Александра

Глава 25

Сидела на лавочке в Великокняжеских покоях. У меня на коленях устроилась маленькая княжна. Ей ещё не было и года, и она пока ещё не ходила, переступая неуверенно своими ножками, но уже ползала и сидела. Малышка сидела в кольце моих рук и сосала соску-пустышку. Да-да, именно соску-пустышку. Соску сделала Елена из сока одуванчиков. Смогла она в прошлом году получить его. Не так много, как хотелось, но всё же. Из сока сотворила каучук. А уже из каучука и сделала соску. Из берёзы умелец сделал по моему указанию что-то типа ромашки. По середине просверлил дырку. Отполировал. Вот в это отверстие и просунули, закрепив соску. Маленькая княжна сосала пустышку, держалась за мои руки и смотрела на моего сына, на Вячеслава. Сынок стоял около меня и недовольно смотрел на девочку. Даже брови нахмурил. Совсем как его отец, мой покойный муж Иван.

— Славушка, ты чего так на Дашеньку смотришь? — Сын явно меня ревновал к малышке. Я улыбнулась. Маленький боярич ещё больше насупился. — Тоже на руки хочешь?

Слава взглянул на меня недовольно и отрицательно покачал головой.

— Я содат! У меня сабя есть. Мне деда дав. Как дам ей сабей своей.

— Конечно, ты солдат. И да, у тебя есть сабля. Но разве можно девочку бить? Тем более, она младше тебя. Ай-яй-яй, боярин Вячеслав Иванович. Наверное, в кадеты тебя не возьмут.

— Почему?

— Ты хочешь Дашеньку обидеть, больно ей сделать. А разве кадеты так делают? Нет. Они, наоборот, девочек защищают. И не только девочек. Они всю русскую землю защищают, как и другие русские воины. — Я замолчала, с улыбкой глядя на сына. Слава продолжал смотреть на меня. Вот упрямый какой мальчишка. Не знаю в кого он такой уродился?! Он даже не плачет, когда ему больно. Только зубы стиснет крепче и смотрит из-под бровей насупившись. Сын перевёл взгляд с моего лица на Дарью. Она, глядя на моего сына, прижалась к моей груди спиной. Выпрямилась, сосать перестала, но соску изо рта не выпускала. Некоторое время дети смотрели друг на друга пристально. Потом сын кивнул мне головой.

— Хоосо. Я не буду бить её сабей.

— Вот, сына, уже лучше.

— Она всё вемя сидит у тебя на уцках.

— Она маленькая. Ходить ещё не умеет.

— А у Даши нет мамы?

— Нет. Вот я ей маму и заменила. Разве ты против, Славушка? — Сын опустил голову. — Подойди ко мне. — Но Вячеслав упрямо стоял на месте. — Сынок, подойди ко мне. — Ещё раз попросила его. Он подошёл, но на меня не смотрел, опустив глаза к полу. Придерживая Дашу одной рукой, второй обняла сына и прижала его к себе. — Я очень тебя люблю, сынок. — Поцеловала его в русую макушку. Он тоже меня обнял и ткнулся губами мне в щеку.

— Я тебя тоже убу. — Слава не выговаривал почему-то букву л и р. Но это возрастное. Пройдёт, хотя я с ним занималась, ибо на самотёк такое оставлять нельзя. Дарья, видя, как мы с Вячеславом обнимаемся, заёрзала у меня на коленях. Развернулась в пол оборота и прижалась ко мне, тоже обнимая.

— И тебя солнышко моё люблю. Обоих я вас люблю, детки мои.

Дарья выпустила соску изо рта, она повисла у неё на тесёмочке и зевнула.

— Ну вот, красавица моя, спать пора. Ибо режим, дети, это наше всё.

— Я не буду! — Вячеслав моментально отбежал от меня, вывернувшись из моей руки, которой я его обнимала. — Содаты не спят.

— Солдаты ещё как спят, Вячеслав Иванович. Есть даже такое выражение, солдат спит, служба идёт. Ты же хочешь стать кадетом?

— Хочу.

— Ну вот видишь. А кадеты живут по уставу и по внутреннему распорядку Корпуса. Если по распорядку отбой, значит отбой. Ложишься и спишь. Сыграла труба «подъём», значит вскакиваешь и бежишь на зарядку. Понятно, боярич Вяземский? — Вячеслав опять набычился и смотрел на меня упрямо. Я встала, держа Дарью. Она обняла меня ручками за шею. — Итак, кадет Вяземский? Ты кадет или нет? Если нет, тогда можешь идти. Пусть тобой няньки занимаются. — Направилась в детскую. Оглянулась. Слава, опустив голову, пошёл за мной. В детской я раздела Дарью и уложила её в кроватку. Задёрнула шторы на окне. Стала покачивать кроватку.

Вячеслав, тем временем, молча разделся и залез в свою кровать, которая здесь тоже стояла. Сын лёг на бочок и смотрел на меня. Я кивнула ему, улыбаясь. Потом посмотрела на Дашеньку. Девочка сосала соску и смотрела на меня своими большими темно-карими глазами. Я вновь тихо запела:

Дети постепенно уснули. Я тихо, на цыпочках вышла из детской и прикрыла дверь. В коридоре стояли двое вооружённых стражников из личной охраны Великого Князя. Я посмотрела на них, прижала палец к губам. Они оба кивнули мне. Тут же находились мамки и няньки, как таких называли. Им я покачала отрицательно головой.

— Дети спят. Пусть спят. Идите в покои. Ждите там. Ты, — я указала на совсем молодую девушку, чью-то боярскую дочь, — зайди в комнату, только тихо и побудь с ними. Как проснуться, пусть их покормят.

— А ты, матушка-царевна? — Спросила меня старшая над всем этим кагалом, боярыня Морозова, Агафья Гордеевна, сестра моей свекрови. Это я полгода назад, сменила весь бывший придворный штат Соломонии. Набрала новых, от греха подальше. И старшей попросила стать именно Агафью Гордеевну, сестру моей свекрови. Она была вдова, имела троих детей, уже взрослых. Два сына и дочь. Дочь была замужем за служивым дворянином. Агафья, не смотря на то, что имелись и свои внуки, с радостью согласилась быть в Кремле при дочери Великого Князя. А заодно присматривала и за Вячеславом и за Андреем, Ленкиным сыном, когда я их привозила в Кремль. Сегодня со мной поехал только Вячеслав. Теперь я фактически жила на два дома. И с маленькой Дашей, дочерью Василия надо было быть и с сыном у Вяземских. А ещё Корпус был на мне, пушки. Ну ладно с пушками и ружьями мне очень помогал Пётр Фрязин и Борис. Они изготавливали их, дорабатывали. Испытывали. Хорошо свекровь мне помогала. Все хозяйство Корпуса было на ней. Я даже для неё учредила отдельный чин — главный интендант Корпуса. У меня здесь, в Кремле, был свой рабочий кабинет. Василий мне выделил комнату. Я заказала стол у столяров, стулья, полки и шкаф. Кроме этого, в Кремле у меня имелась и спальная, где я иногда ночевала, если допоздна работала с документами или занималась Дашенькой.

— А я в свой кабинет. Мне ещё поработать нужно.

Прошла к себе в апартаменты. Села за стол. Стала вспоминать…

Вернувшись в Москву, я подала списки кадетов, воинов, дворян и бояр для награждения нашими новыми наградами. Кадеты и простые воины, в том числе из ополчения, я специально узнавала имена тех, кто прикрывал кадетов в редутах, кто встал насмерть в третьей линии обороны и сдерживал врага до того, как им в тыл не ударила наша кавалерия под предводительством Урусобы, награждались медалями за отвагу и Георгиевскими крестами. Командиры сотен и тысячники, награждались орденами мужества. Не все. Несмотря ни на что, но отбирались самые отличившиеся. На всё про всё ушло две недели. Ополчение уже вернулось по домам. Спустя две недели, когда согласование награждённых было законченно, Великий Князь подписал наградные листы и грамоты, каждому награждаемому отдельно, я отправила гонцов для сбора тех из ополчения, кого должны были наградить, а так же за родственниками тех, кого награждали посмертно. Корпус выдвигался к месту награждения в полном составе. Исключение — те кадеты, кто находился на излечении в госпитале и не мог присутствовать. Этих я планировала наградить отдельно, прямо там в лечебнице.

Население Москвы собралось на Красной площади, главной площади столицы, так как именно туда стали подходить колонами кадеты, с развёрнутым знаменем, под барабанный бой, в парадной форме. Там же уже выстроились воины гарнизона Кремля и Москвы вообще. В Москву накануне прибыли и казацкие атаманы, и старшины. Войска выстраивались вдоль Китайгородской стены, что ограничивала Красную площадь с севера. Здесь ранее во всю шла бойкая торговля. Но я распорядилась, с дозволения Великого Князя, убрать временно все торговые лавки. Полки выстроились линию. Мои сержанты ходили вдоль линии и ровняли её. Самая прямая линия была у кадетов и солдат сформированной роты. Пока шло построение стучали полковые барабаны. Когда построение было закончено, барабанщики, как по команде замолчали. Все ждали. Среди москвичей шли разговоры и гомон. Никто не знал для чего выстроилось войско и кадеты. Больше всего внимание было именно к кадетам. Ушлые торговцы во всю сновали в толпе, предлагая сбитень, квас, пироги со всевозможными начинками, булки и калачи. Наконец, появился Великий князь со свитой. Я ехала в этой свите. В парадной форме, уже не траурной, так как траур закончился. Минуло больше года со дня смерти Ивана, и я отомстила за него. Великий Князь ехал верхом на коне, как и вся остальная свита. Прибыл митрополит в своём возке. По прибытию, покинул его. Народ стал молится. Митрополит перекрестил москвичей. Заняв место по середине, напротив выстроившихся полков, великокняжеская свита замерла.

— Александра, начинай. — Велел Государь. Я слезла с коня. Ко мне подбежал Государев дьяк с помощниками и со свитками, а так же с наградами. Притащили стол и лавку для дьяка и его писцов. Они важно уселись и приготовились писать.

Я вышла вперёд. Тут же дядька Евсей прокричал во всё горло:

— Гарнизон! Корпус, становись… Равняйсь… Смирно!

Конечно, команду равняйсь и смирно, выполнили только кадеты и солдаты. Как вооруженные ружьями, так и пикинеры. Они знали, что это такое. Остальные, как стояли, так и продолжали стоять, не понимая. Но это ладно. Бог с ними. Мой зам по Корпусу строевым шагом подошёл ко мне приложив правую руку к виску, отдавая честь. На голове дядьки Евсея был красивый кивер. Хорошо у старого волка получилось.

— Ваше превосходительство, госпожа генерал-майор. Царевна. Воины Московского гарнизона и Кремля, кадеты и солдаты Корпуса, а так же те, кто участвовал в битве на Дону построены.

Я тоже отдала честь. Прошла к рядам. Всё как полагается. Дядька Евсей шёл на полшага позади меня. Над всей Красной площадью опустилась тишина. Остановилась перед линией колонн.

— Здравствуйте, чудо-богатыри! — Громко крикнула приветствие, продолжая удерживать правую руку у виска. На мне тоже был красивый кивер, надетый поверх белого шёлкового платка, укрывавшего мои волосы. Кадеты и солдаты сделали вдох и слитно ответили:

— Здравия желаем ваше высоко превосходительство!

Остальные воины гарнизона молчали. Они не знали, что говорить в таких случаях.

— Спасибо вам, русские чудо-богатыри, что защитили Святую Русь от поругания. Поздравляю вас от лица Великого Государя, от себя лично и от всей земли русской с победой!

— Ура! — Многоголосый ответ сотен мужских глоток, полетел над Красной площадью. — Ура! Ура. — Это было троекратное «ура».

— Вольно, полковник. — Дала команду дядьке Евсею. Он тут же продублировал её полкам зычным голосом. — Русские воины. — Вновь громко я обратилась к воинам. — Вы подтвердили несгибаемость русских воинов. Их мужество и стойкость. Вы ещё раз показали всем славу русского оружия, не пропустив на Русь Святую грозного ворога, остановили его, разгромили на голову, не дав прорваться ему в наши пределы. Вы настоящие защитники земли русской. Защитники жён, матерей своих, детей. Не дали истечь кровью наши деревни и города. Вы все герои и это так. Я не видела там ни одного, который повернул бы назад и постарался бы бегством спасти свою жизнь. Вы стояли твёрдо, на смерть. Слава вам, русские воины. Ещё почти год назад, Великий Государь, учредил волей своей воинские награды. Это особые награды, которые даются особо отличившимся воинам, как простым ратникам, так и их командирам. К каждой награде прилагается документ, свиток, подтверждающий кому и за что выдана эта награда. Каждая награда вписана в особую Государеву наградную книгу. Тот, кто потом, изготовит самовольно награду сам и попытается её самовольно надеть, таким образом став самозванцем, то такого имать, бить нещадно кнутом на площади прилюдно, не смотря на его титул, фамилию и положение. А так же брать с такого татя штраф, очень большой. Кто попытается торговать этими наградами, того имать, бить нещадно кнутом прилюдно, лишать имущества, а самого в кандалах отправлять на каторгу. Кто второй раз попадётся за таким непотребством, имать, бить нещадно на площади кнутом, лишать имущества, титула, званий, рвать ноздри, как вору и ставить ему клеймо татя на лбу, калёным железом. — Я помолчала, давая народу проникнуться. Среди полков пошёл гомон, точно так же, как и среди москвичей. Потом продолжила. — Награды разделяются на медали и ордена. Орден, это более высшая награда, чем медаль. Но несмотря на это, к каждой награде идёт денежная премия. Я понимаю, что вы все достойны награды, но мы ведь землю нашу, Отчину, жён и матерей, детей наших защищаем не за награды, а по велению сердца и своего долга. Но всё же, даже среди вас героев есть особо отличившиеся. Вот их сейчас и будем награждать, перед строем, в присутствии Великого Государя, Митрополита и всего люда московского. Итак, — я взяла в руки грамоту подписанную Государём и имеющую великокняжескую печать, — кадет Васильчиков Иван. Выйти из строя. — Иван был поранен, но не фатально. Руки, ноги целые. Сильная рана была на голове, так что мне пришлось несколько швов накладывать. Голова его была перевязана, сверху на повязку надет кивер. И он когда узнал, что будет построение, сам ушёл из госпиталя и надел парадную форму. Его решимость идти была такая, что я не стала запрещать ему. Он хоть и чувствовал пока ещё себя не очень, но терпел и хорошо держался. Иван вышел строевым шагом и подошёл ко мне. Глядя на него, я стала говорить:

— За проявленное мужество в бою, за доблесть и стойкость, волей и указом Государя всея Руси, Великого Князя Василия Иоановича, кадет Васильчиков Иван награждаешься георгиевским серебряным крестом четвёртой степени. — Взяла крест и прицепила Ивану на грудь. — Ваня, всего четыре степени таких крестов. У тебя сейчас самый низший, четвёртой степени. Но именно с этой степени начинается награждение георгиевскими крестами. И я верю в то, что ты заслужишь георгиевские кресты третьей, второй и первой степени, и станешь полным Георгиевским кавалером, что будет считаться особой доблестью. У тебя ещё будут награды и даже ордена. Но эта награда самая твоя первая. А значит самая ценная, помни это, кадет. Носи этот крест с гордостью. Ты его заслужил. — Я вручила ему грамоту. — Вот грамота, Иван. Подписана самим Государём и печать Великокняжеская стоит о том, что ты носишь эту награду по заслугам. — Так же передала ему и кожаный кошель в виде мешочка с монетами. — Это премия, что полагается к награде. — Я улыбнулась.

