Астральный гамбит

Глава 8

в которой я настаиваю на своем

Простившись с Миланой, по дороге на полигон я устроил Фу допрос с пристрастием — намереваясь выяснить, как именно тот сумел, якобы беспалевно, организовать утечку информации о случившемся в спортзале. И к немалому своему удивлению, ничего толком не добился. Сперва фамильяр пытался юлить, всячески уходить от прямого ответа, а будучи наконец приперт к стене, заявил, что открыться не вправе — не его сие, мол, тайна. Не помогла даже угроза вышвырнуть его без выходного пособия в Пустоту — должно быть, дух не почувствовал во мне на это решимости, и потому осмелел.

«Воля ваша, сударь, — вздохнул Фу, — но все, что мог — и даже чуть больше — я рассказал. Смею лишь снова заверить, что действовал и действую исключительно в ваших интересах».

Из по крупицам вытащенных у «паука» клещами полуобмолвок картина складывалась приблизительно следующая. Один из «жандармов» тщательно хранит некий секрет — сугубо личного характера. И настолько им дорожит, что, узнав правду, Фу не побоялся к этому кадету заявиться. Разумеется, не в качестве моего фамильяра, а как обычный «злыдень бестелесный». Разоблачения дух не страшится: оно неизбежно окажется взаимным — и фатальным для той, так и не названной мне стороны. И если здесь кто-то чем-то все же рискует, то только сам Фу, и ни коим образом не я.

Вот этого-то кадета — я даже не понял, о парне шла речь или о девице — тщательно проинструктировав, «паук» и подослал к Воронцовой.

Назвать же имя «агента» мне, своему хозяину, фамильяру, типа, мешает некая «астральная солидарность» — духи разберут, что это такое. То есть духи-то как раз, небось, понимают, о чем тут речь — в отличие от меня.

Ну и до кучи шла пирамида заверений, что ежели, паче чаяния, тайна сия начнет представлять для меня даже не угрозу — малейшую тень угрозы — то Фу непременно, сразу же, во всей полноте, не взирая ни на какой астрал… В общем, «агента» мне сдаст. Но не теперь.

Ни в какую Пустоту фамильяра я, конечно, гнать не стал, но как смог, дал ему понять, что очень и очень им недоволен. «Паук» кротко заверил, что все понимает, и пристыженно — а может, и наоборот, подспудно посмеиваясь — затих.

Ясное дело, на полигон я пришел далеко не в самом умиротворенном настроении. А вот поработали мы там с Терезой на славу. Поначалу, правда, никак не могли друг под друга подладиться, и в результате я нечаянно приложил фон Ливен Зеркалом — столь крепко, что думал уже тащить ее к тетеньке-целительнице. Но обошлось.

А потом как пошло-поехало!.. Только зал ходуном ходил! Дважды молодая баронесса разряжалась в ноль, несмотря на свой вполне солидный Окольничий уровень по мане — приходилось ее подпитывать. Причем, если в первый раз предложение «подзаправиться» от моих запасов было воспринято Терезой спокойно и по-деловому, то во второй — почему-то смутило, аж до багряного румянца на щеках. Заметного, хотя она и так была здорово раскрасневшейся от интенсивной тренировки.

Я было подумал, что ей сделалось стыдно за столь стремительный слив в ноль — тогда как я еще полон. Но когда, принимая ману, в какой-то момент фон Ливен вдруг стиснула пальцами мою ладонь словно клещами и тихо охнула — заподозрил, что дело тут, возможно, в чем-то ином.

Впрочем, контроль над собой молодая баронесса потеряла разве что на миг, и буквально через пару секунд я уже не был уверен, что сбой мне не почудился — тем более, что сам я при этом не ощутил внутри ничего, кроме собственно расхода магии.

— Вот ведь как… — пробормотала Тереза, когда наши руки расцепились. — Еще днем, в спорткомплексе, собиралась предложить вам свою ману — но подумала, что обстановка не располагает. А теперь вместо этого взахлеб пью вашу…

— Хм… Бывает… — несколько невпопад пробормотал я, гадая, что же все-таки такое сейчас между нами случилось.

— Надо было сразу, конечно, — по-своему поняла мою реплику фон Ливен. — Но лучше поздно, чем никогда. Молодой князь, я бы почла за честь предложить вам свою ману! — решившись, выговорила она ритуальную формулу.

— Это честь для меня, сударыня! — заявил я в ответ, снова протягивая Терезе руку. — В ознаменование чего охотно приму у вас мерлин! — сказал, и вдруг оробел: а ну как, перестав отдавать и начав забирать, тоже буду вынужден судорожно сцеплять пальцы и сдерживать блаженные хрипы? Морально ни к чему подобному я по-прежнему готов не был…

Ничего и не случилось. Запрошенный мерлин капнул в мою копилку, не задев по пути ни единой душевной струнки, ни одной эмоциональной клавиши.

