Возобновить трапезу мне не удалось.
Поднялся шум, обморочного откачали и тот уже истерично подвывал. Жандармы явились быстро, возглавлял их мой старый знакомый пристав. Заужский, цепким взглядом обведя ресторан, заметил меня и направился к столику.
— Александр Лукич, доброго вам дня! — поприветствовал он и с сомнением спросил: — Вы же не причастны к произошедшему?
— И вам доброго дня, Лаврентий Павлович, — я указал на соседнее кресло, куда пристав с удовольствием сел. — Право, я такой же случайный пострадавший, как и прочие.
— Пострадавший? — с усмешкой переспросил он. — Насколько я понял, правонарушители не успели никому причинить вред.
— Лишь этому недурственному блюду, — я кивнул на гренки, успевшие остыть. — Бесчеловечное преступление…
— Что случилось? — если жандарм и был со мной согласен по классификации преступления, то виду не подал.
— Господа! — раздался громкий голос позади. — Всё за наш счёт!
Я обернулся и увидел мужчину в алом комзоле, расшитым золотом. Его длинные усы были напомажены и уложены вверх, среди них выделялся крупный нос картошкой и практически полное отсутствие бровей. Он распорядился предоставить всем гостям десерт и подошел к нам.
— Вы! — обратился ко мне усач.
— Граф Александр Лукич Вознесенский, — я представился и слегка кивнул.
— Вы спасли нас! — заявил он и тоже сел за стол, добавив чуть спокойнее: — Богдан Борисович Янин, хозяин данного заведения.
Пристав вопросительно взглянул на меня, но я сделал вид, что не заметил.
— Как я могу вас отблагодарить, ваше сиятельство? — поддался вперед Янин. — Кроме того, что безусловно отныне вы почетный гость и все ваши трапезы будут за наш счёт.
— Кхм, — кашлянул Заужский, привлекая к себе внимание. — Что, собственно, произошло?
— Меня пытались ограбить, — с легким удивлением ответил хозяин ресторана. — Это же очевидно. На третий день после открытия, возмутительно! Я-то полагал, что этот район города самый безопасный. Так, по меньшей мере, говорят. Права была моя матушка, в городе люди совсем другие. Ну где видано, грабить людей во время еды!
Его возмущение я полностью разделял.
Я присмотрелся к Богдану внимательнее. Действительно, старательно поставленная речь выдавала в нем жителя если не деревни, то маленького городка. Да и некоторая натянутость в жестах тоже подтверждала это.
Он вкратце рассказал приставу, что произошло и Заужский обратился ко мне:
— Что вы им сказали?
— Попросил не мешать трапезе.
— И всё?
— Всё, — я пожал плечами.
— И они вот так просто согласились? — не скрывая скепсиса, хмыкнул жандарм.
— Вежливость порой творит чудеса, — улыбнулся я. — Возможно они поняли, что совершают ошибку, и решили не доводить дело до конца.
— Ну-ну, — не поверил мне пристав. — Вы сумели их рассмотреть?
— Честно говоря нет, меня это не интересовало.
— Ну-ну, — повторил Заужский. — И правда, кому может быть интересно ограбление, — он понял, что от меня больше ничего не добьется и переключился на Янина: — Заведение застраховано?
— Увы, не успел позаботиться об этом, — вздохнул усач. — Покупка земли обошлась мне в копеечку. Откровенно говоря, я практически разорен. Говорила мне матушка…
Видимо, родственные связи Богдана были очень крепки. За пять минут он успел поведать, что родом из села Колтуши, что в Шлиссельбургском уезде. Что места там чудесные — озера, лес и живописные холмы. Работал он при одном из поместий, а большие деньги выиграл в лотерею.
Отчего он вдруг решил стать ресторатором, было неизвестно. Может детская мечта такая была. Но вложил Янин абсолютно всё, каким-то образом сумев выкупить этот особняк. Часть дома была жилой, там он поселился сам. Матушка наотрез отказалась переезжать в столицу.
Пристав рассказу Богдана удивился не меньше моего. Купить землю на Петербургском острове было не просто дорого, а практически невозможно для простолюдина. За каждый такой участок шли неслабые дипломатические бои и интриги среди дворян.
