Александра

Глава 21

Обоз пришёл только на следующий день. Ванечку омыли и одели. Сама его обмывала и одевала в последний раз. Он был воином. А значит одела его в воинскую бронь. Один фургон из прибывшего обоза забрала сразу. Туда и поместила тело мужа. И в тот же день мы выехали в Москву. Крепость оставила на Еремея. Он должен был достроить то, что не успели. А не успели совсем немного. Плюс усилили крепость ещё тремя пушками. И пороху со снарядами, картечью и шрапнелью привезли достаточно.

Двигались весь день, делая короткие остановки для того, чтобы покормить и напоить лошадей и самим что-нибудь поесть. Я ничего не ела. Кусок в горло не шёл. Вечером, остановившись на ночлег, сидела возле мужа в фургоне.

— Царевна. — Услышала голос Айно. — Поела бы, матушка.

— Я не хочу, Айно. Спасибо тебе. Принеси мне просто воды.

Спустя полминуты Айно появился опять. Протянул мне баклажку с водой.

— Царевна. Может взвару?

— Не хочу. Иди. — Сидела закрыв глаза. Перед взором вставали картинки — как впервые увидела Ивана. Как он ухаживал и смотрел с восторгом на меня. Как ревновал меня ко всем, но старался вида не показывать. Венчание и наша первая с ним брачная ночь, как супругов.

Наверное, это покажется дикостью, но в какой-то момент я легла рядом с ним. Легла, обняла его и закрыла глаза. Меня не отталкивал холод металла его брони. Мне, наоборот, стало спокойно, умиротворенно. Даже не заметила, как уснула. Сон унёс меня в счастливое вчера. Сначала я видела своего первого мужа. Он нёс меня на руках по полю. А вокруг колыхалось море из разнотравья. А потом, первый муж сменился вторым. Он тоже держал меня на руках. Дойдя до конца поля, поставил аккуратно и с осторожностью на ноги. На мне был легкий сарафан по колено. Он поцеловал меня в губы, в щеки, в лоб. Потом отпустил и сделал шаг назад. И тут к нему подошёл мой первый муж, положил ему руку на плечо. Они стояли вдвоём и смотрели на меня. Оба улыбались и в этих их улыбках было столько любви и нежности. Один Иван стоял одетый в форму российского офицера 21 века. Второй был облачён в броню русского воина 16 века.

— Иди, Сашенька. — Сказал Ваня, облачённый в кольчугу.

— Иди, любимая. Тебе нужно идти. — Сказал русский офицер.

— Куда? Я не хочу уходить, мальчишки мои.

Они оба осуждающе и отрицательно покачали головами.

— Иди, Саша. Ты должна идти. Не забывай о сыне. — Сказал Вяземский.

— И у тебя кадеты, Саша. Не забывай и о них. Не бросай тех, кто верит в тебя и любит. — Проговорил Вознесенский.

— Куда же идти? — Они оба молча мне указали куда-то за мою спину. Я оглянулась, там была дорога. Дорога сквозь лес. Я повернулась назад. — Но…

— Никаких но, Александра! — Прервал меня мой первый муж. — Иди. У тебя впереди долгая жизнь. Никогда не отступай, Саша. Мы прикроем тебя здесь.

Пятясь, я сделала шаг назад, потом ещё один. Повернулась и пошла по дороге, отойдя на десяток шагов, оглянулась. Я всё ещё их видела, вот только они были словно в какой-то дымке. Их силуэты колыхались. Я вновь пошла по дороге. Опять оглянулась, но поля с разнотравьем уже не увидела, как и своих мужей. Позади меня клубился стеной туман…

Я резко проснулась. Наступал рассвет. Посмотрела на мужа. Ничего не изменилось. Он продолжал лежать, как и лежал до этого, погружённый в вечный смертный сон. Покинула фургон. Мои палатины уже бодрствовали. Горел костёр и над ним исходил паром котёл.

— Здравствовать тебе, Царевна. — Поприветствовали они меня. Поклонились.

— И вам тоже, парни. — Они вглядывались в меня. А я продолжала чувствовать какое-то умиротворение. Меня словно что-то отпустило.

— Когда завтрак будет? Нам трогаться нужно, как можно быстрее.

— Всё согласно распорядку. Но уже скоро. — Ответил Божен. — Царевна будет есть?

— Царевна будет есть. — Ответила я и они заулыбались.

В Москву приехали вечером, так как двигались без остановок, пройдя за чуть больше суток, расстояние, которое преодолевали за два с половиной.

Сопроводив меня до подворья, сотник Кобыла спрыгнул с коня, снял шлем.

— Царевна Александра. Мы больше не нужны? — Спросил он.

— Нет, сотник. Благодарю тебя и твоих людей. Возвращайся в Кремль.

Он поклонился.

— Скорблю вместе с тобой, Царевна. Иван Федорович Вяземский был добрый воин. Вечная слава ему. — Я кивнула ему. Надев шлем, он вскочил на коня и увёл свою сотню. На крыльцо вышла Евпраксия Гордеевна. Смотрела на меня. Я на неё.

— Прости, матушка. Мужа я привезла. Сына твоего. Не успела я. Не спасла его.

Она стала качать отрицательно головой.

— Нет. Нет, Александра. Как же так? Ванечка мой. Сынок. — она медленно спустилась с лестницы. Подошла к фургону. Мои палатины осторожно вытащили носилки с телом Ивана и положили их на землю. Евраксия Гордеевна упала на колени рядом с телом сына.

— Соколик мой. Куда же ты улетел? На кого нас оставил? — Она завыла, как раненая волчица. Из терема выбегали всё новые люди. Прислуга, разные приживалки и ещё чёрт знает кто. Их постоянно крутилось на подворье Вяземских достаточно. Поднялся бабий вой. Тут же рядом с матерью на колени встала и Евдокия. Плакала по своему брату. Во двор на коне заскочил Василий. Спрыгнул на землю. Подбежал к носилкам.

— Ваня, брат мой! Как же так-то? Александра? — Он беспомощно посмотрел на меня.

— Стрела, Вася. Крымчаки наскочили. Они штурм отбивали. Ване в грудь попала стрела. Пробила кольчугу. Я не успела. Когда прискакала к нему, он успел только попрощаться со мной. — Ответила я. Василий закрыл лицо ладонями и заплакал. Вы видели когда-нибудь как плачет мужчина, воин, не боящийся крови, сечи с сильным врагом и самой смерти? Одно дело, когда плачут женщины. И другое дело, когда вот так плачет сильный мужчина. Я стояла и смотрела на них. сама находилась в каком-то странном состоянии, словно меня здесь нет. Буд-то смотрю на всё это, как на экран телевизора. Я не плакала. Свои слёзы я выплакала. А то, что не выплакала, то осталось во мне, переплавляя страдания и горе в холодную ярость и ненависть.

Почувствовал, как кто-то обнял меня сзади за плечи.

— Саня, как мне жаль Ванечку. Что совсем ничего нельзя было сделать? — Это была Ленка. Я развернулась. Смотрела ей в глаза.

— Я не успела. Стрела была вымазана в бараньем жиру, которому дали загнить. Стрелу сразу не вынули. Начался сепсис, заражение крови. Фактически, когда я приехала, у Ивана была уже агония. А у меня ни одного, даже самого паршивого антибиотика. Ни одного, ни капли, Лена.

— Сань, успокойся. Никто тебя не винит. — Она обняла меня за шею и прижалась ко мне. Заревела. Я тоже обняла её. Гладила по спине, по голове.

— Он мне ответит. — Прошептала я зло.

— Кто? — Подняла на меня заплаканные глаза подруга. — Бей Мурад, который со своей сворой пытался захватить крепость и прорваться на юг Руси. Это его стрела попала в Ивана. Пусть не он сам её пустил, а кто-то из его поганых псов, это уже не имеет значения.

— Что ты будешь делать?

