Александра

Глава 27

— Илюша, — смотрела на своего палатина, — скажи мне, а как так получилось, что ты спас моих детей? Да так ловко, что слов нет?

— Матушка Царевна, дык, ты мне сказала, глядеть за детьми, но в их опочивальню я войти не мог. Там княжья стража их стерегла. Ну я подумал, как быть? Огляделся, прошёл чуток и сел в закутке. Хороший закуток такой. Я сижу, меня не видно. А я вижу дверь в опочивальню детишек. Сидел, смотрел. А потом гляжу, княжьи стражники то осели, оба сразу, словно заснули. Не хорошо, думаю, они службу то несут. Хотел к ним идти, а тут эти два татя появились, словно из-под земли. Проверили стражу, потом зашли в опочивальню то. Ну я и хотел сразу с ними разобраться, Дети же там, да не успел. Вышел из своего закутка, а они уже и зашли к малым то. Я подошёл к двери, она приоткрыта осталась. Вижу детей они на руки берут. Ну думаю, значит не убивать их пришли. Слава тебе Господи. — Илья перекрестился. Я терпеливо ждала. — Я назад в закуток. Смотрю они детишек то вынесли на руках. И пошли с ними к выходу. Я за ними. Иду и всё думаю, как у них детей назад отнять, чтобы детям худа не было. Там дальше ещё стражников увидел, мёртвых уже. Они детей на улицу вынесли. А там лошади их ждут. Понял, что медлить нельзя. В того, кто сына то твоего, Царевна-матушка, нёс я нож метнул. А вот ко второму успел подскочить. Он разворачиваться стал в мою сторону. Только тать то сделать ничего не успел. Я ему второй нож в горло всадил, да княжну малую на руки подхватил, успел, до того, как он уронил её. Она то совсем ещё кроха. А Вячеслав Иванович не сильно ударился. Тать то на спину завалился. И боярич малой на него сверху. Я в одной руке княжну понёс, во второй сына твоего. Прости, матушка, что в живых никого не взял, виноват я. Только времени не было мне раздумывать.

— Всё хорошо, Илья. Не вини себя ни в чём. Ты всё правильно сделал. Иди, Илья. — Отправила его восвояси. Прошла в свой кабинет. Там сидел Григорий, мой новый копиратор. Он смотрел на меня преданными до ужаса глазами и с восхищением.

— Гриша, а ты что так на меня смотришь?

Он встал, низко поклонился мне.

— Кто же Царевну Александру не знает?! Генерала, девицу-воина.

— Ну не такая я уж и девица, Гриша. Сынок у меня есть.

Он покраснел. Но взглянув на меня улыбнулся.

— То не важно, Царевна. Были на Руси в древности воительницы. Поляницами их звали. Вот ты и есть поляница. Служить тебе честь великая. Я даже и помыслить о таком не мог.

— Но ты служишь, Гриша. Цени это.

— Я ценю, Царевна.

— Гриша, если я узнаю, а я узнаю обязательно об этом, если ты служишь кому-то другому, то лучше признайся сейчас. Я пойму и приму это. Помогу тебе избавится от этого. Но если промолчишь сейчас, значит ворог ты мой, подсыл чужой. А с такими я обхожусь очень жёстко.

— Не подсыл я, Царевна, клянусь тебе в этом. Вот тебе крест святой. — Он истово перекрестился. — Хочу служить тебе всем сердцем. Видел я твоих кадетов. Они особые. Так о них говорят в народе. Над ними крест святой, осенены они Богородицей. И если я, сирота, прикоснусь к этому хоть краем, то счастливее меня не будет человека.

Я села на лавку. Указала ему сесть рядом.

— Хочешь прикоснуться? А если не только прикоснуться? А стать частью Корпуса, Гриша? И не просто частью какой-то, а очень важной. — Я смотрела ему в глаза. Он в мои. Григорий соскользнул со своей лавки и упал на колени.

— Я готов, Царевна.

— Не спеши, Гриша. Ты станешь частью Корпуса. Но ты не будешь красоваться на парадах, в красивой форме. Хотя она у тебя будет. Ты никому и никогда не скажешь, что ты Корпус. И даже если тебя подвергнут мучениям, ты будешь молчать. Молчать о том, что узнаешь, в чём будешь принимать участие. Поверь, Григорий, есть внешняя сторона Корпуса, красивые мундиры и офицеры, элита будущей армии Руси. А есть тайная сторона. И здесь идёт не прекращающаяся война. Тайная война. Ты узнаешь многие страшные тайны сильных мира сего. Ты понимаешь, что это такое? Готов ли ты к этому? Ты спать будешь, держа нож под рукой. Потому, что столкнёшься с врагами, которых не видно сразу. Они тени. Это те, кто нападает во тьме ночи. Те, кто готовит смертельные яды и стрелы в спину. Готов к этому, Григорий?

Я видела страх, появившийся в его глазах. Смотрела, не мигая, на него. Григорий сглотнул нервно. Но потом словно решился.

— Я готов, Царевна-матушка.

— А если тебя пыткам подвергнут?

— Готов. Я готов умереть за тебя, Царевна. — Протянула руку и погладила его по голове. — Какую клятву я должен произнести?

— Ты уже её произнёс, когда сказал, что готов. Запомни, Григорий. Слово тобой уже сказано. Оно не птица, вылетело не поймаешь назад и записано оно в скрижалях вечности. Отныне ты подчиняешься только мне. И никому более. Для вида ты будешь подчинятся моим заместителям. Но это для вида, для всех остальных. Как мои шесть палатинов. Ты не палатин, пока. Но очень важный кадет. И твоё первое задание будет следующее. Ты составишь письмо. Полностью скопируешь то, что я тебе дам. Запомни, Григорий, о том, что оно было написано тобой, по моей указке, никто не должен знать, кроме нас двоих. Это очень важно. От этого письма будет зависеть очень многое. Поверь, о письме узнают многие правители Европы и тогда начнётся большая игра, цена которой жизни сотен, а может и тысяч людей. А сейчас ты увидишь то, с чего будешь составлять письмо, о котором я тебе сказала. Только лишь за то, что ты увидишь рукопись, тебе мало отрубить голову. Понимаешь, Гриша?

— Да, Царевна.

Я достала из шкатулки рукопись, шифр к сокровищам. Расправила свиток на столе.

— Смотри внимательно, Григорий. Ты должен будешь скопировать полностью те знаки, на которые я тебе укажу. И именно в той последовательности, в какой я тебе укажу. Вот тебе бумага, чернила и перья. Сиди и рисуй. Запомни, любое, даже самое малейшее отклонение от оригинала не допустимо. Ты должен полностью скопировать знаки именно так, как они нарисованы. Понял меня?

— Понял, Царевна. Я всё сделаю. Мне только нужно примерится.

— Примеряйся. Времени у тебя много. Целый день и целая ночь. И запомни, как Отче наш, ты не видел этой рукописи никогда. Ты ничего не копировал с неё никогда.

— Да, Госпожа. Я ничего не видел и ничего не копировал.

— Григорий, я тебе почему-то доверяю. Моё доверие, Гриша, стоит очень дорого. А тот, кто его лишается, тот достоин презрения и… Лишается головы. Понятно?

— Да, моя Госпожа.

— Для тебя я не Госпожа, а Ваше высоко превосходительство, генерал-майор Корпуса. Смотри, Григорий, вот эти знаки ты должен скопировать полностью. В этом порядке, как я уже написала. Видишь цифры?

— Цифры?

— Ты не знаешь арабскую цифирь?

— Нет. Простите Ваше высоко превосходительство, генерал-майор.

— Ладно. Этим мы займёмся позже. Ничего, Гриша. Это поправимо. Сама с тобой буду заниматься. Вот эти знаки, которые я пометила, начинай копировать. Тебя я закрою в кабинете. Тебе сюда будут приносить еду. Мои палатины. Они вопросов не задают. Только с ними ты будешь видеться, пока работаешь здесь, в моём кабинете.

Я вышла из кабинета и закрыла его, заперев на замок. Вызвала дежурный наряд и повелела нести охрану у дверей кабинета. Что же, большая игра уже началась. Прошла в казарму к моим сержантам. Двоих не было. Степан и Никифор были на полигоне, с артиллеристами. Так, надо мальчиков будет включать в Большую Игру. Надо переводить их на новый уровень.

— Божен. Илья, идёте со мной. Богдан и Айно остаётесь. В моём кабинете сидит ваш новый товарищ. Зовут Григорий. Вы его видели. Он занимается очень важным делом. Его никто не должен отвлекать. В кабинет кроме вас никто не должен заходить. Да и вы, Богдан с Айно, можете заходить туда только для того, чтобы принести Григорию еды, а потом убрать посуду. К бумагам на столе не соваться. Вопросов Грише не задавать. Всё понятно?

— Так точно. — Все четверо стояли на вытяжку. Я кивнула им.

— Божен и Илья идут со мной.

Когда вышли из казармы, я направилась на конюшню. Илья и Божен следовали за мной молча. Возле конюшни я остановилась, повернулась к ним.

— Значит так, мальчики мои. Пора вам, как и всем остальным палатинам двигаться дальше. Так сказать, переходить на новый уровень.

— Куда переходить, Царевна? — Спросил недоумённо Илья.

— На новую ступеньку, коя выше предыдущий. То есть, становится умнее. Понятно?! — Пояснил ему Божен. Я кивнула, подтверждая его слова. Вообще Божен умница. Голова работает, как надо.

— Совершенно верно, Божен. Ваша новая ступенька, это начать формировать в Корпусе разведывательно-диверсионный отдел. — Оба моих палатина зависли. Я усмехнулась. — Спрашивайте, а то смотрите на меня, как бараны на новые ворота.

— Царевна-матушка, а что это такое? Ну, этот, разведывательно…

— Разведывательно-диверсионный отдел. Что такое разведка, это получение сведений о твоём потенциальном противнике, вороге. А так же сведения о возможном противнике.

— Как это, о возможном?

— Например, в настоящий момент мы не воюем со свеями, так?

— Так.

— Значит, мы вроде бы не враги. Но это сейчас. А что будет через год или два? Вполне возможно, что мы станем врагами и между нами начнётся война. И чтобы не проспать начало войны, мы должны знать о свеях всё, что нам необходимо. Или, например, об османах. Сейчас они не могут начать с нами большую войну, знаете почему?