Я не стал проявлять любопытства, но это сделал Заужский, прямо спросив как это удалось.
— Так повезло, — простодушно улыбнулся Янин. — На торгах дурно кому-то стало, поднялся скандал. Ну я, пока они шумели, подошел к их главному и показал банкноты. Часть за землю и его личную часть. Он молоточком стукнул, даже никто не услышал, и всё.
То есть просто напрямую предложил взятку… Да уж, благородные до такого банального способа не додумались. Забавно. Похоже кто-то, кому не достался особняк, решил заполучить его другим способом.
Подослать грабителей и испортить репутацию ресторану — эффективно. Учитывая затраты на открытие, разорение действительно дело времени. Потом можно прийти и предложить выкупить.
А то и вся эта ситуация с торгами изначально подстроена была…
Мне это не понравилось, поэтому я решил сделать охранный артефакт для нового соседа. Пусть местные воришки вряд ли ещё раз сунутся сюда, но есть и заезжие, которых Новгородский не контролирует.
Да и пожар, опять же, может внезапно случиться.
Нет, однозначно, помогу Янину. Хороший он человек, это сразу видно. Отбирать у него шанс исполнить мечту я не позволю. Да и гренки отличные.
Пристав опросил всех, выпил со мной чашечку кофе и поведал районные новости. Дела шли хорошо, не считая сегодняшнего происшествия. Тучков буян облагораживали, позвали природников, чтобы те занялись парком. Особняк, бывший притоном, расчистили и отремонтировали. Уже к осени там должен был открыться новый приют с гимназией.
Спросил я и о дочери Заужского. Елизавету со своей теткой пристав перевез к себе, в город. Теперь Лаврентий Павлович непременно ужинал дома, чтобы ни происходило. Дочь, кстати, активно участвовала в организации нового приюта и собиралась там трудиться, когда его откроют.
В общем, всё складывалось прекрасно.
На этой чудесной ноте мы расстались и я отправился домой.
Горшок я поставил в лаборатории, надо бы разузнать, что это за растение. Прогулялся по саду, посмеявшись над котятами. Кутлту-кеди нашли себе новое развлечение — охоту на волшебных карпов. Делали они это не всерьез, просто дурачились. Но рыбы явно подыгрывали, дразня пушистых.
Навестил я и оранжерею, с удовольствием отметив, что зеленые обитатели чувствуют себя отлично и многие вовсю цветут. Пора бы заняться и алхимической лабораторией. Если, то есть когда, я помогу хранителю сада, средств должно хватить и на это тоже.
Дома было очень тихо. Все, кроме Прохора отсутствовали. Слуга хозяйничал на кухне, напевая песенку, отвлекать я его не стал.
Начать изучение новой темы я решил с домашней библиотеки.
Тут царила прохлада, полутьма и витали ароматы знаний и старой бумаги. Первым делом я взялся за ботанический атлас и сам не заметил, как увлекся им.
Очень качественно иллюстрированный, он захватил меня надолго. Вот уж удивителен мир флоры! Растения могли приспособиться к окружающей среде настолько впечатляюще, что я на какое-то время разделил фанатизм природников.
Жалящее дерево гимпи‑гимпи, одно прикосновение к которому может вызвать сердечный приступ. Цветки, исторгающие жуткие запахи и поедающие насекомых и мелких птиц. Вельвичия, живущая в самых суровых условиях пустыни и обходящаяся без дождей вообще. Да даже обычный милый лютик — и тот ядовитый!
Да уж, листочки и цветочки отнюдь не безобидны.
Ну а названия! Один «гадючий лук хохлатый» чего стоил…
В общем, преинтереснейшее изучение оказалось.
Подарка от Макара Дуболома в этом списке не оказалось. Но тут было собрано больше что-то экзотическое и ядовитое. Впрочем, об этом можно было спросить Павлову, когда она зайдет проведать сад и оранжерею.
Неохотно я оторвался от этих потрясающих открытий и взялся непосредственно за артефакторику. Обложился книгами и схемами в поисках работ с климатом.
Простейшие климатические артефакты вроде охлаждающих или подогревающих дом были практически у всех. Как и амулеты для домашних растений.
В моей оранжерее тоже была установлена несложная система, помогающая поддерживать нужные условия.
