО!» Всё как один, повернулись на лево. Дядька Евсей вновь подал команду: «Корпус, равняйсь… Смирно! Равнение на Государя!»

Я спрыгнула с коня. Его тут же подхватили под уздцы и отвели. Я сделала несколько шагов к крыльцу. Остановилась на первой ступеньке. Так как на моей голове поверх платка была кубанка, приставила ладонь правой руки к виску.

— Великий Государь, Господин Верховный главнокомандующий. Государыня. Победа. На западных рубежах, победа! Войска императора Максимилиана и ливонских ландсггеров разбиты. Польские войска отступили назад в Польшу не приняв бой. Кадетский корпус имени Георгия Победоносца вернулся в полном составе за исключением пяти погибших кадетов, похороненных там же, со всеми воинскими почестями, как и положено. Докладывала, Александра Комнина-Вяземская. Руку от виска убрала.

— Знаю, Александра. Князь Воротынский, Иван Михайлович, поведал мне уже. И сказал, что победа над ворогами нашими, это твоя заслуга. И что твои кадеты хорошо себя показали. Молодцы. Я доволен. Не зря значит ты возишься с отроками. — Василий спустился с крыльца ко мне. Взял мою голову в ладони и поцеловал меня в щеки и в лоб. — А чего это ты руку так держала?

— Это, Государь, воинское приветствие, отдание чести, называется. Это тоже обязательный ритуал. Прописан в воинском уставе.

— Это чего, мне тоже так надо держать ладонь у виска?

— Желательно бы, Государь. Это, как уважение к младшему по званию. Ты ведь самый главный, главнее тебя никого нет. Но так прикладывать руку к виску, можно только, когда голова покрыта.

— Чем покрыта?

— Головной убор на ней. Желательно воинский.

— Понятно.

— Государь, разреши дать команду кадетам «Вольно». А то они стоят по стойке смирно.

— Давай. Ишь ты, смирно.

Я повернулась к кадетам.

— Корпус, вольно!

Мою команду тут же подхватил дядька Евсей:

— Корпус, вольно! — И только после этого кадеты расслабились. Относительно расслабились. Шеренги всё равно были идеально ровные. Василий отпустил меня. Подошёл к первой шеренге. Дядька Евсей тут же скомандовал:

— Корпус, смирно!

— Почему опять смирно? — Тут же спросил Великий Князь. Посмотрел на моего полковника. Он стоял на вытяжку. — И почему ты повеление отдаёшь?

Я попыталась объяснить, но Василий поднял руку, давая понять, чтобы не вмешивалась. Я выразительно посмотрела на дядьку.

— В соответствии с уставом, в присутствии Государя или членов его семьи, когда они обходят строй, положено выполнять команду «Смирно». Я, Великий Государь, полковник Евсей Торопов. По нынешнему — ближник царевны. По новому воинскому положению, я заместитель Царевны Александры.

— Так ты командуешь корпусом отроков или царевна?

— Командующая корпусом царевна Александра Комнина-Вяземская. По воинскому положению её чин равен енералу… Виноват, генералу. Она осуществляет общее руководство, я занимаюсь непосредственно кадетами. В отсутствии царевны управление и командование корпусом переходит ко мне.

Великий Князь хмыкнул. Медленно пошёл вдоль строя. Я пристроилась за ним. Василий вглядывался в кадетов. Те застыли как изваяния. Многие побледнели, так как волновались, но старались это не показывать. Не зря их гоняли днями на плацу и вдалбливали в головы воинские правила. По тому, как Государь улыбался в бороду, я поняла, он очень доволен.

— Ай, молодцы какие. — Наконец сказал Василий. — Красавцы. Один к одному. И одежка на них какая ладная. Баская. Прямо ляпота смотреть. Вижу, Александра, не зря деньги государевы потрачены. С пользой. — Он посмотрел на меня. Усмехнулся. — Как ты меня назвала? Господин Верховный Главнокомандующий? Это ещё как?