— Почему?

— Потому, что у них война с персами. До тех пор, пока они не разобрались с шахиншахом, на Русь Селим не пойдёт. Но у османов есть пехота и артиллерия. А у персов пехоты почти нет, а артиллерия вообще отсутствует. Поэтому с персами османы вопрос могут закрыть в ближайшее время. А вот нам этого не надо. Нам надо чтобы они воевали друг с другом как можно дольше. И вот здесь разведывательная работа начинает совмещаться с дипломатией. То есть нужно выйти на нужных людей из ближнего круга шахиншаха и предложить помощь. Например, дать им артиллерию.

— Наши новые пушки?

— Зачем наши? Достаточно будет дать те, которые мы захватили у самих османов или у имперцев. А теперь вопрос, кто лучше всего подходит для того, чтобы собирать нужные нам вести и сообщать в Корпус?

Оба палатина молчали. Посмотрели друг на друга. Илья пожал плечами. После уставились на меня.

— Лучше всего, в данный момент, для этого подходят купцы. Они бывают во многих странах, ведут торговлю. Вообще многие торговцы подрабатывают шпионами на своих правителей. Это нормально.

— Значит надо найти таких купцов, которые будут собирать сведения, как ты сказала, Царевна.

— Правильно мыслишь. Но вот в чём дело, Божен. Нередко такие купцы становятся двойными агентами.

— Чем? Прости, Госпожа? Я не совсем понял? — Проговорил Божен. Илья, соглашаясь с ним, кивнул.

— Агенты. Или по другому, шпионы. Они начинают работать на двух правителей, особенно если им становится это выгодно. Ничего не поделаешь, они торгаши и серебро для них не последний аргумент, а иногда и самый главный.

— А как тогда быть? — Спросил уже Илья.

— А надо нам найти таких, чтобы они не стали предателями и продались за горсть серебра. Чтобы стали преданны Корпусу душой и телом.

— Где таких найти?

— А вот это и будет вашей задачей. Пойдёмте в конюшню. — Мы зашли. Мой конь был уже осёдлан. Велела Илье и Божену седлать своих коней. Из седельной суммы, притороченной к луке седла, достала один пергамент. Оседлав своих коней, парни подошли ко мне. Я передала пергамент Божену. — Есть один купец. Зовут Андрей, прозвище Рукавица…

— Почему Рукавица? — Илья удивлённо посмотрел на меня.

— А я откуда знаю? Не важно, будет значит Рукавишниковым. Так вот, купец он вёрткий и оборотистый. До некоторых пор дела у него шли хорошо. Но купец он рисковый был. И вот как-то, три месяца назад повёз он товар в Ганзу. Товар дорогой был у него. В основном меха. При этом, большая часть товара была не его. Он получил его в складчину. Когда корабль с грузом вышел в Балтийское море, то его уже ждали пираты. Самому Андрею удалось чудом спастись. Во время боя, он упал за борт. Потом сумел уцепиться за доску или кусок мачты. Одним словом, добрался до берега. Повезло ему в этом. Но на этом везение закончилось. За утрату товара, на нём повис просто огромный долг. Сам он так же вложился в товар. Поэтому даже если всё продаст, что имеет, то не вернёт и половины долга. У него всё заберут, выбросят на улицу, даже без порток. И в оконцовке его ждёт долговая яма. Жены у него нет. Умерла два года назад. Осталась дочь, на выданье. 15 лет девке. Должна была выйти замуж. Но когда с её отцом такое случилось, то семья её жениха отказалась от свадьбы.

— Конечно, кому надо связываться с семьёй должника. Чтобы долг и на них повесили? — Усмехнулся Божен.

— А дочка то у купца красивая? — Задал вопрос Илья.

— Илюша, ну почему у тебя мысли только на это быстро реагируют? — Спросила его.

— Я просто так спросил.

— Не о том думаешь, сержант! Божен, у тебя в руках одно из долговых обязательств Рукавицы. Я выкупила весь долг купца. Вернее не я выкупала сама, этим занимался тиун Вяземских, по моему указанию. Сейчас едете к купцу на купеческий конец. Андрей Рукавица должен понять, что всё, чем он владеет, как, впрочем, и он сам теперь является собственностью Корпуса. И вся его дальнейшая жизнь принадлежит Корпусу. Отдадите ему это долговое обязательство. Остальные он получит после того, как вы убедитесь, что он работает не за страх, а за совесть и полностью нам предан. Понятно? Я надеюсь, что вы справитесь с этой вербовкой. Тем более всё, что для этого нужно, я вам дала и создала все условия.

— Царевна Александра, скажи, а мы имеем отношение к тому, что купец стал беден? — Задал вопрос Божен.

— Ты что думаешь, что у меня есть в запасе пираты? Нет, Божен, ни я, ни кто-то из Корпуса не имеет к этому никакого отношения. Но я решила воспользоваться сложившейся ситуацией. Андрей Рукавица умный человек. Знает четыре языка. Имеет знакомство со многими купцами, как нашими, так и иноземными. Это очень ценный для нас человек. Вам всё понятно?

— Что он должен будет делать? — Вновь задал вопрос Божен. Молодец, сержант.

— Об этом позже. Скажите, что он будет выполнять кое-какие поручения. Это для начала. Его не выбросят на улицу и даже помогут с товаром. И помогут восстановить доброе имя. Выполнять поручения будет в разных землях, куда и будет возить товар. Вам всё понятно?

— Всё понятно, Царевна.

— Начинайте формировать свою агентуру.

— Чего? — Оба сержанта опять подвисли.

— Создавать сеть шпионов. Чего не понятного? Не утомляйте меня. А то я решу, что вы оба непрошибаемо тупые. А мне такие палатины не нужны. Выполнять.

— Прости, Матушка. Просто ты иногда выражаешься не совсем понятно.

— Вы сколько уже со мной? Вы должны уже понимать всё по умолчанию… Чего вылупились на меня? Может хотите узнать, что такое по умолчанию?

— Нет. Не хотим. Но ты же куда-то собралась, Госпожа?

— Собралась и что?

— Тебя должен кто-то из нас сопровождать.

— Вам задача не понятна? Меня есть кому сопровождать. Два десятка княжьих ратников. Этого достаточно. Свободны! Так стоп. — Я достала из другой седельной суммы кошель с серебром. Передала его Илье.

— Здесь пятьдесят серебряных талеров. Если договоритесь, отдадите его купцу. У него сейчас совсем денег нет.

Божен с Ильёй вскочив на коней, быстро поскакали к КПП. Глядя им вслед, покачала головой. Оглоеды. Я же собиралась посетить разбойный приказ. Хотела покопаться в клиентуре приказа. Особенно среди такой категории злодеев, которых называли тати шатучие, убивцы и душегубы. М-да, контингент ещё тот. А так же мне нужны были профессиональные воры…

…Андрей Рукавица сидел на лавке в трапезной. Руки его лежали на столе. Он смотрел на горящую свечу. Что делать дальше он не знал. Лучше бы было, чтобы он утонул тогда. Но чтобы стало с дочерью? Хотя и сейчас ничего хорошего для неё не ожидалось. Кто замуж её возьмёт без приданного? Если только за старого вдовца, который прельститься её красотой и юностью. Но тогда его любимице жизнь станет адом. Он налил из кувшина в оловянный кубок вина. Всё серебро было уже продано и отдано в качестве оплаты долга. Андрей только поднёс кубок ко рту, как услышал, что в ворота его подворья кто-то стал громко стучать и требовать открыть их. Кого там ещё нелёгкая принесла? Хотя, как кого? Кредиторов. В трапезную забежал Анисим. Он единственный кто ещё из прислуги оставался у него. Старику просто некуда было идти. Когда-то Андрей пригрел хромого нищего у себя, с тех пор Анисим и жил здесь. Помогал по хозяйству, сторожил. И был очень благодарен купцу, что имеет свою крышу над головой и свой кусок хлеба, а не побирается на паперти.

— Хозяин! — У Анисима глаза были широко раскрыты. В них был страх и удивление.

— Кто там? — Спросил Андрей. Поставил кубок на стол, так как понял, руки его дрожали.

— Хозяин, двое там. Оружные на конях. Молодые совсем и наглые. А глаза у них волчьи. Они из этих…

— Из каких? Ты чего, Анисим?

— Из этих… Из Корпуса, кадеты которые.

— Ты с чего решил, что они из Корпуса?

— Кафтаны на них до колен красные, с двумя рядами застёжек. И сапоги с длинной голяшкой, тоже колени закрывают. Под кафтанами кольчуги видны. С саблями оба. Такие сапоги, с длинной голяшкой, бают, сама Царевна Ляксандра носит, которая вдова Вяземская. И кафтан такой же. Ничего она не боится.

— А чего ей бояться?

— Что люди осудят. Не гоже бабе в таком ходить. А она ещё и на коне скачет.

— Рот прикрой, Анисим. И не вздумай больше её бабой называть, али девкой. Царевна она. Да не простая. А то ляпнешь где, головы лишишься. Странно, чего этим то от меня надо?.. Иди открой, а то ворота сейчас выломают.

Анисим скрылся за дверью. В трапезную из своей светлицы забежала юная девушка, бросилась к Андрею.

— Батюшка, кто это? Мне страшно.

Андрей обнял дочь, стал гладить её по волосам, заплетённым в толстую и тугую косу, украшенную разноцветными лентами.

— Не знаю я, Настенька. Анисим сказал, это люди Царевны Александры из Корпуса.

— Что им нужно от нас, батюшка?

— Не знаю. Я долгов перед Царевной как-то не имел. Настюша, доченька, иди, пожалуйста, к себе в светлицу и сиди там. Не хочу я, чтобы они видели тебя. Анисим сказал парни там молодые, оружные. Если они из Корпуса, то это точно волчья стая Царевны. От греха подальше. Иди, я сказал.

Настя отстранилась от отца и испуганно ушла в свою светлицу. Андрей вышел на крыльцо. Анисим уже открыл ворота. Заехали двое на конях. Хорошие кони, дорого стоят. И одёжка на всадниках дорогая. Не жалеет Царевна денег на своих кадетов или как их там?

— Что-то долго, старик, ты открывал.

— Так хромый я, соколик. Не серчай. — Анисим с опаской посмотрел на плеть в руке ближайшего к нему всадника.

