Александра

Глава 8

Обоз двигался в ускоренном темпе ещё два часа. Мы торопились уйти, как можно дальше. Металлических обрубков для картечи больше не было. Зато были голыши. Только потом сделали короткий привал, чтобы дать отдохнуть лошадям, причём, в большей степени крестьянским клячам и напоить их. В это же время, пушкари перезарядили пушку. Это меня радовало. Всё же динамитных шашек осталось всего четыре штуки. Пока давали роздых как лошадям, так и людям. Ко мне и Ивану подбежал один из боярских воинов. Он был из авангарда.

— Царевна Александра, боярин Иван Федорович. Впереди засада.

— Что? — Я даже подскочила с пригорка, на котором мы с Иваном сидели.

— Орденцы? — Задал вопрос Ваня, тоже встав.

— Нет. Лесовики какие-то. Заросшие, в шкурах. С дубинами и дрекольем. Только у некоторых топоры есть. Их Айно-эст обнаружил.

Айно-эст, это был тот самый парнишка проводник, который нас и провёл незаметно к замку Ульриха. Он, как мне пояснил дядька Евсей, был из эстов. И очень ненавидел немцев. Нам вызвался помочь, когда узнал, что мы идём к замку фон Деница. Оказалось месяц назад один из людей Ульриха забрал туда его невесту. Айно горел желанием вернуть её. Когда мы захватили замок, Айно нашёл свою невесту среди прислуги. Я видела её. Девчонка лет 14–15. Не красавица, но и не уродина. Вся забитая какая-то. Видела на её лице, руках синяки. Били её видать. М-да не завидная судьба у девчонки. Сейчас она шла вместе с нашим обозом. Не роптала, шла, даже бежала рядом, держась за одну из телег. За кусок хлеба и мяса, целовала руки тех, кто ей давал еду. Я смотрела на латников. Ни у кого из них не увидела чего-то похожего на похоть в отношении этой девчонки. Только жалость. И одета она была в какие-то лохмотья. Айно я решила взять к себе. Буду делать из него дивера. Он прекрасный следопыт. Отлично ориентируется на местности и бесшумно передвигается. Есть все задатки воина. Правда он тоже худой. Но это ничего, откормим. Были б кости, а мясо нарастёт. Но пока Айно ничего не говорила.

— Они по обе стороны дороги? — Спросила латника.

— Да.

— Значит так. Один десяток на одну сторону, второй на другую. Самое главное, найдите мне те деревья, которые они успели подрубить. Не дайте им упасть. Понятно?

— Понятно, царевна.

— Почему они устроили засаду на нас? Откуда узнали, что мы здесь и сейчас пойдём?

— Не знаю, царевна.

— Надо взять пленных, поспрашать их. Не нравится мне это всё.

— Хорошо. Мы постараемся.

Воин убежал. Вскоре от остановившегося обоза по обе стороны в лес рвануло два десятка воев. Эти бежали, как стая волков. Кто такие лесовики? Дикие люди. Их основное призвание охота. Какое призвание профессиональных воинов? Конечно же война. Они с меча вскормленные с шелома вспоенные. Их основное ремесло — это воевать, за это их кормят, поят, одевают и обувают, да ещё если есть семьи, то и их содержат. Плюс вооружение и брони. Поэтому в прямом боестолкновении, у лесовиков нет шансов. Что и произошло. В лесной чаще началась натуральная резня. Даже меткость лучников, устроивших засаду, не спасло. Тем более, стрелы у них были с костяными наконечниками, а ими воинские брони не пробьёшь. Если только воину в глаз попасть.

Подрубленные деревья нашли и не дали их повалить. К нам опять прибежал посыльный.

— Царевна, боярин. Деревья нашли. Упасть не дадут.

Я махнула рукой.

— Начали движение! — Крикнула в голову обоза. Мы и так здесь задержались. Но есть и позитив, нам самим рубить деревья не надо, чтобы завалить дорогу за нами. Обоз продолжал двигаться, когда я дала команду повалить деревья, громоздя между нами и орденцами ещё один завал.

В это время по обеим сторонам дороге, в лесной чаще всё было кончено. Основную часть засады уничтожили. Часть успела убежать. Гоняться за ними не стали. Притащили троих лесовиков. Один дед с бородой-лопатой. Седой. Второй мужик, от 30 до 40, хотя сколько ему в реале непонятно. И совсем молодой парнишка. Мужчина был ранен и исходил кровью. Велела перевязать его. Ваня удивлённо посмотрел на меня.

— На кой он тебе? Приколоть его и всё, чтобы не мучился.

— Пригодиться. Смотри какой здоровый. Выживет, значит выживет. Нет, значит бросим его труп здесь в лесу и всё.

Мужика перевязали. Связанного положили на одну из повозок, где нашлось место. Старика и юнака гнали вместе со всеми. Я ехала с ними рядом на коне. Стала задавать вопросы старику.

— Кто такие и почему хотели напасть на нас?

Старый молчал. Парень тоже. Только зыркали на нас злыми глазами. Смотри ка, тоже мне, Аники-воины!

— Не советую молчать. Иначе для начала, вот этого мальчишку порежут на ремни. Ты же этого, старик не хочешь? Поверь и я не хочу, но я должна знать. Не вынуждай меня. — Старик продолжал молчать.

— Богдан! — Крикнула я своему старшине.

— Здесь я, госпожа! — Ко мне подъехал старший моей группы.

— Этого, отведи в сторону и убей. — Указала на парня. тот побледнел. Ага, значит понимают. Богдан оскалился. Вытащил из ножен саблю, пнул ногой пленника.

— Пошёл!

— Подожди. — Услышала скрипучий голос старика. — Не трогай его. Я отвечу тебе. Что ты хочешь знать?

— Кто вы и почему хотели напасть на нас? Откуда узнали, что мы пойдём здесь?

— Мы не знали. Мы просто устроили засаду на первых, кто поедет.

— Почему не ушли, когда увидели, что нас много, особенно оружных?

— Хотели, когда поняли, что вас много и все оружные. Но не успели, твои волки кинулись на нас.

— А кто вы такие?

— Мы голядь.

— Какая ещё голядь? — Удивлённо на него посмотрела.

— Голядь, народ такой. Когда-то нас было много. Но и врагов тоже. Мы противостояли им, да только силы народа таяли. Не успевали мы восстанавливаться. Пришлось нам уйти с мест наших, предками нам заповедованными. А потом пришли жрецы распятого бога. Мы не покорились, остались верными нашим богам.

— Язычники что ли?

Он сверкнул на меня злым взглядом.

— Это вы так нас называете. А мы дети солнечных богов! Это вы предали пращуров своих. Стали рабами распятого.

— Ты язык попридержи, старый! — Наехал на него Иван. Поднял руку с плетью.

— Ваня, осади! — Остановила мужа. Посмотрела на старика. Страха в нём не было. Занятный дедок. — Насчёт предали своих пращуров, так не прав ты тут, дедушка. — При слове дедушка, он посмотрел на меня удивлённо. — Русичи помнят свой исток. Свои корни. Зря ты так. А то, что христианами стали, так надо было это сделать. Иначе никак. Но, даже став христианами, всё равно помнят они и богов предков своих.

— Как это?

— А об этом мы с тобой поговорим позже. Если захочешь. — Я усмехнулась. Посмотрела на Богдана. — Освободи их.

— Госпожа? — Богдан смотрел на меня непонимающе. Точно так же, как и Иван.

— Саша, ты чего это? Татей освобождать?

— Ванечка, пожалуйста, любый мой, делай то, что я сказала.

Богдан соскочил с коня и разрезал путы у старика и парня. Я смотрела на старшего, улыбалась.

— Как зовут то тебя, дедушка?

— Аникеем родители нарекли.

— Аникеем? Хорошо. А почему всё же разбоем занялись? — Обоз двигался дальше, и мы тоже двинулись за ним. Старик шёл рядом с повозкой, на которой лежал его раненный соплеменник. Парень тоже.

— Прежде чем ответить тебе, дева, хочу спросить. Позволишь ли?

— Спрашивай.

— Почему оружные вои слушают тебя? Исполняют твою волю? И даже боярин.

— Так боярин муж мой, венчанный, перед богом и людьми.

— Тогда тем более. Разве не он должен повелевать тобой и воями?

— А он и так повелевает ими.

— Но слушают тебя. Разве жёнка не должна преклониться перед мужем своим? Что по покону предков наших, что даже по вашему закону распятого?

— Так я и так покорна ему, на ложе нашем супружеском. Он имеет на это право, как супруг мой. Как мой любимый мужчина. Ибо я дала клятву ему, на алтаре, когда венчали нас. Я говорила сама себе: «Я клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». И я не могу нарушить эту клятву. — Посмотрела на Ивана. Его широко раскрытые глаза.

— Саша, ты мне не говорила этого.

— Не говорила тебе. Говорила себе, Ванечка. Эту клятву дают все женщины нашего рода сами перед собой, своим избранникам и идут с ней до конца. Моя прабабушка сняла своего мужа с креста, на котором его распяли османы. И сыновей своих. Копала им могилы, руками, разрывая твёрдую землю. Сама хоронила их. И сыновей, и мужа своего. И умерла рядом с ними, на их могилах. Разве это не следование клятвы? — Он, подъехав ко мне ближе, накрыл мою руку своей. Смотрел на меня потрясённо. Надо будет по приезду Ленку настропалить, насчёт этой клятвы. А то коза драная спалится не дай бог, когда её Вася спрашивать будет насчёт клятвы. А Ваня, сто процентов ему расскажет. Старик тоже смотрел на меня потрясённо.

— Кто же ты? — Спросил он.

— Я, Александра Комнина, из рода Комниных-Великих. Я царевна, принцесса Трапезундская и Византийская. Мои предки были императорами Рима! Царями!

Некоторое время старик шёл молча, только бросал на меня странные взгляды. Я тоже поглядывала на него, потом сказала.

— Можешь уходить. И юнака забирай с собой. А этого, я отвезу к себе в крепость. Вылечу его, если он доживёт. Потом отпущу. А теперь скажи, зачем всё же вы занялись разбоем на дорогах?

— Хиреет наш народ. Женщины меньше рожать стали. А тех, кого рожают не все выживают. Большая часть умирает. Чую, что скоро народ мой, голядь, исчезнет.

— Конечно хиреет, Аникей. Вы же ушли в дебри. Живёте там, как сычи. Пищи нормальной нет. Хлеба нет, овощей нет. Питаетесь тем, что сможете вырастить в лесу и охотой. Плюс замкнулись в себе. Женитесь на родичах. А это плохо. Не только христианство запрещает браки до седьмого колена, но и старые боги запрещали такое! Ибо кровосмешение ведёт к вырождению народа.

— Права ты, царевна. Права. Поэтому и выходим мы на татьбу, что противна нам. Но куда денешься? Мы стараемся захватить мужей и жён. Мужей отводим к нам, чтобы они дали здоровое потомство девам нашим. А дев, что берем с разбоя, чтобы рожали мужчинам нашим потомство. Думаешь ради злата и серебра мы идём на это?

