Александра

Глава 22

В условленный срок я ждала атамана Раздорского Юрта в крепости на Дону, которую построил мой покойный муж. Я была в сопровождении трёх своих палатинов — Айно Эста, Божена и Ильи. И, конечно, со мной была сотня Великого Князя, во главе с сотником Кобылой. В обед к крепости подъехали два десятка конных. Довольно колоритные личности. Одеты кто во что горазд. Доспехи разные. Кто-то просто в длинном татарском халате, набитом конским волосом. Такие халаты, как это не странно, хорошо держат сабельный удар. Кто в ярких одеждах, кто попроще. Но сразу по ним было видно — матёрые волчары. Из вооружений — сабли, кинжалы, луки в саадаках. Колчаны полные стрел. Сулицы. Во главе этой разношёрстной банды был мужчина около 40 лет. В пластинчатом доспехе, османском шлеме. Дорогая сабля в ножнах, украшенная золотом. И такой же богатый кинжал в ножнах. Был он черноглазый и смуглый. В нём чувствовалась черкесская кровь.

Я выехала ему навстречу. Мы встали друг против друга.

— Ты Иван Гойда? — Задала я вопрос.

— Я. А ты та, кого кличут царьградской царевной?

— Она. — Мы продолжали разглядывать друг друга. Он усмехнулся. — Что, Иван, усмехаешься? Не похожа? — Спросила его.

— Не знаю. Я до этого царевен не видел… Но хороша. — Он посмотрел на мою шашку. Я сама была в чёрных одеждах вдовы, чёрная чоба, сшитая на подобии мундира моих кадетов, с двумя рядами пуговиц. Черные штаны с красными лампасами и черные сапоги-ботфорты. На голове чёрная кубанка с красным верхом. На руках черные перчатки. — Как я понимаю, ты носишь вдовий наряд?

— Ты всё верно понимаешь. Мой муж, боярин Вяземский, Иван Федорович, был поранен здесь отравленной стрелой. Он умер. И я поклялась не снимать траур пока не отомщу.

Гойда мне кивнул. Сопровождающие его воины стали переговариваться друг с другом. Он поднял руку, давай понять, чтобы замолчали.

— Скажи мне… — Он сделал паузу, но потом продолжил. — Царевна, это правда, что ты немцев разгромила, а ляхи с литвинами сами ушли, испугавшись боя с тобой?

Я усмехнулась. Слухи и сюда уже добежали. Хотя о чём я…

— Ну, допустим, имперцев не я разгромила, а русская рать, коей командовал князь Воротынский. Я руководила своими кадетами, артиллерий.

— Про князя Воротынского слыхивал. Добрый воин. Но всё же. Многие говорят, что именно тебе он обязан победой. А ещё бают, что лик Христа встал над полем брани, а Богородица свой покров на тебя накинула.

— Я лично лик Христа не видела. Была занята боем. Но многие воины утверждают, что видели. А покров Богородицы, — я пожала плечами, — может быть. Не мне судить об этом.

— Зачем звала меня, Царевна?

— Поговорить хочу.

— Хорошо. Давай разговаривать.

— Здесь что ли? Может в крепость зайдём?

Иван оглядел стены и башни крепости. Криво усмехнулся. Но с места не сдвинулся.

— Что, атаман, боишься зайти?

— Не боюсь. Но не доверяю я боярским крепостям. По мне лучше вольная степь. — Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая моего ответа. Я ему кивнула.

— Хорошо, давай прокатимся. Вдвоём.

— Почему вдвоём? Мне от своих братов скрывать нечего.

— И всё же двоём. А ты потом что посчитаешь нужным, то своим братам и расскажешь. — Глянула на своих сопровождающих. — остаётесь здесь.

— Но, Царевна?! — Тут же воскликнул Божен.

— Никаких но. Выполнять, сержант. Сотник, — это уже к княжескому военачальнику, — я поеду одна. И это не обсуждается. — Сотник посмотрел на меня внимательно, потом кивнул.

— Не забудь, Царевна, я перед Великим Государём ответ за тебя держу.

— Я это помню. — Тронула ногами коня. Она пошёл вперёд. Гойда пристроился рядом со мной. Все остальные его люди остались ждать вместе с моими. Некоторое время ехали молча. Отъехали от своих метров на двести. Я остановилась. Взглянула на атамана.

— Скажи, Иван. А что дальше?

— Я не совсем понял тебя, Царевна.

— Что дальше с казаками будет? Как ты видишь свою дальнейшую жизнь?

— Жизнь свою вижу вольной, как ветер в степи. А что с казаками, так они тоже люди вольные. Как жить им и что дальше делать, сами решат.

Я покачала головой. Усмехнулась.

— Слышал такую поговорку, человек предполагает, а Господь располагает.

— Что ты хочешь сказать?

— Пути Господни не исповедимы. Мало ли что мы хотим сделать и что планируем. Ведь всё может пойти не так, как мы хотим. Русь неизбежно пойдёт на юг, забирая степь себе. Вплоть до Хвалынского моря, через которое можно дойти до персов и до Чёрного моря, до Крыма. А потом и Крым заберёт.

Иван удивлённо посмотрел на меня.

— До Хвалынского моря? А Казань куда денешь? Астрахань? Ногаев? Я про Крым вообще молчу. Там османы. Они не отдадут. Ибо очень сильны.

— Казань и ногаи не преграда. На ногаев найдутся свои волки. А османы, сегодня сильны, а завтра слабы. Всё в мире меняется. Но у меня другой вопрос. Что делать будешь ты и твои казаки?

— А что делать? Степь большая. Мы себе место всегда найдём.

— Иван, Иван. Ай-яй-яй. — Я покачала головой, улыбаясь. — Ты же сам знаешь, что степь не такая и большая. Я же тебе сказала, до Хвалынского моря дойдём. Куда дальше, Гойда? К персам подашься?

— На Терек уйдём.

— Мы и до Терека доберёмся.

— Ну это когда будет?!

— Какая разница, атаман, когда это будет. Главное, что будет. И только не надо мне говорить за Каменный пояс. Мы и туда дойдём. Тем более, что Каменный пояс Руси нужен как воздух. Мы и так уже начали к нему движение. А после и за сам пояс уйдём. Там тоже много чего есть для будущей Руси.

— Я слышал на западе новую землю открыли. Можем и туда уйти.

— Можешь, да только для этого океан надо пересечь. И далеко это слишком. И все ли захотят с тобой идти? А малым числом пойдёшь, сгинешь. Ибо там далеко не молочные реки с кисельными берегами. Там и своих находников хватает. — Я смотрела вопросительно на атамана.

— Но ты, Царевна, что-то хочешь предложить? Если так, то знай в неволю никто не пойдёт. Лучше умереть.

— Ты сам то из беглых?

— А какая разница? Даже если и из беглых. И что?

— Ничего. Мне всё равно, беглый ты или нет. Для меня это не важно. И я не говорю, что надо идти в неволю и вновь свою шею подставлять под хомут холопа. Мало того, я даже знаю такой девиз, с Дона выдачи нет. Так ведь?

— Не слышал таких слов, но ты права, с Дона никого и никогда не выдают.