— Раз хромый, чего тогда бегаешь, ворота открываешь? Помоложе никого нет?

— Нет никого, боярин.

— Не бояре мы. — Всадники проехали дальше к крыльцу. Остановились в нескольких шагах от ступеней. Смотрели на Андрея. Он на них. Шапки они не снимали. Да, дорого одеты. И шапки вон какие, с красного сукна, отороченные мехом. Кольчуги видны. Да не простые. Такие не у каждого боярина то есть. И сами сытые, здоровые, как лоси. Видно, что Царевна и в еде на них не экономит.

— Ты купец Андрей по прозвищу Рукавица? — Спросил один из них, смуглый и черноглазый. Второй был голубоглазый и лицом светлее.

— Я буду. А вы кто такие, добры молодцы?

— Мы сержанты Корпуса. Я Божен, а он Илья. — Ответил черноглазый. Оба, как по команде, спрыгнули с коней. Привязали уздечки к перекладине, специально для этого сработанной на подворье. Подошли к крыльцу.

— Ну что, купец? Так и будем стоять? Что-то ты не ласкового гостей встречаешь. — Сказал тот, кого назвали Ильёй.

— А мне сейчас любой гость хуже татарина. — Андрей вдруг почувствовал злость и даже ненависть к этим двоим. Сытые, в дорогой одёжке и справе, наглые, ничего не боящиеся. Молодые, годящиеся ему в сыновья. Ведущие себя так, словно это они у себя дома, а не он. Но терем пока ещё его. — А вежество хозяину дома выказать? Шапку снять, али спина переломится?

Оба сержанта на него с интересом посмотрели. У обоих были на лицах усмешки.

— Чай не боярин, чтобы перед тобой шапку ломать. Хотя мы и перед боярами их не ломаем. Только перед Государём и перед Царевной-матушкой. А остальные нам не указ. — Ответил Божен. — А я вот слышал, что гость в дом, бог в дом.

— Бог забыл меня и дом мой. — Проговорил Андрей.

— Крамолу говоришь, купец. Бог ничего не забывает. Ну так что, в дом пригласишь?

— А чего в доме делать? Давай здесь разговаривать.

— Э нет, купец. Такие разговоры на улице не говорят. Ушей лишних слишком много… — Андрей со злостью смотрел на этих двоих. Они на него. Вот тот, кто назвался Боженом усмехнулся. — Значит не хочешь в дом приглашать? — Андрей на самом деле не хотел. Там была Настёна. И больше никого не было. А эти двое оружные. И случись что, заступится за него и за дочь будет не кому. Тем более, что никто не захочет связываться с людьми Царевны. В народе ползли слухи, что князей Шуйских, почти весь род, такие вот молодые волки её извели. Так то князья, Рюриковичи, а он кто? Никто против них. Оба сержанта поднялись на крыльцо.

— Ну не хочешь пускать, мы сами войдём. Тем более, ты уже не хозяин здесь, Андрей, сын Игната, по прозвищу Рукавица. — Сказал, глядя в лицо Андрею Илья. У того сдали нервы и он попытался ухватить парня за горло. Да не тут-то было. Сержант ловко увернулся, а рука Андрея оказалась в болевом захвате, да так, что у него от боли искры из глаз полетели. Он громко застонал. Тут же почувствовал лезвие боевого ножа у горла. Это второй, который Божен, схватил его за волосы, оттянул голову назад, приставив нож.

— Не шали купец. — Прошипел Божен. — Не утяжеляй и без того, худое своё положение. Нападение на сержанта Корпуса, считается нападением на Корпус. Ты что, Рукавица, к Вяземским на дыбу в разбойный приказ захотел? На дознание?

В этот момент из дома выбежала Настя.

— Батюшка! — Закричала она. — Отпустите его. Он ничего плохого не сделал. Христом богом прошу. — Она вцепилась в руку Ильи, который и держал её отца в болевом захвате. Илья опешил. Смотрел на девушку широко раскрытыми глазами.

— Дочь не трогайте. — Прохрипел Андрей. — Меня возьмите. Её не трогайте. Невинна она ещё. Не губите дитя моё.

— Никто не собирается её трогать, если вести себя тихо будешь. А если попытаешься опять руки свои распускать, то оба на дыбу угодите. — Жёстко ответил Божен. Он отпустил волосы мужчины, убрал нож. Илья освободил из захвата руку купца. Андрей, морщась стал потирать её от кисти до локтя. — В дом пошли. — Велел Божен. Илья молчал, всё глядел на девушку. Так они и зашли. Настя держалась за отца. Андрей прижимал к себе дочь. Оба сержанта сняли шапки и перекрестились на иконы в красном углу большой комнаты. Потом спокойно и по хозяйски прошли, сели за стол. Божен глянул в кувшин. Понюхал, поморщился. Потом кивнул на кубок.

— Что, купец, в одного вино пьёшь? — Кубок и кувшин отодвинул от себя. — Садись за стол, Андрей, сын Игната. А тебя девица-красавица, как зовут?

Настя испуганно смотрела на двоих молодчиков, вооружённых до зубов. Её начала бить мелкая дрожь. Она только крепче вцепилась в руку отца.

— Анастасией её зовут. — Ответил Андрей.

— Замечательное имя. Садись купец с нами за стол. В ногах правды нет. А ты Анастасия Андреевна принеси что-нибудь на стол. А то мы с Ильёй поехали к вам и даже не поужинали. А там сейчас личный состав кормят. Илья, что в Корпусе сегодня на ужин?

Илья отвёл взгляд от девушки.

— Кормят сегодня, как всегда, от пуза. Капустка квашенная, котлеты из рубленного мяса по-царски, каша гречневая с подливой. — Он даже облизнулся. — Салат из огурцов, томатов и зелена лука со сметаной. Взвар из Иван-чая и кисель брусничный. Ещё калачи и пироги разные. Для сержантов и офицеров ещё, что дополнительно взять можно. Дичи какой зажаренной на сковороде, али на вертеле. Рыбки запечённой или солёной. Мне сельдь солёная больше нравится, что с Балтики везут. Особенно с маслицем конопляным и лучком, м-м-м, вкуснотища.

Андрей удивлённо смотрел на сержантов. Что-то слабо верится, что кадетов так кормили. Это сколько же на одну кормёжку денег уходит?! Хотя, если судить по внешнему виду этих двоих, сразу видно, что не голодают они.

— Иди, Настя, принеси что есть там у нас.

Сам сел за стол, напротив сержантов.

— У меня таких разносолов нет. А скоро и того немного-го что есть не будет.

Божен кивнул, давая понять, что в курсе. Потом вытащил из-за обшлага правого рукава свернутый в трубочку свиток. Бросил его на стол.

— Это твоё долговое обязательство?

Андрей взял свиток, развернул его. Да, это было его долговое обязательство, которое он давал одному литовскому купцу.

— Моё. — Андрей положил свиток на стол. — Что вы хотите от меня? Я не смогу сейчас вернуть эти деньги.

— И деньги и проценты по ним, так, Андрей Рукавица? — Задал вопрос Божен.

— Так. Но ты же, сержант, знаешь о моём положении. К чему вопросы такие? Дом забирайте.

— А ты где будешь жить? В землянке?

— Да хоть бы и в землянке.

— Но ты то ладно, можешь вообще под кустом в чистом поле спать. А дочь твоя? Ты же понимаешь, что её забрать могут в счёт долга, в закупы. А что с такой юной и красивой девушкой в закупах у хозяина бывает, тоже же знаешь? — У Андрея желваки заходили на скулах. Он посмотрел на Божена тяжёлым взглядом. — Не надо так смотреть на меня, купец. Нашей вины в твоём горе нет. А дом заберём, если не договоримся. Илья хочешь в таком доме жить? Ну а что? Женишься. Я специально у Царевны-матушки попрошу, чтобы невесту тебе какую сосватать. Ей не откажут. Например, какую купеческую дочь возьмёшь. Выберем тебе самую богатую, красавицу в теле, в два обхвата. Дородная, есть за что подержаться. Детей кучу наплодите. В этом доме это в самый раз. Главное, ложе супружеское не сломайте. Поэтому сразу надо о нём позаботиться. Крепким сладить, дубовым. — Божен посмотрел на хозяина терема, усмехнулся. — Хороший дом у тебя, Андрей сын Игната. Добротный, сразу видно с любовью деланный. Вон, наличники какие расписные, красивые. И петушок на спице на коньке крыши, тоже расписной.

— А чего это ты мне сватаешь девицу в два обхвата? — Илья недовольно посмотрел на Божена.

— А какую? В три обхвата? Ладно и такую найдём. Купцов в Москве много. А хочешь, боярышню какую? Ты кто у нас, Илья? Ты сержант Корпуса. Будущий офицер. Но самое главное ты один из шести палатинов Царевны Александры Вячеславовны. А это высокая честь! Так что, брат мой, с невестами недостатка не будет.

— Вот и бери себе сам, невесту в два и даже три обхвата. — Илья продолжал возмущённо смотреть на Божена.

— И возьму, когда время придёт. Я люблю в девках дородность, чтобы как пышный пирожок была. Дородность, брат мой, это признак здоровья, что не хворая какая. А значит и детишками тебя одарит от души. Да ты вон у Андрея Игнатьевича спроси, он тебе такое же скажет.

— Мне другие девы нравятся. — Ответил Илья.

— Это какие? — В этот момент в трапезную зашла Настя, держала в каждой руке по деревянному блюду. В одном была пареная репа, в другом варёная курица. Блюда поставила на стол. Поклонилась всем сидящим за столом.

— Не обессудьте. Чем бог послал. — Сказала она, глядя на парней. Оба сержанта смотрели на девушку. Божен перевёл взгляд с Насти на Илью. Усмехнулся. Анастасия явно не была дородной по представлениям Божена. Судя по сарафану, который был на ней, девушка имела гибкий девичий стан и тонкую талию. Какой ширины бёдра было не разобрать, их скрывал длинный подол сарафана. Но, судя по всему, и там было всё хорошо. Настя, глядя на Илью, вдруг стала краснеть.

— А, брат мой, я знаю, какие тебе нравятся. — Сказал с улыбкой Божен. — Ничего и такую тебе найдём. Я же говорю, купцов много. Подыщем такую, за которую богатое наследство дадут.