— Так я же сказала, что ты главный. Выше тебя в державе твоей никого нет. Только бог. Но бог он над всеми людьми, а ты над людьми в своей державе, Василий. Все воинские люди тебе подчиняются. А значит ты и есть верховный главнокомандующий.

Василий кивнул.

— Вроде правильно говоришь, Александра. Скажи, что за название такое — енерал?

— Не енерал, а генерал, Великий Государь. Высший воинский чин. Ещё двести лет назад в Венеции чин генерал-капитана имел командующий венецианским флотом. Сейчас этот чин или по другому звание начало вводится в европейских армиях.

— Значит, Александра, ты генерал?

— Нет, Государь. Я не могу сама себе присваивать такие чины. Так я быстро стану самозванкой. И надо мной будут потешаться. Я вообще не имею воинского звания. А звание генерал имеет право присваивать только Верховный Главнокомандующий. Здесь у нас, это ты, Государь. В Европе это короли либо другие монархи.

— Командуешь воинскими людишками, а чина не имеешь? Как такое может быть? Э, нет, Александра. Так не пойдёт. Значит так, я тебе присваиваю своей властью, как владетеля Руси, звание генерал. Такова моя воля.

— Государь, но как так? Я же женщина.

— И что? Это даже наоборот хорошо. — Он засмеялся. — Женщина-генерал, бьёт в хвост и гриву хвалёных полководцев ворогов наших. Для нас это лишняя гордость, для ворогов наших, лишний урон и потеря чести. Так что решено. Дьяку я укажу, чтобы подготовил моё повеление, а потом объявят его на площади всему народу.

— Государь, тогда пусть объявят ещё и то, что такую форму, в какой сейчас кадеты, более носить кому-любо запрещено. Только кадеты и офицеры кадетского корпуса. А кто самозванно её пошьёт и наденет, брать с того виру и бить нещадно кнутом на площади у позорного столба.

Василий с интересом смотрел на меня.

— Хорошо, царевна. И такое моё повеление будет объявлено. Ты права, сейчас начнут рядиться под кадетов. А это урон и потеря чести сих отроков, кои по праву носят её. Будь по твоему. — Он на некоторое время замолчал, продолжая смотреть на меня. Я тоже молчала. Но вот он спросил: — Скажи, царевна, а что чудо Господне там было? — Я пожала плечами. — Что, разве не было? — Василий усмехнулся.

— Не знаю я, Государь. Я была занята боем, в небеса не смотрела. Но люди говорят, что видели лик Христа.

— Об этом уже вся Москва знает. Митрополит наш возбудился. Тоже видеть тебя хочет.

— Прости Великий Государь, но позволено ли мне будет домой поехать? Устала я, Великий Князь. Сына не видела сколько. Скучаю я по нему. Душа болит.

— С твоим сыном всё хорошо. И с племянником.

— Благодарствую, Государь.

— Завтра по случаю победы пир у меня будет. Ты приглашена.

— Государь, как можно мне на пир, без мужа?

— Можно. Ты на пир ко мне идёшь, по моему повелению… По моему приглашению. Тем более, там твой свёкр будет, боярин Вяземский. Он приглядит, чтобы всё пристойно было.

— Хорошо, Великий Князь. Как скажешь.

Корпус вернулся в казармы. Те, у кого были родные и близкие в Москве и в пригородах, получили увольнительные на пять суток. Остальные, те у кого никого не было, сироты, таких набралось с десяток, остались в казармах. Но режим им был послаблен. Занятий не было. Им давались на день увольнительные и немного денег. Кадета Васильчикова я в этот же день выписала из госпиталя. Хотя ему там ещё нужно было полежать. Пройти полный курс лечения. Но слишком уж меня его родители просили. Отпустила, подписав ему увольнительную. Вынесла ему перед родителями благодарность. Похвалила, отметив его храбрость.

— Хороший из него офицер получиться, князь. Достойного сына вырастили. — Сказала я его отцу, князю Васильчикову.