— Мстить. Жестоко, очень жестоко.

— Ты что, пойдёшь в Крым?

— В Крым идти сейчас, силёнок маловато. Я туда позже приду. А эту псину поганую я выловлю. Я знаю где его искать.

Приехал старший Вяземский. Фёдор Мстиславович, увидев старшего сына, как-то сразу постарел. Он держался. Но я видела, как ему тяжело. Подошла к нему. Глядя в глаза, сказала:

— Прости, батюшка. Не успела я. — Он обнял меня.

— Не вини себя, дочка. Такова доля воинская на Руси. Мало кто из воев умирает в своём доме от старости. Многие уходят вот так, молодыми. Главное, что у него сын остался. Вячеслав продолжение своего отца.

Ивана унесли отпевать в семейную церковь Вяземских, тут же на подворье. Мы все надели чёрные одежды. Я второй раз надевала вдовий наряд. К подворью Вяземских потянулись люди. Приезжали бояре, выражали свои соболезнования. Шли служивые дворяне. Утром следующего дня, к терему подошёл весь личный состав Корпуса, те, кто находился в казармах. Даже наёмники пришли. Все бантики и прочий срам со своей одежды они уже поснимали. Хотя формы на них ещё не было, не сшили. Они все выстроились ровными рядами. Пришли под барабанный бой. В парадной форме. Как только ряды замерли, барабаны резко оборвали свою дробь. Во главе них стоял дядька Евсей. Он подошёл ко мне.

— Александра, дочка. Корпус пришёл выразить свою скорбь по Ивану Вяземскому. Отдать долг уважения и памяти славного воина, палатина и офицера Корпуса. — Он немного помолчал, а потом добавил. — И моего ученика. Ведь я сам учил его держать оружие в руках, с самого детства.

Народ всё прибывал. В большинстве своём это были зеваки, которых привлекал вид кадетов, а так же слухи, что погиб муж Византийской царевны.

Неожиданно появились всадники сотника Кобылы.

— Расступись! — Кричали они. — Расступись перед Государём Владимирским и Московским!

Народ засуетился. Разбегались, освобождая кавалькаде широкую дорогу. Сам Великий Князь пожаловал. Он ехал на коне. Тут же ехал и возок Митрополита. Мы с Федором Мстиславовичем стояли около входа в церковь. Поклонились Василию. Он кивнул. Рядом с ним пришёл и Митрополит Варлаам. Он сменил в этом году Митрополита Симона, который принял Великую Схимну, после чего, через месяц скончался.

— Здравствуй боярин, Фёдор Мстиславович, здравствуй, царевна Александра. — Поздоровался он с нами. — Приехали мы с Митрополитом высказать вам слова скорби. Иван был добрым бояриным и воином. Вечная слава ему.

— Вечная слава. — Повторили мы со свёкром. Государь и Митрополит перекрестились. Мы тоже. свита Великого Князя, так же стала креститься. Потом прошли в церковь. Церквушка была не большая, поэтому вся свите монарха туда не вошла. Многие остались на улице. Ванечку уже отпели. Сейчас прощались. Похоронить его должны были на кладбище в семейной усыпальнице Вяземских. Василий выразил свои соболезнования моей свекрови.

— Помолимся чадо мои за раба божьего Ивана, боярина Вяземского. — Проговорил Митрополит. После чего стал читать молитву. Все стали креститься и тоже читать молитву. Когда молитва закончилась, священник, отпевавший Ивана, неожиданно стал истово креститься.

— Господи Иесусе Христе и святые угодники!

— О чём ты отче? — Спросил его Вяземский-старший.

— Чудо! Смотрите. Чудо Господне. Икона Божьей матери мироточит!

Все посмотрели на икону. Это была старинная икона рода Вяземских. Из глаз божьей матери вытекали прозрачные слёзы. И тут я почувствовала странный запах. Я такой уже когда-то чувствовала. В церкви. Там тоже была мироточащая икона. Это был приятный запах миры, субстанции, которая иногда начинает выделятся именно с икон. И здесь тоже. Словно сама божья матерь плачет и скорбит по моему мужу.

— Несите склянки или ещё какую посуду. Собирайте миру. — тут же проговорил Митрополит. Государь как-то странно посмотрел на меня. И чего ты так, Василий, смотришь? Я то тут причём? Все опять начали креститься и читать молитвы. Кто-то принёс блюдо. Икону поставили в это блюдо. Мира начала туда капать, стекая по лику богоматери.

Государь и Митрополит ещё какое-то время побыли в церкви, а потом вышли. Я и свёкор тоже.

— Крепись. Боярин. — Сказал моему свёкру Государь. — И ты крепись, Александра. Всё в руках божьих. Знак тебе Фёдор Мстиславович, что угоден богу твой сын. Ждёт его рай божий.

Митрополит перекрестил меня и Фёдора Мстиславовича. После чего они уехали.

Гроб с телом Ивана поместили на орудийный лафет. Это уже я так распорядилась. Само орудие с лафета было снято. Никто ничего не понял, почему так. Но я пояснила, что это дань уважения. Поэтому офицеров корпуса погибших на поле боя или умерших от ран, по возможности до кладбища нужно везти на орудийном лафете. Закладывалась ещё одна воинская традиция. Всю дорогу от церкви и до кладбища я шла пешком. Рядом со мной шли Свёкр, князь Воротынский, князья Долгорукие, много кто. Так же строем под барабанный бой шёл кадетский Корпус. Боярыня Вяземская и другие женщины ехали в карете.

Перед тем, как закрыть крышку гроба, Ивана поцеловали близкие родственники в лоб. Я же поцеловала его в губы, прощаясь с ним. А потом, сама не знаю, но я тихо запела:

Сначала на меня с удивлением смотрели те, кто стоял рядом. Но я не обращала внимания. Я смотрела на усыпальницу. И пела. Елена стала мне подпевать. А потом, все те, кто прощался с моим мужем просто слушали нас, каждый задумавшись о своём.

— Хорошая песня, Александра, душевная. А может и правда, вои, что легли в землю на поле брани за свою отчину, превращаются в белых журавлей? — спросил князь Воротынский.

— Превращаются, князь. — Ответила ему. — И для каждого из нас в этом небесном строю есть своё место. Присмотрись, князь к клину журавлиному, когда увидишь его. Если заметишь небольшой промежуток в их строю, знай, это место для тебя.

— Если это так, то лучшего и желать не стоит. — Сказал он.

После похорон мужа я бросила все силы на то, чтобы организовать карательный поход в устье Дона, на земли бея Мурада. Я знала, что успокоюсь тогда, когда самолично увижу, как он умрёт. И не только он. Но и вся его семья, весь его род будет уничтожен. Не просто уничтожен, а уничтожен показательно. Наверное, меня назовут слишком жестокой. Как так, я же женщина, мало того, сама мать. Да, наверное, я жестокая. Но само время, в котором я оказалась было жестоким и кровавым. Тем более я мстила за мужа, которого, я посчитала убили подло. Одно дело пасть в честном бою. Другое дело, когда ты умираешь от, по сути, отравленной стрелы. За это скотство бей должен был ответить.

— Скажи, дядька, — обратилась я, спустя неделю после похорон мужа к Евсею, — ты знаешь поселения казаков на Дону?

Он почесал затылок. Посмотрел на меня удивлённо.

— Есть одно. В Усть-Донце. Там, где Раздорский юрт. А зачем тебе, дочка, эти разбойники?

— Не разбойники, дядька. Может и были разбойниками, да только мы будем лепить из них воинское служивое сословие. — Слышать о своих предках, донских казаков, что они разбойники и тати, было как-то не очень приятно.

— Из кого воинское сословие? Из этих?

— Из этих, дядька. Других у нас нет. А они живут практически в условиях тотальной войны. А значит прирождённые всадники и воины. Сама жизнь заставляет их такими быть. И трусов там мало, так ведь? Трусы там долго не живут.