Настя тем временем забрала со стола наполовину пустой кувшин с вином и вся пунцовая, словно маков цвет, выскочила из комнаты. Но вскоре вернулась, принеся полный кувшин и ещё два оловянных кубка.

— Настенька, ты вино принесла? — Задал ей вопрос Божен.

— Да. — Ответила она. Божен отрицательно покачал головой и даже зацокал языком.

— Благодарствуем, но нам с Ильёй не надо. Если есть сбитень или взвар какой, то принеси. Если нет, то просто чистой ключевой воды.

— А что так? — Задал вопрос Андрей.

— Царевна Александра не любит пьяниц и терпеть не может, когда от кого-то несёт винным духом. А увидеть в её глазах недовольство, как-то нет желания. Да и плетей за это можно выхватить, чтобы протрезветь быстрее. А потом ещё стояние на коленях перед казармой и читать молитвы всю ночь напролёт, тоже нет желания, Андрей Игнатьевич.

— Суровая, Царевна то?

— Суровая, но справедливая. За заря не накажет.

Поначалу Андрей еле сдерживал ярость, от разговоров этих двоих. Вот только сделать ничего не мог. Пусть они и молоды совсем, но их железную хватку он ощутил сполна. Ещё немного и руку бы ему сломали. Но потом вдруг осознал скрытый смысл их слов. Понял, что у посланцев Корпуса и самой Царевны, а Андрей явно был не дурак убогий, нет умысла на его унижение и втаптывание его ещё больше в грязь, чем это уже было до них. Даже разговоры про невест, это был явный намёк. После того, как семья купца Куницына разорвала договор о женитьбе их сына на его дочери, Настя оказалась опозорена. Кто жениться на ней после такого? Да и с приданным незадача. Не было его, что не говори. А тут… Даже богатое приданное, это тоже намёк на что-то.

— Ты сержант сказал, если не договоримся? — Спросил Божена Андрей.

— Сказал. И от своих слов не отказываюсь.

Настя убрала кувшин и принесла другой.

— Здесь морс клюквенный. — Сказала она, ставя кувшин на стол.

— Морс, это хорошо. В самый раз. Благодарствуем тебе, хозяюшка. — Улыбнулся ей русоволосый парень, по имени Илья. Его товарищ согласно кивнул. Настя начала опять краснеть. Она всё ещё испытывала страх перед этими двумя молодчиками. Особенно сильно перепугалась, когда увидела, как они скрутили её отца и нож к его горлу приставили. Но сейчас страх стал почему-то отпускать её, а на его место пришло любопытство. А как ещё? Они же из Корпуса. А какие только слухи про них не ходят по Москве?! И что витязи бесстрашные, вон как ворогов бьют, даже совсем ещё отроки безусые. И самое главное, они люди самой Царевны Александры, коей и Государь благоволит и Митрополит. И что благословение на ней Господне и покров Богородицы. А сейчас, даже не смотря на то, что она вдова, Государь в жёны её взять хочет, чего раньше никогда на Руси не было. А они эти двое ближники её. Каждый день видят Царевну. Сама Настёна видела царскую дочь только один раз, вернее обеих Царевен, в прошлом годе на реке Москве, когда они катались на… Обувку их странную коньками называют. Настенька тогда с подружками и в сопровождении батюшки ходила на Москву реку, на санках покататься. Вот там и увидела. Как они танцевали на льду. Она даже замерла от восхищения. Да там пол Москвы сбежалось посмотреть. И сама Царевна ничего не боится. На коне скачет с саблей. И воевать ворога ходит. Немцев латинян разбила, а потом крымчаков с турками одолела. Настя отошла в уголок и смотрела на этих двоих. И казалось девушке, что отблеск славы Царевны и на её людях есть. Значит и на них благословение Господне. А они пригожие. Особенно вон тот, русоволосый с голубыми ясными глазами…

— О чём договариваться будем, сержант Божен?

— О том, что делать с тобой дальше. Скажу сразу, весь долг твой выкуплен Корпусом. Это только одно из твоих долговых обязательств. Конечно, можно было бы тебя в долговую яму засунуть, да по миру пустить. Но жаль разбрасываться такими людьми, Андрей Игнатьевич. Ты же купец хваткий. Много стран и народов исходил. Много языков иноземных знаешь. Такие как ты, могут пользу не малую Корпусу и Руси Святой принести.

— И чем я могу пользу принести? Да и не такой уж я хваткий, как оказалось, раз сижу теперь в своём доме, что стал уже не моим. А у меня с дочерью за душой даже малой куны больше нет. А завтра мне и есть нечего будет.

— Ну на счёт куны малой и хлеба, это решаемо.

— Что я должен делать?

— Для начала поручения, что тебе давать будем. Либо я, либо Илья. Мы тебя, как говорит Царевна, курировать будем, сиречь вести, приглядывать за тобой, отвечать за тебя перед Царевной.

— Что за поручения?

— Разные. Узнать то-то и то-то, в той или иной стране-государстве. Ведь ты купец, вот и будешь с товаром ходить, как и прежде. Даже больше, чем прежде. И имя твоё доброе Корпус восстановить поможет. И товар будет. А если что случиться у тебя, особенно здесь на Руси, так и прикроет тебя. Корпус всегда заботиться о своих людях. Никого не забывает. Если пострадал он за интересы Корпуса, то обеспечит ему хорошую жизнь, коль увечным станет. А погибнет, о близких его позаботиться, о семье, о детях. Никто на улице и на паперти не окажется. И голодать не будет. Но если такой человек иудой становится, предателем, то Корпус и о таких не забывает. И преследовать их будет, пока не настигнет. От нас не сбежишь. Мы и на другом краю земли найдём. Найдём и накажем, жестоко и показательно. Но позор предательства не только на нём будет, но и на семье его. Ибо как сказано в писании, весь род, до седьмого колена. Ты понимаешь, что это такое?

— Понимаю. Не дай бог. — Андрей перекрестился.

— Вот и хорошо. Так что подумай, Андрей Игнатьевич. Что для тебя лучше, дать клятву верности Корпусу или остаться при своих. Пусть нищий и в долговой яме, зато ничего Корпусу не должен.

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. — Ответил Божен. И Андрей ощутил, как взгляды этих двоих из благожелательных стали равнодушными и в них сверкнул холодный отблеск боевой стали. — Мы не в снежки играем и не на свистульках дудим. Как говорит Царевна, мы державу вояем.

Андрей опустил голову, думал. Потом поднял взгляд на Божена.

— Я согласен.

— Хорошо подумал, Андрей Игнатьевич? — Спросил его Илья. — Смотри, назад хода не будет.

— Подумал. Я должен что-то подписать? Кровью?

— Зачем кровью? — Оба сержанта смотрели на него удивлённо, потом усмехнулись. — И подписывать ничего не надо. Достаточно сказать присягу верности. Ты клянёшься, что будешь верен Корпусу? Верен до конца жизни, до последнего вздоха? И никогда не предашь? Не скажешь даже под пыткой слов, кои могут навредить Корпусу?

— Клянусь.

— Слово сказано, дядька Андрей. — Сказал Илья. — А слово не птица, как говорит Царевна, вылетело, не поймаешь и уже вписано в скрижали вечности. Оттуда его ничем не сотрёшь. Только если своей кровью и жизнью своих родных и близких. Помни об этом всегда.

— С этого момента, — продолжил за Ильей Божен, — ты, Андрей Игнатьевич Рукавишников, часть Корпуса. Корпус отвечает за тебя, как и ты за Корпус. Любое действие в отношении тебя других лиц, направленных на причинение тебе вреда, считается нападением на Корпус. Долговое обязательство можешь оставить себе. Илья?.. — Божен взглянул на товарища. Тот выложил на стол тяжёлый кошель. — Здесь пятьдесят серебряных талеров. Это тебе на расходы, дядька Андрей. Поиздержался ты. Так что купи еды.

— Почему я Рукавишников?

— Тебя же зовут Рукавицей? А Царевна сказала, что не гоже купцу Корпуса называться каким-либо прозвищем. А вот Андрей Игнатьевич Рукавишников, это более солидно звучит. Согласись?

— Однако… Но хорошо. Рукавишников звучит лучше, чем Рукавица.

— Завтра ближе к полудню, придёшь в Корпус на КПП. — Сказал Божен.

— Куда?

— К контрольно-пропускному пункту. К воротам. Там стража стоит. Скажешь, что пришёл к сержанту Божену, это я. Или к сержанту Илье. Это он. Тебя проводят. Там поговорим, что делать тебе надо и какой товар, куда повезёшь… Ну что, с делами решили? Пора подкрепится. Дядька Андрей, полить бы нам на руки.

— Так они у тебя вроде не грязные.

— Грязные, ещё как грязные. Это с виду чистые. А тут давеча Царевна нам одну штуку показывала. Она её с итальянцами сделала, микроскоп называется. Так вот, смотришь в него на свою руку и каких там только маленьких тварей нет. Целые легионы. Просто глазу они не видны. А есть начнёшь, они с едой к тебе в брюхо попадут и там тебя пожирать будут.

Андрей не поверил, но на всякий случай перекрестился. Настя, сидевшая тихо в уголочке, тоже перекрестилась.

— Что, дядька Андрей, не веришь? — Усмехнулся Божен. — Зря. Вот завтра придёшь, пойдём специально к Царевне. И если она разрешит, то посмотришь в этот микроскоп. Поверь, аппетит у тебя сразу пропадёт. Так что, перед едой надо обязательно мыть руки. Мыло есть у тебя?

— Мыло нынче мне не по карману. Золой и щёлоком моемся.

— Золой, да щёлоком сам можешь мыться. Кожа у тебя дублёная, ничего ей не будет. А вот у Насти кожа нежная, ей никак золой и щёлоком мыться нельзя. Только мылом. — Тут же влез Илья. Настя опять покраснела…

По приезду в Разбойный приказ, а по нынешнему Службу Государевой Безопасности, соскочила с коня. Прошла в избу. Там меня встретил дьяк разбойного приказа Евлампий.

— Господи боже мой, — завопил он, когда я вошла в разбойную избу, — сама Царевна Александра!!! Долгие лета, матушка-Царевне.

Я посмотрела на Евлампия.

— День добрый, Евлампий. Где Фёдор Мстиславович?

— У Государя он.