— Благодарствую, Царевна, за слова хорошие.

Иван надел новую парадную форму. Надо было видеть гордость родителей за сына. Он не поехал в новомодной карете, а поехал на коне, куда ему помогли взобраться. Глядела на кадета, всё же до конца застегнуть китель он не мог, его грудь была перевязана, а правая рука из-за плеча находилась на повязке, чтобы не тревожить лишний раз рану. Но так даже было лучше. С разу видно, воин, пострадавший за землю Русскую. Я кивнула ему. Почему-то на память пришли слова старой советской песни про красного командира Щорса. Усмехнувшись и глядя на юного князя Васильчикова, я напела:

Шёл отряд по берегу, шёл издалека,

Шёл под красным знаменем командир полка.

Голова обвязана, кровь на рукаве,

След кровавый стелется по сырой траве.

«Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведёт?

Кто под красным знаменем раненый идёт?»

Про сынов батрацких ничего не стала петь, так как Иван мало смахивал на батрацкого сына. Князь всё-таки. Да и не в голоде детство его прошло. Но остальное хорошо легло на благодатную почву. Ведь знамя корпуса была красного цвета, как и форма кадетов имела красные цвета:

Щорс идёт под знаменем — красный командир.

Но недаром пролита кровь его была.

За кордон отбросили лютого врага,

Закалились смолоду, честь нам дорога.

Тишина у берега, смолкли голоса,

Солнце книзу клонится, падает роса.

Лихо мчится конница, слышен стук копыт,

Знамя Щорса красное на ветру шумит.

Я замолчала, глядя на кадета, восседающего на коне. Он смотрел на меня, жадно вслушиваясь в слова. Как и все остальные, кто там был рядом с нами у казарм. В том числе и родители Ивана Васильчикова.

— Кто такой Щорс, матушка-царевна? О ком поётся в песне? — Задали мне вопрос другие кадеты. И Васильчиков тоже смотрел с вопросом. Вот что я им могла ответить?

— Был такой славный воин. Давно. Песня эта забыта и помнят её немногие. Но помнят. Теперь и вы услышали. И вы теперь должны помнить.

Я ещё не знала, но слова песни оказались пророческими для юного князя, моего кадета. Птицей пролетело время, и уже возмужавший Иван стал командиром полка. Только не конного, а артиллерийского. А ещё позже стал генералом от артиллерии. И не раз потом ходил под красным знаменем с перевязанной головой. Ибо был отчаянным командиром и офицером.

Наконец, я смогла направиться домой. Меня там уже ждали. Маман, боярыня Вяземская на крыльце. Папан, он уже вернулся из Кремля. Ленка стояла с двумя малышами на руках и смотрела на меня так недовольно, что мне оставалось только грустно и виновато улыбнуться.

Я сошла с коня. Поклонилась, но не сильно, однако с вежеством родителям своего мужа.

— Здравствуйте, батюшка и матушка. Здравствуй сестра моя, Елена. Здравствуй брат мужа моего, Василий. Вот и вернулась я. Не судите меня строго, что не в тереме сижу, да сына нянчу и мужа жду.

— Здравствуй, дочка. — Сказал мне в ответ Фёдор Мстиславович. Евпраксия Гордеевна так же мне улыбнулась и кивнула. — Наслышаны мы, про битву ту. Сколько полона в Москву то пригнали, это что-то. Да добычи. Казну захватила имперскую?

— Было такое, батюшка. Думаю, нашу долю, Великий Государь выплатит. Пушки так же имперские в казну уйдут. За это отдельная плата будет. Да я ещё к себе в корпус два десятка наёмников забрала, отроков учить будут. А ещё сам Георг мой пленник и ландсггер Ульрих фон Дениц. Это тот, чей замок я в своё время взяла. — Я улыбнулась.

— Так здесь он. И Георг этот здесь, в гошпитале твоём, Ляксандра. — Проговорила свекровь. — Чего делать то с ними? Особенно с этим немцем из Ливонии? Жрёт как конь и пьёт как оглашенный.