— Верю, Аникей. Давай договоримся с тобой так. Сейчас ты уходишь. Забирай с собой повозку с едой. А потом придёшь в крепость бояр Вяземских. Тебя приведут ко мне. Там мы поговорим с тобой. Хорошо?

— Ты меня отпустишь, царевна?

— Конечно. Уже отпустила. Ты свободен.

Он остановился. Я тоже остановила своего коня. Ваня тормознул своего и Богдан. Я посмотрела на своего старшину.

— Богдан, отдай им повозку с продовольствием.

— Саша, а что мы будем есть? — Спросил Иван.

— Ничего. Сколько там осталось идти? Полдня. Потерпим. Потом наедимся. А им надо. Ванечка, поверь мне, пожалуйста.

— Ладно, Саша. Как скажешь. — Боярин дал команду. Повозку с продовольствием остановили.

— Вот видишь, Аникей, я держу своё слово. Возвращайся к своему народу. И повозку возьми. Я буду ждать тебя. Нам о многом нужно поговорить.

Аникей неожиданно поклонился мне в ноги.

— Благодарствую тебе, Александра из рода Комниных. Я приду.

Я ему кивнула и тронула коня ногами. Мы двинулись дальше. К вечеру подошли к броду. И тут же подскакал воин из арьергарда.

— Царевна, орденцы.

— Когда?

— Очень близко. Мы не успеем переправится.

— Сколько их?

— Три сотни, может больше.

Мать их всех.

— Орудия сюда! — Крикнула Богдану. Первые повозки вошли в воду. Две повозки с пушками подкатили ко мне. — Обе повозки выставить на этом взгорке. Выполнять!

Посмотрела на Ваню.

— Ванечка, мы должны удержать брод пока обоз его не минует, понимаешь?

— Понимаю, Саша. Мы выстоим.

— Ты не понял, мой хороший. Ты идёшь с обозом.

— Как это я иду с обозом?

— Ты должен доставить обоз в крепость, к батюшке. Понятно?

— Не понятно! Саша я тебя готов слушать, ради бога, но не сейчас.

— Именно сейчас, Ванечка. Ты возьмёшь обоз и доставишь его в крепость. Обещай мне. Христом богом тебя молю, сделай так как я прошу тебя.

— Сашенька, — я видела муку в его глазах, но ничего не могла сделать, — почему?

— Потому, что так нужно. Верь мне, муж мой. Я тебя очень люблю, Ванечка мой. Сделай то, что я прошу.

Он опустил голову. Я видела, как его ладони сжимаются и разжимаются.

— Ванечка, послушай меня. — Взяла его лицо в руки, начала целовать. — Сделай это. Муж мой.

— А ты? — Он простонал.

— А я останусь здесь. И я вернусь к тебе. Обещаю. Ты никуда от меня не денешься. Я ещё надоем тебе. — Он посмотрел на меня.

— Ты никогда не надоешь мне. Я тебе скажу большее. Никто кроме тебя. Никаких других женщин. Холопок, чернавок. Никого. Я… — Иван замолчал. Увидела. как его глаза заблестели от влаги. Что для меня было неожиданностью. Я даже схватилась за него.

— Ванечка. — Он отворачивал лицо, но я сопротивлялась. — Ваня. — Продолжала держать его голову в обеих руках. Он смотрел на меня, своими синими, как небо глазами. — Я обязательно к тебе вернусь, обещаю.

— Обещаешь, Саша?

— Обещаю. Только обоз доведи до дома.

— Хорошо, обещаю. Но и ты обещаешь. Ты же сама сказала, клянусь любить тебя в горе и в радости, Саша!

— Я буду тебя всегда любить, Ванечка мой. Иди. — Отпустила его. Он тронул коня ногами. Началась переправа.

Обе повозки с пушками подтянули к опушке леса, где был выход из лесной чащи.

— Иоганн! — Скомандовала немцу. — Как только первое орудие отстреляется, сразу же его отправляешь на брод. Когда второе орудие отстреляется, уходишь вместе с ним через брод. Понял?

— Понял, госпожа.

— Действуй.

Повозки одна за другой входили в воду. Их тащили. Уровень реки, как назло, поднялся и течение увеличилось. Люди шли по грудь в воде и тащили повозки, помогая лошадям.

Из леса выплеснулась рыцарская конница. Много.

— Товсь! — Закричала я пушкарям. — Фоер! — Грохнуло первое орудие, выкашивая кавалерию. Откатилось назад. Лошадь билась в стременах, её схватили за уздцы и повели к воде. Орденцы тормознулись, после первого выстрела и откатились назад. Но не до конца. Перед нами был вал из коней и людей, которые попали под удар картечи. Второе орудие наводилось на ворога. Два десятка воев, которые должны были сдержать рыцарей оскалились. Эти не собирались никому отдавать свой хабар. Они всё знали, я им сама сказала. Что те, кто имеют семьи, их родные и близкие ни в чём нужды знать не будут. Те, кто семей не имеют, всё равно будут богатые. За это дело, русичи готовы были рвать ворога жёстко. И не по детски. После первого залпа, рыцари откатились. Перегруппировались и пошли вновь в атаку. Половина обоза к этому времени вошла на брод.

— Товсь! — Закричала я. — Фоер! — То есть, огонь по-немецки. Орудие грохнуло, откатываясь назад. Выплюнуло столб огня и дыма. Первые ряди конницы выкосило опять. Орденцы вновь откатились. Повозка с пушкой и Иоганном пошла в воду. Всё. Пушки отработали. Но я понимала, что они не успокоятся.

— Щиты! — Рявкнула своим двум десятком. Вои моментально закрылись. Огнестрела больше нет. Будем работать мечами и саблями. Но обоз я не сдам!

Поднялась во весь рост.

— Кто мы такие? — Закричала во всю глотку. — Мы русичи! Разве мы прогнёмся под кого? Станем перед ними на колени? Нет! Никогда, ибо это позор перед пращурами нашими. Встали! — Все два десятка выстроились. Перегораживая подходы к броду. Я вытащила стрелу с шашкой динамита. Наложила ей на тетиву. Рыцари пошли в атаку. Натянула тетиву, выстрел Стрела канула в гущу рыцарского воинства. Взрыв, грохот. Атака расстроена. Всё. Русичи бьются с рыцарями. Жёстко сошлись с ними в схватке. Лязг железа, крики, вой нечеловеческий, когда тебе отрубают ногу или руку. И я ни чего не могла сделать. Просто взяла катану и ринулась туда в свалку.

Рубилась как бешеная. Крутилась юлой. Получила удар, отлетела, как кегля. Некоторое время лежала и пыталась вздохнуть. В этот момент меня подхватили и понесли. А я совсем не понимала, что происходит. Была в полной прострации.

Пришла в себя только на другом берегу. Меня подхватили мои парни, Богдан с Никифором. Они вынесли меня с той бойни, которая случилась там, на другом берегу реки.

— Что, где мы? — Задала я вопрос.

— Мы на другом берегу, царевна.

— А где остальные? Все вернулись? — Смотрела на Богдана умоляюще. Он отрицательно качнул головой.

— Нет, царевна. Никто из этих двух десятков не вернулся. Они стояли до конца. Но орденцев оказалось много больше. Прости, госпожа. Но зато обоз ушёл.

В какой-то момент поняла, плевать на обоз. Главное люди. А вои мне поверили и шли за мной. В итоге, умерли все, все два десятка.

Я зарыдала. Ткнулась в грудь Богдана. Он несмело обнял меня.

— Царевна, прости.

— Богдаша. Они поверили мне и умерли. Все умерли! — Я ревела как самая последняя тварь.

— Это был их выбор, царевна. Ты не виновата.

Ко мне подвели моего коня. Они и его сохранили. К седлу была приторочена, по мимо походных сум и моя шашка. Никифор протянул мне мою катану.

— Спасибо, парни.

— Нам пора, царевна. — Проговорил Богдан. — Орденцы могут в любой момент перейти брод.

— Да, ты прав. — Мы поскакали в сгущающихся сумерках вслед за ушедшим обозом.

Нас встретил арьергард. Нас троих окружили.

— Царевна! — Воскликнул старший дозора.

— Конечно, царевна. А кого ты хотел увидеть? — Ответил Богдан.

— Ты поговори у меня. — Рявкнул старший. Но Богдан не стушевался. Наехал своим конём на воина.

— А то, что будет? — Из ножен с шелестом выходила сабля Богдана. Никифор молча выхватил свою.

— Стоять! — Закричала я. — Оружие в ножны! Хватит. И так много наших полегло. Ещё не хватало, чтобы между собой грызться начали. Богдан, саблю в ножны! Старшой, прости. На взводе они.

— Вы один, царевна? — Спросил воин.

— Одни. Больше никого. Все легли.

— Слава богу, что ты, царевна, жива.

Нас сопроводили до обоза. На встречу мне подскакал Ванечка. Выхватил меня из седла. Усадил к себе. Стал ощупывать, приговаривая: — Цела?

— Цела, Ваня. — Уткнулась ему в грудь, покрытую броневыми пластинами. Опять заревела. Он стал гладить меня по голове. — Вань, я всех потеряла. Всех, понимаешь?

— Сашенька. Такова их планида, судьба. Они вои. Раз взял в руки оружие, надел бронь, всё, готовься, что дома от старости не умрёшь, а сгинешь в бою, в поле. Поэтому их кормят и поят. Одевают. Всё дают им, только лишь для того, что, если надо, ты умрёшь в кровавой схватке. Не вини себя. Прошу тебя. Главное, ты жива осталась. Значит они легли не зря.

— Меня Богдан с Никифором вытащили оттуда.

— Я им в ноги поклонюсь. Обещаю. Хороших ты воев вырастила. — Он гладил меня по голове, по лицу. Целовал. А я успокаивалась. — Саша, я батюшке гонца послал. Встретят нас. Скоро уже.

— Орденцы могут перейти брод.

— Пусть переходят. Это уже не важно. Перейдут, назад никто не вернётся. И они это знают.

Нас догнали Богдан с Никифором. Потом присоединились остальные. Как-то так получилось, что они отжали от нас с Ваней всех остальных. И мы оказались в их кольце.

— Богдан, Никифор! — Проговорил Иван, прижимая меня к себе. — Спасибо вам вои, за жену мою. Что сберегли её. Хотите, я на землю сойду и в ноги вам поклонюсь?

— То лишнее, боярин. — Сказал Никифор. — Шустрая жена у тебя, боярин. Прости царевна за слова мои дерзкие. — Сидя у Ивана на коне, просто махнула рукой, типа пустое это. Никиша кивнул мне улыбаясь. Вот какой! — Но мы еле угнались за ней.

Ваня продолжал поглаживать меня. Тоже улыбался.

— Твоя правда, Никифор, шустрая. Не знаю, что и делать с ней. Запереть её? Так сбежит же.

— Сбежит, боярин. — Засмеялись мои парни. Я тоже улыбнулась и теснее прижалась к груди Ивана.