— Ладно. Мне нужны списки всех, кто проходит у вас, под названием — тати шатучие, убивцы и душегубы. Есть такие?

— Как не быть? Много таких, смотри сама.

— А ещё мне нужны воришки. То есть те, кто кошелек может увести у тебя из-под носа так, что ты и не заметишь.

— И такие есть, как не быть. Это ты про мошенников?

— Почему мошенники? — Я была удивлена. Ведь мошенники это те, кто обманывает людей на деньги и другое ценное имущество.

— Как почему, светлая Царевна? Они же мошну воруют.

— Мошну?

— Мошну. Кошель по иному.

— Понятно. Тогда да, мошенники.

— Тебе кто нужен то, Царевна? Мужики аль бабы?

— А что, жёнки тоже есть?

— Есть, как не быть то. Вот давеча изловили наконец двух сестёр Глашку, да Миленку. С виду то не скажешь, что мошенницы. А обнесут тебя так, что без портов останешься. Но поймали. Сначала одну, потом вторую чуток погодя. Дома Милену то взяли, когда она чужую мошну потрошила.

— Замечательно! — Я усмехнулась. — Пусть их приведут.

— Обеих сразу? Может по одной?

— Так, когда две они, одна отвлечёт, вторая украдёт что-нибудь. Ключи те же от поруба то.

— Ничего, приведут пусть обеих. Хочу посмотреть на них.

Евлампий отдал распоряжение. Вскоре в избу привели двух совсем ещё юных девушек. Лет по 14–15. Они испуганно смотрели на дьяка и конвой. А я их разглядывала. Ничего, симпатичные мордашки. Правда в тряпье одеты. И в самом деле лица у них невинные. В глазах у обеих слёзы стоят.

— Евлампий, скажи, что им грозит?

— Обычное дело, ноздри порвём, на лбу клеймо поставим, острижём наголо, да. А потом к позорному столбу и плетей получат. Если выживут после нашего палача, так калеками убогими останутся.

— Дяденька боярин, смилуйся. Не виноваты мы. Ничего не делали. Злые люди поклёп на сирот возвели. — Запричитали обе, упав на колени. И так натурально, всхлипывали, размазывая слезы, что я даже засомневалась, что они обе профессиональные воровки.

— Ну-ка цыц, бесовки. Не виноваты. На вас обеих клейма ставить не где. — Дьяк посмотрел на меня. — Ты, светлая Царевна Александра не верь в их слёзы и причитания. Намедни купца Ваську Заречного обнесли, Он без серебра остался, кои за товар свой получил.

— Наговор это. — Завыла одна из сестёр. Подползла ко мне на коленях и обхватила мои ноги руками, прижалась ко мне. — Светлая Царевна, не погуби нас. Сироты мы. Нас всяк обидеть может. Некому за нас заступится.

— Я тебе сейчас плетей дам. Отцепись от Царевны. С ума сошла? А чей кошель в вашей конуре нашли?

— Оговор это. Его Васька Заречный, ирод такой, подкинул. Специально. Он хотел ссильничать нас, да мы не дались. — Евлампий аж крякнул от такой наглости. Я усмехнулась.

— Это кого ссильничать? Вас что ли? Прости Господи, меня грешного. Да вас и силком брать не надо, сами подол задираете.

— Лжа это. Мы подолы не задираем ни перед кем. Мы с Миленой ещё девицы. Честь свою бережём. Вдруг какому добру молодцу какая из нас понравится и возьмут в жёны сироту.

— Да… — Дьяк аж поперхнулся. Пара стражников бывших в избе засмеялись.

— Во даёт! — Смеясь сказал один из них. А одна из сестёр, продолжая обнимать мои ноги продолжала:

— Лжа это, светлая Царевна. Не погуби сироток. Век тебе благодарны будем. Бога за тебя молить будем.

— Господа за меня молить не надо. Отпусти ноги мои. И встань. Обе встали. — Спокойно проговорила им. Сёстры подняли на меня глаза. — Мне повторить?

Обе встали на ноги. Смотрели на меня. Я на них, каждой в глаза, по очереди. Может лица то у них и невинные и глаза такие же, но всё же очи, это зеркало души. И я видела, что за образом невинности прятались довольно хитрые и изощрённые личности. Обошла их по кругу. Ценные кадры. Помыть их, переодеть, красоту навести и отличные оперативники получаться.

— Воровать вас кто научил? — Задала вопрос.

— Светлая Царевна… — Попыталась возразить самая говорливая из сестёр, но я её одернула.

— Молчи. Я вас обеих на сквозь вижу. И не сметь мне лгать. Вопрос повторить?

Они обе замолчали. Смотрели на меня испуганно. И это был настоящий страх.

— Да известно кто научил, Светлая Царевна. Фома Косой. Тятька ихний. В прошлом годе правда, люди то забили его на смерть на торжище, за кражу. Стар он стал, сноровку потерял, вот и попался. Но дочерей своих успел обучил поганому мастерству. — Ответил за сестёр дьяк.

— Это правда? — Подняла лицо говорливой за подбородок. — В глаза мне смотри.

— Правда. — Тихо проговорила она.

— Ладно. Посмотрим, так ли вы обе хороши в своём ремесле.

— Это как? — Евлампий удивлённо посмотрел на меня. Как, впрочем, и сами сёстры.

— А так. Но это дело государевой важности. Поэтому, Евлампий, не задавай лишних вопросов. Если они на самом деле такие, как ты говорил, значит останутся у меня. А если нет, верну тебе. И делай с ними что хочешь. Опросные листы на них у тебя?

— У меня, Светлая Царевна.

— Приготовь их. Я заберу вместе с девицами. Сестёр пусть их пока выведут на улицу. Там княжьи латники стоят, присмотрят за ними. Мне ещё кое с кем поговорить надо. — Глянула на сестёр. — Не вздумайте что-нибудь у кого-нибудь взять. И бежать не вздумайте. Поймаю. А будете слушать меня, голодать больше не будете. Спать в тепле и чистоте и одежду нормальную носить, в которой не стыдно будет на людях показаться. Понятно?

— Понятно, пресветлая Царевна. Неужели это правда?

— Правда.

Сестёр вывели на улицу. Я просмотрела ещё несколько таких мошенников. Отобрала двух мужчин. Точнее, только один был взрослым. Второй совсем ещё юнец. Наконец, стала просматривать душегубов и татей, как их называли на Руси. Остановилась на одном из экземпляров уголовного мира. Гаврила Чёрный. Имел свою банду-шайку. Грабил купцов, вообще всех, кто имел неосторожность поехать куда-нибудь без нормальной охраны. Грабил и убивал. Агенты разбойного приказа сумели выйти на него и подстеречь, когда он сунулся в Москву. Гаврила планировал ограбить одного купца. Но на этом его фарт закончился. Его взяли. Перебили практически всю его банду. Сумели уйти только пятеро, плюс жена Гаврилы, такая же жёсткая и отмороженная атаманша. Звали её Марфа. Гаврилу привели закованного в кандалы. Поставили передо мной на колени. Я спокойно рассматривала его. Он, взглянув на меня, ухмыльнулся.

— Неужели сама пресветлая Царевна Александра? — И тут же получил удар сапогом от одного из конвойных. Упал на пол. Я посмотрела на конвойного и кивнула ему. Он приободрился.

— Тебе, тать, никто не разрешал говорить. Говорить будешь, когда Пресветлая Царевна разрешит тебе. — Пояснил конвойный. Гаврила с трудом поднялся на колени и замер, опустив голову.

— Знаешь ли ты, Гаврила, что с тобой будет? — Он молчал.

— Отвечай. — Прорычал страж.

— Знаю. — Гаврила не поднимал головы.

— Тебя колесуют. — Гаврила промолчал.

— Осталось его жёнушку поймать. Марфу. — Сказал Евлампий.

— Марфу вы не поймайте. — Неожиданно ответил Гаврила. Стражник замахнулся, но я его остановила.

— Любишь, жену то свою? — Спросила приговорённого.

— Конечно. Марфу нельзя не любить.

— Значит, сильно любишь? — Он ничего не ответил, ноя по его глазам поняла. Очень сильно. — Вижу сильно люба она тебе. А она то тебя так же сильно любит, Гаврила? Или она уже забыла о тебе? Золотишко с серебром взяла, да нового муженька себе завела?

Гаврила вскинулся. Я остановила рукой стражника. Его глаза горели каким-то дьявольским огнём.

— Нет. Марфа любит меня. Она против воли родительской пошла, сбежав ко мне. С детства любит меня, а я её. Вот только я был из простых, холоп, а она дочь служивого боярина.

— У, какие у вас тут мексиканские страсти кипят. — Улыбнулась я, глядя на Гаврилу.

— Чего кипит? — Не понял Гаврила. Точно так же с вопросом в глазах на меня посмотрел Евлампий.

— Страсти. Любовь сильное чувство, Гаврила. Она может заставить человека совершать как великие дела, так и ужасные. Заставляет иногда делать безумные поступки. Если твоя Марфа так тебя любит, то я её поймаю. — Посмотрела на Евлампия. — Нужно пустить слух на торгу, что завтра Гаврилу Чёрного будут перевозить… — Я замолчала, обдумывая куда именно. — Например в Волок Ламский.

— Зачем в Волок Ламский? — Непонимающе смотрел на меня Евлампий.

— Можно и в другое место. Но пусть будет Волок Ламский. Почему туда, никто не знает. Пусть кто-нибудь из стражников приказа, якобы подопьёт и скажет в корчме какой на торжище, что будут перевозить. А почему и зачем, не ведает. Этого будет достаточно. Если Марфа любит Гаврилу, как он утверждает, то она здесь в Москве, либо кто из оставшихся её подручных кружит вокруг приказа. Она не уйдёт просто так, до тех пор пока не увидит его казнь. И у неё, пока он жив, есть надежда вызволить своего любимого. Вот на этом мы её и поймаем, Евлампий.

— Ты думаешь, Царевна?

— Конечно. Я это знаю. Запомни, дьяк, любящая по настоящему женщина, готова на всё.

Гаврила смотрел на меня широко раскрытыми глазами, потом рванулся ко мне с места. Но я ждала этого. Арестант нарвался на удар ногой в грудь, всё же резко встать с колен в кандалах, это лишние мгновения. Которых у него не было. Гаврила опять завалился на пол. Я остановила стражу, которые стали его уже пинать.