— Твоя правда, дочка. Уж кто-кто, а трусов там нет.

— Ты знаешь точно, где этот Раздорский юрт?

— Сам я там не был, но найдём. А что ты хочешь там?

— Мне туда нужно съездить.

— Уверена?

— Уверена. И это не обсуждается.

В своё время я бывала в станице Раздорская. Одной из самых старейших казачьих станиц на Дону, известная ещё со второй половины 16 века. Может это и есть станица Раздорская? Я не знала. Но дядька назвал её Раздорским юртом. На татарский манер. Слово станица тут ещё не говорили.

— И когда ты хочешь ехать?

— Как только поговорю с Государём.

Мне сшили траурную одежду. Она не отличалась от той, в которой я ходила. Исключение цвет, он был чёрный. Черная чоба, ниже колен, с небольшими разрезами по бокам. Да и чоба ли это уже была? Скорее всего нет. Но я по привычке продолжала её называть чобой. Черная нательная рубашка. Матушка Евпраксия тогда удивилась.

— Зачем тебе, Ляксандра, чёрная нательная рубаха?

— Надо, матушка. Я чёрный цвет носить буду, пока убийцы мужа моего по земле ходят. Жрут, пьют, испражняются, радуются, ублюдков плодят. Сниму тогда, когда последний из них на колу сдохнет.

Евпраксия Гордеевна тогда только перекрестилась, шепча молитву. Такие же чёрные шаровары. Сапоги до колен, ботфорты, они изначально чёрные были. Чёрный платок, закрывавший мои волосы и чёрная кубанка. Единственно у неё верх был кроваво-красный.

На следующий день, после разговора с Евсеем, я поехала в Кремль. Мне нужно было встретиться с Василием. А заодно проведать Великую Княгиню Соломонию, в девичестве Сабурову. Соломония действительно оказалась беременной, что было нонсенсом. Ведь в моей истории у них с Василием так детей и не получилось. Легенда о том, что Соломония была беременна в момент её развода с венценосным мужем, так и осталась легендой. Никаких документальных подтверждений этому нет. А здесь, Соломония беременна. Я, если честно, была за неё очень рада. В какой-то момент я поняла, колесо истории, которое перемалывало в прах целые империи и народы, сделало свой новый оборот вокруг своей оси, но этот оборот, колесо сделало перескочив из той колеи, по которой оно катило, на другую. И что там должно было произойти дальше, как будет формироваться будущее, я уже не знала. Знала одно, по прежнему уже не будет. А как будет? Хуже или лучше? Ответа пока не было.

Я шла по Грановитой палате вслед за провожатым. Мои шаги отдавались под сводами Великокняжеского дворца. Каблуки стучали по каменному полу.

— Проходи, Александра. — Поприветствовал меня Василий. — Мне сказали, что ты просишь принять тебя.

— Да, Государь. — Я села на свой стул с высокой спинкой, на котором всегда сидела в наши с ним встречи.

— Поснедаешь?

— Благодарю. Но я не хочу. Скажи, Василий, можно найти человека, который хорошо знает монгол?

— Монгол?

— Да. Не ногаев. Не татар Казани, Астрахани или Крыма. А именно монгол. Они себя ещё называют ойратами. Те, кто когда-то сюда пришёл с темником Субедеем, Джебе Нойном и ханом Бату.

Василий задумался. Посмотрел на меня.

— Зачем они тебе, Александра?

— Мне нужен бей Мурад. И весь его клан.

— Хочешь отомстить за смерть мужа?

— Да.

— Александра, ты хоть понимаешь куда хочешь сунуться, какое осиное гнездо разворошить? У нас нет столько сил, чтобы пригнуть степь. Сунешься туда, сгинешь.

— Не сгину. Вот поэтому мне и нужны ойраты. По другому, мусульмане-тюрки зовут их калмыки или хальмгуд.

— Хочешь их привести сюда?

— Да.

— Уверена? Приведёшь одних хищников против других?

— Именно. — Я кивнула. — Сейчас идёт исход части ойратов из Джунгарии. Они движутся в Сибири.

— А ты уверена, что они начнут воевать со своими сородичами — ногаями и татарами?

— Они не считают ногаев и татар своими сородичами. А татары никогда монголами не были. Это другой народ, когда-то покоренный Чингизханом и который он погнал впереди своего войска, как он делал часто с другими народами. По сути даже тех изначальных татар, что пришли с Субедеем и Бату уже не осталось. Нынешние народы, живущие в степи, это потомки разных народов и в большей степени потомки половцев. Тем более, ойраты исповедуют другую веру в отличии от казанцев, крымчаков и ногаев. Они буддисты. И считают себя истинными монголами.

— А не получится ли, как при Чингисхане и хане Бату, что они опять пойдут на нас?

— Не боюсь. Время не то. Русь уже не та. Да и среди ойратов нет нового Темуджина, коего знают как Чингисхана. И не будет. На их вражде с ногаями и татарами я хочу и сыграть. И постепенно присоединить их к Руси. Они идеальное оружие против наших кочевников.

— Надо поспрашать посольских. Может у них кто знает. Федька! — Крикнул Василий. В комнату заглянул боярин. — Найди мне Тучкова-Морозова.

Пока боярин искал Морозова-Тучкова я закинула удочку насчёт казаков.

— Василий, я хочу съездить в Раздорский юрт.

— Зачем?

— Мне нужно переговорить со старшинами казаков в Раздорском юрте.

— Александра. Это тати и разбойники.

— Я уже говорила с тобой, что не надо причислять их к разбойникам и татям.

— Я знаю. Это опасно, Александра.

— Не опаснее, чем всё остальное, что я делаю.

Начала доказывать Государю, что казачество очень нужное для Руси дело. Он всё же не хотел отпускать меня на Дон. Вот упёртый. Наш разговор прервал пришедший боярин Тучков-Морозов.

— Звал, Государь?

— Проходи, боярин. Вот Царевна хочет поговорить с тобой.

Боярин прошёл и сел рядом со мной. Посмотрел на меня вопросительно.

— Михаил Васильевич, знаешь ли ты среди посольских или просто среди людей того, кто общался с ойратами? То есть, с монголами. Там на востоке, например, в Джунгарии?

Тучков-Морозов задумался. Потом взглянул на меня.

— Есть такой человек. Он в Джунгарии был. Сначала попал в полон, когда поехал с посольством к сибирскому хану. Оттуда попал в Джунгарию.

— Кто таков? — Задал вопрос Василий.

— Пётр Хлыстов. Он ходил с посольством к сибирскому хану. Его туда отправил Ваш батюшка, Государь.

— Где он сейчас?

— Не далеко, в посольской избе. Дьяк он.

— Фёдор! — Крикнул Василий. Опять заглянул боярин. — Отправь кого-нибудь в посольскую избу. Пусть велят явится сюда Петру Хлыстову.

— Государь хочет направить посольство в Джунгарию? — Спросил Тучков-Морозов.

— Посмотрим. Это вон, Царевне понадобилось.

— Не совсем в Джунгарию. Но для этого нужно поговорить с человеком, который знает, что происходит среди ойратов. Вот ты, Михаил Васильевич, знаешь, что сейчас происходит на месте улуса Угэдэя?

— Точно не знаю, но там вроде как замятня идёт.

Дождались Хлыстова. Это был невысокого роста крепкий, коренастый мужчина. Василий предложил сесть ему на лавку, что так же имелась в его рабочем кабинете, как я его называла.

— Пётр, — обратилась я к нему, — ты бывал в Джунгарии. Ты должен хорошо знать ойратов. Расскажи про них. Кто ими управляет? Особенно меня интересуют те из ойратов, кто стали откочёвывать в Сибирь и постепенно движутся к Каменному поясу. — Каменным поясом называли Уральские горы.