…Среди тех, кто смотрел за разворачивающимся действием была и княжеская чета Васильчиковых. Они хоть и не находились в свите Государя, но были рядом. Княгиня Васильчикова, глядя на сына, приложила платок к глазам.

— Сыночек мой, ненаглядный. — Проговорила она. Сам князь крепился. И в тоже время он был очень горд.

— Смотри, княже Володимер, каков сынок то у тебя, орёл! Самого первого награждают. — Сказал князю боярин Плещеев, стоявший рядом.

— А как ещё боярин, Михаил? Не посрамил фамилию свою. Был отроком, стал мужем. Воин. У нас все в роду такие. — Князь Владимир гордо поднял голову в собольей шапке…

Иван смотрел на меня преданными глазами. Приложил правую руку к виску:

— Служу Государю, вере православной и Отечеству. — Громко ответил он. Держа грамоту и кошель с деньгами, развернулся чётко, как по уставу и вернулся в строй. Потом были другие награждения, в том числе я вручала награды погибших их родным. Сначала Василий не понимал, зачем? Но я сумела убедить его, что так тоже нужно. Запомнилась одна вдова. Её звали Прасковья. Когда я назвала имя и отчество её мужа, а так же место откуда он, сначала никто не вышел. В это время фамилии простые люди ещё не имели. Достаточно было назвать имя, отчество и дело, которым он занимался или место, где он проживал. Я опять назвала имя, отчество, чей он сын, и место откуда он. Наконец, из толпы родичей погибших, которые были приглашены на Красную площадь, какой-то отрок вывел за руку женщину. Она шла за подростком и крестилась. Мальчишка подвёл её. Они поклонились мне в пояс.

— Матушка Царевна, вот Прасковья, жёнка Кузьмы, о котором ты говоришь.

— А ты кто будешь, добрый молодец? — Спросила я его.

— А я сын их, Фролом зовут, матушка Царевна.

— Значит Фрол Кузьмич?

— Истинно так, матушка Царевна.

Я посмотрела на Прасковью. Оба плохо одеты. Хотя о чём я? Многие выглядели не очень. Но по этим двоим видно было, что не легко им живётся. А сейчас после гибели кормильца, совсем, наверное, плохо будет. Неожиданно она повалилась на колени.

— Прости, боярыня. Не знаю, чем прогневали тебя. Смилуйся над нами сирыми.

Я сначала даже опешила. Мальчишка, глядя на мать, тоже опустился на колени и стал креститься.

— Встаньте немедленно! — Сказала я громко. Но, наверное, этим испугала их ещё больше. К женщине с мальчишкой подскочили два подъячих. Подняли их. Я кивнула мужчинам.

— Да доблесть, мужество и отвагу, проявленную Кузьмой сыном Ильи, волей Государя, он награждается серебряной медалью «За отвагу». — Посмотрела на Прасковью. — Я бы хотела сказать эти слова твоему мужу, Прасковья. Да нет его в живых. Отдал он жизнь свою, за тебя, за детей ваших, за Землю Русскую. Поэтому говорю тебе это. Благодарствую. Возьми Фрол, сын Кузьмы, награду отца своего. Храни её. Вот грамота Государева с его подписью и печатью. Никто не вправе у вас её отнять. А кто решится на такое, будет бит кнутом прилюдно и попадет в поруб. — Я на всякий случай взяла с собой и несколько серебряных талеров. Они были в кармане моей парадной чобы. Развязала кошель с деньгами к этой награде. Положила туда дополнительно два серебряных талера. В это время это были большие деньги, а для таких людей, как Прасковья, вообще целое богатство. Вновь завязала кошель и протянула его женщине. — Возьми, Прасковья. Всё, чем можем.

Она видела, что я положила в кошель деньги. Взяв его и прижав к груди, смотрела на меня и по её щекам бежали слёзы.

— Да благословит тебя Пресвятая Богородица, Царевна. — Прасковья низко поклонилась мне. Фрол тоже, держа награду отца и грамоту. Когда они повернулись и стали уходить, я окликнула мальчишку.

— Фрол! — Он оглянулся. — Ты хочешь стать кадетом? Вон, как они? — Я указала ему на строй своих кадетов. — Одежка, обучение и питание за счёт казны.

— А разве такое можно, матушка Царевна? Туда же дети бояр, да князей идут.

— Можно, Фрол. Тебе можно. Так что, если есть желание, то приходи осенью. Скажешь, что сын Кузьмы, сына Ильи, награждённого медалью «За отвагу». Тебя пропустят. Я скажу об этом. — Он ещё раз поклонился. Я знала, он придёт, так как смотрел восторженно на кадетов.

Медалями были награждены и другие кадеты, и ополченцы с ратниками. Некоторые сотники и тысяцкие получили ордена мужества. В том числе орден мужества получил и атаман Иван Гойда. Он даже растерялся, когда я вызвала его, зачитала, почему он награждён орденом и прицепила ему награду на кафтан. Иван прижал руку с грамотой к груди и поклонился низко в пояс.

Когда последний награждённый отошёл от меня, я обвела взглядом полки и москвичей.

— Вот и всё. Награждены самые достойные. Но и остальные, кто участвовал в этой битве, тоже герои и низкий поклон павшим, вечная память. Низкий поклон всем вам, вои русские. На этом всё.

— Не, не всё. — Раздался властный голос Василия. Он давно уже слез с коня и сидел в принесённом ему кресле, напоминающем трон. Встав с него, он, держа в руках коробочку, а так же грамоту подошёл к столу дьяка. Отдал ему грамоту. Дьяк уже стоял, склонившись в поясе. — Дьяк Мефодий, читай грамоту. Читай громко.

Дьяк начал читать:

— Мы, Божьей милостью Государь всеа Русии и великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский и Болгарский, и иных, государь и великий князь Новогорода Низовские земли, и Черниговский, и Рязанский, Волотский, Ржевский, Белёвский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский и Кондинский, волей божию и своим повелением, за труды великие перед Государством Московским, за отражение нашествия Крымского хана Менгли Герая и полного разгрома его Орды, награждается Царевна греческая, принцесса Трапезундская и Римская, генерал-майор войска русского, командующий Корпусом Александра Вячеславовна Комнина-Вяземская золотым с каменьями драгоценными орденом, имени предка нашего, Александра Ярославовича Невского. Сим орденом могут награждаться только большие воеводы и генералы, командующие войсками, за победы в войне или в решающей битве. А тот, кто бесславно присвоит сей орден, попытается сделать себе его самовольно, того имать, бить нещадно кнутом прилюдно, лишать имени, имущества и достоинства, не только его, но и его потомков, а самого вора колесовать. Орден, коим награждается Царевна внесён в особую Государеву наградную книгу, первым в списке. Государь всея Русии и Великий Князь Василий Иоанович. Лето 7021 год от Сотворения Мира.

Я удивлённо смотрела на Василия. Разговора о том, что я буду награждена не было. А тут на тебе. Да я вообще не рассчитывала на какую-либо награду, ибо сама подавала списки и дьяки, под моим руководством, заполняли наградные грамоты. Носила их на подпись Государю.

Дьяк Мефодий, свернул грамоту, Василий подошёл ко мне, нацепил орден мне на грудь. Потом вручил грамоту.

— Носи, Александра. Ты заслужила. Кто, как не ты достойна его. А денежное вознаграждение тебя ждёт в казне. В грамоте всё прописано. Награда в пятьдесят золотых талеров.

— Зачем, Василий? — Тихо спросила его.

— То воля моя. И не перечь мне.

— Служу Государю, вере православной и Отечеству. — Ответила ему, отдавая честь.

— Вот и служи.

Соломонию к этому времени уже похоронили в усыпальнице Московских Князей, в Архангельской соборе Архистратига Михаила в Кремле, как Великую Княгиню. С момента, как она сказала мне о своей беременности, я поняла, история в какой-то момент свернула со своей колеи и пошла по новой дороге. Какой она будет, оставалось только гадать. А ведь в моей истории, Василий, когда развёлся с ней, отправил её в монастырь, хотя она была против. И не хотела подстрига. А здесь она упокоилась в родовой усыпальнице московской линии Рюриковичей. Да ещё оставила после себя память в виде маленькой княжны Дарьи.

Позвонила в колокольчик. Ко мне в кабинет заглянула девушка из прислуги.

— Позови Дарёну. Пусть сделает мне горячий взвар на траках, она знает.

— Да, матушка Царевна. — Девушка исчезла за дверью. А я опять ушла в воспоминания…

Через два месяца после боя на Дону, Агиш Ширин прислал в крепость, в сопровождении двух сотен всадников, семью мурзы Мурада. Я оценила этот жест. Ширины, как всегда, решили играть на опережение. Так сказать, подстелить на всякий пожарный соломки. Конечно, семью родича жаль, но жизнь членов всего клана Шириных намного важнее. И лучше пожертвовать малым, чем потом заплатить гораздо большую и кровавую цену. Всего прибыли мать Мурада, четыре его жены, с десяток наложниц и восемь детей, пять мальчиков и три девочки. Дети от грудничка, это была недавно рождённая дочь Мурада и до подростка, старшего сына, ему было 14 лет. Их привезли на пяти арбах. Так же пригнали табун лошадей и большую отару овец. Плюс его шатёр и казну. Это было имущество Мурада. Хотя явно не всё, так как остальное, а там было не мало ещё добра, забрали Ширины. Семья Мурада сбилась в кучу на площадке перед теремом в крепости. Смотрели на меня кто с ужасом, а кто и с ненавистью. С ненавистью смотрела мамаша Мурада. Эта мне не нужна. Так же с ненавистью смотрел и старший сын моего кровника. Я обошла их по кругу рассматривая. Остановилась рядом со старухой.

— Что так смотришь на меня? — Задала вопрос матери Мурада.

— А как мне на тебя смотреть, на ту, которая убила моего сына?

— А как мне смотреть на мать убийцы моего мужа? Причём убийцы подлого.

Отошла от семейки.

— По идее, вас бы всех уничтожить, чтобы поганый род убийцы моего мужа прекратил существовать. Но я же добрая, не всех на кол сажаю. — Опять посмотрела на старуху. — Но я могу передумать. Или ты ханум Амина хочешь, чтобы на твоих глазах убили всех твоих внуков и внучек?

— Нет. Пощади, Госпожа.

— Вот так теперь и обращайся ко мне всегда. И никогда больше не смотри на меня такими волчьими глазами. — Она опустила голову. — Правильно. Ты больше не Госпожа. Побыла и будя.

Перевела взгляд на старшего гарнизона крепости.

— Готовьте два фургона. Арбы мы оставим здесь. А то с ними долго будем добираться до Москвы.

— Царевна, ты их в Москву заберёшь? — Спросил меня комендант.

— Да. Там решу, что с ними делать.

Вот так вся семья Мурада оказалась в Москве. Им выделили дом на территории Корпуса. Небольшой, но они все там поместились. Слуг и рабов у них теперь не было, так что женам мурзы и наложницам пришлось самим всё делать. Плюс обязательные работы на нужды корпуса. Маман привлекла их стирать одежду кадетов и сержантов. Готовить на корпусной кухне. Мыть казармы не заставляли. Это делали сами кадеты. А так же женщины и старшие дети работали на огороде Корпуса, был у нас такой, в свинарнике и на конюшне. Я внимательно наблюдала за старшими сыновьями Мурада и стала замечать, с какой завистью они смотрели на кадетов. Особенно старший — Дамир. С какой любовью он ухаживал за лошадьми. Что самое интересное, так кадеты не смеялись над сыновьями Мурада и не старались их как-то задеть, унизить.

Три сотни калмыков ушли в октябре назад к себе домой, две сотни осталось. Они выяснили всё, что им было нужно. Я очень надеялась, что они придут следующим летом. Поэтому всем воеводам в восточных приграничных городах были разосланы грамоты Великого Князя о том, что ойратам, при их вступлении в пределах Руси оказывать содействие и помощь, в первую очередь продовольствием.

Осенью набрали ещё один курс кадетов. Корпус пополнился. Нагрузка возросла. Как на сержантов, так и на офицеров. Теперь все они служили по полной. В том числе Георг фон Фрунсберг, который получил звание подполковника. О тактике применения новой пехоты, вооружённой ружьями, более скорострельными и точными, нежели аркебузы и мушкеты, да к тому же имеющие штыки, мы с Георгом говорили часто. Я рисовала ему то, что помнила из военной истории. Линейный строй пехоты, построение и ведения боя колоннами. Построение в форме каре. Потом опробовали это на полигоне. Георг словно получил второе дыхание. Он целые дни проводил либо в оружейных мастерских, смотрел, как изготавливаются ружья, то на полигоне, где гонял как кадетов, так и новые, сформированные роты. За это время конвертерным способом получили сталь. Качеством уже лучше, чем первая плавка. Всё опять пошло на стволы для ружей, пистолей и штыки. То, что осталось, было использовано на сабли и палаши для кавалерии. Зимой провели ещё один набор и сформировали два эскадрона кирасир и уже полноценный батальона пехоты. Пехотинцев сразу начали дрессировать обращению с ружьями, строевой подготовкой и учениям на полигоне. Самое что интересное, так это то, что не смотря на изнурительные тренировки и шагистику на плаце, желающих пойти в полки нового строя к Царевне было много, поэтому мы проводили тщательный отбор. Сержанты, в том числе и из бывших ландскнехтов Георга фон Фрунсберга, говорили кандидатам в солдаты:

— Служить в Корпусе Её высочества принцессы, это большая честь и не каждому такая честь выпадает.