— Оставьте его. Я её поймаю. Гаврила, а потом мы поговорим с тобой.

— О чём? — Прохрипел он, лёжа на полу.

— О делах твоих скорбных. Уведите его в поруб. Стеречь особо тщательно.

Марфу взяли на следующий день. Всё произошло так, как я и говорила. Она подстерегла крытый возок со своим Гаврилой не доезжая Волока Ламского двадцати вёрст. На лесной дороге. Возок сопровождало четыре всадника. Они были готовы, так как являлись профессиональными воинами, а не стражей из приказа. Мало того в трехстах метрах позади возка двигалась я верхом, в сопровождении трёх десятков княжьих ратников. Марфа действовала по отработанной схеме. Перед возком упало дерево, преграждая дорогу. Позади тоже. Я увидела взлетевших птиц. Дала знак и два десятка кинулись в лес, один вправо, второй влево. С третьим десятком я понеслась вперёд. Евлампий говорил, что с Марфой ушло пятеро из банды. Но там их оказалось больше восемь, не считая самой атаманши. Пока они связали боем конвой, Марфа подскочила к возку, сбила ударом сабли замок. Открыла дверь.

— Выходи, любый мой… — И замолчала. В возке, вместо её Гаврилы, сидело ещё двое ратников. Они кинулись на неё. Марфа оказалась хорошим бойцом. Всё же не зря она была единственной дочерью служивого боярина. Он учил её с детства. Но, сила силу ломит. Мы их окружили. У всех воинов был жёсткий приказ, Марфа не должна пострадать и брать её нужно было только живой. В итоге, на неё накинули аркан и уронили на землю. Тогда я и увидела её в первый раз. Девушка на вид лет 18–19. Симпатичная. Кареглазая брюнетка. Из всей оставшейся банды в живых осталось только двое, не считая её самой. Этих двоих повесили прямо там же в лесу. А Марфу усадили в возок, зря что ли его гнали сюда, и этапировали в Москву. Утром следующего, после акции дня, Гаврилу привели из поруба. Он увидел свою жену. Застонал от отчаяния и душевной боли.

— Зачем, Марфа? Ты же всегда была хитрой, всё предвидела?

— Я не знаю, Гаврила. Я очень хотела тебя спасти. Прости меня.

Они стояли и смотрели друг на друга. Он в кандалах, и она тоже. Молодая женщина протянула к нему руки и посмотрела с мольбой на меня. Я кивнула Айно, который находился здесь вместе с ещё тремя моими палатинами. Ей позволили подойти. Они обнялись. Я сидела на лавке и смотрела на них. Вот она истинная любовь, страсть. Это хорошо. А ещё я узнала, что Марфа беременная. Срок не большой, но всё же.

— Ну вот, голубки, вы оба и попались. Тебя Гаврила колесуют. А твою жену у позорного столба, кат забьёт до смерти плетью. А ведь твоя жена, Гаврила Чёрный, на сносях. Дочь должна родиться или сын, это кого бог пошлёт. Или уже не пошлёт.

— Это правда? — Гаврила заглядывал жене в глаза. Она кивнула. Он повернулся ко мне, опустился на колени. — Пресветлая Царевна, позволь родиться дитя, я очень тебя прошу. Делай со мной, что хочешь, пусть меня колесуют, четвертуют, сожгут заживо. Но дай родиться нашему дитя.

— А на что ты готов, ради своего сына или дочери?

— На всё. Сделаю всё, что ты скажешь.

— Я подумаю. Увидите его. — Подождала, когда Гаврилу выведут. Указала на Марфу Никифору. — Кандалы с неё снимите. — Палатины выполнили всё молча. Марфа удивлённо на меня смотрела. Я усмехнулась. — Пошли со мной.

На территорию Корпуса я не ехала верхом. Ехала в карете. Со мной там же сидела и Марфа. Она молчала. Сначала молчала, потом подняв на меня взгляд спросила:

— Пресветлая Царевна, куда мы едем?

— На территорию Корпуса.

— Меня там посадят в поруб или отдадут… — Марфа смотрела на меня своими огромными глазами, в которых были слёзы. Она уже смирилась с судьбой. Сломалась.

— Или отдадут кадетам на потеху? Ты это хотела сказать?

— Да.

— Марфа, ты меня за кого принимаешь? Я сама была такой же как ты, дитя носила в себе. Сына родила. И ты думаешь, что я женку на сносях отдам на поругание?

— Прости, пресветлая. — Марфа сползла на пол кареты. Обхватила мои ноги, стала их целовать.

— Встань с колен немедленно. Сядь на место и зад свой прижми. Везу я тебя в Корпус, поэтому, именно там сейчас для тебя самое безопасное место. Там будешь жить. Пока не родишь. Там хорошо, Марфа. Большая изба. Кормить будут. Твоя задача, выносить дитя. Изба разделена на три части. Вход у каждой части избы свой. В первой половине живут двое мужчин. Один совсем матёрый, второй юнец. Во второй живут две девицы. Вот с ними и будешь жить.

— А в третьей, Царевна?

— А в третьей никто не живёт. И кто в ней будет жить, я сама решу.

— Царевна Пресветлая. А с кем я буду жить? Что за девицы?

— Сёстры, Глафира и Милена.

— Глашка и Милка? — Марфа удивленно посмотрела на меня. Я молча кивнула.

— Что Марфа? Знаешь их?

— Знаю. Полгода назад была я на торжище. Надо было кое-что купить. Я тогда в парня переоделась. Так как знала, что нас ищут. Была на стороже. А тут две эти возле меня крутиться начали. Я их и раньше видела, но они ко мне не подходили. А тут видать подумали, что раз парнишка молодой, то и охмурить могут. Глашка давай мне глазки строить, да отвлекать. А Милка попыталась кошель срезать. Ловкие такие, что если бы не знала их, то точно, без серебра осталась бы.

— А они что, тебя не узнали в мужском образе?

— Нет. Я умею перевоплощаться.

— Это хорошо, что умеешь перевоплощаться. Ну и что с Глафирой и Миленой сделала? — Мне было интересно. Марфа улыбнулась.

— Сначала Милку за волосья схватила. Да плетью охаживать начала. Глашка на меня кинулась. Ну я и её тоже. За волосья поймала и двоих уже, одной рукой держу их, второй плетью. Народ смеётся. Людишкам развлечение это и потеха бесплатная. Отпустила я их, а они подхватились, да сбежали очень быстро.

Я посмеялась над этой историей. Тем интересней будет реакция сестёр на Марфу.

— Что я должна буду делать, Светлая Царевна? — Спросила она меня.

— Для начала ты отдашь всё золото и серебро, всё ценное, что вы с муженьком награбили. Считай это твой входной билет в Корпус.

— Что входной?

— Твое разрешение, чтобы стать одной из тех, кто и составляет Корпус. А так же возможность искупить свои с мужем грехи перед Государём.

— А если не отдам?

— Тогда мы сейчас поедем назад в приказ. Я отдам тебя дьяку. И забуду и о тебе, и о твоём муже. Кстати, а вы муж и жена венчаные?

Марфа опустила глаза. Покачала отрицательно головой.

— Так вы ещё и в грехе живёте. А дитё родите, тоже в грехе, Марфа?

— Я всё отдам.

— Сколько у вас захоронок? В глаза мне смотри, Марфа. Не вздумай лгать мне.

— Три. О двух Гаврила знает. А вот где третья, не знает. Это мы сами с ним так сделали, на случай если с ним что случиться и он попадёт в руки разбойного приказа. То узнать у него всё не смогут, даже на дыбе. Только я одна знаю, где третий тайник.

— Хорошо. Сегодня отдохнёшь. Завтра поедешь с двумя моими сержантами и десятком кирасир Корпуса. Выдашь им все тайники.

— А что будет с Гаврилой?

— Я решу, что с ним делать. Больно вы парочка занятная и интересная. Даже обвенчаю вас. А то блуда и разврата мне в Корпусе не надо.

— Правда? Нас повенчают?

— Да, если я решу, что вы оба нужны мне.

Мы заехали на территорию Корпуса. Марфа с любопытством смотрела в окошко. Проследовали к небольшой огороженной территории. Заехали туда. Остановились перед большим домом, имевшим три входа. Из одного вышли двое. Мужчина лет 30 и паренёк 15–16 лет. С противоположного конца дома вышли две сестрички. Я открыла дверцу и вышла из кареты. Все немногочисленные жители этого дома, в количестве четырёх человек низко мне поклонились. Они уже были вымыты в бане и переодеты. На сёстрах имелись сарафаны синего и зелёного цвета. Волосы заплетены в косы с разноцветными лентами. Правда обе были босиком. Хотя сапожки им были выданы. Но, похоже, сёстры оказались экономными дамами и обувь, которую никогда сами не носили, куда-то сложили, так сказать на всякий пожарный. А вот мужчины были в сапогах. Я ухмыльнулась.

— А вы обе почему босиком?

— Пресветлая Царевна-матушка. Так жалко. Сейчас то лето красное. Можно и босиком походить. Нам не привыкать. — Ответила Глафира. И тут они увидели вышедшую из кареты Марфу. Глаша с Милой попятились. Я оглянулась, увидела, как Марфа хищно улыбалась, глядя на сестёр. Марфа, как была одета во всё мужское, когда её захватили при ликвидации банды, так она в этой одежде и оставалась.

— Значит так, девоньки. Жить будете пока втроём, в своей части дома. И запомните, мне свары тут не нужны. И если такое у вас случится, я возьму плеть и всех вас троих отхожу ей. И мне будет не интересно, кто виноват, а кто прав. Получать будете все трое. Марфа, ты поняла?

— Поняла, Пресветлая Царевна.

— Вы обе поняли?

— Поняли, Царевна-матушка. — Обе сестры низко поклонились. Здесь же рядом с домом стояла небольшая банька.

— Марфа, сейчас мужики баню натопят, пойдёшь помоешься. И тебе одежду надо сменить. У тебя там в захоронках женское платье то есть?

— Есть.

— Завтра привезёшь, я посмотрю, что тебе можно здесь носить. Пока вы все находитесь на испытательном сроке, форма Корпуса вам не положена. Если испытательный срок пройдёте, и я пойму, что могу доверять вам, вам пошьют уже вашу форму. А пока, помоешься и постирайся. Это всё. — Глянула на мужчин. — Баню истопите. И с завтрашнего дня у вас начнётся обучение. Будете учиться новой грамоте и счёту. А ещё развивать ваше ремесло.