— Знаю.

— Скажи, боярин, а разве не зато ты её полюбил, что не такая она, как все? — Задал вопрос Богдан. Ваня помолчал некоторое время, потом кивнул.

— Да. За красоту её, за то, что она не такая, как все. Бог с ним, не буду я запирать её в горнице. Ничего не буду запрещать. Да и как могу, пусть даже и муж её? Она принцесса Византийская. За ней великая слава её предков. Это нужно уважать, Богдан. Знаешь, что я хочу?

— Чего, боярин?

Иван только крепче прижал меня.

— Чтобы сын наш, всё это наследовал от матери своей.

— Значит будет наследовать. А как иначе, боярин?! — Парни засмеялись. Ваня тоже. Тоже мне генетики великие!

Примерно через два часа нас встретил отряд посланный бояриным-страшим. Три десятка воев. Нас довели до крепости.

Ночь. Горят факела. Повозки заезжают на подворье. Много повозок. Вяземский-старший суетился, бегал от одной повозки к другой. Увидев пушки, выпал в осадок.

— Ваня, как это? Вы пушки взяли? Как же вы замок взяли?

Я закрыла рот мужу. Соскользнула с коня Ивана и подошла к боярину.

— Батюшка. Пушки не главное. Баня готова?

— Готова. Весь день топится, дочка.

— Спасибо. Всё потом, после бани. Людей помыть нужно, накормить и дать отдых.

— Иван? — Посмотрел на сына старший боярин. Тот кинул. Подъехал дядька.

— Фёдор, после бани. Поверь такого даже я не ожидал. Я тебе расскажу. Пусть люд отдыхает. Устали они.

— Саша! — Из терема выскочила Ленка. Кинулась ко мне. Повисла на моей шее. Я её обнимала.

— Лен, я тебе всё привезла. Там много чего есть. Тебе понравится. И Маркуса привезла, виконта долбанного.

— Что, правда он виконт?

— Правда. Только грязный, вонючий и вшивый. Так что, пока его не отпарили в бане и не повывели вшей, не подходи к нему.

— На хрен ты такого скунса привезла? Достаточно было и оборудования!

— Не спеши. Он очень интересный экземпляр. Думаю, вы найдёте общий язык.

Во двор вышла боярыня. Подошла к ней.

— Матушка, хочу попросить тебя позаботиться о людях, что я привела.

— Кто они?

— Сын Ульриха фон Деница с матерью. Кристиан. И ещё одна женщина. Любава. Она из наших, но была захвачена людоловами и продана. Её купил фон Дениц. Она беременна его ребёнком.

— Я поняла, дочка. Ты всё правильно сделала. Они наследники. Я позабочусь о них.

— Матушка, Любаву я хотела взять к себе. А Кристиан с матерью пусть остаются на твоё усмотрение.

— Хорошо.

Посмотрела на Маркуса. Он жался к повозке, где было всё его имущество. Вернее, уже Ленкино имущество.

— Богдан, Никифор, Божен! — Крикнула. Все трое моментально появились передо мной. — Вон Маркус. Значит так, после того, как мы с Ваней выйдем из бани, фламандца затащить туда, отмыть, отпарить, вывезти всех вшей. Его одежду прожарить, тоже от вшей. Простирать и высушить. А пока его одежда сушится, дать что-нибудь взамен.

— Попарить, вымыть, избавить от вшей. Поняли, царевна. А с одёжкой как быть? Мы сами стирать должны?

— Вы нет. Мало прачек? Тех, кто стирает? Озаботьте их этим. Или что? Мне может пойти, велеть им?

— Понятно, царевна. Всё сделаем. Не беспокойся.

Все три парня плотоядно посмотрели на Маркуса. Он понимал с третьего на десятое, но кое-что понял. Побледнел.

— Ваше Высочество! Вы же не позволите дворянина истязать?!

— Поверь, Маркус, в этом деле я позволю. Это для тебя же делается, для твоей пользы. Уверена, тебе ещё и понравиться. Потом за уши не оттащишь.

— Царевна, обещаем, ни за уши, ни за хвост не оттащат. После нас! — Все трое заржали, как жеребцы. Я полюбовалась ими. Красивые у меня парни. Один к одному. Здоровые, откормленные и жёсткие. И самое главное, преданные мне. Особенно после набега. Почувствовали свою силу. Им теперь никто, кроме меня не указ. Маркус, глядя на них, ещё больше съежился. Я усмехнулась. Привыкай, европеец сраный. Повернулась к мужу.

— Ванечка, пойдём в баню. Устала я. Прошу тебя.

— Пойдём, звездочка моя. — Ваня обнял и повёл меня. Сначала, я сама раздевалась, а потом просто села на лавку, без сил. Ваня разделся, потом меня раздел до конца. Всё чинно. Не приставал ко мне. Парил меня. А я лежала и отъезжала по тихому. Распарил меня так, что я была никакая, ждала трамвая! Он меня даже на руки взял. Отнёс туда, где могла отойти. Не лез ко мне. Не пытался поять меня, как жену свою, на что имел полное право. И я ему была благодарна в этом. Но при всём при этом, глядя на голое тело мужа возбудилась.

— Ванечка. — Нельзя так мужа мучить. — Подойди ко мне. — Он подошёл. Я раздвинула ноги. Пусть смотрит на свою красавицу. — Ты же хочешь, любимую свою? — Видела, как Ваня сглотнул нервно, глядя мне между ног.

— Хочу, Саша. — Прохрипел он.

— Тогда чего ждёшь, муж мой? Видишь же, что жена твоя готова и ждёт тебя.

— Саша, но ты же устала?

— Да, устала. Поэтому хочу любви. Или ко мне, любимый мой.

Ваня наклонился, поцеловал. Целовал нежно. Гладил моё тело. Я легла на лавку полностью. Закрыла глаза. Мне было хорошо. Иван не наваливался на меня всем своим весом. Чтобы ему было удобнее, согнула ноги в коленах и подняла их. Почувствовала его естество, как оно стало входить в меня. Ухватилась за свои колени, прижимая их к своей груди. Так ему удобнее будет. Не на широком ложе с ним супружеском. Иван сам взялся за мои щиколотки. Держал и двигался во мне, всё ускоряясь. Возбуждение нарастало во мне. Не знаю, может от сильного напряжения последних двух дней, может ещё из-за чего, но мы оба с ним быстро достигли пика наслаждения, оргазма. Иван, стиснув зубы застонал, изливая в меня своё семя и замедляя движение. Меня била дрожь. Я не стискивала зубы. Стонала громко, не сдерживая себя. Некоторое время мы с ним не двигались. Вот он поцеловал меня благодарно.

— Спасибо, Сашенька. — Я отпустила свои ноги, обняла его за шею.

— И тебе спасибо, Ванечка.

Мы сполоснулись с мужем. Нам уже принесли чистые одежды. Оделись и прошли в терем, в свою опочивальню. У меня не успела голова долететь до подушки, как я провалилась в сон. Мне снился последний бой у брода. Оскаленные лица, звон железа, ржание лошадей, крики ярости и боли. Проснулась внезапно. Села на постели. Иван тоже проснулся.

— Саша, что с тобой?

— Кошмар приснился. Бой у брода. И то, как меня там убивают.

Он обнял меня.

— Ложись. Это всего лишь плохой сон. Я сейчас дуну тебе в лицо и плохой сон уйдёт. — Легла, закрыла глаза. Почувствовала, как Ваня дунул на меня. Улыбнулась и уснула. Кошмаров больше не снилось.

Проснулась от того, что Иван меня поглаживал. Открыв глаза, сразу увидела его лицо и улыбку.

— Саш, день уже наступил. Надо вставать. Ждут нас с тобой. Батюшка присылал уже к нам. Без нас ничего не вскрывают.

— Что не вскрывают?

— Сундуки, что мы привезли. Елена, сестра твоя приходила пару раз, хотела тебя видеть. Васька брат мой, постоянно вертится возле нашей опочивальни. Хочет узнать, как, да что там было в Ливонии. Обижается он, что его с собой не взяли.

— На его век ещё хватит и штурмов, и схваток кровавых. Ладно, Ванечка, пора вставать. Солнышко то уже высоко?

— Высоко, Саша.

Сам Иван был одет уже. Он засмеялся, глядя на меня. Я уселась на край постели.

— И что тебе смешно?

— Саш. А ты теперь совсем зазнаешься? Мужа своего видеть не захочешь?

— С чего это ты так подумал.

— Так уже всем известно, как ты крепость сильную взяла, не потеряв ни одного воя. Причём крепость, вооружённую пушками. Многие воины поверить не могут. А твои то ходят гоголями, грудь коромыслом, руки крендельком, ноги колесом.

Представив парней в таком виде, в каком их представил Ваня, я засмеялась. Смех перешёл в хохот. Я даже упала назад на постель. Грудь коромыслом, руки кренделем, ноги колесом. Ой, не могу! Смеялась до слёз.

— Ваня… Что правда, ноги колесом?

— Истинный крест. — Он перекрестился. Сам смеялся. Посмотрев на него, опять упала на спину, хохоча. Смеясь, опёрлась на локти. Иван стал изображать моих диверсантов. Прошёл гордо, переваливаясь на кривых ногах и задрав голову. Господи. У меня началась истерика. Смеялась и не могла остановится.

В горницу постучали. Иван открыл. Это была Елена. Зашла, посмотрела на меня, валяющуюся на постели и хохочущую.

— Я смотрю у вас весело!

— Лен… Ой не могу…

— А чего ржёшь?

— Ваня… Показывал… Как мои ходят… Гордые… Ноги… Колесом… Я не могу….

— Точно. Грудь и ноги колесом. Важные такие. Пока их дядька Евсей не нагнал. Так они ему дерзить попытались, что им только царевна указ. Пришлось дядьке палку взять и погонять их. А Фёдор Мстиславович пригрозил их выпороть на конюшне. Тоже мне герои с дырой.

Смех стал стихать. Я опять села на постель.

— Они и правда герои. Молодцы. А вот то, что возгордились, за это будут наказаны, дополнительным марш-броском, на двадцать кэмэ в полной доспехе и при оружии. Жаль здесь костюмов ОЗК нет. А то они бы у меня в них побежали. Дядьке дерзить нельзя, ибо он старше и выше их стоит по табелю о званиях. Вань, ты иди. Я тут сама с Еленой оденусь и приду.

— Хорошо, Саша.

Он вышел. Елена выглянула из горницы и кого-то позвала. Тут же зашли девушки. Притащили мне лохань и воду в кувшинах. Я сполоснулась. Лохань утащили. Елена дала мне полотенце. Вытерлась насухо. Потом оделась. Рубашка, шаровары, чоба, сапоги. На голову кубанку. Перед этим Елена помогла мне заплести французскую косу. Я решила наплевать на правила, что замужняя должна плести обязательно две косы. Ну их. Кому надо, пусть плетут. А мне не надо и одной достаточно. В этот момент постучались в дверь. Услышала Ваню:

— Саша, ты оделась?

— Оделась. А чего ты спрашиваешь?