Я, слушая это, только улыбалась. Осенью я приказала сержантам делать на территории Корпуса хоккейный корт. То, что он хоккейный, я не говорила, тем более они бы всё равно ничего не поняли. Просто мы разметили какими размерами был корт. Я рассказала, что хочу увидеть, дальше дело было за ними. Две недели кадеты пилили, строгали, вкапывали столбы и колотили доски. Когда всё было готово я проинспектировала. Нашла недочёты, о чём указала. Дядька Евсей спросил у меня:

— Дочка, что ты задумала?

— Баталии, дядька. Ледовые баталии такие, которых ещё никто не видел. Поверь, тебе очень понравится.

— Ледяную крепость брать? Эка невидаль. Их каждую зиму берут.

— Нет, дядька. Это будет намного интереснее ледяной крепости. — Я так и не сказала ему, что задумала. А началось всё с того, что как-то, когда я ночевала в тереме у Вяземских, мы сидели с Еленой вечерком. Она пришла ко мне в горницу. Мы попели с ней песни. Поговорили о делах, поспорили в очередной раз. Потом Елена вздохнула.

— Чего вздыхаешь так, чудо моё? — Спросила её.

— Да вот, Сань. Лето кончилось. Потом зима. А как хочется на коньках покататься.

— На коньках? А ты умеешь?

Елена удивлённо и даже обиженно посмотрела на меня.

— Сань, ты за кого меня держишь? Конечно умею. Я в детстве даже в школу фигурного катания ходила. Знаешь, какие у меня коньки, мммм. Классные, одним словом. Сейчас об этом, только мечтать приходится.

— Ну почему мечтать? Было бы желание.

— Сань, ты чего? Серьёзно? Ты спортивный супермаркет нашла?

— Нашла.

— Вот ты, Саня, гонишь. Я думала ты серьёзно.

— А ты не спеши, Лена. Смотри, сейчас на Руси на коньках вообще никто не ездит. Но есть кузнецы. Мы можем дать им рисунок, чтобы они сковали нам коньки.

— Ага, сковали, блин. Ты сама поняла, что сказала? Они скуют. А потом мы это привяжем на обувь шнурками с бантиками и будем кататься.

— Ничего привязывать не надо. Металл для коньков возьмём у наших оружейников. Сталь. Они уже наловчились. Нормальная сталь получается. Оружейные стволы из неё делают. Так вот, они скуют нам коньки такие, какие мы им скажем, без всяких завитушек. Потом отдадим сапожнику. Есть у меня такой, сапоги мне делает, по моим рисункам. Сделает нам ботинки для коньков. Я ему всё объясню и расскажу. Ботинки с жёсткой подошвой. На них клепками и закрепят коньки. Вот и всё.

Елена сидела, вытаращившись на меня. Потом взвизгнула и полезла обниматься и целоваться.

— Санька, твою душу. Давай сделаем. Я так хочу на лёд выйти. Прямо сейчас готова описаться.

— Лен, мне сестра-засыха не нужна. Но мы сделаем. Скажи, а ты в хоккей играла?

— В хоккей? Конечно! Мы в детстве с пацанами знаешь, как рубились, прямо жуть, а что?

— Да я вот что подумала. А не научить ли моих кадетов в хоккей играть? Коньки им сделают на подобии наших. А дальше будут бои на льду. Хоккей командная игра. Всё, как в бою. Даже защита, то есть доспехи. Настоящие легионеры.

— Класс! Я за, скажи, что для этого нужно?

— Сначала, давай себе коньки сделаем, а потом уже будем смотреть. Хорошо?

— Давай, Сань.

Вот с этого дня всё и началось. Сталь я взяла у оружейников. Отдала их нашему кузнецу. Какие нужно коньки, рисовали с Еленой вдвоём. К кузнецу тоже пошли вдвоём. Рассказывали ему и показывали.

— А что это, Царевны? — Спросил кузнец, удивлённо глядя на рисунки. Причём, коньки мы заказывали двух видов. Одни для фигурного катания, вторые для хоккея.

— Это коньки. — Ответила Елена.

— Что за коньки? На коней не похоже.

— Коньки не кони, но на них тоже катаются. — Парировала подруга.

— Это как на них кататься? — Опять вопрос.

— Каком сверху. — Ленка начала заводиться. — Короче, кузнец, не делай мне мозг. Сделай то, что тебе сказали. И по рисункам. Ничего лишнего и отсебятины, в виде красивых загогулен. Понял?

— Понял. Что такое загогулины?

— Блядь! Я сейчас взорвусь, Сань! — Завопила Елена. Кузнец испуганно на неё посмотрел. Я усмехнулась.

— Василь, не обращай на Царевну внимания. Сделай так, как нарисовано и именно в этих размерах. Понял?

— Понял, Царевна Александра.

— Когда сделаешь, отполируй их, чтобы они блестели, как клинок. Хорошо?

— Хорошо. Всё сделаю. Но чудно это. Такую хорошую сталь тратить на такое.

— Василь, поверь, это очень нужная вещь. И я скажу тебе больше, скоро к тебе с такими заказами пойдёт народ.

— Правда?

— Правда, Василь.

— Я всё сделаю.

Ну что сказать? Коньки он сделал. Причём из всей той стали, что я принесла, ему удалось отковать десять пар коньков. Но коньков для «хоккея», как стали их называть. А для фигурного катания он сделал только две пары, для нас с Еленой. Получив вожделенные коньки, мы с Еленой пошли к сапожнику. Этому втолковывали долго, чего хотим. Я нарисовала ему, какие «сапожки» мы хотим. Сапожки, это в его понимании. Особенно его убила подошва, максимально жёсткая, даже не сгибаемая.

— Простите, Царевны, а зачем такая подошва? Как же вы ходить будете?

— Это не твоя забота. — Тут же пояснила Елена. — Делай то, что тебе сказали. Или мы зря тебе серебром платим? Может нам к немцам пойти? Они не откажутся заработать.

— Не надо к немцам и литвинам всяким. Что же я, своим Царевнам православным не сделаю того, что сделают схизматики и отступники? Всё сделаю. Надо такую подошву, сделаю такую.

— И именно так, как мы тебе нарисовали, понял? — Спросила Елена, собрав брови в кучу.

— Конечно, понял, Царевна Елена. Чего не понятного то?

— Вот и славно.

Заказали ему ботинки для фигурного катания и для хоккея. Сапожник вопросов больше не задавал. Причём, это был тот сапожник, которому я заказывала сапоги себе и вообще обувь. Этот уже знал, что для левой и правой ноги нужны разные сапоги. Дело в том, что сейчас обувь шилась под любую обувь — левая, правая по барабану. Ты мог сапог натянуть на любую. Но нам такого цирка было не надо. Поэтому первую свою пару сапог я заказывала, вынося мозг сапожнику и научила его как делать. То есть, обрисовывает ступню, потом точает обувь. Вот и здесь, только с условиями, делает её немного больше. Всё верно, нам ведь под ботинки ещё шерстяные носки с Ленкой надевать, чтобы ноги не околели. Он удивился, но и только. Не, ну а что? Царевны чудят. Да бог с ними. Тем более, их народ любит. Старшая Царевна людей лечит. Младшая для победы над погаными всё делает. Тем более, митрополит им благоволит, Государь и все остальные. А он к тому же у Царевен сапожник. Его статус у мастеров Москвы сильно повысился. Даже бояре к нему стали обращаться. Поэтому терять Царевен он не собирался. Да и платят они хорошо. Он себе новый дом построил, красивый, с наличниками. Всё как у людей. А раньше он мечтать о таком не смел. А сейчас, среди мастеровых, он уважаемый человек. А значит надо соответствовать положению. Вот он и старался. В итоге, сделал четыре пары ботинок, максимально приближённых к ботинкам нашего времени. Те, которые мы знаем, по конькам, на которых катались девушки и парни в наше время. Не совсем такие, но приближённые. Осмотрев изделия, мы с Еленой остались довольные. После чего передали ему коньки. Сапожник смотрел на нас не понимающе.

— Что я должен сделать, Царевны?

— Вот это присобачить к подошвам ботинок! — Выдала пёрл Елена.

— Как это присобачить, Царевна Елена? Помилуй меня, госпожа. У меня детки малые.

— В смысле помилуй? Я тебя что, казнить собралась? Или твоих деток?

— Помилуй, Царевна, ты сказала присобачить. А как я присобачу? Даже если пса приведу. Как с его помощью присобачу?

— О господи. Саня, я сейчас убьюсь об стену сильно. Ну почему народ такой дремучий?

— Василь, успокойся. Никто тебя казнить не собирается. Присобачить, в словах Елены, это закрепить коньки на этих ботинках. Именно по этому и было требование максимально жёсткая подошва.

— Понял, Царевна Александра.

— Если понял, тогда не перепутай, пожалуйста, какие коньки к каким ботинкам нужно закрепить. Крепи на клёпках. Ты знаешь, как это делать?

— Знаю. У меня шурин кузнец. Если что, у него узнаю.

— Вот и хорошо, Василь. Сделай и не пожалеешь.

Он всё сделал, как и надо было. Хороший мастер, знает, как и что сделать. Получив, в конце концов, вожделенные коньки, мы с Еленой собрались на Москву-реку. Хотя у нас в Корпусе уже всё было готово к катанию на коньках. Корт был. Когда ударили морозы, я поставила задачу перед своими сержантами-палатинами. Собрались все шестеро.

— Так, мужчины. Корт надо залить водой так, чтобы получился лёд, ровный как зеркало реки. Всё понятно?

— Прости, Царевна, Госпожа генерал…

— Богдан, когда мы на едине и нет никого постороннего, не надо обращаться ко мне, Ваше превосходительство, госпожа генерал-майор. Понятно?

— Понятно, Царевна.

— Вот и хорошо, Богдан. Достаточно обращения Царевна.

— Понял, госпожа.

— Итак, продолжаем разговор с кортом. Вы поняли, что надо залить его водой так, чтобы был ровный лёд?

— Поняли. — Это уже Степан. — А как это сделать, Царевна?

— Стёпа, ты сейчас, что у меня спросил? Сам понял? То есть, я должна думать, как залить корт водой? Если я сейчас начну об этом думать, тогда вопрос — а зачем вы мне нужны?

— Прости, Царевна. Конечно, мы сами всё решим.

Парни стали заливать. Раздобыли где-то двое саней с бочками, набирали воду в Москве-реке из прорубей и возили на корт. Мы с Еленой понаблюдали за заливкой корта.

— И долго они так заливать будут? — Спросила меня подруга.

— Не знаю, пока не зальют идеально ровно. Что, Лен, не терпится на коньки встать?

— Конечно. Сань, поехали на Москву-реку. Лёд то уже толстый. Там пока кататься будем.

— Поехали.

Взяли на подворье зимнюю карету. Она была не на колёсах, а на полозьях. Там даже печка небольшая была, это чтобы в долгой зимней дороге не замёрзнуть. Идею свёкру с печкой я подкинула. Вот он и реализовал. Кстати, не плохо такие зимние кареты у него расходились, чему Фёдор Мстиславович, папан наш был очень даже рад, подсчитывая барыши.

С Еленой оделись тепло. Тёплые шаровары, но не свободные, как ангары для дирижаблей, а почти в обтяжку, но не совсем. Тёплые рубахи, а поверх них надели с Еленой свитера, Я сама связала их ещё в прошлую зиму. Такого ещё на Руси не носили. Свёкр со свекровью заинтересовались и я связала им тоже. Причём использовала пряжу разного цвета вывязывая узоры. Им обоим так понравилось, что тот же Фёдор Мстиславович обязательно зимой надевал под свою шубу свитер и ходил расстегнувшись, чтобы все видели и завидовали. Для бояр понты это было обязательно. Без понтов жить было нельзя, ибо потерька чести и позор. Так вот, сами с Еленой тоже надели свитера и длинные полушерстяные юбки, сшитые из немецкого сукна. Юбки были ниже колен, до середины икр и имели по бокам разрезы до колен. Специально так сшили, для катания на коньках. Поверх свитеров надели короткие шубки — шугаи. В отличии от остальной верхней женской одежды, которая была обязательно свободной, скрывающей женскую фигуру, шугаи были приталенные. В длину едва прикрывали половину попы. Для нас с Еленой в самый раз. На голове платок и сверху кубанка, отороченная мехом чернобурки. Покрасовались друг перед другом. Красотки, одним словом. К нам в этот момент зашла свекровь.

— Ляксандра, я только что с Корпуса приехала. Там что твои эти, как их… Сержанты делают? Зачем воду в бочках возят на этот, как его…

— Корт, матушка?

— Во-во, на корт… Им делать нечего? Весь Корпус над ними потешается… А куда это вы, дочки?

— На Москву-реку, матушка. На коньках покататься.

— На чём кататься?

— На коньках. Вот. — Я показала свекрови коньки для фигурного катания. Она взяла их в руки. Удивлённо смотрела.

— Прости, Господи, а как на них ходить то?

— А мы, маменька, — ответила свекрови Елена, — ходить не будем на них. Мы на них кататься будем.

— Как это кататься?

— Очень просто. Наденем, выйдем на лёд и кататься будем.

Свекровь перекрестилась.

— Так они там заливают воду, чтобы на энтом кататься?

— Конечно. А пока заливают, мы на Москву-реку с Еленой съездим. Я сказала, чтобы карету зимнюю подготовили и печку в ней затопили. — Ответила Евпраксии Гордеевне. Свекровь оглядела нас. Покачала головой.