— Да, мне пришлось много общаться и даже жить среди ойратов. Ими управляют тайши. Это вожди племён, которые не являются потомками Чингисхана, но которые имеют жену из рода Борджигин.

— Что за род Борджигин? — Спросила я его.

— Это очень уважаемый род, из которого вышли многие монгольские влиятельные и могущественные рода, в том числе и род самого Чингисхана. Родословная этого монгольского царского рода описана в таких летописях, как «Сокровенное знание», по иному её ещё называют «тайная история монголов», а так же «Алтан дэбтэр», что означает «Золотая книга». «Алтан дэбтэр», по своей сути, это история самого Чингизхана, Темучина или по другому Тэмуджина. Род Борджигин называют ещё «Золотым родом». По мимо рода самого Чингисхана, который имел название Кият-Борджигин, из золотого рода вышли такие рода как Чонос, один из древнейших монгольских родов. Чонос в переводе на наш язык значит «волки». А так же такие рода, как Барулас, Тайджиут, Кият, Дулат, Саун. Сами ойраты, это не одно племя или народ, а несколько родственных между собой племён — торгоуты, хошеуты, дербеты, хойты, элеты, бузавы, цорос или ещё по другому чорос, а так же зюнгары или ещё их называют джунгары.

— Почему тайши из родов Чонос, Барулас, Тайджиут, Булат и Саун не являются ханами? Ханами считаются только представители рода Кият. Точнее Кият-Борджигин? Чем они хуже? — Спросила я.

— В общем-то в древности представители всех этих родов и были ханами. Они ничем не хуже Кият. Но в период Чингисхана так получилось, что только потомки Тэмуджина стали иметь право зваться ханами. А как я уже сказал, Тэмуджин происходил из рода Кият-Борджигин. Мало того представители рода Чонос, даже имеют право на власть больше, чем потомки Чингизхана, так как род Чонос древнее рода Кият. Но пока был жив Чингисхан и его сыновья с внуками, представители рода Чонос не оспаривали право Кият носить титул хана. Но сейчас всё изменилось.

— Что именно? — Опять задала вопрос.

— Ойраты заявили, что кровь Чингисхана ушла из этого мира. А раз так, то те же Чонос-Борджигин имеют право на ханский титул, как их далёкие предки. Тем более, имеют прямое отношение к «золотому» роду. Лет 60–70 назад тайши из рода Чонос сверг монгольского хана из рода Чингизидов и сам объявил себя ханом.

— Самозванец?! — Недовольно спросил Василий.

— Я бы не стал так утверждать, Государь. Если кровь Чингиза на самом деле ушла из этого мира, то Чонос имеют полное право на ханский титул и престол.

— Как интересно! — Усмехнулась я.

— В чём интерес? — Посмотрел на меня Василий.

— А ты сам подумай, Государь. Если в ханах той же Казани, Астрахани и Бахчисарая, тех же Гиреев нет и капли крови Чингиза, значит они никакого отношения к «золотому» роду Борджигин не имеют. А значит, не имеют и права на власть. Они по сути своей, самозванцы голозадые. Ты понимаешь какая это взрывная смесь? Какую можно комбинацию провернуть? И именно поэтому ойраты будут воевать против татар и ногаев особо ожесточённо!

— Царевна совершенно права, государь. — Поддержал меня Пётр Хлыстов. — Сейчас даже между северными монголами-ойратами и южными, которых поддерживают ханьцы идёт резня. А у ханов ногайской орды изначально не было чингизидов и вообще представителей хоть одного из родов Борджигин.

Я поняла причины, почему калмыки, начав экспансию в конце 16 начале 17 века на Запад, ожесточённо резались с ногайцами и казанскими татарами, потом с крымчаками, вырезая целые татарские рода под корень.

— Скажи, Пётр, а кем считают ойраты нынешних татар и ногаев?

— Кем угодно, но только не монголами и даже не потомками монгол-ойратов. По сути, они правы. Все нынешние татары, проживающие как на Волге, в Сибирском ханстве и в Крыму, это потомки не монгол. Это потомки тех, кто жил тут до монгол, разных народов, но в основном кыпчаков-половцев. А к половцам у них почему-то отношение, как к неполноценным, как к рабам. Достаточно вспомнить как темники Чингизхана Субедей-багатур и Джебе-нойон, преследовали половецких ханов, называя их своими собаками, которым нужна монгольская плётка. — Он подтвердил мои слова, сказанные Василию ранее.

— Просто замечательно! Я в таком восторге! — Засмеялась и даже похлопала в ладоши. Все трое мужчин посмотрели на меня недоумённо.

— Александра, что-то я тебя не понимаю??? — Задал вопрос Василий.

— Государь, это же так просто. Пётр, скажи, кто сейчас из тайши ойратов самый могущественный?

— Я уже пять лет, как вернулся из Джунгарии. Но в мою бытность там был наиболее могущественным тайши Эсэн, названный так в честь своего деда Эсэн-тайши, который 70 лет назад привёл ойратов к вершине их могущества. Очень талантливый военачальник, государственный деятель, правивший от имени слабых и никчёмных чингизидов. Он и сформулировал понятие, что кровь Чингиза ушла из этого мира.

— А этот Эсэн сам из какого рода?

— Чонос.

— Я даже не сомневалась!

— Александра, поясни? — Потребовал Василий.

— Государь. Представители рода Чонос, давно хотят вернуть титул ханов, которые имели их предки. Если мы гарантируем нынешнему Эсену титул хана, он вырежет здесь всех так называемых чингизидов. Под корень. Понимаешь? А мы ему только поможем. Но всю остальную, большую часть этого, он сделает сам. И мы решим вопрос с набегами.

— А где гарантия, что этот Эсен-тайша, уничтожив здесь всех врагов не двинет на нас?

— Государь, я же тебе говорила, времена уже не те. Русь не та. Тогда, когда хан Бату пришёл на Русь, она представляла собой одну большую навозную кучу мелких, никчёмных княжеств, которые грызлись между собой, как псы помойные. Предавали и подставляли друг друга. Сейчас есть одна держава. Осталось решить вопрос с удельными князьками.

— Александра, не забывай, они Рюриковичи.

— Я тоже Рюриковна, Государь и что? Я прошу у тебя земли?

— Ты другая.

— Вот именно. И они не должны ставить свои интересы выше государевых. Государь. Ойраты нужны тебе. Твоей державе. Такого, как было при Бату-хане не будет.

— Что предлагаешь?

— Направить к Эсен-тайши посольство. Пригласить его сюда. Со всем своим народом. Гарантировать ему титул хана или князя. Он по своему рождению этого достоин. Род Чонос-Борджигин и так княжеский, ханский. — Я посмотрела на Хлыстова. Заметила, каким заинтересованным взглядом он смотрел на меня. Улыбнулся, кивнул мне. — Скажи, Пётр, как зовут этих ойратов мусульмане и прочие?

— Калмыками, Царевна.

Потом уже смотрела на Василия глазами, в которых было требование. Он всё понял.

— Не смотри на меня так. Я подумаю. — Ответил он на мой немой вопрос.

— А что насчёт казаков? — Увидела, как он недовольно задышал.

— Тебе неймётся?

— Нет.

Он встал. Плюнул в сердцах.

— Да что ты будешь с ней делать?!

— Ничего, просто отпусти и всё. Это тоже нужно, Государь.

— Могу спросить, Государь? — Задал вопрос Тучков-Морозов.

— Спрашивай.

— Куда именно собралась Царевна?

— На Дон, к татям этим. В Раздорский юрт.

— Царевна хочет о чём-то с ними договариваться?

— Царевна хочет с ними договариваться. — Ответила я, глядя в глаза боярину.