— Я хочу, чтобы казаки служили Руси. Подожди, атаман. Я хочу, чтобы казачество стало новым сословием на Руси. Служивым воинским сословием. С вас не будут браться налоги и подати. Мало того, вам будут помогать с оружием и продовольствием. Если будет нужда, то и деньгами. Холопить казаков будет запрещено, под угрозой смертной казни.

— Какое заманчивое предложение. А что казаки должны будут делать для Великого Князя? Какова плата?

— Служение, Государю и Святой Руси, атаман. Ваша задача будет в том, чтобы охранять пределы Руси. Для этого казаки Дона должны объединится. И создать Войско Донское. Атаманы и старшины на Большом Круге должны будут выбрать атамана Войска Донского. Он будет напрямую подчинён Государю Московскому. — мы некоторое время опять молчали, глядя друг на друга. Потом я продолжила. — Это очень хорошее предложение. Земли, заселённые казаками, будут принадлежать им и передаваться по наследству, от отца к сыну. Подумай Иван Гойда. Но смотри, ты не согласишься, другой согласится. Но это всё равно ждёт казаков. Лучше быть уважаемым воином русским, чем татем шатучим. Кто согласится, тот получит многое. Кто откажется, должен будет уйти по добру, по здорову. Но не дай бог, если кто из казаков пойдёт словно тать шатучий на Русь с ворогами нашими, грабить и душегубствовать. Таким тварей, мы будем преследовать и найдём даже на дне морском. Вот и подумай, Иван Гойда, атаман Раздорского Юрта.

— Я подумаю. Скажи, Царевна, что это на твоих плечах? Украшение такое?

— Нет, атаман. Это погоны, знак принадлежности к русскому воинству, точнее к армии. Все воины будут иметь погоны. Это будет требование в новой армии Руси.

— Красивые. Золотом вышитые?

— Золотом.

— Что и простым воям тоже такие погоны?

— Нет. У них будут другие. Это погоны высшего командного состава армии, генеральские.

— Как это?

— А вот так. Есть простые вои, ещё я их зову солдатами. Простые солдаты, это рядовые. Потом идёт сержантский состав. Сержанты или как сейчас их называют десятники. Сержанты и старшины. Старшина больше, чем сержант и может командовать несколькими сержантами. Потом идут офицеры. Начиная от лейтенанта и до капитана — младший офицерский состав. От майора и до полковника, это старший офицерский состав. И наконец генералы и маршалы, это высший офицерский состав. Кстати, Иван, атаман Войска Донского будет иметь генеральское звание.

— Первый раз вижу бабу-воина!

— Иван, хорошо, что тебя не слышали мои палатины. Я, надеюсь, ты первый и последний раз назвал меня бабой.

— А кто ты? Не мужик же!

— Я женщина, атаман. И я уже генерал-майор. То есть, я офицер русской армии. Мне это звание даровал Государь за участие в битве против имперских войск. Такое же звание было даровано и князю Воротынскому. Если обращаешься ко мне, то либо говоришь — Ваше Высоко Превосходительство, госпожа генерал-майор. Либо Царевна, либо Александра Вячеславовна. Ещё можно просто Александра или Саша. Но это только для моих друзей, а так же для родных и близких. Ну и Государь меня Сашей называет.

Иван Гойда смотрел на меня вытаращив глаза. Покачал головой.

— Ну прости меня, Христа ради, Царевна, госпожа енерал.

— Прощаю, атаман. — Улыбнулась ему.

— Интересная у тебя сабля, Царевна. — Кивнул он на мою шашку.

— То не сабля, Иван. Вернее, не совсем сабля. Это шашка. — Выдвинула её из ножен. Клинок сверкнул на солнце ослепительным бликом. — Облегчённая сабля. Видишь, гарды нет. И кривизна не такая сильная, как у сабли. Очень удобная в конной рубке. Это оружие моих предков. — Крутанула шашкой. Посмотрела на атамана. Он усмехнулся.

— Я отсюда вижу, хорошая сталь у клинка. Дамаск?

— Не дамаск, но не хуже, даже лучше. На морозе хрупкой не становится. — Задвинула шашку в ножны. — Послушай, атаман, а хочешь посмотреть на будущую армию Русского государства?

— Это как?

— Может ты слышал, в Москве я открыла кадетский корпус. Там отроков учат воинскому делу. Они будущие офицеры русской армии. Приезжай и сам всё увидишь.

— Боюсь не получится. Я же не один поеду. А у моих братов недругов много в Москве и не только.

— Я тебе дам охранную грамоту, что ты и твои люди находятся под моей защитой и приглашены мною в Кадетский корпус.

— Отроки то у тебя боярские дети?

— Не только. Есть и княжичи.

— Что бояре, что князья, всё одно.

— Кроме них у меня учатся и дети кузнецов, и горшечников. Купцов и кожемяк. Даже сироты есть, коих вообще на улице подобрали, бродяжки.

— Врёшь! — Вырвалось у него. Я зацокала языком. Покачала головой.

— Атаман!

— Прости. Но плохо верится. И кем они там у тебя? Прислуга боярским детям?

— Нет. Там все кадеты равны. Все едят из одного котла. Стоят в одном строю и тяготы, и лишения в познании воинской науки несут вместе, без различия, кто родовит, а кто худороден. Мне не важно, кто твои родители. Мне важно, кто ты есть сам и что можешь?! Изгнание из Корпуса, для любого кадета, это позор. Вернуться он уже никогда не сможет. Они почти год проучились, уже успели поучаствовать в большой битве. Пятерых я потеряла. Но никто из них не побежал, спасая свою шкуру. Не струсил, хотя им было очень страшно. Ни один из кадетов, атаман. Они уже стали одним боевым братством. Сейчас я начну новый набор, в дополнение к уже обучающимся. Ну так как, атаман?

— Сладко говоришь, Царевна. Конечно, хотелось бы на такое посмотреть, да самому убедится, что простые отроки у тебя обучаются наравне с боричами и княжичами.

— Ну так поехали? Что, и хочется, и колется, атаман?

— Мне нужно с братами поговорить.

— Поговори, атаман. Я до завтра буду тут. Решишься, приезжай. Дам тебе и твоим людям охранную грамоту. Со мной поедешь…

Атаман вернулся утром следующего дня. Где они провели ночь, я не знаю. Я как раз, после завтрака стала собираться в обратный путь. На этот раз он заехал в крепость. С ним было с десяток казаков. Я стояла на крыльце большого терема. Атаман поклонился с вежеством, не роняя своего достоинства. Как и остальные казаки. Я тоже.

— Ну что, казаки? Решились?

— Решились, Царевна Александра Вячеславовна. — Ответил за всех Иван Гойда. — Посмотрим, правду ли бают про тебя. И насколько ты держишь слово.

— Держу, атаман. Я всегда держу своё слово. Вы трапезничали?

— Да. Мы сытые.

— Тогда в путь, атаман.

Назад двигались аллюром, переходя с галопа на рысь или иноходь. Иногда шли шагом. Когда в очередной раз перешли на шаг, я глядя на атмана озорно улыбнулась и запела:

Казаки заинтересованно на меня глядели. Остальные, наоборот, улыбались.

— Царевна запела! — Негромко сказал Божен.

Атаман удивлённо посмотрел на мою шашку. Остальные казаки тоже. Он им уже сказал, как называется моя сабля.