— Ляксандра, Елена, что за юбки у вас срамные?

— Не срамные, матушка. Как раз для катания на коньках. — Тут же парировала старшую боярыню Ленка. Свекровь опять перекрестилась.

— Ну ладно ты, Ляксандра, ходишь в военной форме. Все уже привыкли. Но сейчас то???!!! Чай не форма Корпуса на тебе. А ты Елена? Василий то знает? Муж то твой?

— А чего ему, маменька? Я при нём ещё давеча надевала юбку, примеривала. Он видел. Конечно, не совсем довольный остался, но он же любит меня, поэтому и согласился. — Свекровь вновь осуждающе покачала головой, поджав губы. А Ленка продолжила. — зато, матушка, как увидит меня на коньках, радоваться будет и гордится такой красавицей и умницей женой.

Я зажала рот ладошкой, так как меня разобрал смех. Да, Елена недостатком скромности явно не страдала. Свекровь, продолжая качать головой, усмехнулась.

— Да, невестушка. Вижу, что умеешь ты мужа то уговаривать. Поеду с вами, посмотрю, как вы там на энтом кататься будете.

Надев с Еленой сапоги, мы втроём вышли на улицу. В этот момент на подворье заехали сани. В них была Евдокия. Рядом с санями гарцевал на коне её молодой муж, старший боярский сын Елецкий Егор. Тут же было на конях двое боевых холопов, вооружённых.

— Здравствуй, Егор! — Крикнула ему Елена с крыльца. Он засмеялся, глядя на нас. Соскочил с коня. Помог Евдокии выйти с саней. Поклонился своей тёще и нам с подругой.

— Доброго здоровьечка, Евпраксия Гордеевна. И вам Царевны Елена и Александра.

— Здравствуй, Егор. Никак в гости приехали? — Спросила его маман.

— Да, Евпраксия Гордеевна. Вот жена сильно просила. Не мог отказать ей.

Евдокия тоже поклонилась матери и нам. Из девчонки она превратилась в степенную молодую женщину. Ну а как хотите, теперь она мужняя жена, не боярышня, а боярыня Елецкая, Евдокия Фёдоровна. Это статус. Елецкие тоже были уважаемым боярским родом.

Мы сошли с крыльца, обнялись с Егором, поцеловались в щеку. Обнялись с Евдокией.

— Матушка, — спросила Евпраксию Гордеевну Евдокия, — а батюшка здесь?

— Батюшка на службе. — Ответила дочери старшая Вяземская.

— Да, Евдокия. — Вторила я своей свекрови. — Батюшка на службе. Василий тоже на службе. Матушка только со службы приехала. А мы с Еленой сегодня решили по бездельничать.

Евдокия и её муж удивлённо стали нас разглядывать.

— А куда это вы собрались в такой одёжке? — Спросила нас золовка.

— На Москву-реку, покататься. — Тут же ответила маман. — Шугаи надели, словно девки не замужние. А юбки, срам один. — Свекровь опять перекрестилась. — Господи, я уже ко всему привыкла с царскими дочерями. Одно спасает, что царская кровь в них. Позволяют себе такого, что даже боярыни не смеют. И ведь ничего не скажешь им. Сам Государь их слушает, да дозволяет многое.

— Маменька, ну что ты так? — Елена погладила свекровь по руке, подлизываясь. — Мы же не голышом. Всё у нас прикрыто. Всё чинно и благородно. А юбки такие с шугаями, так нам в них удобнее кататься будет.

— А зачем обязательно на Москву-реку? — Удивилась Евдокия.

— Потому, что там лёд. — Ответила Елена. Я кивнула, подтверждая её слова.

— Матушка, а ты тоже? — Спросила Евдокия маман.

— Хотела с ними поехать, поглядеть, как они кататься будут. Да вот вы приехали, придётся остаться.

— Матушка, а я тоже хочу посмотреть, как Елена с Сашей кататься будут. — Евдокия взглянула на Егора. — Егор, давай тоже поедем? — Он пожал плечами. Улыбнулся.

— Давай, поехали. Мне тоже интересно.

Загрузились в зимнюю карету. Евдокия села с нами. Егор и два его боевых холопа поехали верхами. На Москве-реке был народ. Взрослые и особенно дети катались с горок на санках и на всём, что придётся. Даже ледяную крепость сделали и сейчас парни её усиленно штурмовали. В крепости сидели другие парни и даже девицы и отбивались снежками. Стоял смех, гомон. По льду двигались сани на другой берег и с того берега. Людей везли, товары всякие, груз. Кто работал, а кто и веселился.

Евдокия удивлённо рассматривала наши коньки. Но спрашивать ничего не стала. Ждала, что мы будем делать. Мы с Еленой сняли сапоги и надели коньки. Балансируя на коньках, прошли к берегу. На нас стали обращать внимание. Я даже услышала, как пошла молва: «Царевны приехали!». Потом начались вопросы:

— Чего это у них на ногах за чоботы?

— Это не чоботы, дурень. Это ичиги такие.

— Какие ичиги? Ичиги летом носят. Да и что за ножи к подошве приделаны? Ходить то не удобно. Вон как осторожно идут.

— Царевны мастерицы на выдумки всякие и диковинки. Чай не даром царские дочки. На одежку то их посмотри. Юбки то какие! Но красавицы, слов нет.

— Сам же сказал, царские дочери. А разве Царевны страшными бывают?

— У схизматиков немцев, говорят, царевны страшные.

— Так это у немцев. А у нас православные.

Мы с Еленой только улыбались. Наконец, мы на льду. Я посмотрела на Елену. Та раскраснелась от удовольствия, легкого мороза и в предвкушении наслаждения. На алых губах улыбка.

— Ну что, Лен, начнёшь сезон? — Спросила её. — Не грохнешься сразу? А то позор будет. Вся Москва смеяться над нами начнёт.

— Не грохнусь, не боись. — Елена оттолкнулась и заскользила по льду. На ходу развернулась спиной вперёд по ходу скольжения и двигалась уже по кругу. Руки развернула в стороны. Потом подпрыгнула и сделав один оборот вокруг своей оси приземлилась на коньки мягко. Продолжила движение. Когда она прыгнула, я даже затаила дыхание. Не дай бог упадёт, но нет, она справилась. Я тоже сделала толчок ногой и покатилась. Мы катались с ней кругами, гоняясь друг за дружкой. Катались вместе, взявшись за руки, выполняя синхронно одни и те же движения. Я заметила, как штурмующие крепость и обороняющиеся, перестали кидаться друг в друга снежками. На берегу и на льду прибавилось народа. Даже стали останавливаться сани, двигавшиеся с одного берега на другой.

— Ты посмотри, что творят! — Говорил какой-то мужчина в дорогой шубе и шапке. — Красота то какая. Это где же они научились такому?

— Царские дочери. Этим всё сказано. Нас простых смертных такому не научат. — Ответил ему другой.

Евдокия с матерью стояли и смотрели на нас открыв рты. Егор тоже замер на коне. Елена катилась на одной ноге, вторую вытянув назад и наклонившись. Я ехала рядом, спиной вперёд.

Евпраксия Гордеевна вовремя опомнилась. Закрыла рот и слегка толкнула дочь.

— Дуня, рот закрой.

— Матушка, а как это они так катаются?

— А ты не видишь? Вот для чего коньки эти они сделали.

— Матушка, я тоже так хочу.

— Попроси Александру или Елену, научат чай, не чужие же. Только Егор то позволит тебе в такой одёжке кататься?

— Так такая одежка, матушка, как раз для коньков. Елена с Сашей ничего просто так не делают. — Евдокия посмотрела на мужа. — Егорушка, а ты мне разрешишь, чтобы Елена с Александрой меня научили так ездить?

— А, что? — Егор словно очнулся от наваждения.

— Разрешишь мне так же научится кататься?

— Я не знаю. А ты, Евдокиюшка, разве умеешь? — Егор был молод, едва ему 20 лет исполнилось.

— Не умею, но Елена с Сашей меня научат.

— Так у них вон обувка какая. Я всё удивлялся, зачем она? А тут вон оно как!

— Ну они же где-то взяли. Я раньше у них такого не видела.

— Я не знаю, Дуня. А долго учиться этому?

— Кто знает? Вот и спросим Елену с Сашей.

Накатались с Ленкой чуть ли не до упаду. Довольные были по самые уши. Народ на берегу и на льду довольно горланил, даже шапки в верх кидали. Когда мы подъехали к берегу, люди стали кланяться нам. Мы с Еленой тоже, поклонились, но не сильно. Всё же царевны как ни как! Но москвичам и это было в радость. А то как же, сами царевны люд московский удоволили и зрелищем красивым и вежеством своим.

— Благодарствуем вам, люди московские. — Крикнула, улыбаясь Елена. Маман такое не понравилось, но она ничего не сказала. Но на всех посмотрела с высока.

— И мы благодарствуем вам, царевны. Красиво вы танцевали. Никогда ничего подобного не видел. — Ответил мужчина в богатой шубе и шапке. — А я много где побывал. И на юге, в странах полуденных и в Ганзе. — Всё стало понятно, похоже купец он.

По Москве было разговоров о нашем катании. С того дня мы стали ездить с Еленой на лёд, кататься на коньках. Евдокия дома стала просить нас научить её.

— Дуня, а ты случаем не понесла? — Спросила я у золовки. Евдокия покраснела.

— Нет, вроде бы.

— Что значит вроде бы? Ты либо не праздна, либо нет. Третьего не дано. Месячные давно были?

— Не давно, с седьмицу всего как. А что?

— Ну, значит, не понесла ещё пока. Просто беременной на коньки лучше не вставать. Не дай бог упадёшь и дитя своему плохо сделаешь. Скинешь плод, как мужу в глаза смотреть будешь? Ладно, но для начала тебе коньки сделать надо будет. Есть у меня мастер, который их делал. А Егор твой не хочет на коньках научится кататься?

— Я не знаю. — Взглянула на мужа. — Егор, Саша спрашивает, а ты хочешь научиться?

— А разве можно? Да и мужское ли это дело? Не засмеют?

— Ещё какое мужское. — Тут же влезла в разговор Елена. — Чего только один хоккей стоит. Не даром говорят, что трус не играет в хоккей?

— А что такое хоккей, Царевна?

— Егор, мы все родственники, так ведь? Ты женат на нашей золовке.

— Так.

— А значит дома, между собой, можно просто называть по имени. Договорились? — Елена смотрела на свояка.

— Договорились. — Егор улыбнулся.

— Вот и хорошо. — Это уже я сказала. — Будем заказывать тебе коньки для хоккея. У них лезвие немного другое, чем у тех, на которым мы сегодня катались. Заодно посмотришь, что за игра такая, хоккей.

Василий прискакал с территории Корпуса. Зашёл в их с Еленой горницу. Мы там сидели вчетвером — я, Елена, Евдокия и Егор. Маман пошла по хозяйству распоряжения дать. Он поздоровался с Егором. Обнялся с сестрой.

— Мне тут уже сказали, что вы Саша с Еленой на Москве-реке что-то творили?

— На коньках катались, Вася. — Ответила недовольно моя подруга.

— Василий, они так красиво танцевали. — Вступилась за нас золовка. — Там пол Москвы сбежалось смотреть.

— Верно Дуня говорит, Василий. — Подтвердил Егор. — Я такого никогда не видел. Засмотрелся, как на чудо какое. Они вдвоём с Сашей катались. Я даже не представляю, как так можно на таких лезвиях кататься.

Вася взял в руки один ботинок Елены. Осмотрел его. Постучал ногтём по лезвия конька.

— Мудрёно сделано. Кто такое делает?

— Есть мастер. Тебя тоже учить будем. — Сказала Ленка, глядя упрямо на мужа. — В хоккей играть будешь.

— В какой ещё хоккей? Мне делать нечего в игрища играть?

— В эти игрища ты с удовольствием играть будешь. Каток залили? — Спросила деверя.

— Вроде залили. Это ты, Саша им велела?

— Я. Это будет корт, на нём будете учиться кататься на коньках и учиться играть в хоккей. — Сказала Василию. Елена кивнула, подтверждая мои слова. Вася покачал головой.

— Делать мне нечего!

— Ладно, не хочешь, как хочешь. Просто мы с Еленой из кадетов и сержантского состава будем формировать две команды. Они играть будут друг против друга. На льду. Но раз ты, боярин Василий Вяземский, не хочешь, тогда ходишь мимо. — Я усмехнулась. — Только потом не просись. Не возьмём.

— Ладно, Саша. Хорошо, покажешь, что за хоккей такой.

— Покажем.

К игре в хоккей мы с Еленой подготавливались тщательно. Так как от этого зависело будут мужчины играть в эту командную игру или нет. Мало того, на следующий день, когда я была в Кремле, у маленькой царевны, Дарьи, в детскую зашёл Василий, Государь Московский. Посмотрел на нас с дочерью.

— Саша, а что это вчера такое было на Москве-реке?

— Ты о чём, Вася?

— О том, о чём вся Москва уже говорит.

— Так это мы с Еленой на коньках покатались. Развеялись с ней. Это плохо?

— Не знаю, я сам не видел. Говорят юбки у вас срамные были и шубки короткие.

— Это кому как. Для меня лично ничего срамного не было. Я не заголялась ни перед кем. У нас с Еленой всё закрыто было. А кому не нравится, те могут идти лесом. — Василий усмехнулся.

— Хотел бы я посмотреть, как вы там катались.

— Посмотришь. Не в последний раз ездили на Москву-реку. А ещё в Корпусе корт сделали. Мои сержанты его сейчас водой заливают. Второй день воду из Москвы-реки возят. Это чтобы лёд был. Вот когда зальют, там и будем с Еленой кататься, чтобы не смотрели кому не попадя наши срамные юбки. Извини, Василий, но в душегреях до пола, на коньках не покатаешься.

— Что же ты Саша, такая…

— Какая?

— Вредная. Всё поперёк пытаешься сделать. На то, что кто подумает, тебе глубоко наплевать. Надо, Саша, степенство сохранять, достоинство. Ты же принцесса! Имперская кровь в тебе течёт. А ты как отрок юный, всё скачешь. Да сестру свою туда же.