— Пусть, матушка. Он барон Ливонский. Два раза от меня оплеух получил. Горе у него. — Я засмеялась. Все стоявшие на крыльце тоже.

— Саша, я жалею, что послушал тебя. — С обидой проговорил Василий. — Я же хотел идти с вами.

— Вась, успокойся. Здесь Елена осталась с детьми. Подожди, послушай меня. За нами охота идёт, Вась. За мной и Еленой. Но ладно я, постоянно окружена охраной, в том числе и целой сотней самого Государя. А Елена? Ты о ней подумал? А сейчас испанцы пожаловали, папские доверенные люди тоже. Ты думаешь просто так, тут они все собираться стали? А особенно после разгрома войск императора? Нет, Василий.

— Что-то затевается? — Свёкр сразу напрягся. Вот что значит человек на своём месте. Фёдор Мстиславович оказался прирождённым контразведчиком. Его контора только набирала обороты.

— Да, батюшка.

— Да что мы стоим-то? — Прервала наш разговор маман. — Ляксандра устала. Накормить её надо, в баню сводить.

— Спасибо, матушка. В баньку да. Просто мечтаю о ней.

— Пойдём. Готова баня то, натоплена уже. — Я поднялась на крыльцо. Первым меня поцеловал свёкр, потом свекровь. Далее Василий и наконец недовольная Елена, ткнулась мне в щёку губами и сунула мне моё чадо. Наконец-то! Держала его и улыбалась. Моё маленькое сокровище. Соскучилась по нему. Знаю, плохая я мать, всё несусь куда-то, что-то стараюсь сделать. Да только знаю, в семье он, где любят сына моего. Дедушка с бабушкой души не чаят, дядьки, тётушки. А сколько челяди — мамки, няньки. Не останется он обделённым. Если бы в своём времени родила, из рук бы его не выпускала, а здесь, приходится чем-то жертвовать. Нельзя мне на ровном месте сидеть. Чувствовала и знала я это. За это и платить приходится тем, что мужа не вижу, что сына редко на руках держу. Но от этого я не меньше люблю их. Они моя семья, мои самые близкие. Самые родные. Я держала его на руках, кроху свою, а от меня пахло потом, железом и порохом. Ничего, пусть с младенчества это впитывает в себя, ибо время такое, кровавое и жестокое. Он мальчик, будущий мужчина, воин. Ему это нужно.

— Батюшка, — спросила я свёкра, — а от Вани вести были?

— Не было. Обоз туда снарядили. Завтра отправим. Припасы там разные.

— Давайте не завтра. Я два дня побуду здесь, потом сама туда поеду, к мужу. Соскучилась по нему. Сына увезу.

— Куда это ты дите везти собралась, Александра? — На меня недовольно посмотрела маман. — Ещё чего не хватало, дитё на пограничье. Не позволю, внука увозить. Тебя, Ляксандра, не удержишь всё равно, езжай. Тем более, что это такое, ты там где-то, а муж твой там где-то. Но это вы сами разбирайтесь. А дитё пусть здесь будет. Так спокойнее.

Я не стала спорить. Сил не было и желания. Сынок уснул. Уложила его в колыбельку, в нашей с Иваном светлице. Елена всё это время со своим сыном на руках ходила за мной хвостиком, недовольно на меня глядела, но молчала. Уложив ребёнка, посмотрела на неё.

— Чего брови пучишь и губки поджимаешь, Лена? Не рада мне что ли?

— Рада. Радости полные панталоны! Того и гляди свалятся под грузом радости.

— Ну начинается. Лен, перестань. Чем недовольна?

— А я должна быть довольна? Молодец ты, Саня! Сбежала, малого на меня оставила и пыль столбом.

— Во-первых. Елена, не на тебя, а на всю семью. Тут и бабушка есть и няньки-мамки. Что не так?.. Ты чего своего таскаешь? Положи в люльку.