Ну, вот и ладушки!

После этого мы с Терезой проработали в зале еще около полутора часов — почти до самого ужина — весьма эффективно и без каких бы то ни было эксцессов.

В столовую я возвращался уже совсем в ином, приподнятом расположении духа, и еще по дороге заметил, что в Иванкином окружении произошли изменения. Востряков, Вастрякова и фон Функ все так же липли к новенькой, а вот Гурьев теперь держался от них в стороне, снова прибившись к Муравьевой. Не знаю, что там у них произошло в мое отсутствие: Иванова ненароком отшила молодого графа или Маша включила режим «Комната 333!», но соседи по второй парте воссоединились. За ужином они тоже сидели рядом — как и в прошлые дни было — и робкие попытки Гурьева покоситься-таки на противоположный от меня край стола как в стену упирались в выступающий бюст Муравьевой.

А после ужина состоялось вечернее построение курса, из-за таки начавшегося дождя (а вдали и погромыхивало) организованное в вестибюле первого этажа здания казарм. Поклонская, по слухам, ушла в дозор вместе со своими старшими подопечными, и подвести итоги первого учебного дня к нам явился сам есаул Корнилов. Задержал он нас ненадолго: только чтобы озвучить текущие результаты по отделениям. Лидировали «жандармы» — 132 очка. Остальные сильно отстали: «воронцовцы» набрали всего 60 баллов, «ясухаровцы» и вовсе пока довольствовались 48-ю. Впрочем, это ни у тех, ни у других еще физподготовки не было — с гарантированными 72-мя очками только на отборочных упражнениях, так что почивать на лаврах нам было рано.

Так или иначе, пока командные результаты не могли не радовать. Ну а что касается внутреннего зачета — здесь мне еще, конечно, предстояло поработать. Но это уже было проблемой дня завтрашнего, а нынче ночью меня еще ждали пресловутые гонки.

В комнату Воронцовой, выбранную местом сбора нашей команды, я явился за пять минут до назначенного времени — полуночи. Казарменные правила у кадетов были несколько мягче, чем у абитуриентов, и для того, чтобы войти внутрь, мне хватило приглашения молодой графини — формального согласия ее отсутствовавшей соседки не требовалось.

Внутри я застал Тоётоми, понятно, Милану и, нежданно, еще одну девицу — невысокого росточка, коротко стриженную шатенку, стоявшую у окна, спиной к входу в комнату, из-за чего узнал я ее не сразу. Одета она была не по форме, а в простое, но вполне приличное платье — должно быть, и сбившее меня с толку своим видом. И только когда молодая графиня окликнула ее не то по имени, не то по прозвищу: «Пири!» — девица обернулась, и я узрел у нее на лбу холопское клеймо, а на руках разглядел по четыре пальца. Ну и вспомнил ее саму — когда-то нас вместе продавал Воронцовым покойный купченок Ефрем, чтоб ему в Пустоте было тесно. Шатенку приобрела Милана, спалив ей в ходе жестокого испытания еще один палец (сейчас тот уже был на месте — исцелили, должно быть), а меня выручило Зеркало…

Холопы-«бурдюки» в Федоровке содержались на отшибе, в отдельном здании — чертоге номер восемнадцать. По мере необходимости хозяева могли их оттуда забирать и… использовать. Я однажды заставил себя туда заглянуть — рассудил, что, раз уж здесь это данность, которую не перебороть, нужно как-то с ней свыкаться, что ли… Ну и зашел.

Вышел разве что не в шоке.

Нет, условия, в которых жили при корпусе заклейменные, казалось бы, нельзя было назвать скотскими. Просторные светлые комнаты, мягкие чистые кровати. Еда, как мне сказали — та же, что и у кадетов в столовой, разве что без спиртного… Но сами обитатели восемнадцатого чертога производили то еще впечатление. Пара дюжин холопов обоего пола сидели или лежали недвижимо, невидяще пялясь в никуда. Скажешь такому встать — встанет, скажешь идти вперед — пойдет, пока не упрется во что-нибудь. Там настойчивости не проявит, лоб о стену разбивать не станет — просто остановится и будет стоять, пока не получит новой команды. Посадишь его за стол и велишь есть — поест. Не дашь команды — так и будет голодать прямо над разносолами. С туалетом наоборот: не отведешь вовремя — сделает свои дела на месте.

И все это спокойно так, часто даже с улыбочкой…

Приглядывала за холопами бабулька-мастеровая в чине вахмистра, она их как юниты в компьютерной игре переставляла.

Жутко. Мерзко. Горько.

