Артефактор. Книга 6. Роза ветров

Глава 19

Ничего мощнее и страшнее флота не существует. Флота и его доблестных служителей. Моряк это не просто профессия, а отдельный народ.

В этом я убедился за следующие часы не единожды.

Мало того, что у адмирала слово с делом не расходились, и он тут же позвал корабельного мастера. Так и тот согласился прибыть незамедлительно. И никаких согласований подобающего времени, обмена любезными письмами и протоколов встречи. Кажется, Родион просто ответил короткое «буду».

Не успел я выпить ещё одну чашку кофе, как приятель Волкова уже приехал.

Безусловно, напиток я смаковал, совмещая с любованием сверкающим заливом, но всё равно скорость Родиона меня поразила.

Правда, это объяснилось тем, что жил мастер неподалеку, на другом конце Кронштадта. И звонок застал его дома и как раз в раздумьях о дальнейших вольных планах.

Родион Юрьевич Афанасьев представился потомственным шкипером. Помимо схожей с адмиралом крепкой комплекции, отличного загара и характерной походки вразвалочку, он имел весьма примечательную бороду. Длинная, густая, с первой проседью, она была заплетена в десятки косичек.

Не самый обычный выбор для капитана.

Заметив мой удивленный взгляд, моряк со смехом дал разъяснения. Влюбился. Вот успел за те пару дней, что находился на суше. Дама его сердца, судя по тактичному упоминанию, была очень молода и отличалась живым и веселым характером. От бороды шкипера она пришла в восторг и тут же заявила, что непременно стоит носить её, заплетенную в косы.

Афанасьев возражать вроде как пытался, но сдался и пожертвовал бородой во имя любви.

— Вот что я вам скажу, Александр Лукич, — говорил он. — Все самые глупые поступки совершались ради женщин. Как и великие, этого не отнять. Иногда и то, и другое одновременно.

За прекрасный пол и был первый тост.

Пока мы представлялись, знакомились и Родион делился историей про бороду, граф Волков накрыл на стол. Чудесным образом из печи на свет появились чугунки с картошечкой, из погреба копченый окорок, а с огорода свежая зелень и овощи. Ну и куда же без разносолов и сала.

Афанасьев одобрительно крякнул на это и нахмурился, вопросительно взглянув на адмирала. Тот кивнул и достал ту самую бутыль. Шкипер оценил тару и улыбнулся.

— Вот за что я уважаю тебя, Григорий Иванович, так за умение грамотно готовиться к серьезным беседам. У нас же такая намечается? — уточнил он у меня, дождался моего кивка и обрадовался: — Вот и славно.

Всё же этикет пришлось соблюсти. Своеобразный, то есть морской. Залить в себя достаточно жидкости, чтобы «голова яснее была». Утверждение совершенно нелогичное, но спорить я не стал.

Благо магия жизни позволяла мне выдержать и не такое испытание.

Но самое удивительное, что пока опустевала бутыль, морские волки действительно становились всё сообразительнее. Может даже чересчур, потому что их идеи были ещё авантюрнее моих.

Афанасьев вообще предложил создать целый летающий флот. И не самых дружественных соседей проведать, аргументируя просто: «А то что они».

Благо на диалог шкипер шел охотно, больше веселясь, чем предлагая подобное всерьез.

Договорились мы ко всеобщему и обоюдному удовольствию. И к пользе, конечно же. Собственно, как я и рассчитывал, Родиона вполне устроила доля дохода. К тому же он искренне обрадовался, что его шхуна наконец-то побудет в деле. Простаивал корабль довольно долго и Афанасьев этому очень печалился.

Вообще удивительный человек оказался. Громогласный и при этом очень добродушный. Как он рассказывал о корабельном деле, заслушаться можно было. Каждую деталь знал и любил.

Я, правда, большую часть терминологии не понимал, но это и неважно было. Главное, с какой увлеченностью мастер говорил. Какая разница чем топсель от стакселя отличается, когда человек их упоминает с горящими глазами.