— Положу. Только сейчас время для кормления скоро. У меня грудь платье рвёт. Сань, совесть имей. Я не подряжалась быть доильным аппаратом.

— Что значит доильным аппаратом? Ты их одна кормишь что ли? Не поверю, что нет кормилиц.

— Я своих детей сама кормлю. Ещё чего не хватало!

— То есть, ты в одного их двоих кормишь, Лена?

— Ну да. А как ещё? Я что, свою кровиночку буду пичкать молоком другой женщины, когда у самой прёт, как из пожарного гидранта? А они оба сосут как не в себе.

— А кого первого кормишь?

— Ты меня, Сань в чём-то подозреваешь? Не ожидала. Кто первый проснётся, тому и титьку в рот.

— А если оба сразу?

— Тогда одного к одной титьке, другого к другой. Только такого до сих пор не было. Тем более, эти барчуки, высасывают за раз обе груди. Правда молоко тут же опять прибывать начинает так, что грудь ломит. Трындец какой-то, словно у меня там насос включается. Ты на мою грудь посмотри?! У меня второй размер был, а сейчас что??? — Лена положила сына на нашу с Иваном постель. Оголила грудь. Она у неё и правда сильно увеличилась.

— Там третий размер, Сань! Если не больше. Ты издеваешься?

Глядя на подругу, засмеялась.

— Лен, а Вася что говорит?

— А что мужик говорить в этих случая может? Для него это песня. Им же чем больше, тем лучше. По принципу — есть за что подержаться. Он хватает титьки мои в обе свои широченные ладони и счастлив. «Неужели это всё моё, такое большое?!» Да я с ума сойду с ними.

— С ними это с кем?

— Как с кем, Сань? С мужем и с сыном. Оба охочие до моей груди и им самое главное, чем больше, тем лучше. Что папаша, что сынок.

— Лен, а ночью, когда дети спят?

— Кто, эти прожорки маленькие? Они как по часам. Сначала один просыпается, рот больше головы, пока ему сиську в рот не вставишь, потом другой. Я же тебе говорю. Хотя тут одну ночь они спали без задних ног. Я как дура, словно часовой. И уснуть нормально не могу, постоянно на стрёме и не бодрствую, в полусонном состоянии. А им по фиг, спят без задних ног. У меня грудь уже чуть не лопается, молоко сочится, чуть ли не струйкой. Короче, Васю напрягла. Говорю соси давай. За сына, за племянника.

— А он что?

— А что он? Сосал, давился как тот ёжик кактусом, но сосал. — Ленка засмеялась. Я тоже. — А вообще, Сань, не умеют они нормально молоко высасывать, как дети это делают. Печалька.

— Лен, скажи, а у тебя с Ваней секс есть уже?

— Есть. Он же как этот, на попрыгушке, всё дождаться не мог. «Лена, тебе уже можно или нет?» — Елена проговорила писклявым голосом последние предложение. — В итоге жалко стало его, горемычного. Вроде всё нормально у меня было. Да и самой что-то захотелось. Но я вначале озаботилась. Жаль Дарёнки твоей не было, но я нашла бабку. Она мне отвары делала. С гарантией, что не залечу. Я не подписывалась рожать, как сумасшедшая каждый год.

— А предохраняться?

— Ты это мужу своему такое скажи, посмотрю я как он на тебя посмотрит. Сань, здесь не 21 век. Здесь 16! Тут такого понятия, как предохраняться в принципе нет. ЖОна дОлжна рожать и никаких гвоздей. Ага, сейчас, разбежалась. Но знаешь, я попробовала до Васи донести эту гениальную мысль. Говорю, Вась, любимый, ты это, сперму свою в меня не закачивай. Он не понял, что за сперма. Пришлось пояснять, это твоё семя. Он вытаращился на меня и говорит: «А куда я её должен? Грех это если не в жену». Пипец, короче. Говорю ему, давай мне в рот. Он опять вытаращился. Как в рот, всё время что ли? Так не можно.