Но всё это не имело отношения к большим открытым пространствам. А Ботанический сад занимал территорию в несколько гектар. Ещё предстояло получить план сада и понять где и какие условия будет необходимо поддерживать. Но сначала нужно понять общий принцип.
Подобные артефакты создавались на основе множества аспектов. Участвовали все стихии, безусловно. Без природной магии тоже было не обойтись. Как и прочих, судя по всему.
Разогнать облака возможно воздухом. А вот перераспределить их так, чтобы не затронуть баланс, уже задачка сложнее. Нужно найти место, куда их сгонять. При этом чтобы там не испортить условия для жизни. Это вполне можно сделать и в пределах сада — просто собрать там растения, любящие тень. Ну или где-то за городом.
Анималистика также необходима. Местные насекомые и птицы не должны пострадать. Животный аспект вкупе с ментальной силой будет посылать сигнал артефакту и тот должен точечно перенастраиваться на каждый живой объект.
Я сразу же начал делать пометки, выписывая ключевые моменты.
Но данных в нашей библиотеке не хватало. Род Вознесенских никогда не замахивался на что-то столь необычное.
Список архивов императорской публичной библиотеки в Эфире выдал немало интересных трудов и изданий. Вот только почти все они требовали специального допуска — академического или научного. То есть нужно было либо являться ученым, причем с утвержденной научной работой, либо профильным преподавателем.
Пропуск, дающий доступ к секретным архивам, а значит и ко всем прочим, мне к сожалению пришлось вернуть Баталову.
Я взглянул на часы и позвонил ректору императорской академии. Пожалуй, предложение взять себе пару лекций, теперь стало интереснее.
Ряпушкин был на месте. Мне вообще показалось, что ректор ночует прямо в своем кабинете. Дел поступающих было уже меньше, но папки по-прежнему занимали большое пространство.
Драговит Ижеславович моему визиту искренне обрадовался, как уважительному поводу для передышки.
Когда-то вечно холодные глаза мужчины светились теплом. С радушной улыбкой он тоже натренировался — теперь она не пугала необычностью и очень шла ему.
— Александр Лукич! — он крепко пожал мою руку. — Безмерно рад вас видеть!
— Как продвигается? — я кивнул на папки, присаживаясь в предложенное кресло.
— Прекрасно! Просто прекрасно! — Ряпушкин громко хлопнул в ладоши и чуть поумерил пыл: — Работы много, но этот год щедр на юные таланты. Знаете, последнее столетие считалось началом магического увядания. Сразу и незаметно, но год за годом перспективных одаренных становилось всё меньше. Не то чтобы это могло сильно беспокоить, но всё же ситуация не из приятных. Но теперь всё иначе! Словно что-то изменилось…
— Я рад, — искренне сказал я.
Увядание — отличное слово для того, что я чувствовал и видел. Забытые техники, своеобразная ленность магов и прочие факторы указывали именно на это.
— Я буду смел в этом утверждении, — продолжил ректор, — но я уверен, нас ждет эпоха возрождения! Великие времена свершений и открытий!
Я с опаской посмотрел на чашку кофе, стоящую с ним рядом. Уж слишком сильное воодушевление, как бы он сердце себе не посадил стимуляторами.
— Ох, приношу свои извинения, — Драговит заметил мой взгляд. — Я вам даже не предложил напитки. Сейчас попрошу принести.
Он кому-то позвонил и заказал кофе со сладостями.
— Так вот, — он похлопал по бумагам, лежащим перед ним на столе. — Представляете, в этом году даже заявка от темного есть. Исключительное событие для нашей академии.
Вот уж действительно! Мало того, что дар редкий, так и обычно тщательно скрываемый. На обучение маги смерти добровольно не являлись, лишь по настоянию и протекции родни или близких.
Законный путь у темного был только один — работа на государственные службы. Под вечным неусыпным контролем и подозрениями. Незавидная участь, но иначе было нельзя. Дар влиял на разум и без контроля мог привести к плохому итогу.
Ходила байка про какого-то темного буддийского монаха, который при помощи медитаций сумел стать чуть ли не святым. Но это было скорее мифом и исключением.
— Позволите? — мне стало интересно взглянуть на личное дело.