— Я ж в море с пяти лет! — громыхал командным басом Афанасьев, приглаживая косы бороды. — Батя меня к себе на судно взял, едва я говорить начал. Поздно я речь-то освоил… Ну знаете, как в той байке, — расхохотался он. — «Чего ж ты раньше молчал?». «А раньше всё в порядке было». Но вот как разъясняться сумел, сразу к делу семейному и пристроили. По мачте ползал, словно та обезьянка.

Опыт у Афанасьева был впечатляющий. Обошел весь мир и не один раз. Бывал в самых диких и отдаленных местах, куда не ступала нога человека. Он, кажется, поучаствовал во всех основных открытиях последних десятилетий.

Море он любил больше суши. Но когда «пришвартовывался», как он называл периоды пребывания на земле, то всё время посвящал кораблестроению. Отыскивал старинные чертежи и воссоздавал судна, улучшая их при этом.

Делал от души и для души. Не продавал результат своих трудов. Но и себе редко оставлял, обычно просто дарил кому-то, тоже увлеченному парусами и вечной тягой к воде.

Исключением стал и предмет нашей беседы, шхуна «Прекрасная».

— Потому что прекрасная, — непонимающе ответил шкипер на мой вопрос почему она так названа. — Чего мудрить? Вещи своими именами нужно называть. Вот если баба, простите, мадемуазель, красивая — то так и нужно прямо сказать. — А не плести что-то про солнечный свет, запутавшийся в её соломенных волосах. Девицы падки, конечно, на такие речи. Но и по-простому любят. Тут внимание важно, а не словесность.

В общем, за прекрасный пол мы пили немало. Лукавил Афанасьев, не только судостроительство его на суше интересовало.

— Женюсь! — категорично сообщил Родион, когда солнце устремилось к закату. — Сколько же можно в холостяках ходить?

— Так у тебя же есть жена, — икнул от удивления Волков и поспешно захрустел маринованным огурчиком.

— Ну и что? У приличного моряка в каждом порту жена должна быть. Вот в столице нет пока…

С трудом мне удалось вернуть разговор в нужное русло. Уловил миг затишья, когда адмирал потчевал приятеля лампредотто, и поинтересовался, когда можно взглянуть на «Прекрасную».

— Да хоть сейчас! — шкипер поднялся, опрокинув стул. — Поедемьте.

Волков горячо поддержал идею, мне оставалось лишь согласиться. Остановить их не смог бы никто. За них я не переживал, держались моряки отлично. Пусть и непонятно было по походке, то ли она привычная, то ли всё же содержимое бутыли повлияло.

Не остановил их и официально закрытый порт. Что уж там случилось, я не понял, но сначала нас вежливо попросили вернуться утром.

Афанасьев очень емко объяснил, отчего не намерен ждать. Шкипер оказался полиглотом и одно ругательство сумел произнести на нескольких языках. Чтобы доходчивее. Затем он потребовал вызвать начальника порта. Потом вспомнил, что знает его номер, сам ему позвонил и нас пропустили.

Дальнейший путь был без происшествий. Ну разве что адмирал кому-то в ухо дал, но тот сам виноват был, перешел на оскорбления. За такое и на дуэль можно, но Волков не хотел терять время, так что обидчик легко отделался.

— Воооот, — протянул Родион, когда мы наконец добрались до причала.

— Прекрасная, — признал я.

Шхуна выглядела великолепно. Светлое дерево, отполированное до блеска, изящные матчи, стремящиеся к первым звездам на вечернем небе. Корабль мерно покачивался на волнах, поскрипывая оснасткой.

— Ну как, годится? — усмехнулся Афанасьев.

— Право, Родион Юрьевич, скромность тут совершенно неуместна. Это не судно, а произведение искусства.

Ничуть не льстил, такого великолепия я давно не видел. Кроме белоснежного флота северян. Подобных кораблей во всей империи не было.

— Благодарю, — шкипер пошатнулся и по-военному выпрямился, возвращая себе равновесие. — Ну, значит по рукам. Надо бы это дело отметить…

— Обязательно, — не стал возражать я. — Но сначала нужно договориться о том, когда вы сможете отогнать «Прекрасную» к маяку.

— Да хоть сейчас! — снова заявил хозяин судна.