— Какое, Царевна-матушка? — Спросил меня мужчина. Его звали Борис. Он раньше был хорошим кузнецом и основная его деятельность — это изготовление всевозможных хитрых замков. Но как-то он оступился, говорит, что его бес попутал. Борис вскрыл замок у одного купца на ларце. Вскрыл, тайно пробравшись к нему в лавку, замок которой так же был им вскрыт. С этого дня он всё больше и больше погружался в преступный мир средневековой Москвы. Стал, как говорят у нас в нашем времени матёрым «медвежатником», то есть специалистом по замкам и запорам.

— Тем, которым вы владеете. Ты будешь и дальше совершенствоваться во вскрытии замков, я специально заказала в Литовской слободе европейские замки. Андрейка будет совершенствоваться в воровстве кошелей, как и Глаша с Милкой.

— А она? — Борис кивнул на Марфу.

— А у неё будет другая служба. — Посмотрела на Марфу. — Ну, всё, устраивайся.

Айно подвёл ко мне моего коня. Заскочив в седло, двинулась в штаб Корпуса. Там у меня уже вторые сутки составлял письмо Гриша. Возле моего кабинета стоял караул из двух кадетов. Я открыла кабинет и зашла туда одна. Гриша прикорнул на кушетке, стоявшей недалеко от стола. Постояла, посмотрела на него. Ладно, пусть спит, умаялся парнишка. На столе лежали свиток тамплиеров, листы бумаги, использованные Григорием для тренировки руки, гусиные перья, как ещё годные, так и уже готовые на выброс. И самое главное — письмо. Я взяла его. Смотрела на символы тайные символы Ордена. Сравнивала их с оригиналами в свитке и не находила различий. Скопировано было мастерски. Я с уважением посмотрела на своего нового кадета и кандидата в палатины. А именно палатином я его хотела сделать. Такой талант стоил многого. Теперь осталось сделать печать, нет, не на тексте. Под текстом печать тамплиеров уже была. А печать на свитке, сломанную. Но это было уже не трудно. Тем более копия печати в металле, точнее серебряная у меня уже была. Теперь нужно вызвать в терем к Вяземским Джованно и дать прочитать ему письмо. И всё, механизм Большой Игры запуститься окончательно. Думаю в Ватикане очень не понравятся планы тамплиеров в отношении понтифика и всего римского духовного кагала в целом. А многим монархам Европы очень не понравится, что с их властью и с ними в том числе, а так же с их семействами намерены сделать тамплиеры, обосновавшиеся в Британии. Главное, не дать англосаксам начать строить свою империю, над которой пять сотен лет не будет заходить солнце. Разрушить тот фундамент, который они начали уже выстраивать. А для этого достаточно натравить на них европейскую волчью стаю. Это в нашем времени они все выродились до жалких англосаксонских холопов и шавок с болонками. Но сейчас они ещё настоящие волки и таковыми будут оставаться долгое время. Я радостно потёрла ладошками друг о дружку, ехидно и злорадно ухмыляясь. Давайте грызите друг дружку. А мы тем временем увеличимся в размерах. Заберём раньше времени Сибирь и дай бог при моей жизни Дальний Восток. А так же большую часть Ливонского Ордена. Этот атавизм дикого средневековья уже давно умер. Пора его закопать. И таким образом получим выход к Балтике. Построим флот. И ещё посмотрим, кто из нас станет владычицей морей. Тем более пушки для кораблей, вернее чертежи, я уже отдала Борису и Петру Фрязину. А именно, чертежи карронады. Короткоствольного тонкостенного морского орудия, стрелявшего тяжёлыми ядрами. Эти пушки появились на европейских флотах и в первую очередь на английском только в конце 18 — начале 19 века. Конечно, у них были свои недостатки: это малая дальность стрельбы, из-за малого порохового заряда в каморе пушки и повышенная пожароопасность, так как из-за короткого ствола, вылетало гораздо больше горящих остатков заряда. А для деревянного корабля это не есть хорошо. Но мы этим озаботимся. Зато преимуществ гораздо больше. Это и большая скорострельность по сравнению с имеющимися сейчас корабельными пушками. Гораздо меньший вес, а значит их можно больше разместить на корабле. Меньшее количество канониров для обслуживания карронады. Меньшее колличество металла, для изготовление карронады, по сравнению с пушками аналогичного калибра, а значит меньшая стоимость. А учитывая, что сейчас морские баталии велись и будут ещё вестись не одно столетие именно на коротких дистанциях, то небольшая дальность стрельбы карронады, не будет иметь значения. И ещё, у карронады гораздо меньшая отдача при выстреле, а значит её не нужен тяжёлый колесный лафет, а хорошо подойдёт скользящий станок, что так же улучшало наводку орудия на цель. И пусть карронады в Европе продержались немного, каких-то пятьдесят лет и к середине 19 века исчезли, то здесь они продержаться гораздо дольше. Из карронад можно было вести огонь, как ядрами, так и картечью, и книппелями. Но я ещё готовилась применять и бомбы, которые проломив деревянный борт вражеского корабля, взрывались внутри, нанося просто чудовищные повреждения, вплоть до возгорания и подрыва порохового запаса корабля. Тем более, Ленка продолжала работать над улучшением запалов к бомбам. Время у нас ещё есть.

— Царевна! — Услышала я. Посмотрела в сторону кушетки. Гриша соскочил с лежака, грохнулся на колени. — Прости меня, заснул я.

— Встань немедленно. Ты кадет Корпуса. Никогда не смей становится на колени. На коленях ты можешь стоять только перед образом Господа или Пресвятой Богородицы, а ещё своей матери. Перед всеми остальными ты можешь приклонить только одно колено. И то в ограниченных случаях. Когда произносишь слова присяги, то есть воинской клятвы, целуешь при этом библию и знамя Корпуса. Моешь преклонить колено, перед павшими. Передо Государём нашим и передо мной. Понял?

Он вскочил на ноги.

— Понял, Царевна-матушка… Госпожа генерал-майор…

— Правильно, хотя забыл сказать Ваше высоко превосходительство. Но это ладно, научишься ещё. Я вижу, ты закончил.

— Да, Царевна… Ваше высоко превосходительство, госпожа генерал-майор. Закончил.

— Молодец. Я довольна. Ты справился. Сейчас тебя отведут в одну особую казарму, не в ту, где все остальные кадеты. В ней ты и будешь жить. Никто не должен знать чем ты занимаешься, даже твои соседи по казарме. Ты меня хорошо понял?

— Да. Никто не будет знать, чем я занимаюсь. Клянусь.

В этот момент в кабинет постучались. Я убрала свиток, письмо и все остальные бумаги, на которых тренировался Григорий в специальный ларь, вмонтированный в стену, и закрыла его на замок.

— Войдите.

В кабинет зашёл Никифор.

— Царевна Александра, там гонец из Кремля. Государь тебя видеть хочет.

— Я сейчас. Никиша, отведи Григория в особую казарму.

— К этим?

— К этим, к этим. В мужскую половину.

— Слушаюсь. Пошли. — Велел палатин новому члену команды. Григорий посмотрел на меня. Я кивнула ему. Вышла вслед за ними, закрыла кабинет. Сняла стражу. Около штаба меня ждал личный гонец Василий. Он поклонился мне.

— Государь хочет видеть тебя Царевна Александра Вячеславовна.

— Поехали. — Вскочила на коня. Со мной поехали трое палатинов. На КП нас ждали три десятка княжьих конных из людей Кобылы.

Доскакали до Кремля. Охрана, как и мои палатины остались ждать около Красного крыльца Грановитой палаты. Я быстро прошла к апартаментам Василия. Передо мной почти бегом бежал сопровождающий, хотя мне, по сути, он был не нужен, но этого требовал так называемый дворцовый протокол, хотя таких слов тут ещё не знали, говорили проще, чтоб не было потери чести и по покону предков. Возле апартаментов стоял боярин Фёдор.

— Царевна, Государь ждёт тебя. — Сказал он и открыл дверь. Я кивнула ему, поблагодарив. От меня не убудет, а боярину всё же приятно.

Василий стоял оперевшись обеими руками на стол, на котором была расстелена карта юга Московской Руси. При моём появлении, он выпрямился и повернувшись ко мне, шагнул на встречу. На устах улыбка. Обнял. Я тоже улыбалась, глядя на него.

— Что-то случилось, Василий?

— Просто соскучился по тебе. — накрыл мои губы своими. Прижал к себе теснее. Я ответила ему на поцелуй, высвободив свои руки из его захвата и обняла его за шею. Стояли с ним и целовались. Он стал ощупывать мой зад. Оторвавшись от его губ, тихо сказала.

— Любый мой, подождать не можешь? — Хотя сама стала дышать чаще. В груди нарастало сладостное чувство, растекаясь по телу и концентрируясь внизу живота. Мне стало даже жарко.

— Трудно сдержаться, Сашенька. Седьмица до венчания. Целая вечность.

— И всё же, Государь, надо потерпеть. Не позорь меня, прошу тебя. И я обещаю, что ты получишь рай.

— Обещаешь?

— Обещаю. Я сама жду этого дня, а ещё больше ночи.

— Хорошо. Извини меня. Как вижу тебя, так… Ничего поделать с собой не могу.

— Седьмица это совсем немного, Василий. Не успеешь оглянуться, как дни пронесутся быстрыми скакунами.

— А у тебя готово венчальные одежды?

— Готовы. Тебе очень понравятся. И не только они.

— А что ещё?

— То, что под ними. Но это ты увидишь в опочивальне.

— Ох, Александра! Умеешь ты, дочка Евина, вводить во искушение.

— Искушать мужа, то не грех, а исполнение супружеского долга. Особенно если сама этого жаждешь.

Василий захохотал. Покачал головой и отпустил меня.

— У тебя на всё всегда есть ответ. Поснедаешь со мной?

— Да. Тем более, я не обедала.

— Почему?

— Всё делами занималась.

— Делами она занимается. Есть нужно, Саша, а то совсем исхудаешь.

— Ничего страшного, главное, чтобы не огрузнела и не раздалась в ширь, до безобразия.