Что такое бурка ни мои палатины, ни всадники охранной сотни, ни казаки ещё не знали, но последние строки куплета, мне стали подпевать, особенно Божен с Ильёй.

Последние строки подпевали уже весело многие и казаки в том числе.

— Первый раз слышу такую песню про казаков. Благодарствую тебе, Царевна. — Сказал Гойда. — А ещё знаешь?

— Про казаков?

— Про них.

— Знаю.

— Может споёшь?

— Может и спою. — Я улыбнулась. — А сейчас надо быстрее двигаться. Место для ночёвки выбрать.

На ночёвке спела им «Чёрный ворон». Потом «Любо, братцы любо».

— Сорок тыщь! Это какая же силища то?! — Воскликнул один из казаков, с бритым подбородком, до большими вислыми усами, лысой головой с длинным хохолком волос на макушке.

— Тихо ты. Дай послушать. — Зашикали на него другие. А я пела им про убитого казака.

Я знала эти песни с детства. Их пели мой дедушка и бабушка. Их пел мой отец. И пела вместе с ними.

Костер горел, отбрасывая багровые сполохи на сидевших вокруг меня мужчин. Многие слушали, либо закрыв глаза, либо глядя перед собой в никуда.

Когда я замолчала, все тоже молчали. И казаки, и мои сержанты и воины княжьей сотни.

— Вот она, доля казацкая. — Проговорил Иван Гойда.

— Не только казачья доля. Это доля любого мужа, взявшего в руки оружие и посвятившего жизнь свою служению и защите отчины, земли, заповеданной ему пращурами его. Своего народа. — Ответила я атаману. Подбросила в костёр сухую веточку.

К Москве подошли к вечеру на следующий день. Уже в пригороде услышали барабанную дробь. И песню, которую горланили кадеты:

Это пел запевала у артиллеристов и ему тут же отвечал весь строй:

Мы подъехали к воротам в город раньше кадетов. Остановились. Я ждала. Казаки вслушивались в песню. Я посмотрела на Ивана Гойду.

— Это мои кадеты поют. — Улыбнулась.

Вот мы увидели небольшую колонну. Кадеты, под барабанный бой, чеканили шаг. Позади них лошади тянули пять пушек.

Этой песни я их научила, и она так кадетам понравилась, что они с удовольствием её пели. Правда я её немного подкорректировала, место ружей заряжены были пушки. И вместо штыков острых, пики остры. Колонна поравнялась с нами. Кадетов вёл Богдан.

— Дивизион, на месте! — Барабан продолжал стучать. Колонна маршировала на месте. — Стой! — Замерли. Барабанщик прекратил выстукивать походную дробь и взяв в правую руку обе палочки, тоже замер. — На право! — Все кадеты слитно, как один повернулись на право, к нам лицом. — Дивизион, равняйсь, смирно! — Вытянулись и замерли. Богдан приложил руку к металлическому шлему, в которые были облачены все кадеты, как и в кирасы, строевым шагом подошёл к моему коню.

— Матушка Царевна. Ваше высоко превосходительство, госпожа генерал-майор, артиллерийский дивизион кадетского корпуса, возвращается с полигона, где производились учебные стрельбы из пяти орудий, согласно учебного расписания. Доложил, палатин, гвардии старшина Богдан Строев!

— Вольно. — Скомандовала им. Богдан развернулся к колонне. Продублировал команду:

— Дивизион, вольно!

— Здравствуйте кадеты! — Поприветствовала их.

— Здравие желаем госпожа генерал-майор! — Слитно рявкнули они.

— Как отстрелялись?

— На хорошо, госпожа генерал-майор. — Ответил Богдан.

— Надо на отлично.

— Будем стараться.

— Продолжайте движение, старшина.

— Дивизион, на лево! — Все развернулись. — На месте, шагом, марш. — Колона зашагала на месте. Барабанщик опять стал выбивать походную дробь. — Дивизион, шагом, марш! — Кадеты двинулись. — Песню, запе-вай!

Казаки смотрели на это большими глазами. Атаман посмотрел на меня.

— Это и есть новая армия? — Спросил он.

— Пока ещё нет. Это только прообраз. Первые, так сказать, ростки нового. Через три года, когда будут готовы первые офицеры, начнём формировать первые батальоны из простых солдат, рядовых. Это такие воинские отряды, по новому уставу воинскому. А эти отроки, которые станут уже мужчинами, будут командовать этими батальонами, артиллерийскими дивизионами, кавалерийскими эскадронами и полками. Сейчас они познают воинскую науку, узнают, что такое дисциплина. Учатся грамоте, ибо офицеры должны быть все грамотные. Мне неучи не нужны. Мы и солдат грамоте будем учить. К тому же офицерское звание даёт право на дворянский титул тем, кто его не имеет.

— Вона оно как?!

— Именно так.

Три дня казаки гостили в Корпусе. Там же и жили. Наблюдали, как кадетов учат, в том числе и грамоте. Уроки математики, русскому языку, военной истории, химии, биологии, проходили в классах, которые мы с Еленой по возможности оборудовали, как в наших школах. Да, именно по возможности. По моим указаниям сделали доску, которую покрасили в черное. Достать мел была не проблема. Плотники, по моим указаниям сделали деревяный шар. На нём я нарисовала по памяти материки и острова, о каких помнила. Дала задание одному из плотников сделать то, что вырезано выпуклыми. Плотник корпел дня три, точно вырезая контуры материков и островов, и убирая древесину между ними. Потом представил мне. Очень хорошо получилось. раскрасили с Еленой наш первый глобус. Плотник сделал так же и подставку со штырём, на котором глобус вращался. Конечно, контуры материков и островов были условными, но это было уже что-то. Для уроков по химии, притащили некоторое количество колб и прочих стеклянных сосудов, спиртовые горелки. Маркус тоже занимался преподавательской деятельностью с моей подачи. Отказаться он не мог по понятным причинам.

Для уроков по биологии, из гипса вылепила разные человеческие органы. Сделала рисунки, раскрасив их в разные цвета. Ну и самое главное, мы сделали печатный станок. Примитивный. Но и это было уже прорывом, ведь первый печатный станок на Руси должен был появится только в середине 16 века, его изобрёл и сделал Иван Фёдоров. Сам станок сделали по нашим с Еленой указанием плотники, как и наборную доску. Кузнецы выковали винт и металлический стержень с резьбой, по которому двигался винт придавливая пресс со шрифтом. Шрифт сделали златокузнецы. Мы отпечатали с Еленой первые учебники по математике. Учебниками это было громко сказано. Но всё-таки. Все задачи, примеры и прочее, были с использованием арабских цифр. А если точнее, то это не арабские были цифры, а индийские. Арабы просто взяли их у индусов. На Руси, как это не парадоксально арабскими цифрами не пользовались, вплоть до начала 18 века. И только при Петре Первом арабско-индийские цифры заменили славянские обозначения цифр, буквы, которыми пользовались вместо цифр. Хотя в Европе арабо-индийские цифры уже были в ходу наравне с римскими. Поэтому наши учебники в этом плане для Руси были настоящим прорывом. Так как буквенные вычисления были громоздкими и не удобными. К тому же наша славянская математика не имела такой цифры, как ноль, который является ключевым в математике. Наши учебники больше напоминали не книжки, а толстые тетради. Мы даже в переплёт отдавать не стали, просто сшили листы и всё. Сделали обложку.