— А Царевна знает с кем там можно договариваться? — Спокойно ответил мне Тучков-Морозов, никак не отреагировав на мой взгляд и мой тон. Очень интересно! Вообще он очень талантливый дипломат. Если он сумел договорится с капризной и вредной ханьшей, матерью нынешнего Крымского хана, то это многого стоит! Такого кадра терять нельзя. И вообще, Тучков-Морозов очень хорошо подойдёт на главу посольского приказа. Хотя сейчас приказов ещё как таковых нет, они только формируются. Хотя, на фиг приказы. Надо делать полноценные министерства. И он, как глава МИД, подойдёт идеально. И вообще весь государственный аппарат надо перестраивать. Делать из него механизм, хорошо отлаженный и эффективно функционирующий. Но этим займёмся позже. Сейчас главное казачество и калмыки. Ударная сила против наших врагов с юга — кочевников татар и ногаев. Самое большое зло на сегодняшний момент. Сколько они пьют крови. Не дают осваивать южные земли, такие богатые и безлюдные. С этим надо кончать.

— Как с кем? С их старшинами, атаманом. С тем, кто ими руководит.

— Понятно. — Кивнул Тучков-Морозов.

— Что-то не так? — Задала вопрос боярину.

— Всё так, Царевна. Вот только атаман или старейшины сменятся, а такое у них бывает не так редко, то договариваться нужно заново. И это не значит, что договориться можно будет.

— Я это учту. И тот старшина или атаман, с которым я договорюсь, не сменится так быстро. А вот с кем я не договорюсь, то этот да, всё бывает и камни с неба падают. И змеи ядовитые по степи ползают. И стрелы шальные летают. Мне, Михаил Васильевич, надо встретиться с их старшим и договориться. А дальше дело техники.

— Прости, Царевна, какое дело? Вернее, что за… Техника? — Тучков-Морозов удивлённо посмотрел на меня. Как и Великий Князь и Хлыстов.

— Это такой термин.

— Термин? — Это уже Василий переспросил.

— Слово такое. Это не важно, Государь.

— Я могу постараться устроить такую встречу, если Государь не против. — Сказал боярин. Я посмотрела на Василия. Ему явно эта идея не понравилась. Мой взгляд стал умоляющим. Он смотрел на меня, молчал некоторое время, потом всё же согласился.

— Хорошо. Устрой такую встречу, боярин.

— Спасибо, Государь. Теперь вернёмся к калмыкам. — Я посмотрела на Хлыстова. — Пётр, если понадобится, ты поедешь с посольством к Эсен-тайши?

— Если на то будет воля Государя.

Я опять посмотрела на Василия. Он закатил глаза.

— Пресвятая Богородица, Александра!

— При чём здесь пресвятая Богородица, Государь? Это дело государственной важности. Это для твоей державы польза. Поверь, я знаю, что делаю.

— Хорошо пошлём послов. Дальше что?

— Пригласим их сюда. Окажем помощь.

— Куда-сюда? К нам?

— Почти. На земли ногаев и тех же крымчаков. Или на земли казанцев. Им одним с ними воевать будет не с руки сейчас. А при нашей поддержке очень даже. Это обойдётся тебе дешевле, чем постоянно отражать набеги и вторжения. — Я знала как надавить на Великого Князя. Вопрос в деньгах был для него больной вопрос. Он, как и его предки был человек прижимистый и бросаться деньгами очень не любил. Считал каждую копейку, как в моё время говорили.

Некоторое время все молчали. Василий встал, походил по комнате.

— Ты уверена?

— Уверена. Всё будет хорошо, Государь.

— И что мы предложим этому тайши?

— Я же сказала, земли ногаев и татар. Согласись, Государь, что отдавать не своё очень просто?! — Увидела, как Тучков-Морозов удивлённо, но в тоже время уважительно посмотрел на меня. Точно так же на меня посмотрел и Хлыстов и даже усмехнулся, кивнув мне.

В конце концов, Василий принял решение о послании посольства к Эсен-тайши. Конечно, ещё нужно было всё обговорить, подготовить. Но это дело уже было делом, как я сказала — техники. Я знала, что тайше или другим ойратам предложить, тем более в Джунгарии назревали большие проблемы и ойраты уже начали исход оттуда. Я была уверена, что у меня всё получиться. Тучков-Морозов организовал мне встречу со старшиной казаков в Раздорском юрте. В сам юрт я не поехала. Василий запретил однозначно и ничего не желал слушать. Ну и ладно. Старшина должен был приехать в нашу крепость на Дону. Поэтому я и направилась туда, спустя неделю, после этого своеобразного «Совета в Филях». После же самой аудиенции у Великого Князя я направилась к Великой Княгине. Соломония ждала меня. Мы обнялись с ней. Точнее, это она, когда я зашла к ней в светлицу, встала со скамеечки, на которой сидела и подойдя, обняла меня. На находившихся тут боярынь не обращала внимания. Её лицо лучилось счастьем.

— Как себя чувствуешь, Соломония? — Спросила её.

— Хорошо. Подташнивает, особенно по утрам.

— То, что подташнивает, это нормально. Так и должно быть. Потом пройдёт.

О том, что Соломония наконец-то понесла, Василий уже был в курсе. И был очень доволен этим.

— Александра, мне так жаль твоего мужа, боярина Ивана. Я молюсь за него.

— Спасибо, Соломония. Я тоже молюсь.

Мы сели с ней на лавочку. Поговорили о разном. В основном разговор касался детей. После я вернулась домой. До встречи с казачьими старшинами на Дону, я занималась своими кадетами. Занималась днём и ночью. Да, именно ночью.

Вернувшись из Кремля, задумалась. Конечно, сейчас воюют в основном днём. Это и понятно, так как ночью легко перепутать своих с чужими. Но… Ночью тоже нападали. А поэтому… Дождавшись ночи, приехала в расположение корпуса. Тишина. Только дневальные и часовые бдят. Эти бдили. Я часто ночью устраивала проверки несения караульной службы. По началу часовые палились ну очень сильно и часто. Но постепенно стало выравниваться. Самое главное, что наказывала я не самого часового, а сержантов своих. Да, бедные мои палатины. Ну а как? Раз назвался груздем, извини, залезай на сковородку. И в эту ночь я так приехала в расположение корпуса. Приехала в сопровождении дядьки Евсея. Он был в курсе моей проверки. Часовые бдили. Я смотрела на часы. Время четыре часа ночи. Самое поганое время, когда спать особо хочется. Именно в это время 22 июня 1941 года началась война. Я кивнула дядьке.

— Дежурный, ко мне! — Рявкнул он. Выскочил Илья. Вытянулся по стойке смирно. Мы оба с дядькой сидели на конях перед казармой. — Сержант, тревога. Нападение на периметр корпуса. Атака конницы. С одновременной бомбардировкой артиллерией.

Я подожгла бумажный пакет с порохом и кинула его.

— Трубач, ТРЕВОГА! — заорал Илья.

В этот момент грохнуло. Дядька и я подожгли ещё по такому же пакету. Кинули в разные стороны. В этот момент затрубил трубач. Раздался сдвоенный грохот. В принципе в моих уставах было всё расписано. Кадеты строились в казарме. Я подожгла пакет и бросила его во вход казармы. Опять грохнуло. Что-то загорелось. Плевать. Бочки с водой имелись. Из казармы стали выбегать кадеты. Кто полностью одет, кто только на половину. Трубач продолжал трубить.

— Занять свои места, согласно боевого расчёта! — Кричал Илья. Из сержантского домика выскочили Божен и Степан. Остальные были в увольнении. Но не смотря на это, очень скоро в корпус прибежал Айно. Мы с дядькой скакали по всей территории корпуса и бросали взрыв-пакеты. Стоял грохот. Увидела княжича Васильчикова.

— Боевые расчёты к орудиям! — Кричал он. Сам был в штанах, сапогах, китель не застёгнут, но на это было плевать. Я кинула взрыв пакет возле орудий. Грохнуло.

— Пятеро те, кто ближе всех к орудиям убиты. Вышли из боя! — Закричала им. Пятеро кадетов отвалили в сторону. — Конница врага в ста метрах на северо-восток. Идут на вас. — Опять крикнула им.