— А что плохого в справной женщине? Дородность, это признак достатка и здоровья.

— А вот с этим я бы поспорила.

— С чем?

— Что дородность, это признак здоровья.

— Я не буду с тобой спорить. Тебя всё равно не переспоришь в этих вопросах.

— Василий, скажи, почему ты меня полюбил? Ведь есть много дородных девушек? За что ты меня полюбил, что готов нарушить правила, идущие с седой старины?

— Потому, что ты такая, какая есть. Ты не похожа ни на одну из наших девиц и женщин. Ты словно сошла из какого-то… — Василий замолчал, глядя на меня. Потом продолжил. — Заоблачного, былинного далека. Вокруг тебя словно… — Он опять замолчал, подбирая слова.

— Ореол, Василий? — решила помочь ему.

— Точно, Саша, ореол чего-то такого, что ломает привычный уклад жизни, переворачивает всё. Я когда первый раз увидел тебя, твои глаза, понял, что с этого момента ни мне, ни кому другому покоя не будет. Да и красивая ты, какой-то не нашей и в тоже время нашей красотой. Для тебя нет запретов. Нет ничего невозможного. Твой Корпус, твои пушки, разгром немцев с его хвалёными пикинерами, разгром крымчаков и даже османов, которые громят с легкостью европейские армии, доказательства этому. А ведь до твоего прихода об этом даже помыслить было невозможно. Твоя одежда. Твоя манера держаться. Один твой взгляд, заставляет именитых мужей опускать глаза. За тобой готовы идти в огонь и в воду.

Я протянула руку и погладила его по щеке.

— Ну вот видишь, Василий, какая тебе не спокойная жёнушка достанется. Так что подумай ещё раз хорошо. Нужна ли тебе такая. Может проще взять боярскую дочь или принцессу, княжну заморскую? Будет сидеть тихо в своей половине, ждать тебя у окошечка и вышивать что-нибудь, а не скакать на коне с саблей наголо. Не стрелять из лука. Не палить из пушек и воевать крепости вражьи?

Василий обхватил меня за талию, вновь прижал к себе.

— Нет. Другая мне не нужна. И тебя я никому не отдам. Поняла меня?

— Поняла. Не отдавай. А сейчас, может всё-таки поснедаем? А, Государь Великий?

— Да, обязательно. — Василий отпустил меня и крикнул: — Фёдор, еду несите.

Я помогла сложить карту и убрать её. Стали заносить блюда. Когда прислуга накрыла стол, спросила Великого Князя:

— Василий, а что, с нами ещё кто-то будет?

— Никого не будет. Почему спрашиваешь?

— Да тут еды, роту накормить можно. Ты всё же решил меня дородной сделать? — Он усмехнулся.

— Съешь столько, сколько съешь.

— Хорошо. давай я за тобой по ухаживаю?

— По ухаживай.

Мы сполоснули руки в бадье с ароматной водой. Потом я ухаживала за ним. Он говорил мне что будет есть, я ему клала на блюда куски.

— Вина налить?

— Налей, Саша и себе тоже.

Налила из серебряного кувшина в два кубка вина. Себе тоже положила. Ели с ним, разговаривали.

— Саша, мне тут нашептали уже. Ты татей да мошенников из разбойного приказа забрала?

— Я даже не сомневалась, что тебе моментально об этом настучат.

— Что сделают? Куда настучат?

— То есть, доложат или как ты сказал, нашепчут. Шептуны.

— Настучат… Ну ты иногда, как скажешь, что не сразу и понятно. Зачем они тебе? Особенно убивцы?

— Убивцы убивцам рознь. Там иногда очень интересные кадры бывают.

— Что за слово такое, кадры?

— То есть люди, которые представляют определённый интерес. И которых в перспективе можно использовать для дела.

— Для какого дела ты хочешь использовать мошенников и душегубов? По ним плаха плачет и дыба.

— Вот именно. И они это очень хорошо знают. А значит для искупления своей вины будут служить не за страх, хотя за страх тоже, но и за совесть.

— У татей разве есть совесть?

— У всех она есть. Нужно только уметь разбудить её. Плюс желание не просто жить, а жить хорошо и никого не опасаться, особенно ката с топором. А для какого дела, для дела защиты твоих интересов.

— Моих интересов? Руками татей и душегубов? Александра?!

— Василий давай прямо говорить. Государственные дела, в большинстве своём не делают, как говорят в белых перчатках. И часто приходиться обагрять руки кровью. Увы, но таков этот мир. И для защиты интересов Русского Государства, если это необходимо, то можно использовать все средства. Ибо цель их оправдывает. А некоторые дела лучше всего могут сделать именно мошенники и душегубы, как ты сказал. Конечно, проще казнить или изуродовать. Но может лучше использовать их к выгоде своей? Тем более, я же не всех подряд беру. А выбираю тех, кто может пригодиться.

— Ладно, я не буду вмешиваться. Посмотрю, что у тебя получится.

Я как раз хлебала уху из стерляди. Очень вкусная, язык проглотишь. Кивнула князю.

— Спасибо, Василий. Я тут хочу папскому легату письмо одно показать. Тамплиерами писанное.

— Что за письмо?

— В нём говорится, что они собираются сделать с папством. А так же с некоторыми государями Европы, королями, владетельными князьями, герцогами, курфюрстами и их правом на власть. Особенно это касается Французской королевской династии.

— И что они хотят сделать?

— Папство хотят полностью ликвидировать. Вместо него создать некий капитул, который будет находится под их жёстким контролем. А монархии в некоторых государствах полностью уничтожить, вместе с династиями. Взамен создать республики по образцу итальянских республик, таких, как во Флоренции, Генуи, Венеции. В остальных королевствах и княжествах, власть монарха сделать номинальной. То есть, он не будет иметь реальной власти, а вся власть будет находится в руках парламентов, которые они, то есть тамплиеры, так же будут контролировать.

Василий сидел и, буквально, таращился на меня.

— И ты молчала, Александра? А что в отношении меня они задумали?

— Тебя убить, пока не родился твой наследник мужского пола. Как, впрочем, и остальных претендентов на Московский престол. Твою дочь выкрасть и воспитать в преданности Ордену. А после, возможно, возвести её на престол или сделать Русь тоже республикой.

— Что? Откуда у тебя это письмо?

Я как раз доела уху. Вытерла губы полотенцем. Встала и обойдя стол, мы сидели по разные его стороны, чтобы смотреть друг на друга, села на лавку рядом с ним. Зашептала ему на ухо:

— Ты уверен, что нас точно никто не слушает?

— Уверен. — Так же прошептал он. — Все слуховые окна, которые нашли, заделаны уже.

— Но всё-таки, бережёного бог бережёт. Василий, я письмо сама такое написала. Подожди. — Остановила его, когда он дёрнулся встать, обняв за шею и продолжая нашептывать. — Дослушай меня. И папа, и владетельные государи Европы начнут искать усиленно тамплиеров. Носом землю рыть. А заодно начнут разборки с Британией. Ведь как известно, тамплиеры, бежав с континента, осели на Британских островах. Об этом даже наш Владыко знает. Мы с ним о тамплиерах не так давно говорили. Наша церковь, как и Ватикан умеют хранить свои тайны. И пока они все заняты этим, мы спокойно порешаем свои дела. Понимаешь?

Некоторое время Василий молчал, глядя на меня. Потом проговорил:

— М-да, Александра. У меня слов нет. — Это он сказал уже вслух. Так же вслух я спросила его:

— Я сама об этом узнала совсем недавно. Вот и пришла заодно спросить твоего разрешения, можно ли показывать письмо папскому легату? На всё твоя воля.

Василий опять помолчал, обдумывая мои слова. Потом кивнул.

— Покажи. Скверное это дело, когда божьих помазанников, пусть они и латиняне, будут резать, как скот, да травить. То против бога идти.

— Я тоже думаю так же. Не гоже это. Скажи, дознание по Вельяминову идёт?

— Идёт. Повисел вор такой на дыбе, сознался, что за мзду устроил людишек в Кремль. Завтра его четвертуют. Всё его имущество с землями в казну я забрал. Ещё двое его братьев и зять в приказ взяты, в цепи. Жену его и детей отправил в дальнее село, что им принадлежит. В немилости они теперь до конца жизни. Пусть там сидят, а то и их кату отдам.

— Вельяминов дурак. Тамплиеры воспользовались его заоблачным самомнением и чванством. Плюс деньжат ему подкинули. Без этого никак, да ещё не мало поди?

— Не мало. Двадцать гривен серебром отвалили. Теперь всё это в моей казне.

— Вот, тамплиеры любят таких глупцов и используют их в тёмную. Про тамплиеров он что-то сказал?

— Нет. Он думал просто помогает продвинуться боярским отпрыскам.

Я встала с лавки и вернулась на своё место. Взяла себе куриное крылышко и положила в серебряную тарелку себе каши. Стала его аккуратно обгладывать. Заедала кашей. Василий наблюдал за мной, потом усмехнулся. Я вопросительно посмотрела на него. Что, мол, смешного?

— Ты даже ешь как-то… Не знаю, но как истинная, природная Царевна. С некоей грацией, красиво. И при этом очень аппетитно.

Выпили с ним немного вина.

— Саша, ты какие-то чертежи новых пушек дала Бориске своему и Петру Фрязину?

— Дала. Это корабельные орудия. Они только для флота хороши.

— Корабельные? А зачем? У нас и кораблей то нет. Кроме купеческих ладей, что по реках ходят. В море, уже корабли в Ганзе нанимают, в складчину.

— Корабли будут.

— Откуда им взяться? Да и где они плавать будут? У нас и порта то нет нигде.

— Корабли будут, Василий. Это я тебе обещаю. А порт… Есть Михайло-Архангельский монастырь на Северной Двине, так ведь?

— Есть такой. Сто лет назад мурманы его разорили. Но монастырь опосля заново отстроили.

— Вот и хорошо. Вот там и надо будет основать город-порт. И крепость поставить, чтобы никто больше зорить не мог. И именно там мы первые боевые корабли построим и испытаем их с новыми пушками. А дальше посмотрим.

— Ох, Саша. Неугомонная ты.

— Такая уж уродилась, Вась.

— Ладно. Ты где ночевать то будешь? Здесь или к Вяземским на подворье поедешь?

— Здесь хочу. С детьми побуду.

— Побудь.