Я незаметно вздохнул и умоляюще взглянул на адмирала. Тот оценивающе осмотрел сначала приятеля, затем шхуну, а потом и меня.

— И то верно, чего тянуть, — пожал плечами граф. — Уж втроем мы легко справимся.

Возможно, втроем мы бы и справились легко. Но на борту оказалось, что у Родиона в трюме припасено что-то горючее и хорошо настоявшееся за то время, пока его не было в столице.

Поэтому все переговоры с береговыми службами, выход в фарватер, беседу со шлюзовой командой и даже частично швартовку, проводил я. Под чутким руководством, естественно.

Благо морские волки так увлеклись обсуждением происхождения бочонка и его географической принадлежности, что не заметили как я воспользовался воздушной стихией, чтобы пройти из порта без проблем и особых усилий.

Даже такой краткий, но выход в море под парусом, меня очень взбодрил и воодушевил. Корабль буквально летел над заливом, послушный и правда прекрасный.

Всё же прав был шкипер насчет названия…

К тому же после прохождения ворот шлюза оба моряка потребовали сделать «круг почета», то есть выйти в открытое море. Эта прогулка немного утихомирила и их. Мы вместе молча наслаждались звуком ветра, трепавшего парусину и звездами, такими яркими и низкими вдали от огней города.

На миг захотелось вот так просто уйти далеко-далеко. Увидеть чужие неизвестные берега. Всё же морская романтика весьма привлекательна.

Но мы вернулись, с горящими от холодного ветра лицами и счастливыми улыбками.

Шхуна имела низкую осадку, поэтому пришвартовать её как можно ближе к берегу не вызвало сложностей. С якорем я справился уже сам.

Понятное дело, приступить сразу же к магии воздуха я не смог.

Потому что, по морским законам, успешную операцию нужно было отметить оставшейся половиной бутыли. Я подозревал, что они оба эти законы на ходу придумывали…

Но оскорблять отказом этих славных людей я никак не мог.

В распахнутое окно был виден корабль, к которому бежала серебристая лунная дорожка. Ну ничего, теперь он от меня никуда не денется.

Хорошо хоть предусмотрительно предупредил домашних, что скорее всего сегодня не вернусь.

Проснулся я от настойчивого солнечного луча, уже прилично нагревшего мою щеку. С изумлением обнаружил, что нахожусь я в башне маяка. Не без труда вспомнил, что вроде вызвался этой ночью поработать смотрителем…

Да уж, против флота никакая магия не поможет.

Зато поможет с последствиями насыщенной ночи. Я смыл остатки ночи светлой силой, а для закрепления результата спустился и нырнул со скалы в прохладные воды залива.

Такие водные процедуры окончательно вернули меня к жизни.

Купание пробудило зверский аппетит. Я решил воспользоваться гостеприимной кухней адмирала и приготовить на всех завтрак. Что-то мне подсказывало, что старые друзья не будут в состоянии шевелиться. Когда я уходил на стражу маяка, они ещё и не думали останавливаться.

Но и тут они смогли меня удивить.

Оба мужчины уже бодрствовали. Мало того, на плите источала ароматы сковорода, а они занимались тем, что боролись на руках. Крепкий дубовый стол трещал от их усилий.

— Александр Лукич! — обрадовался мне адмирал, из-за чего отвлекся, и Родион тут же его одолел.

Но Волков ничуть не расстроился. Сделал пригласительный жест ко столу и взялся за сервировку. Афанасьев смотрел на меня с любопытством.

— Не прогадал я, Александр Лукич, — наконец выдал он. — Что с вами решил дела иметь. После таких переговоров не каждый дышать-то вспомнил бы как. А вы прямо как новорожденный. Румяный и довольный. Моё почтение, — коротко поклонился шкипер.

— А я говорил тебе, что с графом хоть в шторм, хоть в борд… Ну то есть куда угодно смело можно пойти, — усмехнулся адмирал и поставил передо мной огромную сковороду со скворчащей яичницой.

— Ну за такое угощение, — я жадно осмотрел блюдо. — Куда угодно и пойду. Благодарю вас, Григорий Иванович.

— Я вам ещё кофею заварил, — по-отечески улыбнулся польщенный адмирал.