— Так надо. Мы заходим. — Дверь открылась, зашёл Иван и Никифор, несший кожаный мешок. — Саш, забери у него суму. А то он носится с ней, как с писанной торбой. Никому не даёт и готов любого убить, кто хочет прикоснуться.

Я посмотрела на своего палатина. Подошла к нему. Взяла его голову в ладошки, нагнула и поцеловала в лоб.

— Спасибо тебе, Никиша мой. Оставь её здесь. Но это не освобождает тебя от того, что ты остаёшься хранителем короны. Если мы будем куда-то переезжать, ты будешь за неё отвечать. Понял?

— Понял, царевна. Я не подведу.

— Спасибо, мой палатин. Теперь иди.

Иван с Никифором вышли. Ленка удивлённо смотрела на меня. Я усмехнулась. Раскрыла мешок. Глядя на подругу, сказала:

— Та-дам! — И вытащила корону. Надела себе на голову. И только она коснулась моей головы, я опять, как в первый раз, когда её надела, услышала топот тысяч копыт кованной конницы катафрактов, лязг боевого железа и поступь легионов.

— Что это? — Ленка смотрела, широко раскрыв глаза.

— Корона Римской империи. Настоящая. Сделанная для императора Константина Великого. Оцени!

— Сань. Она же стоит кучу денег!

— Ты даже не представляешь какую кучу. Но мы её не продадим. Она наша семейная собственность, поняла?

— Поняла. Сань, а можно я её надену?

— Конечно. — Сняла корону с себя. Протянула ей. Ленка взяла её как-то осторожно. Надела на свою голову и закрыла глаза. Классно она смотрелась в этой короне. Настоящая королева! В какой-то момент она открыла глаза и посмотрела на меня. Её взгляд изменился. В нём словно загорелся какой-то дьявольский огонь.

— Что, Лен? — Задала ей вопрос.

— Не знаю. Саш. У меня такая эйфория бешеная. И ещё… Я слышу топот тысяч копыт. Что это?

— Это кованная конница империи. Катафрактарии. Ты почувствовала прошлое. Великое прошлое. Молодец. Снимай корону.

— Нет. — Ленка вцепилась в неё.

— Да! Снимай, дура. Не испытывай судьбу. — Сделала к ней шаг и сорвала корону. — Хорошего понемногу. А то крыша уедет.

Корону засунула назад в мешок. Мешок спрятала под нашим с Иваном супружеским ложем. Надо сейф заказать! Вот только где мастера найти?

Прошли с Еленой в трапезную. Там уже меня ждали. Ленка сидела и пила морс. Я ела. Пришёл Ваня. Сел рядом со мной.

— Ты уже ел? — Спросила его. Он кивнул.

— Саш, мы ждём тебя.

— Где?

— Я тебя проведу. Там хранится наша казна. Мы туда все три сундука утащили, плюс половину казны фон Деница и ларцы.

Я закончила есть. Вытерла руки о полотенце. Встала.

— Пойдём. Ванечка. Лена идёт с нами.

Прошли в комнату на первом этаже терема. Здесь я ещё ни разу не была. Комната была без окон. Горели свечи. Здесь у семьи Вяземских хранилась семейная казна. В комнате находился сам боярин Вяземский Фёдор Мстиславович, дядька Евсей, боярыня Евпраксия Гордеевна, Василий и ещё один человек, главный управляющий хозяйством боярской семьи, ключник. Некий Афанасий.

— Выспалась, дочка? — Спросил Фёдор Мстиславович.

— Спасибо, батюшка. Выспалась и отдохнула.

— Наслышаны мы о том, как взяла ты крепость Ульриха фон Деница. Удивлён, дочка. Не верил я до последнего. Взяла такой укреплённый замок и не потеряла ни одного воя.

— Потеряла. Два десятка. Когда брод переходили.

— То ведомо нам. Твоей вины нет. Но и орденцы понесли большой урон. Много больше, чем мы.

— Для меня это слабое утешение.

— Мы об этом после поговорим. Евсей с Иваном мне кое-что рассказали о том, что было взято у фон Деница. Я хотел бы посмотреть своими глазами. Хоть и вижу сундуки, но…

— Хорошо. Фёдор Мстиславович. Здесь все родные люди. Семья. За исключением Вашего ключника.

— Афанасию мы доверяем. — Вступила в разговор боярыня.

— Хорошо. Просто то, что вы все сейчас увидите, не должно покинуть стены этой комнаты. О чём умолчать, а о чём нет, решим здесь, не выходя. Это очень серьёзно и опасно. Батюшка, матушка, как вы должны понять, здесь не казна ливонца. Я взяла у него только лишь половину. А половину его казны оставила. Не потому, что щедрая, а потому, что мы и так много взяли. По сути, я могла казну Ульриха вообще не брать, но посчитала, что так тоже нельзя. — Боярин, глядя на меня, кивнул. — Здесь казна тевтонского ордена. Даже не совсем тевтонского, я так предполагаю. Скорее всего это казна тамплиеров.

— Что за тамплиеры? — Удивлённо спросил боярин. Всё верно, сейчас на Руси о тамплиерах ничего не знали, либо не помнили уже. Всё же с момента разгрома ордена прошло 200 лет. Да и до этого, навряд ли на Руси знали об этом рыцарско-монашеском ордене. Так как территория охвата ордена включала в себя Европу, где у них были командорства и восток, в первую очередь Иерусалим. Более подробно о тамплиерах на Руси узнали много позже.

— Орден тамплиеров. Духовно-рыцарский орден. Их ещё называли храмовиками, так как они себя называли «Бедными рыцарями Христа и храма Соломона». Орден был основан четыреста лет назад по указу Папы Римского. Постепенно орден тамплиеров обрел большую силу и влияние. Они имели большие участки земли, как на востоке, в святой земле, так и в Европе. Помимо военной помощи разным государям, они занимались ещё и финансовыми делами, в том числе и ростовщичеством. А также брали на хранение большие денежные средства у королей и крупных, родовитых герцогов, князей, графов. Сколько у тамплиеров золота и серебра в реальности не знал никто, даже Папа. Кроме этого в руки тамплиеров попали сокровища награбленные ими на востоке. В том числе и святыни христианства, которые хранились в Иерусалиме и в Константинополе, после его разграбления папистами 300 лет назад. Постепенно между королями Европы и тамплиерами стали происходить конфликты. Особенно с французскими королями. А так же с самим Папой. Тамплиеры отказывались передавать Ватикану христианские святыни, которые сумели заполучить на востоке в ходе крестовых походов, чем вызывали неудовольствие и раздражение высших иерархов Римско-католической церкви. В конце концов, ровно 200 лет назад это вылилось в то, что против тамплиеров выступили многие европейские католические государи. Королей поддержал Папа и кардиналы. Тамплиеров объявили еретика. Их имущество подлежало изъятию. Тамплиеров по всей Европе преследовали. Подвергали пыткам и казням. Но вот в чём дело, казну тамплиеров так и не нашли. А сами тамплиеры даже под пытками не выдали её. Сокровища ордена исчезли. И до настоящего момента никто не знал, где они.

— Ты хочешь сказать, Сашенька, что это казна тамплиеров?

— Да. Правда не вся. Я никогда не поверю, что эта все сокровища ордена храмовиков. Но, как я думаю, самая ценная часть. Почему, сейчас сами увидите. Я уверена, что казну тамплиеры хранили в разных рыцарских орденах. Они имели большие связи. Двести лет эта часть казны хранилась у тевтонов. Но, скорее всего у тевтонского ордена возникли разногласия с императором Священной Римской империи германской нации Максимилианом. Он, я так думаю, стал подозревать, что тевтоны гораздо богаче, чем заявляют официально. То есть, стало происходить то, что уже имело место между тамплиерами и французскими королями. Поэтому Верховный Магистр и отдал распоряжение, вывезти эти сокровища в Ливонию. Ливонский орден формально подчиняется Тевтонскому ордену. Находится у него в подчинении, хотя и обладает определённой свободой действий, автономностью. Но при этом, не находится на территории империи. Довольно ловкий ход со стороны Верховного Магистра. Ну кто в здравом уме будет прятать такие сокровища на границе с русскими еретиками и схизматиками, как они нас считают? Так ведь? Именно поэтому фон Деницу и передали пушки, порох и дали пушкарей. Сам Ульрих навряд ли бы смог оплатить всё это. А предлогом передачи ему артиллерии, якобы укрепление границы с Русью. Никто ничего не подумает иного. И всё бы у них получилось, но тут вмешался случай. Появились мы и захватили замок. Захват был стремительным, и они ничего не успели сделать для того, чтобы спрятать сокровища. Ведь никто не предполагал, что такой укреплённый замок можно взять так легко. Пока ещё нет подобных тактик взятия крепостей.

— Умно, дочка, умно. И что же теперь?

— Сокровища нужно отсюда убирать. И как можно быстрее. За гораздо меньшее начинались войны. Вы в этом сейчас убедитесь. Но я думаю, что скоро орденцы соберут достаточные силы, чтобы вторгнуться сюда и осадить нашу крепость. А она не каменная, а деревянная.

Достала ключи, которые так и хранились у меня. Открыла первый сундук. Он был доверху набит кожаными мешочками. Взяла один мешочек и развязав его, высыпала содержимое на стол.

— Золотые флорины. Нужно посчитать.

Ключник сел за стол и стал пересчитывать монеты. Вяземский-старший, взял один флорин, оглядел его с обеих сторон.

— Старые флорины. — Сказал он. — Полновесные.

— Ровно пять десятков. — Сказал Афанасий. Я вытащила ещё один мешочек. Посчитанные монеты он собрал назад. Я высыпала на стол содержимое второго.

— Считай.

Монет и в этом оказалось ровно пятьдесят.

— Значит в каждом по пятьдесят монет. — Сделала вывод я. — Теперь считаем мешочки. — Доставала их, проверяла золотые ли монеты. В итоге оказалось, что золотые только половина. Остальные были серебряные, но тоже флорины. Афанасий всё записал в амбарную книгу. Сколько золотых флоринов, сколько серебряных. Выходила внушительная сумма. Боярин вытирал вспотевший лоб платком. Его супруга крестилась и шептала молитвы. Правильно, такого богатства они никогда не видели. И это не смотря, что род Вяземских был не далеко не последним в Московской Руси. У них даже было место в Боярской думе.

— Это только в одном сундуке? — Толи спросил, толи просто сказал Фёдор Мстиславович.

— Батюшка, поверьте, это только начало. — Все флорины сложили назад в сундук, я его заперла. Потом открыла второй сундук. Взяла лежащий поверх всего крест. Передала его Фёдору Мстиславовичу. Он смотрел на него, выпучив глаза. — Батюшка, это не просто красивый крест, из золота и украшенный драгоценными камнями. Это патриарший крест. Из Константинополя. Этим крестом крестили, обращая в христианство первого христианского императора Рима Константина Великого. А впоследствии крестили всех восточно-римских императоров. Византийских кесарей, базильевсов или по другому августов.