— Что значит всё время, Лен?

— Ну, я ему минет делаю, он кончает. Но постоянно это делать отказывается. У него, как фетиш какой, муж дОлжон в жену семя своё изливать иначе грех. И хоть кол на голове теши. Хорошо с отварами пока проносит меня. Не в плане поноса, а в плане беременности. Я не свиноматка! Я ему анальный секс предложила, он чуть с постели не грохнулся. Вытаращился на меня. Потом, Лена, то грех. Ты с ума сошла?! Представляешь? Ему видишь ли грех, а я должна опять с животом ходить 9 месяцев, потом корячится. На хрен. Хотя, Сань, грех жаловаться, маман за внуками смотрит, как орлица за птенцами. Обожает она их обоих. Сама нянчится, хотя забот у неё и так хватает. Но всё равно, чуть кто из мелких запищал, там чуть ли не весь табун несётся, что с дитём??? Не дай бог пальчик прищемил. Даже не знаю, как мы будем с маман потом справляться, когда они подрастут. Сань, я не хочу, чтобы он средневековым, грёбанным мажором вырос.

— Не вырастет, не бойся. Есть кадетский корпус. Вышколим их там. Главное, сама заднюю не включай. Поняла?

— Поняла. Не включу.

— Лен, а что ты так насчёт мажоров? Сама то разве не за мажора замуж вышла? Боярский сын, высшая лига.

— Сань, я тебя умоляю. Какой Вася мажор? Ты на его руки посмотри? Там мозоли от рукояти меча или сабли. Тело литое, не на стероидах, а потому, что гоняли его, как сидорову козу. Даже вспомни, при каких обстоятельствах мы с ними познакомились? Они же готовились умереть, но не попасть в полон. Для них это потеря чести. А наши мажоры на это способны? Нет. Они сразу о своих правах верещать начинают, как крысы, папиков своих напрягают и адвокатам звонить начинают. Одним словом, гнильё конченное. Да что с них взять, лавочники и торгаши, ублюдки. А здесь другое. Здесь нет адвокатов, этого понятия здесь даже не знают. Да ты и сама в курсе. Ваня твой, на мажора похож? Воин. Ни один раз в глаза смерти смотрел. Настоящие мужчины. За что я Васю и люблю. Другого мне не надо. А как он на меня смотрит? Ты наших мужиков посмотри? Ребёнка родила, не дай бог потолстела. Ужас. Ты же, блядь, должна выглядеть, как на обложке глянцевого журнала, иначе трындец. А тут другое. Родила, умница. Род продолжила. Толще стала, наоборот хорошо. Правда я толще становится не собираюсь, но всё же. У меня грудь увеличилась, так для него это счастье. В зад меня целовал. В ягодицы. «Леночка моя сладкая. Спасибо тебе за сына, Любая моя». На руках готов таскать. Прикинь? Тут я плотника позвала. Сказала, чтобы перекладину сделал для ног. Всё рассказала, что хочу. Сделал. Я потом ноги сунула туда и давай пресс качать. Тут маман заходит, смотрит на меня вытаращим глаза: «Елена, ты что делаешь?»

А я сама в трусах и лифе. Качаю пресс. Говорю:

— Матушка, привожу себя в норму. У меня кожа повисла на животе, надо в норму прийти. Вновь стать стройной, как до родов. Маман зависла. Потом рот ладонью прикрыла, говорит: «Совсем девки с ума посходили!» и вышла. Залетает Вася. Глаза дикие: «Елена ты что удумала???» Я ему спокойно отвечаю: Вась, а что такое? — Продолжаю качать пресс. Он: «Как что такое, ты чего делаешь? Мужней жене это не вместно». Прикинь, Сань???

— А что вместно мужней жене??

— А я знаю, что мужней жене вместно? Наверное сидеть возле окошка, да вышивать и толстеть.

— Ладно, Лен, пошли в баню.

Загрузка...