Когда Государь узнал, что мы сделали печатный станок, он как-то не здорово возбудился. И сам прискакал в Корпус посмотреть. А вслед за ним приехал в своей карете и Митрополит. Елена, узнав о приезде высоких гостей, ругнулась матом и по быстрому слиняла в терем, к маман. На подворье Вяземских началась суета. Она усилилась, когда туда из своего приказа примчался папан и стал дополнительно наводить шороху. Ну а как, сам Государь с Митрополитом прибыли. Пусть не к боярам Вяземским именно, а в Кадетский Корпус. Но ведь подворье рядом. Да и Вяземские осуществляют патронаж над Корпусом, а Евпраксия Гордеевна вообще заведует хозяйством Корпуса от сапога для кадета и кончая продовольствием. Они её, кстати, тоже зовут матушка-боярыня, что намного вернее, чем они так называли меня. Маман, стоит ей отдать должное, очень ревниво относилась к своим обязанностям и воровать не давала. С десяток человек уже было высечено качественно плетьми, из них двое уважаемых и богатых купцов, посмевших обмануть боярыню и впарить ей не совсем качественные продукты. Причём порка была жёсткой и показательной, после которой вороватых делаваров утащили полностью выключившимися из реальности со спинами и задницами превращенными в кровавое месиво. Купеческая братия, гильдий ещё не было, попытались встрять, ибо купцов не вместо пороть, аки холопов и подали челобитную Государю. Великий Князь, разобравшись в сути дела, сам обозлился и приказал выпороть ходоков. Пригрозил дыбой и топором тем, кто попытается воровать у Корпуса. А Евпраксию Гордеевну похвалил прилюдно. Чем она очень сильно гордилась.

Государь осмотрел станок, чуть ли не каждую доску. Потребовал, чтобы при нём что-нибудь отпечатали. Я как раз решила сделать первую печатную библию на Руси в подарок Государю и Патриарху. При нём отпечатали очередной большой лист на два текста., чтобы сложив его, получилось два листа печатного текста. Василий держал лист в руках и даже понюхал типографскую краску. Я видела, что он доволен. Улыбнулся. Посмотрел на меня. Я тоже улыбнулась. Двое мужиков, которых я поставила к станку смотрели на Государя широко раскрыв глаза и их потряхивало от избытка эмоций. Как же, сам Великий Князь рядом с ними, вернее они рядом с ним. Появился Митрополит. Тоже осмотрел станок. Василий протянул ему лист с текстом.

— Смотри, Владыко, первая печатная библия.

Митрополит тоже с благоговением взял лист бумаги. Посмотрел на меня.

— Александра, но это текст на твоей новой азбуке.

— Всё верно, Владыко.

— Так нельзя. Надо на церковном.

— Можно и на церковном. Но лучше на основе новой азбуки. Ей обучить людей гораздо проще, а значит читать библию и слово божие могут многие.

Он покачал головой, продолжая осматривать лист с текстами.

— Владыко, здесь можно сделать и гравюры, то есть картинки.

— Я знаю, что такое гравюры, дочь наша. Слава тебе Господи, теперь и у нас есть печатный станок. А то еретики уже давно свои библии печатают, а мы всё святые книги переписываем. Александра, всё же надо на старославянском языке, церковном слово божие печатать. Но я не говорю, что не надо печатать и по твоей новой азбуке.

— Спасибо, Владыко. Я хотела попросить тебя, отче. — Смотрела на Митрополита, как юная девочка на учителя. — Ты же знаешь, что храм строю воинский. Храм Христа Спасителя.

— Знаю. Богоугодное дело делаешь, Александра. Хорошее. Многие откликнулись на зов твой. Деньги, знаю, пожертвования несут.

— Всё верно. Владыко. Но вот в чём у меня беда, заводик кирпичный, он ведь у монастыря в епархии.

— И что?

— Цену они подняли. Просят ещё серебра. Говорят издержки у них большие. И у меня вопрос, почему издержки появились?

— Настоятель Варлаам?

— Да, Владыко. Жалился он тут у меня, что сирые и убогие они стали, есть нечего работным людям и монахам. Вот только я смотрела в его рожу сытую и лоснящуюся и не верила. Так мне хотелось этого настоятеля треснуть чем-нибудь по морде. Да не стала, ибо божий человек он. А у меня всё расписано, вплоть до грошика последнего. И за кирпич, и за дерево, и за железо, и за всё остальное. Князь Воротынский пожертвовал, бояре жертвуют, служивые дворяне, простые люди последнее несут. Даже вдовы. Думаю я, настоятель решил ещё денег поиметь, сверх того, что ему дадено. Не хорошо это, Владыко, на божьем промысле наживаться.

Я видела, как Митрополита покоробило. А Государь посмотрел на Владыку и криво усмехнулся.

— Я разберусь с настоятелем. Завтра тебе кирпичи подвезут и всё дадут, что оговорено.

— Благодарствую, Владыко. — Подошла к нему и опустилась на колени. Он протянул мне свою руку. Я поцеловала. Он поднял меня и благословил, потом поцеловал в лоб.

— Делай своё дело, Александра. Ни на что не смотри. Господь и Пресвятая Богородица с тобой. Храм освящать буду лично.

— Да, Владыко.

Потом Государь с Митрополитом поехали на подворье Вяземских. Там их уже встречали. Мне пришлось ехать с ними. Трапеза с высокими гостями, это тот ещё геморрой.

Иван Гойда приехал в крепость на Дону спустя месяц, после нашей последней встречи. Перед этим он отправил мне весточку. На этот раз он спокойно заехал в мою донскую цитадель. С ним ещё было с десяток казаков. Все они были матерые волки. Одеты без излишеств, но в тоже время не как голодранцы. То, что донские казаки собирали большой круг, я знала. Мне уже доложили. Но мне нужны были подробности.

— Здравствуйте, казаки. — Поприветствовала я их, стоя на крыльце терема. — Милости просим в дом мой.

Казаки степенно поклонились мне.

— И тебе здравствовать, Царевна Александра.

Я взяла у стоящего рядом Божена коржец с медовухой. Держа обеими руками подошла к Казакам, протянула его Ивану Гойде. Казаки сняли шапки. Перекрестились. Иван взяв у меня коржец, отпил, передал его другому казаку. Тот отпив — следующему и так далее. Последний пивший, осушив коржец до конца, перевернул его, показывая, что он пуст. Это был своеобразный ритуал на Руси, где хозяева выказывали уважение гостю или гостям. А те в свою очередь уважение хозяевам, принимающим их. Я пригласила их в терем. Там сели за накрытый стол. Я во главе.

— Сначала, казаки, давайте трапезничать. Разговоры говорить потом будем. — Сказала я им. Казакам и правда, два раза повторять не надо было. Как говорится, они действовали по принципу: дают — бери, бьют — беги. Казаки, прочитав молитву, стали трапезничать. Ели молча, только иногда перебрасываясь репликами. Я тоже ела. Мне на серебряную тарелку положили печёного мяса с приготовленными на пару овощами — морковью, репой, капустой. И тут же на блюде лежали порезанные на дольки помидоры. Да, из семян, которые попали вместе с нами сюда в 16 век, я сумела вырастить несколько кустов помидор. Урожай мы собрали. Естественно запаслись семенами уже больше. Часть помидор оставили на пробу. В том числе и Великого Князя я угостила с Митрополитом. Им очень понравилось, особенно помидоры с солью, чесноком и сметаной. И вот теперь я угощала казаков. Поначалу они не решались пробовать диковинный овощ. Я взяла спокойно кусочек томата, посолила его и с удовольствием съела.