— Разворачивай орудия. — Кричал княжич. Кадеты развернули пять орудий. — Картечью заряжай. Быстрее! — Кадеты работали в бешеном темпе.

— Первое орудие готово! — Послышались команды.

— Второе орудие готово…

— Третье орудие готово…

— Конница в тридцати метрах, прямо по фронту! — Опять мой крик.

— Орудия товсь! — Команда Васильчикова. Прекрасный офицер получится. — Огонь!

Раздался грохот орудий. Первое, второе, третье, четвёртое, пятое. Стреляли настоящими картечными зарядами. Я знала, что в двухстах метрах там сплошной частокол, поэтому картечь дальше не улетит. Всё придётся на брёвна. Но это ерунда.

— Щиты взять! — Опять кричал Васильчиков. — Бердыши приготовить. Сомкнуть строй. — Кричал княжич. Я кинула ещё один взрыв-пакет перед пушками. Грохнуло. В это время дежурная смена тушила огонь в казарме от моего предыдущего взрыв-пакета. Ничего, потушат. Насчёт бердышей. Попав сюда, я с удивлением узнала, что такого оружия ещё нет. А ведь бердыш в умелых руках превращался в очень грозное и умелое оружие. Не даром его взяли на вооружение позже стрельцы Ивана Грозного. И оно было на вооружении вплоть до Петра Первого. Поэтому для вооружения кадетского корпуса я и озаботилась у оружейников изготовлением бердышей. Бердыш представлял собой топор на длинной рукояти. Лезвие топора было в виде большого полумесяца с острыми концами, которыми можно было и колоть, а самим бердышом рубить. Именно лезвием отличался бердыш от алебарды.

В это время дядька контролировал будущих кирасир. Тяжелую конницу. Время рыцарей безвозвратно уходило. А вот кирасиры, их время только наступало. Вернее, создавалась почва для их появления. А я уже готовила своих кирасир. Мои кирасиры имели кирасы — бронь, закрывавшая у моих кавалеристов грудь, спину и живот. Остальное всё было не защищено. Это облегчало сильно моего кирасира, а значит, по сравнению с рыцарем, он был более манёвренен. Плюс на голове стальной открытый шлем, без забрала. В качестве оружия кирасиры использовали не меч, а палаш. Всё мои кадеты, которые специализировались на тяжёлой коннице — кирасирах были вооружены палашами. И, пока не было пистолетов, имели на вооружении круглый щит помимо палаша и казацкую пику 19–20 веков.

Кадеты выводили из конюшни коней. Кони были не совсем те, которые должны быть у кирасир, сильные. Это были татарские коняшки. Даже не подкованные. Но не до жиру, быть бы живу. Ничего, дайте срок и конезаводы сделаю. И у моих кирасир будут сильные кони. Хотя больше десятка рыцарских коней, так называемых дестриэ, захваченных в качестве трофеев, у нас были. Но их пока не трогали. Вскакивали на коней. Большая их часть были полураздеты. Кирасы успели надеть всего несколько кадетов. Но палаши и щиты были у всех. Они быстро выстроились.

— Атака конницы с северо-востока. Ворог пытается захватить нашу батарею. — Дал вводную дядька.

— Слушай мою команду! — Закричал Степан. — Палаши к бою. Строем пошли.

Конница рядами стронулась с места, постепенно набирая скорость. Впереди них загрохотали пушки. Дядька бросил взрыв-пакет. Грохнуло. Заржали лошади. Две шеренги нарушили строй. Кони заартачились. Строй начал ломаться и распадаться. Дядька бросил ещё один взрыв-пакет.

— Мать вашу! — Заорал Евсей. — Косорукие! Вы коней удержать не можете? Как в атаку пойдёте. Там ваши товарищи уже в рукопашную сошлись!

Две первые шеренги, сумевшие удержать строй рванули к батарее Васильчикова. Остальные пытались выстроится. Многие плюнув на строй поскакали кто во что горазд. Дядька уже матерился во весь голос и грозил плетью.

Третья часть кадетов, пехота, вооружённая пиками и так же, как и кирасиры палашами, уже выстроилась в баталию. Забил барабан. Я скакала мимо них, кинула взрыв-пакет. Грохот взрыва.

— Атака с юго-востока. Конница. — Крикнула вводную.

— Баталия, — закричал Айно, — на право! Сомкнуть строй. Перестроится. Впервые ряды те, кто в кирасах!.. Марш.

Баталия двинулась слитными рядами. Бил барабан, выстукивая дробь и помогая пикинерам печатать шаг. Эти тоже были полураздетые. Впереди шли те, кто успел надеть свои кирасы. Так как они были защищены, то должны были принять первый удар на себя.

— Держать строй! — Кричал Айно.

А вот наёмники Георга, те совсем растерялись. Выскакивали из казармы кто в чём. Начали бегать, не понимая, что происходит. Дядька кинул в них взрыв-пакет. Грохнуло, двое от испуга упали на землю, закрыв голову руками. Но некоторые действовали очень даже хорошо. Сразу рванули к оружейке и вооружились бердышами.

— Ахтунг! — Закричал один из наёмников, и стал отдавать команды по-немецки. — В оружейку по одному, марш. Выходим строимся перед казармой. Шнеля, канальи!

Как раз в этот момент раздался орудий залп батареи Васильчикова.

— Аларм! — Завопили некоторые наёмники.

— Молчать! — Рявкнул всё тот же, кто стал раздавать команды. — Стройся!

Мимо них стали проносится всадники. Они скакали в ту сторону, где прогремел орудийный залп.

Немец, посмотрев в ту сторону, скомандовал:

— Теснее ряды. Движемся в том направлении. Нападение оттуда. Там наши пушки. Враг не должен их захватить.

И разношерстая команда одетая кто во что горазд, некоторые даже босиком, выставив вперёд бердыши двинулась в сторону батареи Васильчикова.

— Теснее ряды! Держать строй. — Неслись команды на немецком. Откуда-то к ним прибежал кадет в одних штанах, сапогах и рубахе, но зато с барабаном, стал выбивать барабанную дробь. Командовавший наёмниками кивнул ему. — Гуд!

Кавалерия доскакала до частокола. Немцы подошли слитной коробочкой к пушкам. Присоединились к кадетам. Пикинеры упёрлись в частокол с другой стороны. Я подскакала к казарме.

— Трубач, труби отбой тревоге. И труби построение на плацу!

Заиграла труба. Плац, это было громко сказано. Ни бетонного, ни другого покрытия не имел. Просто плотно утрамбованная площадка. Весь корпус стал стягиваться на плац. Мы с дядькой там уже стояли. С коней сошли. Оба были в форме. На мне уже были генеральские погоны. На плечах дядьки — полковничьи. Подождали, пока весь корпус не выстроится в ровные шеренги.

— Корпус! — Закричал Богдан. — Становись… Равняйсь… Смирно! — Приложил ладонь правой руки к правому виску, развернулся и строевым шагом подошёл ко мне. — Госпожа генерал, командующая корпусом. Кадетский корпус построен. Докладывал старшина-палатин Богдан Строев.

При свете факелов, прошлись с Евсеем вдоль строя. Потом вернулись к центру.

— Красавчики какие, прямо глаз радуется! — Недовольным тоном произнесла я. Подошла ближе к строю. Посмотрела на стоящего передо мной кадета. Он был в исподнем, зато в сапогах и с палашом на поясе. В руках щит и бердыш. А на голове шлем. Ткнула ему пальцем в грудь. — Сколько времени даётся по нормативам для того, чтобы одеться полностью при команде «Подъём. Боевая тревога»?

— Сорок пять секунд, госпожа генерал.

Я его оглядела.

— Ты считаешь, что ты полностью одет? Ты из артиллеристов?

— Так точно, госпожа генерал.