Я встала с лавочки, на которой сидела. Держала на руках Дашеньку. Она ещё сидеть не могла. Но соску уже во всю наяривала. Покачивая её на руках, подошла к Великому Князю.

— Моё степенство, Василий, никуда от меня не убежит. И достоинство тоже. А я ещё молодая, Государь. Мне и отдохнуть охота.

— Ну так отдыхай.

— А как отдыхать? На перине полдня лежать? А потом возле окошечка сидеть, семечки лузгать да кости кому перемывать с такими же клушами? Благодарствую, Государь. Мне отдыхать по другому нравится. Когда на коне скачешь, на перегонки с ветром. Из лука пострелять, даже из пушки. На охоту сходить… Что так смотришь? Да, а почему нет? Муж покойный меня ни разу на охоту не звал. А ты меня хоть раз позови? А ещё нравится отдыхать, когда на коньках по льду катаешься и танцуешь. А спать до обеда, а потом языками трепаться возле окошка, это не для меня.

— Неугомонная ты, Александра.

— Да уж какая есть, Василий.

Он стоял и смотрел на меня и в его глазах я видела разгорающийся огонь желания. У меня сердце застучало сильнее. В груди тепло появилось. Да что ты будешь делать?! Чего смотришь на меня, Василий, своими черными, как ночь глазами? Не смотри так на меня. Он шагнул ко мне. А я, продолжая держать его дочь, покачала отрицательно головой. Но он всё равно подошёл близко.

— Почему? — Задал он вопрос одним словом.

— Не позорь меня, Василий. Не наложница я.

— А кто говорит о наложнице?

— О чём ты, Василий?

Он не ответил. Смотрел на меня и молчал. Потом сказал:

— Мы потом с тобой об этом поговорим. Знаешь, нас с Соломонией поженили без любви. Хотя я понимаю, что любовь для владетелей, это не позволительная роскошь. Мне отец сказал: «Надо тебе жениться». И всё. Слово поперёк ему говорить было нельзя. Пусть не люба жена мне была, да только Соломонию я не обижал. Наложниц не имел. Хотя знаю, что многие цари и короли Европы и не только имеют наложниц по мимо венчанных жён.

— О чём же мы тогда будем разговаривать?

— О том, что должно случится. И ты, и я это понимаем, Александра. Только уста наши молчат, до поры до времени. Но это время скоро придёт. — Он повернулся и вышел. А я осталась стоять с малышкой на руках. Я догадалась, что он имел ввиду. Вот только как же это? Не было на Руси ещё такого, чтобы Государь брал в жёны вдову, да с ребёнком на руках. Всегда для Государя выбирали невинную девицу, что ещё мужчины не знала. А я вдова. Мало того, дважды вдова. Да тут всё боярство с духовенством могут взбрыкнуть. Ибо это урон чести государства. Не по покону предков. Больше мы к этому разговору не возвращались. Продолжали общаться с Василием словно не было его слов.

Корт мои палатины залили. Три дня заливали. Я проверяла, чтобы был ровный лёд. Когда всё готово стало. Сказала им, чтобы брали топорики и начали долбить канавки. Не глубокие в полпальца глубиной с пол локтя шириной. Мы с Еленой разметили будущее ледовое ристалище. Всё как и полагается у хоккейного ледового поля. Парни ничего не понимали. Смотрели на нас с Еленой удивлённо. Всё верно, они заливали три дня. Все заледенелые были. А сейчас лёд долбить.

— Так гвардия, задача ясна?

— Царевна Александра. — Заговорил Божен. — А зачем канавы рубить?

— Увидишь, Божен. — Ответила ему и улыбнулась. Двоих из сержантов определила сделать ворота хоккейные. Показала какого размера должны быть и какой формы. Даже нарисовала на листе бумаги.

— А что это, Царевна? — Спросил у меня Степан, глядя на рисунок.

— Это ворота, Стёпа.

— Зачем ворота? А куда их ладить?

— Ладить их в противоположных концах поля. И ещё, рыболовную сеть найдите. Всё вперёд.

— Царевна, странные какие-то ворота. Как же в них заходить? Нагибаться придётся? Может побольше сделать?

— А в них никто заходить не будет, Стёпа. Короче, братцы-кролики, делайте, что вам говорят. А потом всё поймёте.

Мои гвардейцы принялись за работу. Кроме нас с Еленой никто ничего не понимал. Над моими палатинами потешался весь Корпус. Даже Георг подошёл ко мне. С вопросом:

— Ваше Императорское Высочество, я не совсем понимаю, за что ты своих сержантов наказываешь? Вроде ничего такого они не делали. Или может я чего-то не знаю?

— Я их, Георг, не наказываю. Наоборот, я их поощряю. Они будут у меня одними из первых в новом ристалище, которое станет очень популярным. Но давай не будем торопить события. Вот когда они сделают всё, что нужно, тогда я всё расскажу и покажу.

— Как скажешь, принцесса.

Мы с Еленой тоже готовились. По нашим указаниям швеи шили нам хоккейную одежду. Для смягчения ударов, штаны и куртка набивались конским волосом, как татарские халаты. Сшили перчатки. В них конский волос не набивали, а сделали несколько слоёв ткани. На тыльную сторону ладоней и пальцев кузнец сделал и закрепил металлические накладки, так, чтобы пальцы могли сжиматься. На себя железо решили не весить, ибо тяжело будет. Плотник сделал нам щитки на ноги, на грудь и на руки — наколенники, налокотники и нагрудник. А вот шлемы пришлось делать из металла. Но кузнецу сказали, что сделал их потоньше. Всё же не мечами и саблями по ним бить будут. Причём сами шлемы — закруглённые, на подобии шлемов римских легионеров, только без гребней. Поначалу лицо планировали закрывать личиной, как у ратников, но потом я кузнецу велела сделать что-то типа решётки. Объяснила как, а так же то, что решётка на лицо должна открываться. Он странно посмотрел на нас. Хотел уже что-то сказать, но Елена пресекла на корню саботаж:

— Ничего не говори и не спрашивай, для чего и почему. Надоело уже. Просто сделай то, что от тебя хотят. Понятно?

— Понятно, Царевна Елена.

Кроме щитков из деревяных досочек, плотник вырезал нам с Еленой и клюшки. Все по нашим рисункам. Несколько клюшек мы забраковали. То слишком тяжёлые, то слишком тонкие. А одну вообще украсил резьбой по дереву. Елена накричала на мужика.

— Ты чего тут наделал? Мы тебя о чём просим? Не надо нам тут узоров и зверюшек разных. Тебе делать нечего?

Кроме клюшек, плотник так же сделал нам из дуба шайбу. В середине была выемка. Туда поместили и закрепили свинцовый груз, для тяжести. Несколько раз меняли свинцовый балласт, всё никак не могли определиться с Еленой в весе шайбы. Наконец и здесь пришли к приемлемому варианту.

Парни выдолбили канавки строго по нашим разметкам. Мы с Еленой походили по корту, проверили. Всё было как доктор прописал. Молодцы парни. Высказала им благодарность от лица командования. Они были довольные. Гаркнули, что рады стараться. Правда когда Елена озвучила им следующее задание, у них глаза чуть на лоб не вылезли.

— Так, мальчики. Теперь берём опять воду. Находим краситель. Можно красный или синий. Добавляем краситель в воду. Потом ковшиками начинаем закрашенную воду аккуратно заливать в канавки. Залить нужно ровно по уровню основного поля. Понятно? И только вопросов мне не задавайте — зачем? И Александре тоже. Так надо. Ворота сделали?

— Сделали, Царевна Елена. — Ответил Степан.

— Сеть рыбацкую нашли?

— Нашли, Царевна.

— Очень хорошо. Пойдёмте я вам покажу, что с сетью надо сделать.

Ворота стояли за пределами корта. Пока их на лёд не заносили. Елена показала, как нужно с одной стороны обтянуть ворота сетью. Степан с Айно начали обтягивать. Кадеты и другие сержанты из числа бывших наёмников опять стали потешаться.

— Ай да, Царевны, ай да принцессы! Как они над вами, парни посмеялись! Чего делайте то? Вы что этими собрались рыбу ловить? Да вы с ума сошли?

Но парни послали потешающихся далеко и с выражениями.

Наконец, к середине декабря всё было готово. Мы проверили с Еленой. Сначала оделись так, как одевались для катания на Москве-реке. Проверили лёд. Всё было отлично. Посмотреть на нас собрался весь Корпус. Смотрели как мы с Еленой носились по ледяному полю. Как кружились. Народу понравилось. Показали куда нужно поставить ворота и закрепить их. Мы с Еленой не спеша катались по корту.

— И так! — Крикнула я. — Все меня слышат?

— Все, Царевна.

— Завтра мы вам покажем для чего всё это делалось. Игра называется хоккей. Играют две команды, два отряда. В каждом отряде по шесть игроков, точнее по шесть легионеров. Самый главный из них, это капитан команды. В команде три нападающих, это центральный, правый и левый нападающие. Их задача прорваться к воротам противника. Есть два защитника — правый и левый. И один вратарь, тот который защищает ворота. Задача такая, каждая команда, должна забить в ворота противника как можно больше шайб. Что такое шайба, мы покажем и как забивать. Победители будут награждаться. Поверьте, игра очень интересная и вам она обязательно понравится. Так понравится, что вас за уши от неё не оттащишь. Это своего рода ледовая битва. Кто быстрее, ловчее и сильнее. Самая что ни на есть мужская игра.

Народ был в непонятках, но все заинтересовались. Мы же с Еленой ещё покатались по корту. Покатались от души. Повеселили народ, гоняясь друг за дружкой и выписывая на льду пируэты.

На следующий день все занятия в Корпусе были до обеда. После него, кадеты и руководящий состав собрались около корта. Все были в ожидании. Приехал даже сам Фёдор Мстиславович. Так же приехали и Евдокия с Егором и его родителями. Возле ворот КПП Корпуса толпился народ. По Москве уже ползли слухи, что Царевны будут показывать что-то необычное. Но народ через КПП не пускали, ибо нечего делать посторонним на режимном объекте. Дежурная смена так всем и объясняла. А чтобы пройти нужно разрешение либо её превосходительства госпожи Генерал-майора, начальника Корпуса, либо её заместителя. Либо самого Государя. Что это за зверь такой — режимный объект, никто не понимал, но звучало внушительно.

Мы с Еленой переоделись. Надели форму. Поверх своих хоккейных доспехов надели просторные майки, большого размера или как их называют свитер, а так же хоккейные шорты, специально нам пошитые. Всё по правилам. У меня майка и шорты были белыми, у Елены синими, крашенными. На спинах у нас красовалось по цифре «1». М-да, капитаны без команд. Переодевались мы в одной из казарм, откуда всех кадетов выгнали. Даже дневальных. С нами была свекровь. Маман глядя на нас, перекрестилась.

— Господи, Ляксандра, Елена! Вы с ума сошли? Позор то какой. Чего это вы на себя нацепили?

— Всё нормально, матушка. Это форма легионера, для игры в хоккей. По другому никак нельзя. — Ответила Елена.

— Прости, Господи их, ибо не ведают, что творят.

Василий тоже был здесь, смотрел шокировано на жену.

— Елена это что за одёжка? Правильно матушка сказала, вы с ума сошли?

— Это, любимый, не одёжка, это форма. И мы с ума не сходили. Извини, но я же сказала, что по другому нельзя. Если вот такой шайбой прилетит, по без защиты мало не покажется. А в юбках как мы играть будем? Подумал? Вот то-то. А народу нужно увидеть в живую, как играть. Плохо, что нас с Сашей только двое. Но лиха беда началом.

— Какая беда, Елена?

— Да никакая, Вася. Это просто присказка. Ладно, всё, мы готовы.

Идти от казармы до корта было недалеко. Взяв клюшки и шайбу, пошли на ледовое поле.

Народ, увидев нас, замер. Потом пошли смешки и разговоры:

— Чего это царевны так вырядились?

Но смех сразу прекращался. Те, кто пытался посмеиваться получали затрещины.

— Чего лыбишься, дурень? Плетей захотел? Или три наряда вне очереди?

Ступив на лёд, мы с Еленой прокатились. Форма сидела хорошо. Движения не стесняла. Я бросила на лёд шайбу. Елена её подхватила клюшкой и покатилась по кругу, гоня шайбу перед собой. С середины поля зарядила в ворота. Шайба пронеслась по льду, как метеор и врезалась в сетку. Я оглядела собравшихся.

— Итак, господа кадеты, командный состав и немногочисленные приглашённые. На нас с сестрой форма. Это и есть форма легионера. Для смягчения падений, ударов и попадания шайбы, форма имеет подклад из конского волоса. Татарские халаты, тоже им набивают и они даже выдерживают удар саблей. Это многие знают. Кроме того, на ногах, руках и груди у нас есть щитки. Они защищают дополнительно тело от травм. Всё это закрыто свитером и шортами. На голове шлем. Лицо закрыто решёточкой, это для того, чтобы уберечь его от увечий. Хоккей игра жёсткая. Позже можете подержать шайбу и оценить, что будет если ей прилетит куда-нибудь в тело. К сожалению нас с Еленой только двое, кто здесь играл в эту игру и знает как и что делать. Вообще хоккей игра мужская. В неё играют, как мужчины, так и отроки, мальчишки. Но иногда играют и девочки, если сильно этого захотят. Если не боятся испытать боль от падений и ударов.

— Где же этой игре учат, Ваше Высочество? — Спросил Георг.

— Где надо, подполковник, там и учат. Не в этом дело. Просто сейчас и здесь в хоккей умеют играть только двое, я и моя сестра. Но мы вам покажем принцип игры. Смотрите.