— Царевна Александра, а что это за еда такая? — Спросил Иван, глядя на целый помидор, который так же лежал на блюде. — На яблоко похож, но не яблоко.

— А ты попробуй, атаман. Подсоли и скушай. Скажешь, понравился или нет. А я скажу, что за овощ такой.

Атаман Гойда, взял аккуратно одну из долек порезанного помидора, посолил и засунул в рот. Ел и выразительно показывал глазами, как вкусно. Я улыбнулась.

— Вкусно. Никогда не ел ничего подобного. Что за овощ, как ты сказала?

— Называется помидор. Или по другому, томат.

— Заморский?

— Заморский. Из Нового Света.

Я ела орудуя вилкой и ножиком. Резала овощи, мясо. Поддевала на вилку и отправляла всё это в рот. Казаки косились. Наконец, Иван Гойда не выдержал.

— Скажи, Царевна, как так ты ловко вот этой пользуешься. Вроде не ложка, не нож. На вилы похожа.

— Это столовый прибор. Так и называется — вилка. Он и правда сделан на подобии вил. Им удобно кусочки овощей или мяса поддевать.

— Это так в царских семьях едят?

— Да, не во всех, но в некоторых. В имперской семье Византии, а ещё раньше Рима, так ели. Нас с сестрой учили этому этикету с детства. — Взяла золотой кубок с вином. Подняла его. — Хочу сказать тост за казаков. За тех, кто станет новым служивым сословием на Руси-матушке. Кто станет верной опорой трона Государей Московских и неодолимым препятствием для ворогов Святой Руси на границах её.

Казаки тоже подняли кубки. Серебряные с вином. Я встала. Остальные тоже. Мы выпили. Я чуть глотнула из кубка. Казаки выпили всё, что было им налито в кубки.

Основную трапезу закончили. Остались легкие закуски, пироги и сбитень.

— Итак, казаче, теперь давайте поговорим. Вы ведь за этим приехали? — Сказала я гостям.

— За этим, Царевна Александра. — Ответил Иван Гойда. — Собрали мы среди казаков Дона большой круг. Многие юрты и поселения казаков прислали своих людей. Передал я кругу твоё послание. Сам рассказывал, что видел в твоём Корпусе. — Он замолчал, глядя на меня.

— Дальше? Какое решение приняли?

— Не все поверили. Кто-то отказался сразу. Часть заняли выжидательную сторону.

— Кто согласился?

— Два юрта и три больших поселения — станицы. Вопрос у всех один. К нам не будут посылать бояр?

— Нет. Я же это сразу сказала. У вас как было своё самоуправление, так и останется. Никто туда вмешиваться не будет. Все свои внутренние дела разрешать будете сами. Единственное это Государь может выступать как арбитр, в спорах между вами, если сами разрешить какой-то вопрос или конфликт не можете. Холопить казаков будет запрещено указом и волей Великого Государя. За нарушение воли Великого Князя, наказание одно — топор палача или верёвка.

— Как ты сказала, Царевна, арбир…

— Арбитр, то есть судья. Но это в случае вашего к нему обращения о разрешения спора. Либо если конфликт или вражда достигнет такого жара, что вы начнёте резать друг друга, то обязанность Великого Князя будет пресечь это. Но я надеюсь, что такого среди казаков Дона не будет? Врагов и так хватает.

— Врагов хватает. — Кивнул мне один из седоусых казаков по имени Пётр Вырвидуб. Интересная у него фамилия. Но это ладно.

— Сколько вы все вместе можете выставить конного войска? — Спросила казаков.

— Десять-двенадцать сотен, Царевна. — Ответил Гойда.

— Тысяча, тысяча двести… Не плохо для начала. Вот вы и станете ядром Войска Донского. Принесёте присягу на верность Великому Государю. Присягу принять могу я. На то мне дано разрешение Василия Иоановича. После этого подпишем договор, по которому вы обязуетесь нести пограничную службу рубежей Руси здесь на Дону. В ответ укажете, что вам необходимо для этого.

— Хлеба надо, Царевна. — Ответил Гойда за всех. — Порох нужен.

— Зачем порох вам? У вас пушки есть?

— Есть, Царевна. Отбили у турка. Немного, но есть. Ещё пищали есть иноземные. Но тоже не много.

— Хлеб будет. Пушки какие? Большие и неповоротливые? Небось и устанавливаются, крепясь колышками?

— Да.

— А пищали тяжёлые? Стрелять только с упора, в виде рогатки?

— Верно, Царевна. — Кивнул ещё один казак, со шрамом на лице. Его так и звали Василько Шрам. Я сидела прикидывала, дать им легкие пушки на лафетах или нет?

— А пушкари у вас как, умелые?

— Есть пара турок, что прибились к нам. Они огненный бой знают. Есть хорват, тоже знаком с пушкарским делом. Немцы есть и литвины, что умеют обращаться с пищалями.

— У вас, казаки каждой твари по паре, да? — Я усмехнулась. Они тоже засмеялись.

— Истинно так, Царевна. — Согласились казаки.

— Пушки у вас в селениях стоят на валах? Я правильно понимаю?

— Правильно. В набег их не возьмёшь. Как и пищали. Тяжелы они.

— Я знаю. Нужно более легкое огнестрельное оружие. Я над этим работаю.

— Скажи, Царевна, мы слышали, что у тебя какие-то пушки есть. Которые можно в набег брать? И заряжаются быстрее, чем турецкие? И ядра метают дальше?

— Есть. Пока немного. Но их льют уже.

— А нам можно пушки такие? — Спросил Шрам.

— Можно, если осторожно. — Я улыбнулась.

— Как это, осторожно? С опаской что ли? — Казаки смотрели на меня недоумённо.

— И с опаской тоже. Всё дело в том, что к этим пушкам особый заряд нужен. И самое главное, умение пользоваться ими. Ну вот дам я вам такие пушки, и что вы с ними будете делать? Иван, ты видел на полигоне стрельбу из моих орудий?

— Видел, Царевна. Баско стреляли отроки твои. Я такой быстрой стрельбы ещё не видел.

— Не отроки, атаман. Кадеты!

— Прости. Да, кадеты.

— Вот. Поэтому дадите мне от каждого селения по четыре отрока в кадеты. Но не самых глупых. Наоборот, самых смышлёных. Возраст от 14 до 16 лет. Это самое то. Земли, на которых вы живёте, закрепляются за вами навечно. Подати и налоги, вы не платите. Вы платите русскому государству своей службой ему.

Я достала из привезённого с собой сундучка, где хранились разные документы, указ Государя Московского.

— Грамотные есть среди вас? — Спросила казаков. Из-за стола встал один из них. мужчина лет 30. Поклонился мне.

— Я обучен грамоте, Царевна.

— Где и кто обучал? — Спросила его. Он молчал. Помялся некоторое время. Я продолжала вопросительно смотреть на него. — Чего мнёшься, словно девица красная на выданье?