— Господи, пресвятая богородица! — Крестилась Евпраксия Гордеевна. — Страсти то какие!

— И что же с ним делать то? — Боярин посмотрел на меня вопросительно.

— Мы его преподнесём митрополиту Московскому.

— Владыке Симону?

— Ему.

— Правильно, дочка. Не вправе нам владеть таким сокровищем.

— Согласна. Заодно и благословение русской православной церкви получим и поддержку.

— Истина твоя, Сашенька. — Поддержала меня матушка Евпраксия.

— А к этому кресту мы присовокупим вот это. И род Вяземских будет прославлен в веках потомками. — Я достала из сундука раку с мощами святого Георгия.

— Что это? Евсей, это то, о чём ты говорил? — Вяземский опять судорожно вытер пот на лбу.

— Да, Фёдор. Русское воинство обрело, наконец, мощи своего святого покровителя. Понимаешь, что это значит? И для Москвы в первую очередь. Возвысится род Вяземских. Ибо князь не сможет не отметить тебя, сыновей твоих.

— Господи, спаси и помилуй мя, грешного. — Крестился Фёдор Мстиславович. Евпраксия Гордеевна, как мне показалось, так и не переставала креститься. И как только у неё рука не устаёт? Я открыла раку. Все, кто сидел встали. Смотрели с благоговением на череп. Я тоже перекрестилась. Ленка, глядя на меня, так же наложила на себя крест. Вытащила из сундука кожаный чехол.

— Батюшка, мощи святого, это тоже ещё не всё. — Положила чехол на стол. — Здесь находится одна из величайших святынь христианства. Одно из орудий Страстей господних, плащаница.

Боярин ошалело перевёл взгляд с черепа святого на меня. Он был бледен, как, впрочем и остальные, кроме, конечно же меня и Елены. Даже Иван и дядька, которые видели ранее плащаницу, всё равно побледнели. Постоянно крестились.

— Какая плащаница?

— Саван, в который апостолы завернули тело Христа, после того, как его сняли с креста на Голгофе и унесли в склеп. На плащанице проявился лик Христа и всё его тело. Иван с дядькой видели. Могут подтвердить. Я не хочу лишний раз трогать ткань, она очень старая. Ей полторы тысячи лет.

Обратила внимание на маман. Она не крестилась. Стояла и зажимала ладошкой себе рот. По её щекам бежали слёзы. Вот что значит набожность в это время.

— Правда ли это? — Спросила она у меня.

— Правда, матушка.

— Истинная правда. — Подтвердил мои слова Ваня. Евсей кивнул.

— Там даже высохшая кровь Спасителя. — Добавила я.

Фёдор Мстиславович расстегнул кафтан.

— Как я понимаю, это тоже ещё не всё? — Спросил он.

— Не всё. — Показала Ване на ларец. Он взял его и поставил на стол, рядом с ракой и плащаницей. Я достала серебряные ключи, одним из них открыла ларец, тот самый, который открывала ещё в замке Ульриха. Там лежал наконечник копья.

— Что это? — Спросил хрипло боярин.

— Копьё Судьбы или по другому, копьё Лонгина. Римского легионера, который подарил Иисусу милосердие, ткнув этим копьём его между рёбер и попав в сердце. Тем самым, прекратил мучения распятого Христа. Это копьё было у Константина Великого, когда он одержал победу над своими врагами в борьбе за императорский трон. Копьё хранилось в Константинополе. Но триста лет назад град Константина был захвачен латинянами. Именно тогда тамплиеры украли копьё, отломав самую его важную часть — наконечник. И заменилИ на другой, фальшивый. С тех пор фальшивое копьё хранилось в Константинополе, пока его не захватили османы. Лет пятнадцать назад султан подарил это копьё Папе.

— То есть, у Папы в Риме фальшивое?

— Именно. Настоящее это. Копьё тоже относится к святыням христианства, одно из орудий Страстей господних, как и плащаница. Все эти вещи имеют непосредственное отношение к сыну божьему, как при его жизни, так и после его смерти, до его воскрешения и вознесения на небеса. Они несут в себе частицу его. Копьё нужно преподнести Великому Князю. Только правитель имеет право владеть им.

— Ты права, дочка. От греха подальше. А что в том ларце?

— Не знаю, батюшка. Но предполагаю. Даже открывать его боюсь.

— Почему?

— Как я слышала, ещё от моего родителя, одна из причин, почему Папа отрёкся от тамплиеров и дал разрешение на их уничтожение это то, что тамплиеры отказались передать Папе ещё одну святыню, самую, пожалуй, значимую. Они были хранителями Святого Грааля. Чаши, из которой Христос вкушал на Тайной вечерне, а потом, когда его распяли в неё преданию один из апостолов или последователей Христа, собрал кровь Иисуса. Звали его, если я не ошибаюсь Иосиф. Во времена крестовых походов и завоевание Святой Земли, многие рыцари шли туда именно на поиск Святого Грааля. Ради него было уничтожено много людей, разрушено много городов. Теперь Вы, батюшка, представляете, что это такое?

— Господи Иисуси, спаси и сохрани нас. Дай сил с честью пройти эти испытания и искушения. Сохрани семью мою, род мой, детей моих.

Все, кто находился в комнате истово крестились. Нам с Еленой тоже пришлось. При этом, Ленка таращилась на меня очень недовольными глазами. Типа, ничего ты подруга наворочала, а я и не в курсе за дела эти! Я всё же открыла второй ларец. Ожидаемо, там был Святой Грааль. Глиняная чаша, простая. Всё верно, апостолы были бедны. Поэтому и пользовались всего лишь глиняной посудой, для простолюдинов. Единственное, так сама чаша была отделана потемневшим серебром.

— Это Иосиф Аримафейский. — Проговорила тихо боярыня.

— Что? — Переспросил её Фёдор Мстиславович.

— Преподобный Иосиф Аримафейский. Это он собрал кровь Иисуса. И именно в его гробнице апостолы похоронили Христа. Он не апостол. Но его чтит церковь. Православная церковь совершает его память летом в неделю жён-мироносиц. Третью по Пасхе.

Никто не посмел прикоснуться к чаше. Мне же было всё равно, я не испытывала какого-то благоговения. Осторожно взяла её в руки. Посмотрела на свою свекровь. Все молчали.

— Матушка, налейте в неё воды.

— Что ты хочешь делать, Александра? — С тревогой в голосе спросил меня боярин.

— Я просто хочу, чтобы в чашу налили чистой питьевой воды.

Евпраксия отрицательно качала головой. Я посмотрела на мужа.

— Ваня?

— Саш, может не надо? — Мой храбрый муж был бледный, как снег.

Я сокрушённо покачала головой и направилась к выходу.

— Александра, вернись. — Потребовал боярин.

— Я сейчас, батюшка. — Меня не успели тормознуть. Я открыла засов и выскочила из комнаты. Прошла на кухню. Окликнула одну из стряпух.

— Воды чистой принеси. — Та метнулась и притащила кувшин с водой. — Плесни. — Налила. Я сполоснула чашу. Потом она ещё налила, уже для питья. Держа Грааль обеими руками, вернулась назад. Ваня закрыл за мной дверь. Я протянула её Вяземскому-старшему.

— Испейте, Фёдор Мстиславович.

— Как можно, Александра?

— Испейте. Прошу Вас. — Он опасался брать её в руки. Я всё также держала её. Нет, вода в ней не превратилась в вино. Всё та же вода. Боярин прикоснулся губами к чаше. Я чуть наклонила её в его сторону. Он сделал несколько маленьких глотков. Потом протянула чашу дядьке. Он отпил, тоже не касаясь её руками. Потом Евпраксия Гордеевна, Иван, Василий. Посмотрела на Елену. У той был вид, что никогда, да ни в жизЬ. Смотрела на неё требовательно. Она отпила. Я кивнула. Отпила сама. Там оставалось ещё немного. Подошла к Афанасию. Он дрожал. Встал на колени. Я продолжала держать чашу и дала выпить остатки ключнику. Потом посмотрела на него.

— Предашь Вяземских, будешь гореть в гиене огненной и замерзать в куске льда. И весь род твой сгинет. Понял?

— Понял, госпожа. Я всегда верен боярину.

Положила чашу назад в ларец, закрыла его. Оглядела всех присутствующих. Улыбнулась.

— Теперь на нас благословение господне. Всегда будет. Мы вкушали из чаши, из которой вкушал сам Спаситель. Да святиться имя его, да прибудет царствие его.

Все подхватили молитву. Прочитали её до конца. Крестились. Смотрела на них и видела, как у всех стали светлеть лица. Они улыбались. Не улыбалась одна Ленка. Смотрела на меня возмущённо. Ладно, с ней потом поговорим. Раку с мощами тоже закрыли, как и ларец с копьём. Все святыни аккуратно убрали со стола. Потом вытаскивали кожаные мешочки с византийскими золотыми солидами. С арабскими динарами. Тут же были и золотые имперские гульдены Сигизмунда Первого. И золотые дукаты Венецианской республики, похожие на флорины. И серебряные сицилийские дукаты короля Роджера Второго. Все монеты были разложены по номиналам, в кожаные мешочки по пятьдесят штук в каждом. Наверное, это у рыцарей был такой стандарт. И, это было очень удобно. Кроме арабских динаров были и османские султани, тоже золотые монеты, аналог Венецианского дуката и Флорентийского флорина. Да, не слабо я рыцарей грабанула. Можно сказать, по меркам 21 века, Вяземские сразу прыгнули в олигархи! Ключник шустро считал и записывать в амбарную книгу. Наконец я открыла третий сундук. Там были золотые и серебряные чаши, кубки, инкрустированные драгоценными камнями. Золотые цепи, которые знатные дворяне и богатеи, как на Руси, так и в Европе вешали себе на шеи. Ну прям наши 90-е, как рассказывал мне папа. У кого круче и толще золотая цепь, тот выше звёзд. Золотые и серебряные браслеты, перстни и печатки, то есть печати, которые оформляли в виде перстней. Целые скрученные в связки жемчужные бусы. И наконец я вытащила завернутые в белый шёлк две диадемы. Они были потрясающими. Из золота, отделанные жемчугом и огранёнными алмазами. Свет свечей сразу заиграл на них радугой. Диадемы словно засветились каким-то внутреннем светом. И это была восточная работа. В Европе так ещё делать не умели. Я среагировала на автомате. Держа в руках, счастливо улыбалась.

— Вот они, я думала никогда их не увижу. Они нашлись. Слава тебе господи.

— Что это, Саша? — Глядя заворожённо на диадемы, спросил Иван. Все остальные, включая и Елену тоже смотрели потрясённо на эти настоящие произведения искусства. Не. Их я никому не отдам. Посмотрела на Елену.

— Сестра, помнишь родители нам показывали портреты византийских принцесс из рода Комниных? На них были эти самые диадемы!

Ленка посмотрела на меня ошалело. Я сузила глаза. Глядя мне в глаза, она кивнула.

— Да, помню.

— Вот они. Их носили наши прапрабабушки.