Елена встала напротив меня. Шайба была у неё. Нас разделяло метров пять. Я качнулась в её сторону и Ленка сорвалась с места. Попыталась меня обогнуть с ходу, но я тоже уже быстро двигалась. Моя клюшка столкнулась с её клюшкой. Шайба отскочила в сторону. Мы обе бросились за ней. Но Ленка успела первой. Нанесла удар и тут же бросилась вперёд. Шайба, пролетев под углом ударилась в борт корта и отскочила в сторону моих ворот. А Ленка уже неслась к воротам. Я за ней. Елена, поймав клюшкой шайбу, нанесла опять удар. Шайба устремилась в ворота. Но попала в штангу. Мы опять бросились за шайбой. Но так как я неслась на скорости к Елене, а она для удара чуть притормозила, то я обогнала её и на мгновения успела раньше подцепить шайбу клюшкой. Мы оказались у бортика. Елена припечатала меня с ходу к борту. Я не ожидала этого, хотя и предполагала, что силовые приёмы будут. Шайбу потеряла. Услышала, как кто-то засвистел. Елена оттолкнулась от меня и подхватив шайбу опять устремилась к воротам. Я за ней. На этот раз она пробила ворота, закатив мне первую шайбу. Увидела ухмылку на её лице. Я недовольно скорчила лицо. Ленка показала мне язык. Народ засмеялся. Кто-то даже стал хлопать в ладоши.

— Ты смотри что делают?! Ничего себе. — Услышала я чей-то разговор.

— Как бы не покалечились. — Ответили ему.

— Так Царевна сразу сказала, игра жёсткая. — Сказал третий.

Шайба была у меня. Елена застыла на середине поля. Я пару раз стукнула клюшкой по льду. Погоняла шайбу туда-сюда. Елена продолжала на меня смотреть. Ждала. Я медленно катнулась в её сторону. Она рванула ко мне. Сделав обманное движение, на что Ленка купилась, я обошла её и рванула к воротам. По умолчанию, так, как нас было только двое, забросить шайбу в ворота мы могли, если приблизимся к ним метров на пять-семь. Мы неслись к Ленкиным воротам. Но я не стала сразу забрасывать туда шайбу, хоть они и были открыты для броска. Вместо этого, я подъехала к воротам, сманеврировала, обогнула их. Елена слишком поздно поняла, что я хочу сделать. Кинулась ко мне, обходя ворота с другой стороны. Но поздно. Объехав их, я закинула шайбу в сеть. Мы столкнулись с ней грудь в грудь. Я устояла, а Елена отлетела от меня и грохнулась на задницу. Народ засмеялся. Я подняла руки на головой, сцепив их в замок, давая понять, что сейчас победа была за мной. Мы ещё погоняли шайбу. Я так же сумела приложить подружку к бортику так, что она потеряла клюшку. Но всё же Ленка забросила мне больше шайб, чем я ей. Мы обе вспотели, но были довольные. Обвела взглядом зрителей.

— Ну как игра? — Крикнула громко. — И учитывайте, что нас было только двое, а хоккей игра командная, по шесть легионеров в каждой команде. Та команда, которая забьёт в ворота противника больше шайб и выиграет, будет получать награды. Ценные подарки и призы.

Игра большинству понравилась. Даже нашей свекрови. Правда она качала, как обычно головой и смотрела с осуждением.

— Вот права ты, Александра, этот ваш хоккей чисто мужская забава. Где это видано, чтобы девицы носились по льду и друг из друга дух выбивали? Вот мужам да, это интересно. Есть куда силушку приложить.

— Матушка, но вам понравилось? — Спросила Елена, уже в тереме.

— Да, я бы с удовольствием посмотрела, как кадеты эту вашу… Как она…

— Шайба?

— Шайба, всё верно, как её кадеты гоняют. Таких игрищ я ещё не видела.

В итоге, учиться в хоккей захотели многие. Но брали не всех. Всего кандидатов отобрали 16 человек. По восемь в каждую будущую команду. По 6 основных игроков и по два запасных. С этого момента начались тренировки, но не в ущерб учебному процессу Корпуса. Занимались по вечерам. Сначала сделали всем коньки. Сапожнику пришлось брать к себе подмастерьев, так как он стал не справляться с заказами. Шили всем форму. Те, кому коньки изготовили раньше, стали учиться стоять на них. Первое и самое главное научиться стоять на коньках на льду. Мы с Еленой поняли, что в этом году игр точно не будет. Так как просто не успеем подготовить игроков. Но это ладно. Худо-бедно, но обучение пошло. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. Но у всех их было большое желание и оно с каждой новой тренировкой только усиливалось. Были и синяки, и ушибы при падениях. Не без этого, особенно, когда тренировались без защитной экипировки. Но кандидаты терпели, ибо не вместно мужчине плакаться над какими-то синяками. Вылететь из команды никто не желал. Естественно самыми первыми были зачислены мои палатины. Эти считали, что они имеют больше прав, так как были палатинами старшей Царевны и именно они делали корт, пока над ними все смеялись. Я им не отказывала. Брал уроки катания на коньках Василий, муж Елены. Но с ним она занималась индивидуально, как и с Егором, мужем Евдокии. И с самой Евдокией. Я занималась больше с кадетами. Иногда просто с Еленой катались на корте или ехали на Москву-реку. Ушлые москвичи прознали, кто делал нам с Еленой коньки. Хорошие кузнецы с первого раза увидев лезвия коньков поняли, что нужно делать. Сапожники тоже попытались делать ботинки к конькам, но делали по старинке, не разбирая, где левая нога, а где правая. В итоге коньки у них получались не очень, так как нога хлябала в них и устоять на таких на льду было проблематично. Наш сапожник только посмеивался. Заказы от левых лиц не брал, объясняя отказы большой загруженностью. Даже боярам отказывал и купцам.

Как-то в Корпус приехал Великий Князь. Это было уже к вечеру. Он стал смотреть, как я учила своих хоккейных легионеров двигаться на коньках. Сама я была в той одежде, в которой каталась с Еленой на Москве-реке. И коньки у меня были для фигурного катания. Василий был с малой свитой, с десяток бояр и охрана. Наблюдая за тренировкой, как будущие легионеры пытаются устоять на коньках, Государь улыбался. Некоторые бояре стали посмеиваться, мол как коровы на льду. На что Василий возразил:

— А сами то можете вот так красиво, как Царевны прокатиться? Нет? Тогда чего смеётесь?

Я подъехала к бортику.

— Правильно, Государь. Они только учатся. Но обязательно научатся. А то, что неумело и падают всё время, это пройдёт ибо как сказал один поэт, о сколько нам открытий чудных готовит просвещения дух и опыт, сын ошибок трудных и гений парадоксов друг. Это он об учении. А ещё говорят так, век живи, век учись, ибо ученье свет, а не ученье тьма.

Василий засмеялся. Посмотрел на бояр.

— Слышали, что Царевна Александра сказала? Вот, её устами глаголет истина. Неучей у нас и так хватает, а вот умельцев маловато. Ну что же, Саша, будем надеяться, что увидим захватывающую игру по имени Хоккей.

— Увидим, Государь, обязательно увидим.

Позже, уже в Кремле он стал интересоваться, как долго я училась так ловко кататься на коньках?

— Василий, а хочешь я тебя научу?

— Меня? Скажешь тоже. Поздно мне учиться, чай не отрок безусый. Сама подумай? Вот выйду я на лёд и буду там, как твои кадеты, словно корова на льду. Увидят меня люди, что скажут? Нет, Александра.

— Зря, Василий. А то, что по началу неумело будешь делать, так это простительно. Ты же учиться будешь. А учиться никогда не зазорно. Но как пожелаешь. Но всё же я закажу тебе коньки, хорошо? А ты потом уже сам решишь, будешь учиться на коньках стоять или нет.

— Делай, как знаешь.

Всю зиму мы с Еленой учили будущих хоккеистов. Учили не только стоять на коньках и пытаться двигаться, хотя этому отдавали большую часть обучения, но ещё и умению владеть клюшкой и удерживать шайбу. Это делали не на коньках, но на льду и в полной экипировке. Сколько было сломано клюшек, разбито шайб, всё же они были деревянными и тоже раскалывались. Постепенно народ ощутил азарт от игры, пусть пока и не на коньках. На коньках им было ещё рано играть.

Но по мимо хоккея, конечно же на мне оставался ещё и учебный процесс в Корпусе. А так же врачебная практика, так как болящих меньше не становилась. Хорошо хоть, что основную массу страждущих взяли на себя Дарёнка с Фросей и девушки, которых я определила им в помощницы. Так же и некоторые кадеты, которые проявили интерес к медицине. С этими приходилось заниматься особо, ибо будущие хирурги, а тем более военно-полевые, это было для нас самым ценным. А кроме этого, ещё и работа с литейщиками, с которыми я встречалась, особенно с Петром Фрязиным и Борисом. Моими главными литейщиками и оружейниками. Общение с итальянцами, особенно с Джироламо Фракасторо! Ведь он пытался сделать для меня линзы. И он сделал три выпуклых и две вогнутых. Сделал он это в январе, после нашего с Еленой Нового года. Всё же мы с ней привыкли встречать Новый год с 31 декабря на 1 января. Хотя на Руси в это время Новый год встречали 1 сентября. Так повелось ещё с середины 14 века, когда Новый год на Руси перенесли с 1 марта на первое сентября, в день праздника Симеона первого столпника, в соответствии с решениями Никейского собора христианской церкви. Я на радостях, даже расцеловала Джироламо, от чего вогнала его в смущение. Линзы получились удачными и прекрасно отшлифованными. Заказала у ювелира, или как их на Руси называли — златокузнеца сделать сам микроскоп. Всё объяснила и показала. Нарисовала чертёж. Работа по микроскопу была очень тонкая, поэтому, кроме златокузнеца с ней справится никто бы не мог. Корпус микроскопа я велела сделать из бронзы или из латуни.

Коньки всё же я Василию заказала. Лезвия ему выковал кузнец, отполировал их. Ботинки должен был сделать сапожник, который уже делал их для нас с Еленой и продолжал делать по заказу для моих хоккеистов. Узнав, что надо ехать в Кремль и взять размер ноги Государя, сапожник испугался.

— Помилуй, Царевна. Как так можно?

— Я не поняла? Что можно?

— С Государя мерку снимать. Кто он и кто я, маленький человек.

— Ничего, маленький человек, снимешь так же, как снимал с меня. Заодно подрастёшь.

Мастер снял с ноги Василия мерки. Великий Князь смотрел на сапожника заинтересованно.

— Значит, это ты коньки Царевнам сделал?

— Я Великий Государь, по указанию Царевен. Кто я такой, чтобы им отказать. Пришлось делать.

Василий усмехнулся.

— Ну да, они умеют настаивать на своём. Палец в рот не клади, откусят по самое плечо.

— Истину говоришь, Государь. Не откажешь им.

Когда я проводила его на выход из Кремля, сказала:

— Ботинки будешь делать из кожи чёрного цвета. Туда сделаешь вставки из кожи белого цвета, понятно?

— Как это, Госпожа?

— Я тебе покажу и расскажу. Завтра придёшь в терем к Вяземским.

— Как повелишь, матушка-Царевна. — Он низко поклонился в пояс.

Вспоминая сейчас всё это, я улыбалась. Мастер сделал коньки для Государя. Черные с белыми вставками, как я ему и сказала. Красиво получилось. Принесла ему эти коньки. Положила на стол.

— Вот, Василий, коньки тебе. Ни у кого таких нет. И у нас с Еленой тоже. Ну а ты смотри на них и решай, будешь учиться или нет. А если не будешь, то пусть они лежат у тебя. Это мой подарок тебе.

В эту зиму он так и не решился начать учиться кататься на коньках. Посидела ещё по вспоминала. Потом занялась работой. Микроскоп у меня был. Самое, что главное, это я смогла в него при определённой фокусировке, разглядеть клетку. Да-да, самую обыкновенную клетку с тонкого листика луковицы. Чему очень обрадовалась. Потом рассматривала капельку воды. Разных амёб и инфузорий-туфелек. Дала посмотреть Джироламо. Он смотрел в микроскоп долго, когда поднял взгляд, в его глазах была паника и смятение.

— Что это, ваше Высочество?

— А это, дорогой мой Джироламо, мельчайшие существа, невидимые нашему глазу. Они живут везде. В земле, в воде, даже в воздухе летают. Просто мы их не видим. Пока человек здоров, они не могут проникнуть внутрь организма. Наша кожа защищает нас, как доспехи рыцаря, перед этими существами. В носу у нас есть волоски, которые при дыхании не дают им попасть через нос. Но они могут попасть через рот, если ты ешь грязную или плохо приготовленную пищу. Могут проникнуть через рану, как через пролом в крепостной стене. Но у нас, Джироламо, внутри есть своя стража, тоже такие существа, порождённые нашим организмом. Они вступают в бой с чужаками. И чаще побеждают их. Но бывает так, если чужаки очень сильные, то эта борьба затягивается. Человек начинает болеть, так как чужаки, начинают питаться человеком изнутри и отравлять его своими выделениями. Если человек выздоравливает, это значит внутренняя стража наша победила чужаков и захватчиков. Если человек умирает, это значит организм сдался, и наша внутренняя стража уничтожена. Всё как у людей, Джироламо. Поэтому, перед едой обязательно мой руки с щёлоком или мылом. Кстати, моя сестра делает хорошее мыло. Его у неё много кто покупает, кто не хочет быть грязнулей. Когда пользуешь, лечишь больного, надень маску, перчатки и тщательно мой руки, как перед приёмом пациента, так и после. Это элементарные правила предосторожности, чтобы не заразится самому и не причинить вред своему клиенту. Понятно?

— Понятно, принцесса. Скажи, а где ты всё об этом узнала?

— Из книг, написанных древними. Они всё это знали. А потом следующие поколения, потомки об этом забыли в период тёмных веков варварства. Ведь не даром говорят, что всё новое, это хорошо забытое старое.

— А где можно эти книги прочитать?

— Увы, Джироламо. Я не знаю где эти книги сейчас. У меня только одна, по хирургии. А остальные, кто знает. Может их уже и нет, уничтожены.

— Как жаль. — Фракасторо расстроился. Я погладила его по плечу.

— Не расстраивайся и не падай духом, ибо путь познания сам по себе прекрасен. А ты по наблюдениям в микроскоп и исследованиям можешь написать свой трактат. И он будет по праву принадлежать тебе. Ты станешь известным.

— А почему Ваше Высочество сама не хочет написать?

— У меня нет времени на это. Да и становится известной в этом поприще я не хочу. Мне и так известности хватает. А вот тебе, Джироламо надо!