Казаки захохотали. Мужчина, сначала удивлённо смотрел на меня, потом тоже улыбнулся.

— Подъячим я был в Москве, Царевна. Да только дьяк, Чёрный Пётр Михайлович, мужеложец поганый, начал склонять меня к содомии. Я отказался. Меня пороли на подворье и не раз. Голодом морили. Ну я и, с божьей помощью, бежал на Дон, а перед этим дьяка подрезал. Не сможет он больше мужеложество, да содомию творить.

Я смотрела на мужчину вытаращив глаза. Ничего себе.

— Да, дело поганое у тебя, казак, случилось. — Сказала ему. — А теперь боишься преследования?

— Всё так, Царевна. Но ты сказала, что с Дона выдачи не будет?

— Не будет. Ты всё верно сделал. Только о таком скотстве надо было сообщить Государю. Мужеложцев и прочих содомитов у нас не жалуют. Ты же знаешь.

— А кто бы мне поверил? Он с боярами в родстве, да князьями.

— С кем именно?

— С Шуйскими.

— Род Шуйских разгромлен. Можешь не бояться. Они мои личные враги. Возьми указ Государя. Прочитай его всем здесь сидящим. Чтобы знали, что не слова это пустые. — Передала ему свиток с Великокняжеской печатью. Он стал читать. Казаки внимательно слушали. Закончив, казак свернул аккуратно свиток и протянул мне. Я покачала головой. — Нет, казак. Этот указ, воля Государя. Оставьте его себе, казаки, как подтверждение вашего нового сословия. Вы готовы принести присягу, то есть клятву от имени всех ваших людей?

Казаки встали. Поклонились мне.

— Готовы, Царевна Александра Вячеславовна. — Ответил за Всех Иван Гойда.

— Тогда пойдёмте в церковь.

В небольшой деревянной крепостной церкви всё уже было готово. Батюшка уже ждал. Я достала ещё один свиток, в котором был текст присяги донского казачества. Пусть пока только эти пять поселений. Но это уже много. Это начало. Я верила, что с каждым годом количество донских казаков, присягнувших Москве будет только увеличиваться. Я раскрыла его.

— Казаки, повторяйте за мной. Это слова вашей присяги, вашей клятвы, которую вы дадите перед богом и людьми. Не забывайте этого. — В церкви по мимо нас и священнослужителя находились и сотник Кобыла, несколько его воином, а так же несколько человек из гарнизона крепости. Я начала читать. Делала паузы позволяя казакам повторить за мной.

— Мы казаки Дона, пред Честным Крестом и Святым Евангелием присягаем верой и правдой служить Руси Святой, Государю Московскому, Православной Вере, честному казачеству, свято хранить добрые казачьи традиции и обычаи. Защищать их в лихую годину брани, не щадя живота своего и крови своей. Не за страх, а по совести выполнять возложенную на меня обязанность по защите Отечества моего, подчиняться законной власти Государя Московского, Атаману, Священноначалию и иных не знать и не принимать. А данную мне власть, как воина русского не употреблять во зло Руси. А если нарушу я свою присягу и предамся врагам Руси, то пусть меня постигнет кара божия, в пятно позора и бесчестия ляжет на весь мой род до седьмого колена.

Я видела, как повторяя слова клятвы все казаки побледнели. Это была страшная клятва. Ладно если только ты подвергнешься каре божией, но тут каре и проклятию подвергнется весь род — отец, мать, братья, сестры, дети, внуки, правнуки, праправнуки на семь поколений. Люди здесь и сейчас верили в это неистово. Казаки преклонили колено. К ним подходил по очереди батюшка, давал поцеловать Евангелие и крест. Потом они поставили свои подписи на тексте присяги. Ну как подписи, отпечатки своих больших пальцев, смазанных красными чернилами, символизирующими кровь. Я так им и сказала, то не ваша кровь, а кровь Христа.

Когда оттиск своего большого пальца поставил последний из казаков в храм забежал один из воином гарнизона. В этот же момент мы услышали бой набата.

— Царевна, татары!

— Все оружные на стены. К бою! — Закричала я и мы выбежали из церкви. Казаки тоже были с нами, моментально выхватив сабли и палаши.

Взбежав на смотровую площадку одной из башен, я увидела конницу. Они двигались прямиком на крепость.

— Орудия готовы? — Спросила я стоящего тут же коменданта крепости. Это я так назвала главного по гарнизону. Здесь уже стали привыкать к новым словам.

— Готовы, Царевна. Заряжены шрапнельными снарядами. Встретим басурман как нужно.

— Стрелять только по команде.

— Слушаюсь, Царевна. — Ответил комендант. Потом повернулся и закричал. — Стрелять орудия по команде.

Ко мне присоединились мои палатины, сотник Кобыла и несколько его воинов. А так же трое казаков во главе с Иваном Гойда. Мы наблюдали за татарами. Их примерно было около двух сотен. Странно. Сколько я не вглядывалась, но больше я никого не видела.

— Они что, с таким количеством собрались штурмовать крепость? — Задала я вопрос.

— Сомневаюсь я. — Тут же ответил атаман Гойда. — С ходу к крепости не подойдёшь. С одной стороны Дон, с другой речушка малая, но с топкими берегами, с третьей ров с водой. — Да это было так. Своего рода неравнобедренный треугольник. Татары ехали спокойно. Не скакали галопом, не кричали, завывая, и не держали натянутыми, с наложенными стрелами, луки. Основная часть всадников близко не подошла. Ко рву подъехала небольшая группа в пять всадников и сошли с коней.

— Похоже, хотят переговоров. — Сказала я.

— Надо ли, Царевна? Может жахнуть из пушки шрапнелью и всё? Какие переговоры могут быть с басурманами? Обманут, как пить дать. Веры им нет. Мужа то твоего, боярина Ивана, так же убили. Пришли сначала с миром. А потом начали стрелами нас осыпать вероломно, да ещё и травленными. — Сказал комендант.

— Я знаю. Это те же татары?

— Да бог его знает. Хотя… Бунчук у них другой. Синяя лента видишь, матушка.

— А у тех, кто был, когда Ваню убили?

— У тех бунчук был с черной лентой. Матушка, они стоят в зоне поражения из пушек и наших стрел.

— Спросите, что им нужно?

Комендант крикнул в бойницу:

— Что вам надо?

— Говорить с ханакой, дочерью большого хана!

Все, кто был на смотровой площадке вопросительно посмотрели на меня.

— Ханака? — Переспросила я коменданта.

— Дочь хана. — Пояснил мне Кобыла.

— Понятно. Пусть эти пятеро проедут в крепость.

— Ты уверена, матушка? — Спросил меня комендант.

— Они хотят поговорить. Нельзя отталкивать того, кто приходит к тебе не воевать, а разговаривать.

Комендант крикнул, чтобы пятеро проехали к крепости. Им открыли ворота, при этом пушкари стояли возле своих орудий с зажжёнными фитилями, готовые в любой момент открыть огонь.

Пятеро всадников заехали на территорию крепости. Ворота за ними закрыли. Татары слезли с коней. Сняли свои шапки. Я стояла на крыльце терема, за мной стояла моя вооруженная до зубов свита. А так же на стенах были лучники. Приехавшие подошли к крыльцу и опустились на колени. Я ничего не понимала.