— Батарейные расчёты заняли свои места, согласно боевому расписанию через одну минуту и сорок секунд после подачи команды «Тревога»! Чем ты занимался всё это время, кадет?

— Виноват, матушка Царевна.

— Ответ не по уставу!

— Виноват, госпожа генерал! — Он вытянулся в струнку.

— Виноват он. Ты бы ещё совсем нагишом выскочил. Ну а что? Начал бы своими причиндалами врагов пугать. — В строю раздались смешки. — Я оглядела кадетов. — Что за смех? Я не поняла? — Стояла тишина. Только потрескивали факела. — Остальные, что лучше? Посмотрите на себя, Аники-воины! У вас было достаточно времени чтобы одеться полностью и вооружиться. Только четверть из вас, успели надеть кирасы! И то некоторые прямо на рубахи или вообще, вон как тот красавчик, на голое тело. Ты что, голым спишь?

— Никак нет, госпожа генерал. — Кадет заучено, если к нему обращается старший по званию, сделал шаг вперёд из строя. — Виноват я. Вчера вечером постирал рубаху, в том числе и нательную. Они высохнуть ещё не успели.

— То, что постирал молодец, а вот то, что испугался влажное надевать, плохо!

Прошла к рядам немецких наёмников. Оглядела их. Боже мой, цирк на колесах. Двое стояли вообще босиком. У некоторых было надето по одному сапогу. Я покачала головой.

— И это лучшие воины Георга фон Фрундсберга? А все вместе, — я обвела взглядом всех кадетов, — государева гвардия! Хотя на гвардию, это совсем не похоже, а вот на какую-то воровскую шайку очень даже смахивает. — Вернулась назад к центру плаца. — Но это всего лишь форма, ваш внешний вид. Теперь разберём, как корпус сумел организовать отражение нападения. Начнём с артиллеристов. В общем и целом, я довольна действиями артиллерийских расчётов. В этом плане хочу отметить действия кадета Васильчикова. Чёткие, быстрые и самое главное умелые. Это говорит, что он и остальные кадеты-артиллеристы не зря потратили проведённое в корпусе время. Смогли уяснить знания, которые им здесь даются. В этом молодцы. Пехота. Тоже не плохо действовали. Слаженно. Не поддались панике. Хотя тоже одеты кто, во что горазд. Кавалерия. А вот здесь всё совсем плохо. Если честно, то я не ожидала такого провала. Если бы, нападение на корпус было по настоящему, то вся наша конница была бы уже уничтожена. А так же большая часть артиллерии и пехоты, тоже уже была бы уничтожена. — Я помолчала, оглядывая строй кадетов и наёмников. Потом продолжила: — Ну раз мы плохо уяснили, значит будем учиться ещё более интенсивнее. Что такое интенсивнее? Значит быстрее и больше. Как сказал один великий полководец, больше пота в учении, меньше крови в бою. Разойдись.

Увидела, как со стороны подворья заметались факелы. К нам кто-то скакал. Ага, папаня с Василием и боевыми холопами. Они подскочили к нам на плац. В руках клинки.

— Александра, что случилось? — Я усмехнулась. Что-то поздно спохватились.

— Всё хорошо, батюшка. Просто были учения. Подъем корпуса по боевой тревоге. Отражение атаки и организация обороны.

— Что значит учения? Какие учения? Какая тревога?

— Обыкновенное. Я хотела посмотреть, как будут действовать кадеты при ночном нападении на них.

— А кто ночью нападает? Не видно же ничего. Сами себя порубают.

— Нападают. Или будут нападать. А я хочу, чтобы новая русская армия могла мгновенно реагировать на такие внезапные нападения и атаки.

— Александра, дочка, так ты половину Москвы всполошила. Посмотри.

Я только сейчас обратила внимание, что в ночной Москве на улицах было много огней от факелов. Они двигались по направлению у нам. Чертыхнулась про себя. М-да, как-то я об этом не подумала. Взрывы и орудийная стрельба в ночном, спящем городе, это конечно не очень хорошо.

К расположению Корпуса подтянулась вооружённая конница. Во главе был какой-то боярин.

— Что случилось? Почему стреляют из пушек? — Боярин грозно хмурил брови и шевелил бородой с усами. Он попытался проехать на территорию через ворота, но дежурная смена кадетов его не пустила. Выставили перед собой бердыши. — Вы что молокососы? Совсем обнаглели?! — Взревел он и замахнулся плетью. Я успела во время.

— Ударишь плетью хоть одного кадета, я тебя самого на куски порублю. — Я сидела на своём коне. В правой руке была шашка. Её клинок хищно поблёскивал в свете факелов. За мной выстроилось с десяток кадетов на конях. Только на этот раз уже полностью одетых и экипированных. В кирасах, шлемах, с палашами на поясе. В руках держали пики. Будущие кирасиры. Боярин яростно смотрел на меня, но руку с плетью опустил вниз.

— Пусть уберут свои топоры. Я должен проехать сюда и убедиться, что татей тут нет.

— Никуда ты не проедешь. Это режимный объект.

— Чаво?

— Режимный Государев объект воинского назначения. Вход только для тех, кто имеет допуск, то есть разрешение на посещение Корпуса. А такое разрешение выдаёт сам Государь и я. Я тебе, боярин, разрешения не давала. Если тебе дал такое разрешение Государь, покажи бумагу с подписью и печатью Великого Князя. Если у тебя нет, то эти ворота не пересечёшь. А кто самовольно сунется, тот будет рассматриваться как ворог и иноземный шпион.

— Почему идёт стрельба из пушек?

— Потому, что были учения.

— Какие учения? Что за учения? Ты что, совсем ум потеряла?

— За языком следи, боярин. Ты с кем разговариваешь?

Кадеты моментально подобрались. Смотрели на боярина зло, перехватив бердыши поудобнее. Если дать им сейчас команду, изрубят боярина в капусту, даже не задумываясь. Кирасиры тоже подобрались. Нацелили пики на боярина и других конных, которые толпились в воротах. К нам стали подтягиваться другие кадеты. Тоже с пиками. Айно, так же находившийся рядом со мной, мгновенно выхватил из налучия лук и натянув тетиву. В лицо борзого боярина смотрел наконечник бронебойной стрелы.

В этот момент к воротам подъехали ещё конные. Я узнала сотника Кобылу. Личная гвардия Государя. Боярин, увидев сотника, сдал конём в сторону. Мы смотрели друг другу в глаза.

— Царевна, что случилось? Почему стрельба и грохот? Государь знать хочет.

— Ничего не случилось, сотник. Я провела учения. Корпус был поднят по тревоге. Я хотела удостоверится, как кадеты сумеют организовать оборону в случае внезапного нападения ночью.

— То есть, это было не по настоящему?

— Это были учения, максимально приближённые к боевым. Якобы на корпус напала вражеская конница при поддержке артиллерии. Казармы и прилегающую территорию стали обстреливать пушки. Для этого я и мой заместитель использовали заранее изготовленные взрыв-пакеты. Порох, но не так много и причинить вред ими было нельзя. Если только кто в штаны наделает. — Сотник усмехнулся, кивнул мне. Я продолжила. — Кадеты должны были действовать, согласно боевого предписания. Это всё у нас изучается и всё расписано в боевых уставах. Кто и что делает, а не бегает сверкая задом. О том, что будет ночью объявлена тревога никто не знал, кроме меня самой и моего заместителя полковника Евсея.

— И как? Справились кадеты?

— Артиллеристы справились. Правда половина в исподнем выскочила. Но ничего. Они сумели выкатить пушки на позиции, зарядили и произвели залп картечью в направлении наступающего врага. Не всё, конечно, было хорошо. Конница наша растерялась. Но будем исправлять это.

— Понятно. Но всё же, Царевна, надо как-то это… Вы весь Кремль переполошили. Государь посчитал, что кто-то напал. Я сообщу ему о том, что ты мне рассказала. Но думаю, он сам потребует тебя объясниться.