Я подошла к Елене. На её голове был платок, скрывавший её волосы. Так было положено. Замужней невместно ходить простоволосой, чай не девушка. Поверх платка, была надета кубанка. Я сняла с неё кубанку и надела диадему ей на голову, поверх платка. Отошла. Потрясающе. Елена продолжала смотреть на меня испуганно, но потом приободрилась. Вытащила из кармана своё зеркальце, которое постоянно таскала с собой. Ещё оттуда из нашего времени. Взглянула в него. Улыбка расплылась до ушей.

— Саш, так это что получается? Венец у Елены и у тебя, это Ваши? — Спросил Иван.

— Наши. Они делались для византийских царевен из рода Комниных. Специально. Царевны других династий носили другие диадемы. А вот эти именно наши. Были украдены ещё тогда, при грабеже латинянами Константинополя. Они наши с Еленой. И никому больше принадлежать не могут.

— Правильно, Сашенька. Кому же такое богатство и красоту отдавать? — Тут же подсуетилась Евпраксия Гордеевна. Всё верно, на фиг пошли все остальные. А такое сокровище в семье должно остаться.

— Согласна с Вами, матушка. Они потом по наследству перейдут к нашим детям. Так же Ванечка?

— Истинно так, Сашенька. Пусть потом дочки наши её носят. А у Елены её дочки.

Заметила, как Евсей усмехнулся и кивнул соглашаясь. Вот старый лис. Неужели догадался? Ну и наплевать.

— Батюшка. — Обратилась я к боярину. — Нужно определить, что из этого преподнесём Великому князю, ибо надо делится, а что оставим себе, чтоб себя не обидеть.

М-да, неплохой хабар. На фоне этих сокровищ, казна Ульриха, вернее её половина не впечатляла. Золота практически не было. В основном серебряные монеты пфенниги, бременские гротены и шварены. Всё это были серебряные монеты немецких государств — княжеств, герцогств, курфюршеств. Серебряная посуда. Золотой было не так много, пара блюд и один кубок.

— И ещё, батюшка Фёдор Мстиславович, хранить всё это, здесь, в приграничной крепости нельзя. Надо это куда-то увезти, вглубь Руси.

— Как куда-то? В Москву. — Ответил боярин.

— Сашенька, у нас там подворье большое. — Поддержала мужа Евпраксия Гордеевна. — Сад яблоневый. Терем о двух поверхах. Фёдору то ещё два года тут службу государеву нести, потом в Москву вернёмся. Здесь вместо себя человека на управление оставим. Давно хотим.

Я смотрела на свекровь. Всё верно, здесь глушь. А там она может перед товарками своими похвастаться. Всё же Москва, столица. Ничего не меняется. Даже по прошествию столетий. По мне так сейчас наоборот, куда подальше, зато сам себе хозяин. И до границы близко, можно удачно в набеги ходить. Вот только сокровища эти. Они же как магнит будут притягивать к себе всех, кому не лень, всякую шушару, гиен и шакалов. Но то, что в Москве есть оперативная база, меня обрадовало.

— Ну что, дочка, на этом всё? Больше ничего не будет? — Спросил меня боярин. Он всё так же продолжал вытирать со лба пот, но уже не так интенсивно и явно успокаивался. Хотя я видела, что он чувствует себя не в своей тарелке, находясь рядом со святынями.

— Всё, батюшка. Но прежде, чем мы отсюда уйдём, заперев на замок сокровищницу, хочу предложить матушке выбрать себе и дочерям своим украшения из третьего сундука. Там достаточно вещей, которые будут достойно смотреться на боярыне Вяземской.

— Александра, дочка, да разве так можно? Надо всё описать, в книгу ключника внести. — Боярин явно боялся брать что-то из сундука. Маман недовольно посмотрела на супруга. Уже хотела что-то сказать, но я её опередила.

— Фёдор Мстиславович, конечно, запишем, но не в эту книгу. В другую, как собственность и имущество семьи Вяземских.

— Правильно дочка говоришь. Чего это ещё? — Свекровь меня поддержала и продолжала недовольно смотреть на своего мужа. — Наше тут всё. — Боярин махнул рукой.

— Выбирайте, что хотите. Но, Евпраксия, меня только оставьте в покое.

— Иди, батюшка, мы тут сами с невестками разберёмся. — При этом так зыркнула на Афанасия, что тот присел.

Фёдор Мстиславович выскочил из комнаты, Ваня с Василием посмотрели на нас с Еленой, потом на мать свою. Хорошая у меня всё же свекровь. Она всё поняла.

— Дети идите с богом. Мы тут сами разберёмся, без вас. — Ваня посмотрел на меня вопросительно, я ему кивнула. Оба брата ушли. Остался только Афанасий. Он как кролик на удава смотрел на нашу с Еленой свекровь.

— Ничего пока не пиши. — Сказала она. И полезла в сундук. Я посмотрела на Ленку. Та сделала страшные глаза. Подошла к ней.

— Лен, успокойся. Сиди ровно на заднице. Присмотри себе цацки. Тут они крутые.

— Серьги, величиной с колесо? Ты издеваешься, Сань? — Прошипела Елена.

— Там кроме серег есть, что взять. И ты возьмёшь, дура! Ты должна выглядеть в Москве, как настоящая царевна, гребаная прЫнцесса! Ты поняла меня?

— Поняла.

— Вот и хорошо, подружка! — Сама сделала страшные глаза.

Свекровь, набрала там, мама не горюй. Вот аппетит у женщины. Подвески, перстни, серьги, браслеты. Серебряные, усыпанные драгоценными камнями, золотые. Я смотрела на всё, что она берёт, и кивала ей, когда она смотрела на меня, словно ища поддержки.

— Правильно, матушка. — Приободряла её. В итоге, свекровь была довольная и счастлива. А когда свекровь, да ещё такая довольная и счастливая, то это вообще высший класс! И тут у меня возникла мысль, а может на фиг? Может третий сундук в опись вообще не включать? Подошла к свекрови.

— Матушка, а давайте весь сундук себе заберём и делится ни с кем не будем?

Она замерла. Удивлённо смотрела на меня.

— Как так можно?

— Очень просто. Этого сундука нет. Его вообще нет, и мы его не привозили. Об этих сундуках знают немногие. С ними переговорим, они будут молчать.

— Хорошо, Сашенька. Давай сделаем это. Не гоже отдавать такое чудо в другие руки.

— Согласна, матушка. Не будем.

Афанасий смотрел на нас, испуганно. Особенно на хозяйку.

— Афанасий, ты же не кому не скажешь про этот сундук. — Ласково спросила боярыня, поглаживая его по голове.

— Госпожа, но боярин видел его!

— С бояриным я сама решу. Твоё дело записывать всё, что в двух первых сундуках. Понял меня?

— Понял, матушка. А что с этим сундуком делать?

— Ничего. Ты про него забыл и вообще не видел. — Это уже я вклинилась. Свекровь посмотрела на меня и кивнула. В итоге, Евпраксия Гордеевна, положила назад в сундук всё, что она взяла ранее.

— Это всё наше! И ничьё более! — Выдала она вердикт. Я её поддержала.

Смотря все эти цацки в сундуке, напоролась на странный перстень-печатку. Серебряную. Старая она была. Но рисунок печати был мне знаком. Напрягала память, бесполезно. Забрала этот перстень-печатку. Причём так, что этого не увидела свекровь и ключник. Потом сидела рассматривала её. Поняла, что знакомое мне в печати показалось. Двузубец. Странная печать, если не знать историю династии Рюриковичей. Взяла печатку и решила показать её Елене. Поздно вечером, оставив Ваню одного и недовольного, наплевать, прошла в опочивальню Ленки. Там романтик шёл в полный рост. Всё не угомониться, дурочка! Учитывая сколько, Вася в неё вливает, точно беременная уже. Таблеток то нет и презервативами они не пользуются. Постучала в их дверь. Тишина. Опять постучала. Причём настойчиво. Вскоре дверь открылась. Выглянул Василий. Смотрел на меня удивлёнными глазами. Я толкнула дверь и зашла.

— Вась, прикройся. — Сказала ему и прошла дальше. На супружеском ложе лежала Ленка во всей своей красе, то есть голая. Всё же, красивая она зараза. Увидев меня, матюкнулась.

— Завязывай. У меня к тебе вопрос!

— Сань, ты издеваешься?!

— Успеешь натрахаться, как крольчиха. У меня вопрос. Отнесись к этому серьёзно!

Взглянула на Василия. Практически голого. Оно и понятно, муж с женой решили заняться любовью, а тут я такая-растакая, сука, одним словом.

— Саша! — Взвыл Вася.

— Что, Саша? Успеешь поять свою жену. Каждый день её пояешь. Беременная она у тебя, уже похоже, Вася!

— Саша?! Что правда? Елена беременная?

— Это ты у неё спросишь. А мне с ней переговорить надо. Так что, иди отсюда.

Вася недовольно вышел. Наплевать. Подошла к Елене. Та тоже недовольно смотрела на меня.

— Лен, завязывай, я же сказала тебе, что успеешь ещё. У меня вопрос к тебе.

— Знаешь, что, подруга, а не пошла бы ты на…

— Знаю. Поэтому и пришла к тебе. Лен, прошу тебя, мозги собери.

— В смысле, собери? Я их что растеряла?

— Надеюсь, что нет. Короче, смотри на перстень, что видишь?

Ленка взяла перстень-печатку. Рассматривала её. Я решила подлить масла в огонь.

— Лен, смотри, там двузубец. Что за печать?

— А почему ты меня спрашиваешь об этом?

— Ты сама говорила, у тебя дружок был историк. Может запомнила, что он говорил?

Ленка села и стала рассматривать печатку. В горницу сунулся Вася. Я его опять отослала. Ленка погрузилась в воспоминания.

— Сань! — Наконец выдала она. — Короче, это тамга!

— Почему так решила?

— Я слушала как-то их спор, ботаников этих долбанных.

— Почему долбанных?

— А каких ещё? Они привели нас, девчонок, на встречу. А сами зависли в споре. Придурки. В итоге, мы остались одни. Обидно.

— Дальше давай. Что не так?

— Всё не так. Короче, украинский герб помнишь?

— Трезубец что ли?

— Он самый. Ты знаешь, что это за символ?

— Герб Украины.

— Правильно, а что он обозначает?

— Понятия не имею.

— А он обозначает хазарскую тамгу.

— Не поняла?

— Я сама не совсем понимала их спор. Но главное запомнила. Трезубец, это хазарская тамга. Ей метили влиятельные хазары своё имущество — скот, вещи и рабов. Потом, какой-то киевский князь их помножил на ноль.

— Святослав.

— В смысле?

— Князь Святослав! Прозванный ещё Неистовым. Папаша Володимера Красное солнышко! Киевского князя, принявшего христианство.

— Ладно, забей! Короче, последующие Рюриковичи приняли эту тамгу, как собственную печать. Саш, я так поняла, из их спора.

— Может быть. Давай дальше.