— Что вы хотите? — Задала им вопрос.

— Твоей милости, ханака Искандера, дочь большого хана.

— Милости? А в чём эта милость должна проявиться?

— Я как старший рода, хочу попросить тебя принять мой курень под свою защиту. Мы принесём клятву верности до скончания времён на Коране, а так же поклянёмся великим Тенгри. Да, ханака, мы помним своих прежних богов и своих предков.

— Назови своё имя? — Потребовала я у пожилого мужчины.

— Меня зовут Урусоба. Так меня назвали в честь моего далёкого предка, хана орды Лукоморья. Я глава некогда многочисленного и сильного рода Чаргова. Или как вы русы звали нас Чарговичи. Мы кыпчакский род. Очень древний. Когда-то, давно, бунчук моего рода имел девять хвостов, что символизировало девять уровней неба и девять частей света, где властвовал Великий Тенгри. Мы могли собрать тьму воинов. У монголов хана Бату она называлась тумен.

— Тьма, это десять тысяч сабель?

— Да, ханака Искандера. Сотню сотен сабель и даже больше. Сейчас от некогда великого рода остались жалкие остатки.

— Сколько у тебя воинов?

— Меньше двух с половиной сотен. И то если я посажу в седло дряхлых стариков и совсем ещё детей, у которых молоко на губах не обсохло.

— Ты сказал ханский род? То есть, княжеский?

— Да, госпожа. Но мы потеряли это право, как и все остальные рода, после того, как были покорены туменами хана Бату. С тех пор только потомки монгольского рода Темучина или его ещё знали, как Чингисхан, имеют право на ханское звание. Первый удар, от которого не смогли оправится, мы получили от Субедея-тёмника и нойона Джебе, тех кто повел тумены Чингисхана сюда. В нескольких битвах, мы потеряли с монголами половину своего рода. Но тогда сумели удержаться. Нам пришлось склонить перед ними голову. С тех пор, с нашего бунчука были убраны восемь хвостов. Остался только один. Мы участвовали во многих войнах и набегах монгол. Постепенно наш род становился меньше. Женщины рожали меньше сыновей, чем их гибло. Мы теряли свои пастбища и кочевья. При хане Узбеке, сто пятьдесят лет назад мы вынуждены были отказаться от богов своих предков и принять ислам.

— А сейчас, как я понимаю, вас вообще вытеснили и оттуда, где вы ещё могли кочевать? — Спросила я старшину рода.

— Да. С одной стороны ногаи. С другой крымчаки.

— Кто из крымчаков?

— Бей Мурад. Его поддержал ещё один бей, его родич. Они забрали половину нашего скота. Если бы я не ушёл, он забрал бы всё остальное.

— Бей Мурад? — Выдохнула я со злостью в голосе. Сволочь. Ладно, смеётся тот, кто смеётся последним и месть, это блюдо, которое подают холодным. Посмотрела на стоявшего на коленях старшего рода Чаргова. Ладно, если убрать откровенных стариканов и совсем сопляков, то можно получить около двух сотен мотивированных конных воинов. Причём матёрых. Это хорошо. Плюс тысяча казаков, ну пусть не тысяча, даже пяти сотен хватит. И я очень надеялась на Петра Хлыстова, что ушёл с посольством к Эссен-тайши. Если у него всё получится, то я получу даже если опять же сотен пять отмороженных кочевников, которые всех ногаев, крымчаков и прочих считают врагами, то я пройду кровавым катком по степи, до самого Крыма. Но я эту тварь Мурада поймаю. Попрошу казаков его аккуратно на кол посадить, чтобы не сразу сдох, пёс паршивый. Насколько я помню, казаки были мастера на такие казни. Опять посмотрела на татар. Хотя, они сказали, что кыпчаки или ещё их называли кипчаки. В моём времени историки дали им название половцы. Что же, враг моего врага, мой друг.

— Ты складно говоришь, Урусоба Чаргович. Но как я могу тебе верить?

— Я поклянусь. Я же сказал.

— Что значит клятва, данная неверному, в моей случае неверной, да ещё женщине. Я правильно говорю Урусоба?

— По степи идёт о тебе молва, что ты не просто женщина, ты волчица. Ханум-воин. Дочь большого хана ромеев. Мои предки воевали с ромеями. И один мой предок уже служил Комниным. Ты же Комнина?! Дай и мы послужим тебе. А в залог, я приведу свой род сюда. Женщины, дети, старики. Все здесь будут и ты сможешь их всех убить, если будет предательство с моей стороны. Я отдаю тебе всю свою семью, ханака Искандера. И клясться буду на Коране и великому Тенгри. Я же сказал, мы не забыли богов своих предков и чтим их тоже. И ещё, у меня было пять сыновей. Осталось два. Один совсем ещё дитя, сосет у матери грудь. А другому минуло 14 вёсен. В последнем бою с нукерами бея Мурада посекли его. Плох он. По степи идёт молва, что ты большой лекарь. Знатные люди к тебе идут, чтобы ты избавила их от болезней. Спаси его и он будет служить тебе, как верный пёс.

Решение пришло сразу:

— Хорошо. Клятву я приму позже… — Помолчала, глядя на старейшину, потом добавила. — Хан Урусоба Чаргович.

Он вскинулся. Смотрел на меня. Я кивнула.

— Раз ты ханского, княжеского рода, значит хан. Больше законы Чингисхана не действуют. Чингизиды потеряли право на монополию.

— На что потеряли?

— На монополию. То есть, только им называться ханами. Я её отменила. Я выше ханов. Я потомок императоров. И это право мне дано богом и моими предками. Встань, хан Урусоба. Видишь вон там большие луга?

— Вижу, госпожа.

— Везите туда свои семьи. Раненых много у тебя?

— Есть, тех кого сумели забрать и кто ещё не умер.

— Всех раненых сюда в крепость.

Она склонился ещё раз.

— Благодарю тебя, госпожа. Ты не пожалеешь.

Он встал на ноги. Остальные татары тоже встали. Вывели коней, держа под уздцы из крепости. Вскоре часть войска, переместилась на луга около крепости. Часть ушла в степь.

— Царевна-матушка, ты что их сюда допустишь? — Спросил меня комендант.

— Допущу. Уже допустила. А что такое? Ты против, Архип?

— Не доверяю я басурманам. Обман это.

— Я тоже не доверяю.

— Тогда я не понимаю, Царевна?

— А тебе, Архип, не надо понимать. Тебе делать надо то, что я скажу. Главное, что я понимаю. Готовь избу под госпиталь. Мне нужны эти половцы.

— Кто?

— Кипчаки.

— Делай, что тебе говорят, воевода. — Процедил Божен. — Царевна знает, что говорит. Далее не твоего ума дело.

Одергивать его не стала. Воевода Архип недовольно посмотрел на Божена. Но тот только скривился. Айно Эст спокойно смотрел на коменданта. При этом его рука лежала на рукояти сабли. Казаки, наблюдавшие всё это, усмехнулись. Сотник Кобыла оставался безучастным. Смотрел на всё равнодушно.

