Альпийская фиалка

ДОЖДЬ

Перевод С. Хитаровой

Синие тучи, студеные родники, бегущие с высоких снеговых вершин, дают начало реке Дзорагет. Прихотливо извиваясь, сбегает она вниз, весной — шумным потоком, летом — прохладной струей, а осенью быстрые воды ее приносят в ущелья красновато-желтые листья. А потом над рекой, над узкими горными тропками нависает холодная мгла, и на вершины Дорийских гор падает снег.

О, тоска долгой зимы в высокогорном крае!..

Уже осыпался клен. Опадают листья с других деревьев, зловеще кричит слепая сова, а совсем рядом, в желтой листве, слышится стук дятла. Лес окутала серая мгла. Туман оседает на мох, на деревья и на каменистые склоны. Перед разрушенной часовней дымится костер чабана Сако. Я слышу запах сохнущей у костра овечьей шерсти. Потом я отгребаю горячие угли и читаю полузасыпанную золой надпись на каменной плите: «Святой старец Иеремия…» Шумят на скалах ивы. Высоко в горах бушует метель, и дикие утки летят сквозь туман в теплое ущелье.

Вот пещера. В ней сидит охотник Чатин, а у ног его, вытянув тонкую шею, лежит олень, глядя застывшим взором в серую мглу. Ветер разметал белую бороду охотника, у его ног пророс мох, из-под пальцев выглядывает красный шиповник. В глазах его, так же как у оленя, застыла не то мольба, не то безмолвная молитва. Быть может, и он когда-то разводил костер и, разжигая чубук угольком, рассказывал детям, испуганно прижавшимся друг к дружке, о том, как в пещерах хохочут бесы, а потом начинал страшную, длинную, как горная зима, сказку о людоедах.

Гудит ущелье, полное загадочных звуков, дрожит земля, качаются деревья, и падают тяжелые капли осеннего дождя.

Шелестит шиповник, что растет на каменистых склонах, где покоится прах древнего старца. Внезапно зашумел лес, разыгрался ветер и разогнал туман, его сразу же поглотили темные расселины и пещеры. В желтой листве дуба солнечные лучи прокладывают легкие дорожки.

Безмятежно-радостный, я спускаюсь на берег реки.

Наверху, перед пещерами, лежит прах светлоликих старцев, которые жили, «каждому смертному блаженство даря»…

Река.

Над рекой, на стальных тросах, висит, покачиваясь, мост. На том берегу высится многоэтажное здание гидростанции, в его гигантских окнах отражаются скалы дорийского ущелья, лес, развалины часовни и три домика, прилепившиеся к скале.

Внутри здания с незнакомой этому ущелью энергией работают люди. Своими героическими усилиями, преодолевая трудности, они воздвигли этот дворец света. Вот окованное железом бетонное русло, по которому несутся воды Дзорагета и падают с высоких скал на могучие турбины. С бешеной силой вода вращает лопасти, приводит в движение машины, а в генераторном зале рождается ток, тысячи киловатт-часов тока.

Работают три агрегата, каждый в несколько тысяч лошадиных сил… В их грохоте я слышу историю упорного многолетнего труда. Они посылают свою энергию по проводам на металлургические, химические и другие предприятия, до самого Степанавана. В будущем одна линия соединится с Канакерской гидростанцией, другая свяжет Ленинакан с Ереваном, и таким образом в Армении будет создан могучий энергетический узел.

В шуме машин я с трудом слышу голос рассказчика. В окно вливается теплый аромат леса и запах свежей краски.

Человек стоит у мраморной приборной доски и внимательно следит за движением медных стрелок. Порой он смотрит через открытое окно на горы, на лес и на те три дома, которые прилепились к скале.

По синим глазам и высокой худощавой фигуре я узнаю в нем горца, потомка молчаливых пастухов, лорийского рабочего. Он свободен душою, его не гнетет страх ни перед богом, ни перед князем, ни перед купцом, ни перед силами зла.

В Дорийское ущелье придет зима, и на его вершинах завоет голодный зверь;, в поисках добычи он выйдет на тропинку и испуганно повернет обратно, увидев залитое светом ущелье.

В зимнюю ночь человек будет слушать в светлом зале шум генераторов и, вернувшись домой по новой дороге, станет рассказывать смуглым ребятишкам о том, как, согнувшись под тяжелой ношей, лорийский крестьянин карабкался по каменистым тропам, чтобы добраться до своей темной и бедной деревушки.

В те времена каждый многодетный крестьянин со страхом прислушивался к шуму метели и к шагам заимодавца. Потом он припомнит те времена, когда в Дорийском ущелье бедняк Чатин убил бека и власти сослали его в Сибирь. Расскажет о героическом ноябре как о начале новой эры и о тех, кто в этом диком ущелье воздвиг первый дворец света…

…За окном моросит мелкий дождь, туманом ложится на реку, на дорогу, на красновато-желтый лес…

Голубоглазый лориец смотрит то на медные стрелки, то на тропинку, по которой он однажды спустился из своей деревни, и здесь, пока рос этот сказочный дворец, в нем росли новая вера и новое сознание.

Я смотрю на лорийца и вспоминаю прошлую историю своей страны.

Каменные плиты и пергамент повествуют нам о гибели городов, о кровавой резне, о горе и муках.

Крестьянин покорно гнул спину перед ханом, беком и белым царем. Иногда восставал, а потом вновь работал на барина, напевая свою грустную песню.

Он пахал чужую землю, орошая ее своим потом и кровью, а львиную долю урожая забирали сельский староста, церковь и богатеи.

Над его серой хижиной небо плакало тоскливыми слезами.

Я смотрю в глаза этого нового человека й читаю в них историю новой жизни. Сколько еще зданий будет построено на склонах наших гор и в ущельях, сколько новых городов возникнут на равнинах, и в них зазвенят бодрые песни строителей…

На вспаханные поля страны падает щедрый осенний дождь.