Ряпушкин колебался недолго. Видимо, ему самому хотелось обсудить будущего студента и узнать чужое мнение. Ректор протянул мне бумаги и я быстро пробежался по тексту.
Некий Илья Васильевич Лопухин. С фотографии на меня смотрел худощавый глазастый парень, черты лица которого уже заострились, характерно для темного дара. Что-то всегда было в темных такое, можно сказать благородное.
Незаконнорожденный и при этом признанный отцом, князем Лопухиным. Хм, ну прямо как в истории с пойманным магом. Только этот был ещё молод.
Признать бастарда, да ещё и темного — князь молодец. Конечно пробуждение дара могло случиться гораздо позже принятия в род, но Лопухин мог и отказаться от такого ребенка. И, похоже, идея поступления в академию всё же принадлежит родителю.
Интересное событие. Я мог представить, как будет гудеть общественность. Илье нелегко придется в академии, ведь каждый будет его разглядывать, как диковинку. И бояться, конечно же.
— Княжеский сын и темный, представляете? — странно-радостно сказал ректор.
Я лишь помотал головой, изображая удивление. Представлял, но это было одной из тайн, хранить которую я поклялся.
— Потенциал четвертого ранга? — прочитал я и теперь удивился по-настоящему. — Его уже проверяли?
— Да, его светлость имеет все необходимые ресурсы, чтобы провести проверку. Увы, слабосилок, но тем не менее. Вероятность дотянуть его до более высокого ранга весьма немалая. Но тут без наставника будет непросто.
Ну да, темным одаренным должен заниматься темный маг. С этим, я был уверен, нет проблем разве что у тайной канцелярии. Впрочем понятно, что карьера бастрада уже предопределена.
— Любопытно, — я вернул бумаги обратно.
— Что же, ваше сиятельство, — хитро улыбнулся ректор. — Может всё-таки надумаете преподавать у нас?
— А знаете что, Драговит Ижеславовчи, — вернул я ему аналогичную улыбку. — Я согласен.
— Правда? — изумился Ряпушкин, явно не ожидая такого поворота. — Князь Левандовский будет счастлив!
— Возможно, — вежливо ответил я.
Ну как же удачно сложилось! Тем не менее ректор был прав, решив что меня можно заинтересовать необычным студентом. Взглянуть на темного было любопытно. Заодно и убедиться в оценке потенциала.
— Прекрасно, это же совершенно прекрасно! — снова встрепенулся Драговит и начал открывать ящики стола. — Сейчас я вам пропуск выпишу. Приказ о приеме в преподавательский состав уже к вечеру будет готов. Что касается расписания… На ваш выбор, Александр Лукич. Нагрузку выбирайте себе сами.
Пару дней в неделю, полагаю, я смогу выделить на академию. Не только ради допуска, безусловно. Артефакторика должна развиваться и кто, как не учитель, сможет вызвать настоящий интерес к этому?
Я мог просто попросить ректора об услуге. Но было приятно сразу же отблагодарить за это.
— Мне понадобится допуск к архивам библиотеки, — сказал я, пока мужчина тщетно возился с содержимым ящиков.
— Ну конечно же, — кивнул ректор. — Всё, что вам потребуется. Я тогда распоряжусь, чтобы вам изготовили специальный пропуск, один и для академии, и для библиотеки.
— Благодарю вас.
— Нет, ну какой же прекрасный год! — восхитился Драговит.
Принесли кофе с угощениями и мы неспешно потягивали восхитительный напиток, бесстыдно истребляя пирожные из кафе «Централь».
Ряпушкин делился планами на новый учебный год, постепенно заражая и меня своей страстью к этой работе. Вот уж кто действительно был на своем месте. И я был рад, что он не лишился этой должности. Так радеть за обучение и радоваться предстоящим хлопотам, мог лишь по-настоящему увлеченный человек.
Так что присоединиться к нему для меня было честью.
Ну а студенты… Что же, думаю будет достаточно привести в аудиторию своих каменных львов и живой интерес будет обеспечен. А уж если забрать из деревни гаргулью…
Я улыбался, слушая как ректор собирается устроить грандиозный праздник в первый учебный день, и чувствовал удивительное умиротворение. У него всё получится.
Как и у меня.