— Короче, трезубец, стал тамгой киевских князей. Они забрали это от хазар. Как победители. Рюриковичи стали метить этой тамгой своё имущество. Но тамга, тамге розница. Часть Рюриковичей использовали в качестве печати не тризубы, а двузубы. Почему я это запомнила, они по этой теме особо спорили, что чуть не подрались, касался именно тризуба и двузуба. Я видела картинку с такой тамгой. Двузуб. При этом от правого зуба идёт ответвление. Это ответвление закручивается к низу. Как на этой печатке. Как из их спора помню, именно такой двузуб использовал в своей печати князь, который основал Москву. Или он или кто-то из его сыновей.

— Юрий Долгорукий!

— Точно, он.

— Как интересно. Теперь вопрос, как эта печатка попала в сундук к тамплиерам?

— Боюсь, мы этого никогда не узнаем.

Я встала с постели.

— Ладно, развлекайтесь, озабоченные.

— Сань, ты что, ради этого приходила? А подождать до утра не могла?

— Не могла. Всё я ушла. Да, утром одежды начнём шить, чтобы перед Великим князем предстать.

Вернулась к Ивану. Он не спал.

— Что, Саша?

— Ничего, Ванечка. Надо было с Еленой переговорить. Нужно обоз готовить и уходить в Москву.

— У батюшки служба здесь. А мы при нём. Да и земли здесь дарованы государем нашему роду.

— Ситуация изменилась. Я думаю, скоро гонцы сами прибегут. Вообще удивлена, что в Москве медлят. Думала они раньше здесь появятся с вызовом в столицу.

— Ты уверена?

— Да. Надо озаботиться нарядом, в котором нам с Еленой придётся перед Великим князем предстать.

— А чего заботиться? Есть же наряды.

— Извини. Но нам они не подходят. Мы с Еленой скажем, какие нам пошить нужно. — Посмотрела на мужа. Погладила его по щеке. У него такая борода была аккуратная, темно-русая. — Не расстраивайся, смотреться будем получше боярынь московских. Ладно муж мой, давай ка спать.

— Только спать? — Ваня погладил меня по бедру.

— Хорошо, давай сразу спать не будем. — Скинула рубаху. Вообще избавилась от одежды. РомантИк был в эту ночь не только у Ленки с Васей.

Два дня, Фёдор Мстиславович не решался начать сборы в Москву. За это время мы с Еленой осмотрели хозяйство Маркуса, привезённое от фон Деницев. Елена была в восторге. Единственно, что омрачило её настрой, я сказала, чтобы она не спешила всё распаковывать. И наоборот, стала собирать свои манатки. Пояснила, что в скором времени нас ожидает переезд. А ещё был сам Маркус. В тот день, когда мы осмотрели награбленное нами в набеге добро и разобрались с христианскими святынями, во дворе ко мне подбежал сам виконт.

— Ваше Высочество, прошу Вас, избавьте меня от своих людей.

— Каких людей? — Смотрела на него недоумённо. Маркус был одет в штаны, в свои сапоги, кафтан, под ним рубашка. Сам чистый, румяный даже. Никакой вони. — Маркус, вот смотри какой молодец. Чистенький, симпатичный мужчина. А то рядом с тобой стоять не возможно было.

— Извините, Ваше Высочество.

— Ничего страшного. Тебе самому нравится, твоё нынешнее состояние?

— Да. Но, прошу повелеть им, больше меня так не мучить. — Маркус с опаской посмотрел на моих парней, которые подошли к нам. Все они, глядя на фламандца, усмехались.

— А что они такого сделали?

— Засунули меня в гиену огненную. Там даже дышать невозможно было. Потом меня били, как смерда прутьями. А я дворянин, Ваше Высочество.

— Какими ещё прутьями?

— Веником берёзовым его парили, царевна. — Пояснил Богдан. — А он сбежать всё пытался. Одёжку его бабы постирали. Просохнет, заштопают.

— Ну вот видишь, Маркус. Не били тебя, а парили. У нас всех так парят. И меня в том числе. И никакого урона чести твоей нет в этом. Зато как хорошо себя чувствуешь, так ведь, виконт?

— Но можно, меня так больше не будут? Я могу в бочке мыться.

— В бочке это ты у себя мыться будешь. А мы такое не признаём. Но ничего, Маркус, привыкнешь. Потом сам просится в баню будешь, вот попомни моё слово.

Познакомила Елену с Маркусом. Он увидев мою подругу, сразу выкатил грудь колесом и запрыгал в приветствии. Елена наблюдала за ним с интересом.

— Сань, это что, тот самый виконт? Алхимик?

— Он самый.

— Понятно. Значит мне с ним работать?

— Конечно. Расскажи ему про периодическую таблицу Менделеева.

— Зачем?

— Повергнешь его в шок и станешь для него непререкаемым авторитетом. Они же дремучие здесь в этом вопросе, дикие совсем. Он всё мечтает свинец в золото превратить.

— Дебилы!

— Я это ему уже сказала.

— Ничего, пусть ещё раз услышит. — Посмотрела на виконта. — Пойдём, великий трансформатор, посмотрим, на что ты способен.

Они ушли в Ленкину лабораторию, как она называла свой сарай. Там сидели несколько часов. Елена рисовала на куске бумаги таблицу. Объясняла Маркусу что-то. Тот смотрел на неё ошалелыми глазами. Потом начал спорить. Несколько раз сарай посещал Вася. Подозрительно смотрел на виконта. Но рукоприкладством не занимался. И на том спасибо. Чуть погодя, когда я занималась со своими тонтон-макутами, видела, как Маркус бегал в терем, куда его временно подселили. Назад, в сарай к Елене таскал свои фолианты. Читал ей и они опять спорили. Что-то рисовали. Елена запустила какой-то химический процесс на своём оборудовании.

Под конец, Елена выдала мне:

— Мозг есть, будем работать над его дремучестью. Развивать его потенциал.

Ну и слава богу. Пусть Маркусу мозг выносит, а не мне. На третий день к крепости подошёл конный отряд. Два десятка латной конницы. С ними какой-то боярин, тоже в бронях и с саблей. Их пустили в крепость. Я в это время занималась с парнями. Стучали деревянными мечами, бокенами. Вела учебный бой сразу с двумя, с Боженом и Степаном. Приходилось крутиться, как белка в колесе. Они шустрые ребята были. Когда на подворье заехали конные воины, парни сначала остановились. Я треснула Степана по спине.

— Не отвлекаемся. Что зависли? Конных не видели? — Учебный бой продолжился.

В этот момент на крыльцо вышел боярин с боярыней. Сам он был разодет в красивый кафтан, красные сапоги. На плечах шуба с длинными рукавами. На голове высокая шапка из бобра. Маман тоже разоделась как новогодняя ёлка. В руках держала серебряный коржец, из третьего сундука.

Прибывший с конными боярин соскочил с коня. Слегка поклонился хозяевам терема.

— Здрав будь, боярин Фёдор Мстиславович и ты боярыня Евпраксия Гордеевна.

— И ты здрав будь боярин Михаил Васильевич. — Ответили Вяземские. Маман подала прибывшему коржец. Он его полностью осушил и перевернул, показывая, что ничего из угощения не осталось.

— По добру ли прибыл? — Задал вопрос Вяземский.

— Это как знать, Фёдор Мстиславович. Послал меня к тебе Великий Государь наш, Василий Иоанович. Слух дошёл до Москвы, что у тебя две девы объявились, кои называют себя царевнами царьградскими. Правда ли это?

— Правда. Михаил Васильевич.

— Где же они, Фёдор Мстиславович? Али прячешь их?

— Зачем прятать? Этих царевен не спрячешь. Старшая, Александра, вон она. С воями со своими мечами учебными машет. А младшая, Елена, в своих… Эээээ, лабраториях.

— Где? — Брови московского боярина выгнулись дугами.

— Лабраториях. Тьфу ты, язык сломаешь, прости господи. Мыло делает и зелье огненное, что посильнее чёрного пороха. Ты проходи, Михаил Васильевич в терем, да люди твои пусть спешиваются. Сейчас банька будет. Потом за стол сядем. Всех накормим. Устали поди с дороги то. Путь не близкий.

— Не близкий, Фёдор Мстиславович. И в баньку сходим и за столом посидим. Но хочу я посмотреть на них. Говоришь вон та старшая царевна? Александра?

— Она самая.

— Оружием владеет?

— Ещё как.

— В Москве, имперский посланник, маркиз Клаузениц, баял, что она ещё и лекарка? Племянника его спасла. Правда ли это?

— Правда. И не только его. Евсея моего спасла. Ещё людишек много разных. Вон ещё один немец, из Италии, до сих пор тут. Операцию ему делала, что-то вырезала. Он и живой остался, а так помирать уже собирался. В Рим едет.

— Чудны дела твои, господи. — Проговорил гость и подошёл к нам с ребятами. Я в этот момент как раз крутанулась и заехала Степану ногой в грудь. Одновременно приняла на свой бокен удар деревянного меча Божена. На мне были шаровары, сапоги до колен, рубашка и чоба повседневная. На голове толстая и мягкая шапочка, на вязках, чтобы не слетела. Степан отшатнулся. Я отбив удар Божена, резко сократила дистанцию с ним. У меня было несколько мгновений, до того, как Степан кинется опять в схватку. Божен блокировал мой бокен, я ещё ближе придвинулась к нему и пнула его носком сапога в голень. Он охнул, попытался отскочить, но я не дала. Нанесла удар бокеном ему по другой ноге. Он рухнул. Но Степан был уже рядом со мной. Поймала своим деревянным мечом его, увела его вверх. Шаг вперёд, схватила Степана за грудки и рванула на себя выпуская бокен из рук и перехватываясь за парня уже обеими руками. Увлекая его, повалилась на спину, успев упереться ему правой ногой в живот. Перекат на спине, отпускаю Степана и поддаю ему ускорение ногой. Он перелетел через меня и грохнулся на спину со всего размаха. Я уже на ногах. В руке поднятый бокен. Уперлась им Степану в шею.

— Бой закончен. — Сказала обоим парням. Убрала бокен от шеи подопечного. Божен встал, скособочился. Морщился от боли. — Что, Божен, больно? Ты знаешь правило. Повтори его.

— Тяжело в учении, легко в бою. — Процитировал он.

— Правильно. В реальном бою, ты уже был бы мёртв, да ещё без ноги. — Взглянула на поднявшегося Степана. Он передёрнул плечами. Тоже поморщился. Ну а как, если со всего маха плашмя на спину упасть?! — Степан, какую ошибку ты допустил?

— Подпустил тебя, царевна, близко к себе.

— Верно. Какой контрприём ты должен был сделать?

— Вытянуть руки перед падением, принять на них удар и перекатиться с головы на ноги.

— Верно. Ничего этого ты не сделал. Поэтому тоже уже мёртв. Грохнулся, как лягуха плашмя. Реакция у вас медленная. Спите что ли? Чем ночью занимались?