Я рассказала ему, что некоторые виды плесени, вырабатывают субстанцию, которая помогает убивать вредоносных существ. Вот только нужно найти такую плесень. Сделать из неё лекарство. А для этого нужны исследования. Итальянец вдохновился, стал работать, искать чудодейственную плесень. Чему я была рада, хоть этот груз он с меня снял.

Ещё сидела некоторое время, разбиралась с воинскими уставами. Потом встала, прошла к окну. Стала смотреть на улицу. Весна уже во всю вступила в свои права. На улице бежали ручьи. Даже не смотря на сгущающиеся сумерки, с крыш продолжало во всю капать. В душе было какое-то томление. Словно в ожидании какого-то чуда. Неожиданно ко мне в кабинет зашёл Василий. Я обернулась. Он закрыл дверь и подошёл ко мне.

— Что, Василий? — Сначала он молчал, просто смотрел мне в глаза. Потом обняв за талию, притянул к себе. Я упёрлась ладошками ему в грудь. На нём была атласная рубаха. Я чувствовал через ткань его грудь. Ощущала его дыхание. Томление в моей груди стало нарастать и разливаться по всему телу. Стало накапливаться внизу живота. Господи, только не потерять голову.

— Душу ты мне всю вывернула, Саша.

— Зачем так говоришь, Василий? Как я тебе могу душу вывернуть? — Говоря это, понимала, о чём он мне сказал.

— А так и вывернула. Люба ты мне. Сильно люба. Никого и никогда так не любил, как тебя. Иногда спать не могу, думать ни о чём не могу, только о тебе.

— Тебе жена нужна, Василий. — Тихо сказала ему.

— Нужна. Очень нужна. И наследник нужен. Дарья не может наследовать Великий Стол Московский.

— Ну так разве есть препятствие? Сколько на Руси девиц невинных? Юных, готовых стать тебе женой и матерью твоих детей. Только скажи, привезут их к тебе на смотрины. Сам выберешь себе по сердцу.

— Да не нужны они мне, девицы эти.

— Своих не хочешь, есть принцессы, дочери королей, князей, маркграфов, суверенных правителей. Как раз тебе по статусу.

— Согласен, надо мне принцессу-царевну. Так есть такая уже. — Он говорил, чуть склонившись ко мне. Потёрся щекой о мой платок. Потом правой рукой сдвинул его, обнажая мои волосы. Прижался к ним. Вдыхал мой запах и стал целовать мои волосы.

— Ты о ком сейчас, Василий? — Спросила его, хотя прекрасно понимала о ком он говорит. Обо мне.

— Ты же всё поняла. Я о тебе, Саша. Когда-то мой батюшка женился на царьградской принцессе, на моей матери, Софье Палеолог. А я женюсь на другой царьградской принцессе, на Александре Комниной. Твой вдовий срок давно закончился. Ты отомстила за своего мужа. Я тоже уже не женат. Я не хочу тебя неволить, Саша. Я просто прошу тебя, стань моей женой. Законной Великой Княгиней. Или я не люб тебе? Противен?

— Нет, не противен. — Подняла глаза на него. — Но не гоже это, Василий. Как я могу стать тебе женой? Вдова я. С дитём малым на руках. Разве можно правителю Руси брать в жёны вдову? Бояре не согласятся, посчитают это умалением чести. Не было такого ещё на Руси. Пусть даже я высокородная принцесса, но вдова.

— Насчёт бояр не беспокойся. Здесь я хозяин, а если кто не доволен, так у меня казематы найдутся каждому недовольному и топор палача. Так что молчать будут. Да и любят тебя на Руси. Слава о тебе добрая идёт. Люди всё тебе прощают. И то что на коне скачешь в своих одёжках. И то, что полки уже водишь, хотя такого тоже на Руси никогда не было. И людей врачуешь. Святой тебя считают. Что на тебе благословение божие и покров Пресвятой Богородицы. Любят тебя Александра и простые смерды, горожане, и особенно воинские люди. Эти за тебя готовы в огонь и в воду. И храм воинский первый такой на Руси строишь.

— Церковь будет против, Вася.

— Церковь? Нет. С митрополитом я решу вопрос. О православная церковь тебе вообще благодарна должна быть, столько священных реликвий ты вернула в лоно церкви, отняв их у безбожников. А то, что вдова, ну и что? Я тоже вдовец. И меня юные девы не привлекают. Знаю я, что это такое. Да и ты разве старая? Тоже молода, в самом расцвете своей пленительной красоты. А то, что дитё есть, так хорошо это. Тут уж ясно, что понести можешь и дитя родить мне. А на девице женишься и ещё не известно, понесёт она или нет. А я ждать наследника уже устал. Мне его на ноги поднять нужно, научить всему, чтобы, когда придёт мой срок, скипетр и державу ему передать.

Я перестала сопротивляться. Просто уткнулась ему в грудь. Всё же быть постоянной сильной, это трудно, хочется вот так уткнуться любимому человеку в грудь, растворится в его руках и ощутить покой и защищённость. Он окончательно снял с меня платок. Стал целовать меня в макушку. Потом поднял ладонями моё лицо. По моим щекам побежали слёзы. Почему я вдруг расплакалась, сама не знаю. Он стал целовать мои глаза, нос, щеки, губы…

Мы стояли с ним около окна обнявшись. Мне было уже всё равно. Что и кто скажет. Да и истосковалась я по мужской ласке, чего уж тут скрывать.

— Вась, ты хочешь, чтобы я пришла к тебе сегодня ночью?

— Хочу, Саша. Ты даже не представляешь, как я этого жажду. — Он гладил меня по голове, по моим волосам. Пропуская между пальцев мои пряди. — Но, ты же не простая женщина. И ты не наложница. Поэтому давай всё сделаем по закону божьему. Не хочу я, чтобы Господь осерчал на нас за блуд и отказал нам в детях. Поэтому будет венчание. А ты готовься. Венчание будет через месяц. Уж месяц то я выдержу. Ты сегодня спать здесь в Кремле будешь или к Вяземским поедешь?

— Здесь буду.

— Хорошо. Тебе нужно отдохнуть. Ты выглядишь уставшей.

Василий ушёл. Я вновь повернулась к окну. Ну что же, слова сказаны и решения приняты. Посмотрела на свой стол. Работать желания не было. Собрала все бумаги и убрала их в ящик стола. Со мной сегодня в Кремле были Айно и Илья. Я всегда сюда брала двоих из шести своих гвардейцев. Илью я перед приходом Василия, отправила присматривать за детьми. Нет, не быть с ними в детской, там находилась молоденькая боярышня. А находиться поблизости. Не знаю почему, но у меня была какая-то тревога непонятная. Сама не могла понять, что и почему. Конечно, детскую охраняли двое из личной охраны Государя. Но всё же. А Айно остался около моего кабинета.

Прибравшись на столе, решила пойти в свою опочивальню. Когда вышла из кабинета нигде не увидела своего гвардейца. Огляделась. Тишина, никого. Ладно, после выясню, где его черти носят. Хотя Айно всегда отличался исключительной дисциплиной. Направилась к себе. Но не успела сделать и десятка шагов, как почувствовала нарастающую опасность. Хотела оглянуться, но не успела. Холодное лезвие ножа упёрлось мне в горло.

— Тихо, принцесса. — Услышала позади мужской голос. Странно, я не услышала, как он подобрался ко мне. Я замерла. Лезвие продолжало касаться моей кожи у горла. Вторую руку злоумышленник положил мне на левое плечо. — Стой спокойно.

— Стою. Кто ты и что хотел?

— Кто я, не важно. Ты взяла то, что тебе не принадлежит. Надо вернуть.

— А что я взяла? Напомни, а то память девичья, короткая.

— Не прикидывайся глупой. Ты не такая. И ты понимаешь, о чём я тебе сказал, принцесса. А вообще странная ты принцесса. Раз и как будто из неоткуда появилась. Принцессы из ниоткуда не появляются.

— Серьёзно? Ну так скажи об этом кому-нибудь. Ты докажи, что я не принцесса, а самозванка. Сможешь?

— Мы не собираемся что-то кому-то доказывать. Может ты и настоящая принцесса. Всё может быть. Но ты вернёшь, что взяла.

— А, милый, так ты насчёт казны, которую я отжала у тамплиеров? Что-то долго думали, мальчики. Я вас ждала гораздо раньше.

— Что значит отжала?

— Забрала, без спроса.

— Откуда ты узнала о казне? И вообще тамплиеров нет уже, как двести лет.

— Ты эту сказку можешь своей жене рассказать. Может она и поверит.

— У меня нет жены.

— Сочувствую. Тогда расскажи это брату по ордену, своему любовнику.

— Какому любовнику?

— Как какому? У вас же безбрачие, а потребности молодого мужского организма надо как-то удовлетворять. Вот вы там друг друга в зад и удовлетворяете. Я права? — Нож теснее прижался к моей шее. Я почувствовала, как по коже потекло что-то теплое.

— Ты, заткнись. Я не содомит.

— Я тебя поздравляю. Тогда расскажи сказку о тамплиерах какой-нибудь девке в придорожной таверне.

— Помолчи. Ты меня совсем заговорила. Вернёшь то, что взяла.

— А если не верну? Я жадная. Для меня много золота не бывает. Бывает только мало. Да я за пол серебряного талера удавлюсь.

— Золото можешь оставить себе, как и все монеты. Даже оставь себе копьё, плащаницу, крестильный крест и корону византийских императоров. А вот святой Грааль отдашь. И отдашь именно в ларце, в котором он находится. А так же вернёшь мощи Георгия Победоносца и тоже в той же раке, в которой они лежат. Отдашь это и мы тебя больше не потревожим.

— А не слишком много попросили твои кураторы? У них ничего не треснет?

— Что не треснет?

— Например их морды?

— Не треснут. А чтобы ты побыстрее шевелилась, мы твоего сына заберём, а с ним и маленькую принцессу, Дарью. Мы знаем, ты её любишь, как родную дочь. Тем более, она единственный ребёнок Вашего Князя.

— Только попробуйте тронуть детей, я вас уродов из под земли достану.

— Не достанешь. Нас много кто хотел достать, да только руки коротки.

Я молчала. Страх за детей нарастал во мне вместе с яростью. Мозг работал в усиленном режиме, просчитывая все ситуации.

— Что принцесса, думаешь, как бы меня обезоружить? Даже не пытай… — Он вдруг заткнулся, дернулся и нож выпал из его руки. Да и он сам упал. Я резко развернулась. Позади упавшего, стоял Айно.

— Что-то сержант ты долго шёл.

— Прости, Царевна-матушка. Отходил по нужде. Мочи терпеть не было. Возвращаюсь я тебя нет. А потом увидел, как этот тать нож держит у твоего горла. Ну я его и… Того.

— Ты что, убил его?

— Нет. Так гирькой приложил по макушке. — Айно вытянул руку и из его рукава выскользнул шарик, обтянутый какой-то материей. Шарик был на веревочке. — Это свинец. Я его в мягкую ткань обернул, это чтобы крови не было, когда аккуратно бьёшь кого по голове. Так хорошо стражников снимать.

— Значит так. Этого связать, в рот засунь ему кляп, чтобы он себе ничего не откусил.

— А что он себе может откусить?

— Язык. И… — Я наклонилась и осторожно сняла перстенёк с безымянного пальца левой руки. В этом перстеньке мог быть яд. Знаем такие штучки, проходили. Положила его в карман. Посмотрела на Айно. — Давай, сержант вяжи его. К нему никого не подпускать. Остаёшься с ним. Он очень важен, понял?

— Понял, Царевна Александра.

Я рванула по коридору. Молилась, главное, чтобы ничего с детьми не случилось. Возле детской было тихо. Оба стража сидели на полу, опустив головы. Оружие лежало рядом. Я проверила у них пульс. Отсутствовал. Открыла дверь. В детской горела свеча. Боярышня лежала на полу. Её зарезали, ударив стилетом в сердце. Детей не было. На меня навалилась страшная тяжесть. Руки у меня затряслись. Господи, прошу тебя, верни детей мне моих. Выбежала из горницы.

— К оружию! — Закричала во всю мощь легких. — Измена! — Я продолжала кричать, пока не послышался топот ног. Из-за поворота коридора высочило несколько вооружённых стражей, внутренней охраны Кремля. С ними бежал старший охраны Плетень.

— Что? — Подбежав, спросил он.

— Стража убита. Детей похитили. В том числе и Дарью, княжну. На меня нападение было. Тясячник, немедленно, перекройте все выходы из Кремля. Никого не выпускать. И к Государю бегите. Проверьте жив он?!

Тысячник ругнулся и оставив со мной троих бросился к опочивальне Великого Князя. Вскоре и он сам прибежал ко мне. В штанах, сапоги одеты наспех и рубаха.

— Саша! Что случилось? — Тут он увидел кровь на моей шее. — Ты поранена?

— Пустяки, просто кожу оцарапали. Дарьюшку украли, Василий. И Вячеслава.

— Чтоооо?! — Я видела, как глаза Великого Князя стали наливаться кровью. — Кто посмел?

— Тамплиеры. Они пришли за казной и реликвиями. Надо перекрыть все выходы из Кремля, если ещё не поздно. Послать к митрополиту, предупредить, чтобы усилили охрану всех святых вещей.

В этот момент прибежал один из стражников.

— Великий Государь. Схватили того, кто похитил детей.

— А дети? — Тут же спросила я.

— Дети живы. Только спят.

— Где они?

— Несут сюда.

Вскоре появились ещё вооружённые ратники. Двое несли спящих детей. И ещё двое тащили моего сержанта, Илью. Я смотрела на него и не могла поверить.

— Илья? Ты?

— Я, Царевна-матушка. Повели, чтобы отпустили меня.

Василий шагнул к нему. Схватил Илью за грудки.

— Ты, смерд, посмел тронуть мою дочь?

— Прости, Великий Государь. А что мне оставалось делать? Не оставлять же её лежать с мёртвыми.

— Какими мёртвыми? — Князь удивлённо смотрел на моего сержанта.

— С теми, кто их украл. Они тогда живы были. Но мне пришлось убить татей. Их двое было.

— Отпустите его. — Сказала я страже. Но те продолжали держать Илью, заломив ему руки за спину. Конвой посмотрел на Василия. Он сам отпустил Илью.