— Я понимаю. И по первому требованию приеду к Государю.

— Тогда может прямо сейчас в Кремль проедешь?

— Хорошо. — Оглянулась назад. Увидела дядьку. — Господин полковник, принимайте командование Корпусом. Я к Государю.

Со мной по мимо Айно Эста и Божена, поскакал десяток кирасир. И полусотня Кобылы. Улица Москвы были перегорожены на ночь рогатками, такими деревянными приспособлениями не позволяющие перемещаться. За рогатками то там, то тут находились вооруженные люди. В основном из самих москвичей. Смотрели на нас тревожно. М-да, заварила ты Сашка кашу. Головой думать надо. Не в поле же находишься из пушек ночью в городе палить, разыгрывая боевые действия. Здесь народ к такому не привык. Воспринимают угрозу реально. Вон как боярин какой-то прискакал со своими боевыми холопами. При подъезде к Кремлю нам повстречался князь Воротынский, в броне. С ним было несколько десятков его воинов.

— Александра, кто напал? Татары? — Спросил он.

— Нет, князь. Это я устроила своим кадетам учения. Подняла их по тревоге, будто на нас напали ночью. Вот они и отбивали нападение.

— То есть, угрозы не было?

— Нет. Вот еду сейчас к Государю, объясняться, почему пол Москвы всполошила.

— Я приеду сегодня днём. Не против?

— Приезжай князь-генерал. Тебе всегда ворота Корпуса открыты.

Он усмехнулся и кивнул мне. У Великого Князя я долго объяснялась. Сначала объясняла, что такое учения максимально приближённые к боевым. Почему необходимо было стрелять из пушек и не холостым зарядом, а боевым, непосредственно картечью.

Сидела, смотрела на него. Он ходил из угла в угол. Остановился, посмотрел на меня.

— Александра. Никто так никогда в Москве не делал. Ты даже меня не предупредила. Меня разбудили, говорят напали на нас. Но не понятно, толи татары, толи ливонцы, толи литвины с поляками, так как пушки палят!

— Прости меня, Василий. Я как-то не подумала о том, как на учения отреагируют в Москве. В следующий раз, обещаю, подобные учения со стрельбой буду проводить в поле, за городом.

— Ну-ну. — Он помолчал, глядя на меня. Я сидела, стиснув коленки и положив ладони на них. Смотрела на него глазами невинной девочки. Василий покачал головой и хмыкнул. — Неугомонная ты, Александра! Ночью нормальные люди спят.

— Я не совсем нормальная, Василий. Сам же видишь. Я хочу, чтобы новая армия Руси была готова к любым действиям. К ведению боя в любых, даже самых тяжёлых для неё условиях. Иначе не стоило всё затевать это.

— Но кто же ночью воюет?

— Воюют. Мы воюем.

— То есть, для тебя напасть на твоего ворога ночью, когда он не готов, это нормально? Но это же не честно, Александра!

— Для кого не честно? Для нас честно. А что мой враг будет думать, это его дело. Как говорил мой покойный папа, это их половая драма.

— Что за половая драма?

— Это, Василий, такой оборот речи.

— Я иногда не понимаю тебя, что ты говоришь. Слова какие-то. Ну ладно. И всё же, нас могут обвинить, что мы ведём себя как варвары.

— Кто? Европа? Да наплевать на неё. Они и так считают нас варварами, хотя сами даже зад себе не подтирают, не моются месяцами и воняют как козлы! Меня меньше всего заботит, что они будут думать и что говорить. Как известно, победителей не судят и горе побеждённым. Я не собираюсь заниматься куртуазностью и делать на поле боя реверансы. Для меня есть враг, и этот враг должен быть либо уничтожен, либо ему должен быть нанесён максимальный урон. Такой урон, чтобы он захлебнулся собственной кровью и долго ещё зализывал раны, и даже не смел смотреть в нашу сторону.

— Жестокая ты, Сашенька! — Засмеялся Василий. Ага, а сам то прямо белый и пушистый. Самые главные его враги, это, как не парадоксально, его родичи. Особенно до того момента, пока у него нет наследника. Поэтому он гнобил будущих возможных претендентов на московский трон. И казнил, и в казематы бросал, по самому малейшему подозрению.

— Василий, а ты милосерден к своим врагам?

Мы смотрели друг другу в глаза. И мы поняли друг друга. Он словно облегчённо выдохнул. Я поняла, что он сам переживал, что его будут считать чудовищем. Но тут он получил молчаливую поддержку от меня. И для него это оказалось очень важным. Он словно сказал мне, глазами — «Спасибо, Саша».

— Ладно, поснедаешь со мной? — Я глянула в окно, там занимался рассвет. Спать уже поздно. Я кивнула. Василий кликнул своего Фёдора. — Снедь неси. — Сел на лавку напротив меня. Улыбался. — Ну и как, справились твои кадеты с тревогой?

Я стала рассказывать о ходе учений. Ничего не утаивала. Василий смеялся, даже хохотал:

— Что в исподнем?

— Да. В исподнем. Но молодцы, особенно пушкари. И здесь отличился Васильчиков.

— Княжич?

— Княжич, Василий. Из него получится отличный офицер артиллерии. Умён, не боится принимать на себя командование. Хорошо руководит. Молодец. И в учёбе он первый, особенно в математике. Такие как он, это твой золотой фонд. Они твоя кузница кадров, будущей твоей армии.

— Ладно, порадую князя. Выражу ему благодарность в Думе. А сам он в исподнем был?

— Кстати, нет. Одет почти полностью. Только китель был расстёгнут не по уставу. Но это мелочь. А с немцами вообще смех. Сначала растерялись, потом заорали «Аларм», когда я бросила в них взрыв-пакет. Но потом быстро организовались. Правда вид у них был, — я засмеялась, — кто в одном сапоге, кто вообще босиком. Но выстроились в коробочку и пошли на помощь батарее Васильчикова. Вот, что значит профессионалы. — Он смеялся.

— Хотел бы я на это посмотреть! А вообще, ты, Александра, всё правильно сделала. Молодец. Заодно городскую стражу встряхнула, а то сонные все, как мухи осенью. Можешь ещё раз это повторить. Только меня предупреди, хорошо?

— Хорошо. Василий, я хочу некоторых кадетов наградить, за ту битву с имперцами. Как насчёт наград? Ты принял решение?

— Принял. Полезная вещь. Кого хочешь наградить?

— Я подам тебе список. Наградить этих кадетов медалью за отвагу.

— А орденом?

— До ордена ещё никто не дорос. Орден заслужить надо более трудной службой, Василий.

— Хорошо. Делай как знаешь. Список мне предоставь.

Потом завтракали с ним. Говорили на разные темы. Попенял мне, что мало стала заниматься с ним лично новой азбукой. Повинилась. Пообещала, что уделю больше внимания учёбе с ним.

— Саш, может вина-зелена? — Улыбнулся он.

— Благодарствую, Василий. Вина не надо. Кто же с утра вино пьёт? Мне морса. А ещё лучше чай бы или кофе.

— Чай, кофе? Что это?

— Государь. У тебя же приходят купцы из Китая? Империя Мин.

— Да, есть такие.

— Вот видишь. У них есть такой напиток. Зелёный. Очень полезный. Заваривают листья растения в кипятке. Настаивают, потом пьют. Это и есть чай.

— А кофе?

— Кофе, это к испанцам. Поговорю с ними. Пусть зёрна привезут. Сама тебе приготовлю. Попробуешь. Это очень вкусно и бодрит. Поверь мне.

— Хорошо, Саша. Верю тебе. Но в следующий раз на тревогу меня позовёшь. Договорились?

— Конечно, Василий. И спасибо тебе, что ты всё понял, почему я так сделала. Извини меня, что доставила неудобства тебе и твоей семье.