— Известно чем! — Засмеялся стоящий недалеко Богдан. — Стёпа стряпуху Алёну тискал на конюшне. Недаром она ему всегда побольше накладывает, чем остальным. Да ещё и ругается на нас, если указываем ей на это. — Остальные парни заржали.

Я покачала головой, глядя на Стёпу.

— Не слушай их, царевна Александра. Наговорят сейчас. — Проговорил он и поднял свой деревянный меч.

— Вижу вам весело, да, юноши? Тогда слушай мою команду. Божен иди к Дарёне, пусть она тебе наложит компресс к «боевым ранениям». Остальные вздеваем брони, берём щиты, мечи и сабли и пять кругов бегом вокруг крепости. Пошли.

— Богдаша, дошутился! — Услышала я Никифора.

Парни побежали в оружейную. Я усмехнулась им вслед. Теперь их у меня шестеро. К пятерым присоединился Айно эст. Ничего, пусть учиться. Я повернулась к прибывшим. Боярин с интересом смотрел на меня.

— Так значит это ты называешь себя царевной царьградской? По какому праву? — Спросил он. Я сразу же включила высокомерие. Смерила его с головы до ног. К высокомерию прибавилось презрение. Ему явно это не понравилось.

— А кто ты такой, чтобы мне такие поганые слова говорить? Или головы хочешь лишится?

Я, конечно, рисковала, так разговаривая с посланцем Великого князя, но если он сейчас меня прогнёт, дальше будет только хуже. Поэтому мне не оставалось ничего другого как поставить на кон всё. Ибо здесь ставка больше, чем жизнь. А в Москве меня будут пытаться прогнуть. Лучше уж сразу дать понять, что я прогибаться не намерена. Да и удивить князя и митрополита у меня есть чем.

— Я представляю Великого князя Москвы. Василия Иоановича. Я боярин московский, ближник государя. Тучков-Морозов Михаил Васильевич.

— А государь знает, какие крамольные слова ты речёшь за его спиной?

— Чтоооо? — Протянул шокировано Тучков-Морозов.

— А то. Как обращаешься к принцессе крови? Вижу вежеством ты обижен. Неужели все московские бояре такие невежи? Так нет вроде. Вон Вяземские, встретили нас, слова худого не сказали, защиту дали и покровительство своё. А ты что себе позволяешь? Даже если ты и боярин, то чей род выше? Мой, род Комниных Великих или твой? Чей род выше, имперский или боярский? Мои предки уже тогда вояли великую державу, когда твои бегали по этим лесам в шкурах и с дубьём. А если я скажу Великому князю, что без почтения относишься к семьям монарших особ, а значит и без такого же почтения ты относишься и к роду государя. Что будет с тобой если ты так же разговаривать будешь с сыном или дочерью Великого князя?

— У Государя нет детей. — Удивлённо ответил боярин.

— Будут.

Как я позднее узнала, Тучков-Морозов был у Василия Третьего своего рода переговорщиком. Он часто отправлял его с дипломатическими миссиями. Например, 6 лет назад, то есть в 1504 году Василий отправлял его разграничивать уделы младших братьев Великого Князя. Что ему с успехом удалось. Через год, после нашей с ним встречи, Тучков-Морозов был отправлен Василием Третьим в Крым с русским посольством и сопровождал ханшу Нур-Султан. Потом ездил в Казань, где присутствовал на восшествии на ханский престол Мухаммед-Амина, являвшегося вассалом московского князя. Он много куда ездил как дипломат. Но вот со мной он ошибся. Начал разговаривать в неподобающем тоне. Всё верно, он московский боярин, ближник государя. А я непонятно кто, да ещё и женщина. Вот и попытался меня с ходу прогнуть, но обломился. Тучков был умён и в дураках не числился. Он быстро прикинул, что представителей царских, королевских семей и родов могут, конечно, заточить в каземат, подстричь насильно в монахи и даже убить, но это решает другой монарх, а не простой, пусть и родовитый боярин или дворянин. И наезд такого дворянина на царевну, может быть расценен сюзереном как угроза уже ему самому. А это очень было чревато, особенно с московскими государями, которые не то, что бояр, но даже собственных родственников не щадили. А тут царьградская царевна. А вдруг она на самом деле царевна? Пусть и самой Византии уже нет, но царская кровь осталась. Тем более мать нынешнего Государя тоже была царьградской принцессой, Софьей Палеолог. И замуж за Ивана Третьего выходила, когда Византии уже не было. А был османский султанат.

У Михаила Васильевича даже шею саднить начало. Он её потёр ладонью. Потом кивнул мне.

— Вежеством меня родители мои не обделили. Извини, царевна, что не признал сразу. — Он прижал правую ладонь к сердцу и поклонился. Остальные вои, слезли моментально с коней и обнажили свои головы, сняв шеломы. Я кивнула боярину.

— Хорошо. будем считать, что этот инцидент, это всего лишь недоразумение.

— Позволишь ли спросить, царевна? — Задал вопрос Тучков-Морозов.

— Спрашивай.

— Всё же, разве это дело, деве с оружием возится? На то мужи есть.

— Есть. Да только меня с детства учили уметь защищать себя. Увы, к сожалению, катафрактариев у меня не было. Отец погиб мой, как и матушка. Убили их наймиты осман. И мужа моего первого убили. Вдова я была, когда пришла сюда с сестрой. И здесь встретила своего второго мужа. Да он воин. Но разве плохо, что я тоже умею обращаться с саблей, стрелять из лука? А вдруг моего супруга, венчанного, не окажется рядом, когда вороги нападут? А у меня, дай бог, дитё родится и на руках моих будет. И что мне, сдаваться на милость врагу? Нет. Я предпочитаю, чтобы враги мои умерли, а я осталась жива.

— Так царевна за мужем?

— Замужем. Обвенчали нас в церкви нашей. А муж мой, вот он, Иван Фёдорович Вяземский. Боярин московский.

Иван шагнул ко мне и встал рядом.

— Однако! — Произнёс Михаил Васильевич. Посмотрел на Вяземского-старшего. Тот пожал плечами. А Евпраксия Гордеевна, стала смотреть свысока на Тучкова-Морозова. — А вторая царевна?

— Тоже замужем, Михаил Васильевич. — Ответил за меня Фёдор Мстиславович. — За Василием моим. В раз две свадьбы справили.

— Боюсь, Фёдор Мстиславович, Великому Князю может не понравится.

— Царевен никто не принуждал. Да только сыновья мои головы от них потеряли. На колени упали передо мной с супругой, просили родительского благословения. А царевны не отказали им. Всё по добру и по согласию.

— Не знаю я, Фёдор Мстиславович. Род твой, конечно, знатный и старинный. Но всё же. Высоко возносишься. Всё же надо было челом бить Государю о таком. Не простых же боярынь они в жёны взяли. Последствия могут быть.

— Михаил Васильевич, — вклинилась я в разговор, — я, думаю, что мы сможем договорится с Великим Государем. И гнев его постараемся умилостивить. Нам есть что ему предложить. И ему и митрополиту Московскому.

— Дай то бог, царевна Александра. Да то бог.

— Вот и договорились. А ты боярин Михаил Васильевич заодно и охраной побудешь с ратниками своими. Так как повезём мы дары большие Государю и владыке православному.

С этого дня начали быстро готовить обоз. Тут же белошвейки шили на нас наряды, по нашим рисункам и выкройкам, которые мы с Еленой делали. Но всё равно не успевали. Успели сшить только на Елену. Я решила, что моё дошьют в Москве. Выезжали всем двором. Вяземские, считая, что служба на границе закончена досрочно, вывозили многих челядинцев. За старшего в крепости оставался один из сотников. С ним полторы сотни ратников. Оставили все четыре пушки и порох. Пушки установили на башнях. Пушкари оставались в крепости. Они же и учили воинов пушкарскому делу. Оставили половину запаса динамита. Я перед этим показывала остающимся лучникам, как использовать динамит. Особый упор сделала на технике безопасности. Продемонстрировала взрыв динамитной шашки. Они всё поняли, что будет, если шашка взорвётся у них в руках. С собой я забирала всех шестерых своих диверсантов. Плюс двух жён Ульриха фон Деница с его сыном. В крепости оставили небольшую казну. И то только серебряные монеты. Всё остальное, а так же свою личную казну Вяземские увозили с собой в Москву. Забрали мы и алхимика с его имуществом. Кроме этого, со мной ехали Дарёнка, Фрося. А вот коновал оставался. У Дарёнки шрам совсем почти сошёл. Оставался только там, где я его не форматировала. Она часто смотрелась в моё зеркальце и улыбалась сама себе. Я пообещала ей, что в Москве удалю шрам окончательно и с ногой постараюсь всё исправить. Она верила мне полностью. Для Дарёны мои слова были истиной в последней инстанции.

Через четыре дня огромный обоз выдвинулся к Москве. По мимо двух десятков ратников Тучкова-Морозова, с нами ехало и больше сотни боевых холопов и ратников Вяземских. Так что охрана была очень серьёзная. Елена ехала в повозке с маман и детьми. На мягких подушках. Повозка была крытая. Вот только рессор не имела. Их ещё не придумали. Я сделала себе заметку в памяти, что надо озаботиться нормальными повозками, на рессорах, чтобы мозги по дороге не растрясти, а ехать в комфорте.

И ещё, я рассталась с Джованно. Он уехал в сопровождении своих слуг за день до нашего отъезда в Москву. Мне было до слёз жаль расставаться с ним. Перед тем, как он выехал из крепости, я обняла его.

— Прощайте, Джованно, мой дорогой друг. Я Вас буду помнить. Спасибо Вам за всё. За Ваши рассказы. За Ваш подарок.

Я видела, что у него в глазах стояли слёзы, но он крепился. Поклонился мне. Потом поцеловал мою правую руку.

— Прощайте, Ваше Высочество. Я тоже буду помнить самую удивительную принцессу, которую встретил в своей жизни. А я видел их достаточно, поверьте. Принцесс, принцев, инфант и инфантов. Но такой как Вы, никогда не встречал. И боюсь, что уже никогда не встречу.

Я долго смотрела вслед Джованно со сторожевой башни, пока он не скрылся на другом берегу в осеннем лесу.

А через день после того, как мы сами покинули крепость, нас догнал гонец. На крепость напали литвины с поляками. Они осадили её. Их вовремя сумели заметить и население посада и села успело скрыться в крепости, угнав и весь скот. А так же унеся более-менее значимое имущество. Гонец скакал к соседям за помощью. Мы не стали ослаблять вооруженную охрану обоза. Крепость была подготовлена к обороне. Плюс пушки и динамит. Забегая вперёд скажу, что литвинам и полякам не удалось взять крепость, хотя пролом в стене они сумели сделать. У них тоже были пушки целых три штуки. Посполиты понесли серьёзные потери, особенно от динамитных шашек. Наличие у них артиллерии говорило о том, что они подготовились и шли целенаправленно на крепость. Они шли за нами, так как потребовали от гарнизона передать им двух византийских принцесс. В ответ их послали, причём, в очень грубой и оскорбительной форме. Литвины не знали, что мы покинули крепость за день до них.