Вскоре, часа через два стали подходить кибитки и арбы со скарбом. Всадники гнали довольно большую отару овец, табун лошадей и… Верблюдов! Неплохое хозяйство у Урусобы. На арбах сидели дети. Женщины шли рядом. К ночи на лугах запестрели юрты. Овец и лошадей половцы отогнали чуть дальше. Запылали костры. В крепость свозили раненых. Тех, кто сумел выжить к этому времени. У меня уже всё было готово. Вот только Фроси моей не было и Дарёнки. Я же не знала, что здесь придётся заниматься хирургией. Хотя свой саквояж с инструментами всегда в такие поездки возила с собой. Мало ли, что случиться?! Саквояж, это громко сказано, но мне сделали нечто похожее в слободе для иностранцев один немец, по моим хотелкам. Не совсем саквояж получился, но близко к этому. Зато удобно свои инструменты возить. Эфир у меня был в стеклянной бутылочке. Сделала несколько отваров из трав. И ещё был спирт во фляжке, которую мне так же сделал тот немец, из слободы.

Первого ко мне принесли сына Урусоба. Мальчишка. У него был сабельный удар. Кто-то хорошо постарался или у него была хорошая сабля, из хорошей стали. Пацану прорубили кольчугу и подоспешник. У него началось загноение. Я положила ему на лицо тряпку с эфиром. Он уснул. Рану вскрыла. Убрала загноение, почистила рану и наложила швы. Вышла к его отцу.

— Я сделала всё, что могла. Теперь всё будет зависеть от него самого.

Потом работала с другими. Восьмерым помочь уже было нельзя. Они умерли до восхода солнца следующего утра. Остальные выжили. Как и сын Урусоба. Звали его Аслан.

Казаки уехали утром следующего дня. Я составила список того, что необходимо их поселениям. В основном, продовольствие и порох.

Менгли I Герай, шестой сын первого крымского хана Хаджи I Герая, после нескольких попыток стать крымским ханом. Какие попытки были удачными, какие нет. Он становился ханом несколько раз и так же несколько раз лишался ханского трона. Теперь же уже никто не пытался оспорить его право называться крымским ханом.

Хан смотрел в окно. Он развернул городское строительство в Саланчике. Пройдёт совсем немного времени и это место назовут Бахчисараем. Сейчас же это Саранчик, где ещё со времён Золотой Орды существовал административный центр. В большую комнату, где находился хан, тихо зашёл один из придворных.

— Великий хан.

Менгли Герай медленно повернулся. Посмотрел на вошедшего.

— Слушаю тебя, Навруз.

— Вести с Дона.

— Говори.

— Появился ещё один хан.

— Что? Кто это? Кто-то из казанских ублюдков?

— Нет. Он не из чингизидов. — Навруз смотрел на хана, приложив руки к груди и чуть склонившись.

— Как это не из чингизидов? Самозванец?

— Это Урусоба из рода Чаргова.

— Кто такой? Я о таком и не слышал? Как он осмелился назваться ханом? — Презрительно скривился Менгли Герай.

— Род Чаргова, старинный кыпчакский род. В своё время они звались ханами, до прихода хана Бату. После этого они и не только они, все остальные тюрки потеряли право на ханский титул, мой господин. Ханами теперь могли называться только потомки Чингисхана.

— Всё верно. Но этот Урусоба не чингизид.

— Но права ему называться ханом вернула Искандера.

— Какая Искандера?

— Комнина, мой хан.

— Эта ромейская девка?

— Великий хан, за эту, как Вы сказали девку, готовы заплатить многие правители. И даже новый султан Селим Явуз, да продлит Аллах его годы, не отменил награду своего отца за Искандеру и её сестру Елену. А даже увеличил её. Летом она разгромила войска императора Максимилиана. А поляки с литвинами отступили, не приняв боя с её армией. Московский Князь слушает её. Он даровал ей титул генерала. Это воинское звание. Искандера принцесса. Она имперского рода. Это признали все. И она сказала, что законы Чингисхана больше не действуют, когда даровала Урусобе титул хана.

— Кто этого самозванца признает ханом? Даже пусть его предки когда-то и назывались ханами?

— Не всё так просто, мой господин.

— Поясни?

— Некоторые беи из числа кыпчиков, те, чьи рода до хана Бату тоже имели своих ханов, затаились и выжидают.

— То есть, они тоже лелеют мечты вновь обрести титул ханов?

— Я думаю, что да. Мало того, из Джунгарии приходят нехорошие вести, мой хан.

— Какие?

— Часть монгольских племён, которые не приняли веру пророка, так же отказались признавать за чингизидами право только им называться ханами. Они говорят, что кровь Чингисхана ушла. Что в чингизидах её не осталось.

— Кто именно так говорит?

— Некий Эссен тайши. Мало того, они считают тех из монгол, кто стал правоверным после хана Узбека, не настоящими монголами. Порченными.

— Почему этого пса ещё не зарезали?

— Эссен тайши из рода Борджигин, мой хан. Это род из которого вышли многие другие известные рода, в том числе и род самого Чингисхана. Себя они считают чистыми ойратами, то есть монголами. Мы их называем калмаками, урусы называют их торгоутами. Они многочисленны. Калмаки начали натиск на сибирское ханство. От них очень страдает ногайская орда. И Московский Князь, с подачи Искандеры, послал к Эссен тайши посольство. Мало того, Искандера встречалась со старшинами донских казаков, этих неверных разбойников. Стало известно, что она заключила с ними договор. Поставляет им продовольствие, порох и оружие. Те, кто подписал с ней договор стали называться Войском Донским. Она очень опасна. Плетёт свою сеть, как паучиха. Искандера что-то готовит. Не просто так Князь Московский послал посольство к калмакам. Если Эссен тайши заключит с Князем Василием союз и даст своих нукеров, а Искандера объединит казаков Дона, то в степи будет большая резня. Летом у Искандеры на Дону убили мужа, боярина Ивана. Она поклялась, что не снимет черных одежд вдовы до тех пор, пока не утопит степь в крови и самое главное, не вырежет весь род бея Мурада, а его самого не посадит на кол. Это его нукеры осадили крепость на Дону, которая и принадлежала Искандере.

— Она ждёт этих калмаков?

— Да. Ждёт их, заигрывает с казаками, формирует новую армию урусов и льёт пушки, которые более скорострельные и дальнобойные, чем даже пушки османов. В дельте Дона и выше участились схватки казаков с твоими подданными, Великий хан. Некоторые кочевья просто исчезли. На их месте остались только сожжённые и разграбленные юрты, и мёртвые, много мёртвых. Некоторые были казнены на колу.

— Ведьма! Её сжечь надо на костре и пепел развеять. — Зло проговорил Менгли Герай.

— Мой хан, нужно упредить Искандеру. Самим нанести удар. Казаков всех вырезать. Крепость на Дону разрушить.

— Легко сказать, разрушить. Крепость имеет пушки?

— Да, имеет.

— Ну вот видишь.

— Мой хан, обратись к султану. Попроси у него пушки и янычар. Это надо сделать до того, как к ней придут калмаки.

— А может не придут?

— Я думаю придут. Особенно если Искандера от имени Московского князя пообещает им земли, на которых сейчас живут правоверные. И ещё заключить союз с литвинами и поляками, чтобы те напали на урусов, одновременно с походом на них твоих непобедимых нукеров.

— Я подумаю, Навруз. Иди.

Придворный склонился в поклоне и пятясь задом выскользнул из комнаты. Хан повернулся опять к окну, смотрел в него и думал…