— Отпустите. — Велел Князь. Илью отпустили. Он отряхнулся. Поклонился Великому Князю в пояс. Я взяла Дарью на руки. Она и правда спала, как и мой сын. Наверное, им что-то дали.

— Несите сына ко мне в опочивальню. — Сказала я стражнику. — И ещё, там второй мой сержант. Он сумел одного тамплиера взять живым.

Дарью я унесла в свою спальную. Туда же принесли и моего сына. Я положила обоих детей на свою постель. За мной зашёл и Василий. Я стояла и смотрела на спящих детей. Повернулась к Князю. Он обнял меня. Я не выдержала и разревелась. Василий гладил меня по голове.

— Саша, всё хорошо. Дети здесь. Татей найдём.

— Там одного взяли. Надо сделать всё, чтобы его не убили раньше времени. Думаю в разбойном приказе есть умельцы, которые на дыбе разговорят тамплиера?

— Есть такие умельцы. У них и немой заговорит.

— К митрополиту послали? Они попытаются выкрасть святые реликвии.

— Не беспокойся. Послали. Там у митрополита и так мышь не проскочит. А сейчас ещё больше усилят охрану. Поверь, Саша, сокровища церкви охраняются очень хорошо, даже лучше, чем самого Великого Князя.

До утра в Кремле были усилены меры безопасности. Ходить по Кремлю в одиночку было запрещено. Стража была расставлена везде, где только можно.

Я уснула только под утро рядом с детьми. Мне снился Святой Грааль и мощи Георгия Победоносца. Проснулась я от того, что дети уже не спали. Дарья сидела на постели, рядом со мной и тянула ручку к Вячеславу. Он держал в руках её соску.

— Ты зачем её сосёшь? — Задал сын малышке. Естественно она ничего не могла ему ответить, но продолжала тянуть к соске ручки.

— Сынок, ты зачем взял Дашину сосу?

— Я её полизал. Я думал она сладкая, а она нет. А почему она её сосёт?

— Потому, Вячеслав Иванович, что маленькие дети сосут у мамы титю. А если тити нет, то сосут такую вот соску.

— Но у тебя, мама, есть титя.

— Титя есть, но молока в ней нет. Поэтому я не могу накормить им Дашу. Её кормит другая женщина. Дай мне.

Забрала соску. Даша потянулась ко мне. Я встала. Взяла её на руки. Она была мокрая. Вот же мамка какая, совсем за ребёнком не смотришь, Саша! Открыла дверь и позвала нянек. Они принесли теплой воды и сухую одежду для Дарьи. Я помыла её, вытерла насухо. Помыла соску и сунула её ребёнку. Она довольно засосала. Так же пришла кормилица. Села кормить маленькую княжну. Я отправила с няньками Вячеслава позавтракать. Сидела, смотрела как кормят дитя и думала. Почему из всех реликвий им особенно важен Святой Грааль и мощи Георгия Победоносца? Причём именно в их ларцах? Почему готовы отдать плащаницу, копьё, корону? И почему именно в ларцах? А что, если важны именно ларцы, а реликвии не совсем? Они так, для фона? Что ценного может быть в ларцах или в каком-то одном из них? Да нет, это бред. Или Святой Грааль или ларец, в котором он находится. Даже пусть этот ларец украшен золотом и драгоценными камнями. Всё равно они не соизмеримы по своей ценности. Святой Грааль для христиан бесценен, как и мощи святого Георгия Победоносца. А ларцы, это просто ларцы и всё. Даже если потеряются, то ничего страшного. Новые сделают. Но здесь именно с ларцами.

Зашёл Василий. Посмотрел на кормилицу. Потом перевёл взгляд на меня.

— Александра, ты ела?

— Нет. Я что-то не хочу. Аппетита нет. Митрополит предупреждён насчёт тамплиеров?

— Да. Он сейчас прибудет сюда.

— Государь, у меня много вопросов к внутренней безопасности Кремля. Как так получилось, что тамплиеры сумели проникнуть в Кремль и подобраться так близко к тебе, к детям, ко мне?

— С этим будем разбираться. Твой свёкр уже занялся этим. Тамплиер в разбойном приказе в пыточной. Начали проверять всех, кто находится в Кремле. В том числе и дьяков, подъячих. Даже мою охрану и гарнизон Кремля. Истопников, плотников, кузнецов, стряпух, всех.

— Хорошо. Мне надо в разбойный приказ.

— Зачем?

— Хочу несколько вопросов задать тамплиеру.

— Не место там Царевне.

— Не место, согласна с тобой. Но сейчас очень надо. Хочу кое-что прояснить. Надеюсь, он ответит на мои вопросы.

— Хорошо, пошли вместе.

— Государь, надеюсь сейчас с детьми будут надёжные люди? Пусть привезут девушек с подворья Вяземских. И Евпраксия Гордеевна пусть приедет. Она со своей сестрой присмотрят сегодня за детьми. Им я доверяю. Остальных убрать. Кормилицу можешь оставить. Это моя просьба. А то у меня душа болит. Я сейчас нигде не чувствую себя в безопасности. Вернее, не чувствую безопасность для детей. Пожалуйста, Государь.

— Хорошо. Сейчас пошлют за боярыней.

В мою спальную позвали сестру моей свекрови. Я попросила её постоянно быть с детьми. Сама отправилась в сопровождении Василия и многочисленной охраны в разбойный приказ, а точнее в службу государевой безопасности. Возле моей спальни, по мимо стражи находились и Илья с Айно. Они не спали всю ночь. Подошла к ним, обняла обоих.

— Спасибо вам, мальчики мои. Тебе Айно, что спас меня. Тебе Ильюша, за детей. Век вам благодарна буду.

— Ну что ты Царевна-матушка. Какая благодарность? Это мы тебе благодарны, за то что приблизила нас и возвысила. Мы за тебя кого хочешь на куски порежем. — Проговорил Илья. Василий, слушая это, хмыкнул и усмехнулся.

— Прости, Великий Государь. — Тут же извинился Илья и они с Айно низко поклонились.

— Не извиняйся. За то, что спасли детей и Царевну, жалую вас обоих по шубе своей. — Снял с пальцев своих два перстня и отдал парням. — И это возьмите. Вижу преданы вы Царевне. Вот и будьте преданы ей до конца. Берегите её.

— Не изволь беспокоится, Великий Государь, сбережём.

— Илья, Айно, скачите в Корпус. Надо усилить охрану. Обскажите все дядьке Евсею и Георгу. Они сейчас побудут за меня. Я буду занята. И пусть находятся в постоянной боевой готовности. Как бы тамплиеры не устроили бунт в Москве и беспорядки. Понятно? Все увольнительные отменить. Полная боевая готовность.

— Поняли! — Ответил Айно. — Разрешите идти?

— Идите. И пусть к разбойному приказу прибудут остальные палатины, Богдан, Божен, Степан и Никифор. Полностью вооружённые и экипированные. Вы двое отдыхайте.

Проехали в разбойный приказ. Запашок, конечно, был тот ещё. Воняло палёным мясом, кровью, мочой и калом. Но мне было наплевать. Тамплиер висел на дыбе. Пока что ему ещё суставы не вывернули. Но он уже был на пределе. Руки задраны за спиной максимально. Сам стоял на цыпочках. Он был полностью обнажённый. Фёдор Мстиславович вскочил с лавки на которой сидел, когда мы с Василием зашли в пыточную.

— Великий Государь! — Воскликнул он и поклонился в пояс.

— Полно, Фёдор. — Махнул рукой Василий. — Что у тебя, говори?

— Сей тать именуется Андрейкой Зубатовым. Появился в Кремле две седьмицы назад.

— Подожди, Фёдор. Зубатов? Это не те ли Зубатовы, что род свой ведут от Ярославских Рюриковичей?

— Они, Государь. Вот только род совсем захирел. А этот имел прошение от Мефодия Зубатова, просил сына своего на службу к тебе взять.

— Почему я об этом не знаю? Всё же, род хоть захирел, но они Рюриковичи.

— То мне не ведомо. Я его не брал в Кремль. То ведал твой боярин, что формирует для тебя челядь и охрану.

— Понятно. Пошли ка людей, Фёдор Мстиславович, пусть сюда боярина Вельяминова Ваньку притащат. Он же у меня за это отвечает. А может он тоже тать поганый и вор, снюхался с богомерзкими тамплиерами? Вот и узнаем заодно. Бумаги от Мефодия у тебя?

— Нет, Государь. Они у дьяка, что окольничьему твоему подчиняется. Мой человек ездил спрашивал бумаги, да только боярин Вельяминов обхаял его и пригрозил плетей дать.

— Что? — Великий Государь смотрел шокировано на моего свёкра. Но Фёдор Мстиславович пожал плечами.

— А что я сделаю, Великий Государь? Твой окольничий как бы выше меня стоит. И я ему не указ.

— С этого момента указ. Запомни, Федя, ты отвечаешь теперь за охрану Кремля. Я правильно говорю, Александра?

— Правильно Государь. Охрана Государя и членов его семьи, это дело службы государевой безопасности, сиречь разбойного приказа. И никто не смеет вмешиваться в это дело. Все люди, кто будет служить в Кремле, в том числе и твоя охрана, должны проходить проверку здесь. А то слишком много тех, кто может назначать и нанимать людишек в Кремль. Поэтому я и не удивляюсь, что тати проникли в самое сердце Москвы.

— Прошка! — Крикнул Вяземский-старший. В пыточную заскочил мужик, лет 40.

— Что изволит, боярин? Государь! Царевна?! — Он тут же рухнул на колени.

— Слушай сюда, Проша. — Продолжил говорить боярин. — Берёшь оружных людей с десяток, едешь в Вельяминову Ивану. И везёшь его сюда в пыточную. На то воля Великого Государя. И бумаги на Зубатова берёшь, те, в коих тебе Вельяминов отказал. Добром не пойдёт, силой возьмёшь. А если стража государева вмешается, скажешь, что на то воля их Господина. Понял?

— Понял, Фёдор Мстиславович. — Прохор поднялся с колен, надел шапку и выскочил из пыточной. Я подошла к висящему на дыбе тамплиеру. Он поднял голову, посмотрел на меня. Я усмехнулась.

— Ну вот видишь, Андрейка или как там тебя, рыцарь храма Соломонова… Сомневаюсь я, Государь, что он Зубатов. Но это ладно, батюшка выяснит это. — Смотрела в глаза своему врагу. — Мне наплевать как тебя кличут и откуда ты. Совсем. У меня вопрос, почему именно Святой грааль и мощи святого Георгия Победоносца? Почему не копьё Лонгина? Не плащаница? Не крестильный крест? Почему именно грааль?

Он ничего не ответил, только усмехнулся. Я обратила внимание на татуировку под его правой подмышкой.

— А что это за знак? — задала ему вопрос. Он опять только усмехнулся. Я тоже. — Можешь не говорить, я и так знаю. Это АНКХ. Да? Крест, но его верхний луч не форме палочки, а в форме петли. Очень древний магический знак. Известен ещё со времён египетских фараонов. Например его использовал бог Гор. Так ведь? — Глаза тамплиера округлились. — Что, думал кроме вас никто об этом не знает? Бог Гор, сын Осириса и Изиды. Бог солнца и света, убивший бога Сета. Это по древнеегипетской мифологии. Он имеет тело человека, а голову сокола. Изображался таким. В одной руке держит свой посох-оружие, которым победил Сета, в другой держит вот этот АНКХ за петлю.

— Я смотрю, принцесса многое знает. — Прохрипел он, сплюнув кровавую слюну. — Тогда может сама решишь загадку со Святым Граалем и мощами Святого Георгия Победоносца?

— Решу. Ты сам дал мне ключ к этому, но я хотела всё же уточнить.

— Отдай то, что я сказал и тогда останешься жива. И дети останутся живы. — Опять прохрипел он. — Иначе сама сгинешь, дети, весь твой выводок сгинет. И все сгинут, кто дорог тебе.

— Правда? А давай посмотрим. Вы, конечно, слишком умные, изворотливые жулики и мошенники, воры и тати, вероотступники. Но и я не простая овечка в стаде Христовой. Я вообще не овечка. Я волчица. Я у вас из глотки выгрызу то, что принадлежит мне. И я знаю, что ваш поганый орден причастен к убийству моей семьи. Да-да, что так смотришь? Мне известно, что вы, тамплиеры помогли сфальсифицировать против моего прадеда документы. Некое письмо написанное якобы племянницей моего прадеда Феодорой, известной, как деспина ханум. На основании этого письма турок Мехмед и принял решение казнить моего прадеда, деда и его братьев. Но всё это было сфальсифицировано вами, тамплиерами, по заказу Мехмеда. Сволочи. Вы продали Христа, стали богоотступниками, язычниками! Сколько вам заплатил Мехмед? Я думаю, не мало. Турки ответят за это преступление. И вы тоже.

— А не надорвёшься, принцесса?

— Нет, не надорвусь. Я уничтожу османов.

— Османы самые сильные сейчас.

— Я создам армию, которая будет превосходить османов во много раз. Поверь, я уже начала это делать. И до вас я доберусь. Всех вырежу. И вам ничего не поможет. Я знаю, что ты мне сейчас скажешь. Что многие хотели вас уничтожить, но ни у кого не получилось, даже у Святого престола. Так вот, ублюдок, запомни мои слова, которые ты никому не сможешь передать. Я уже начала создавать орден, который станет вашим могильщиком. Они будут лучше вас во всём. И они найдут вас, рано или поздно. А ещё, я разгадаю твою загадку. Обязательно.

— Дочка, ты о чём с ним говорила? — Спросил меня свёкр. Василий тоже заинтересованно на меня смотрел. Я улыбнулась.

— Батюшка, Фёдор Мстиславович, Государь. Перед вами тамплиер. Богоотступник и язычник. Они предали Христа. Даже Ватикан это признал и начал охоту за ними. Видите этот знак у него подмышкой? Это древний языческий магический символ, АНКХ, ключ. Ключ к лучшему миру. Его в руках держал языческий бог египтян Гор. Я потеряла к нему интерес. То, что я хотела узнать, я не узнаю. Но я поняла, где искать. Дальше, батюшка ваше дело. — Посмотрела в глаза тамплиеру, усмехнулась. — Вы опять проиграли!

После чего вышла из пыточной.