Кофе достался всем и утро прошло за мирным завтраком и беседами о былых морских подвигах. Друзья никак не могли наговориться, а я просто с удовольствием слушал об их приключениях.

И посматривал на качающийся на волнах корабль.

А что если к пассажирским прогулкам в море добавить иллюзию проходящего внизу старинного сражения? Чтобы с маневрами, пушками, пороховым дымом и абордажем. Можно подключить к делу какого-нибудь историка и показывать настоящие морские битвы. Тут и школьные уроки проводить тогда можно будет. Так же гораздо интереснее.

Животворящая яичница явно пошла на пользу как мне, так и будущим юным умам, не очень жалующим уроки истории.

Твердо решив, что обязательно воплощу эту идею, я оставил морских волков беседовать, а сам отправился на берег.

Возле шхуны уже вились чайки, по обыкновению тоскливо крича.

Я мало что помнил из своего детства. Но точно помнил, что родители, талантливые анималисты, говорили когда-то мне про этих птиц. Мол, их душа находится в вечной тревоге и грусти по другим мирам. Потому что они создания не нашего мира. Может то были просто сказки, но вскоре мне предстояло самом узнать об этом.

Уж после встречи с фантомами в существовании других миров я не сомневался.

Послушав немного крики чаек, я закатал рукава и взялся за дело.

В первую очередь нужно было оценить вес судна. Я постепенно выпускал силу, обволакивая ею дно корабля. И по чуть-чуть тянул вверх.

Ничего не получалось.

Я нахмурился и усилил поток дара. В воздух поднялась вода, искристой стеной окружив шхуну. Чайки возмущенно разлетелись.

Получается, что с силой всё в порядке. Значит проблема в материале корабля. Я обратился к дереву облицовки. Пробудился природный аспект и я аккуратно воспользовался им, чтобы не нарушать равновесие источников.

Так и есть, что-то на судне препятствовало воздействию магии на корпус.

Взяв лодку, привязанную у берега, я отправился на корабль. Ловко взобрался по веревочной лестнице и принялся за тщательное изучение будущего артефакта. В ночи особо времени на это не было.

Спускаться на нижнюю палубу не пришлось. Защита была установлена на носу и представляла собой небольшую бронзовую фигурку русалки. Некоторые выдающиеся места были стерты до блеска. Явно старинная штука, установленная тут уже гораздо позже появления на свет.

Из каких странствий привез Афанасьев этот чужеземный артефакт?

Я изучил плетение и аккуратно отключил схему, перенаправив контур и замкнув его на безопасную работу. Ломать такую диковинку совсем не хотелось.

И сразу же ощутил магический фон вокруг. Потоки силы потекли неторопливо и лениво, дерево напитывалось ими постепенно, слишком долго было отрезано от магии.

Хорошо хоть русалка не мешала управлять парусами. Иначе ночью мне бы пришлось нелегко управляться.

Теперь стихия воздуха беспрепятственно воздействовала на всё судно.

Я встал за штурвал, тоже выполненный в лучших традициях давних времен — массивный и с удобными рукоятями. Необходимости в этом не было, но так было приятнее.

Прикрыл глаза и обратился к стихии.

Корабль вздрогнул и начал крениться на левый бок. Я быстро скорректировал распределение силы. «Прекрасная» скрипнула и встала прямо.

Воздух весьма капризный аспект. Вольный ветер, гуляющий над заливом тому наглядный пример. Он может изменить направление в любой момент. Разойтись во смерч или совсем утихнуть.

Обращаться с этой стихией следовало бережно и внимательно. Особенно когда нужен был очень конкретный и направленный эффект.

Обычно воздушники просто сметали всё силой, не особо прицеливаясь. Всё равно это влекло за собой разрушительное действие. В этом смысле с повреждениями работать, конечно, проще. Но не так радостно.

Я открыл глаза, чуть изменил активирующее слово из детской сказки и громко произнес:

— Вода, прощай!

Магия загудела внутри меня, изливаясь и проникая в каждую часть корабля. Шхуна вздрогнула и стала медленно подниматься в воздух. Зажурчала водопадом вода, стекающая с бортов.