А ведь что-то подобное по умолчанию ждало и меня! И, вероятно, стало с моими товарищами по несчастью, захваченными проклятым Адамовым в мире-доноре! Огинский, помнится, обещал их разыскать, но, даже будучи при власти, не особо рассчитывал успеть прежде, чем холопские печати поглотят личности ребят… Но а теперь-то воскресшему покойнику и неудачливому заговорщику наверняка не до того. Да и поздно уже дергаться…

Или еще нет?

«Поздно, сударь, — влез тогда с пояснениями Фу. — Раз их не нашли сразу, по горячим следам, пока сим занимался лично Сергей Казимирович — значит, концы были спрятаны тщательно. Смиритесь: в здравом уме вы своих друзей уже не застанете. Разве что…»

«Разве что — что?» — быстро спросил я.

«Я вижу два альтернативных варианта — увы, оба достаточно маловероятные. Первый: у кого-то из холопов могла проявиться интуитивная магия — как у вас с Зеркалом, хотя не исключена и какая-то иная непроизвольная техника. Сие, как мы теперь знаем, способно привести к снятию печати. Либо новый хозяин, заинтересовавшись случившимся, сам мог освободить холопа. Ну и второй вариант: Сергей Казимирович всех или некоторых похищенных благополучно отыскал, но скрыл сию информацию и от вас, и от меня».

«От вас-то он как мог скрыть?» — нахмурился я.

«Сие ему было по силам, сударь».

— То есть снова все замыкается на Огинского, — невольно сжав кулаки, пробормотал я вслух.

«На вашем месте я бы не тешил себя надеждой — даже такого рода, — заметил дух. — Шансы — минимальны…»

Повторюсь, условия для проживания холопов в корпусе были созданы нормальные (ну, если слово «нормально» в принципе может стоять по соседству со словом «холоп»), а вот одеждой свои «бурдюки» снабжали уже сами хозяева — кто во что горазд. И чаще всего это почему-то оказывались какие-то бесцветные и бесформенные хламиды или балахоны — нелепые и неприглядные. Именно поэтому меня в первый момент и сбило с толку надетое на девушке Пири неплохое платье.

— Зачем? — замерев на пороге, выговорил я.

— Что зачем? — непонимающе переспросила Милана, поднимаясь мне навстречу с кровати, на которой до того сидела.

— Зачем тебе сейчас «бурдюк»? — несколько придя в себя, хмуро уточнил я. — И вообще, разве разрешено брать на гонки холопов?

— Это не на гонки, — сообразила наконец, о чем я, Воронцова. — Это для портала — отсюда к точке старта. Открывать буду через перстень, — приподняла она руку с фамильным кольцом, — так что Пириных семьдесят пять мерлинов как раз хватит.

Ну да, помнится, Надя рассказывала, что существуют специальные артефакты — для снижения затрат маны на порталы. Значит, Слепок духа, что носит на пальце Милана, и на это годится.

Ладно, не в Слепке дело!

— У тебя же Окольничий уровень, — скривился я. — Почти Боярыня — сама как-то говорила! И что, пожалела семьдесят пять мерлинов?

— Мы не цветочки на лужок собирать идем, — пожала плечами молодая графиня. — Моя мана мне еще понадобится.

— Тогда воспользуйся моей, — с готовностью протянул я руку Воронцовой. — У меня хватит, ты знаешь. Только давай без «бурдюков»!

— Прошу прощения, я, наверное, что-то пропустил: а в чем проблема воспользоваться «бурдюком»? — подал голос Ясухару.

— Вообще никаких проблем, — развела руками Милана. — Кроме тараканов в голове у нашего чухонца, — уже раздраженно добавила она.

— Сэнсэй? — вопросительно посмотрел на меня Тоётоми.

— Пользоваться «бурдюком» гнусно, — отрезал я. — А пользоваться без крайней необходимости — подло втройне!

— Легко говорить — тому, у кого мана через край плещет, — хмыкнула Воронцова.

— Ну так и зачерпни через этот край, — моя рука все еще оставалась протянута к ней. — Сам же предлагаю!

— Я не пойму, по-твоему, от Пири что, убудет, если я ее выкачаю? — не уступала, однако, молодая графиня.

— Если ты вдруг не заметила, от нее уже убыло!

— Так ведь убыло же уже! Что ж теперь-то?! — взорвалась Милана. — И не надо на меня так смотреть, это не я ее клеймила!

— Скажи еще, что ту, первую девицу тогда не ты сожгла! — заорал в ответ уже я.

Да, я вовсе не забыл, при каких обстоятельствах произошло наше знакомство с Воронцовой! Может, и старался лишний раз не вспоминать — особенно теперь, после императорского дворца, схватки с Огинским, ну и поезда, конечно — но что было, то было! И глупо думать, будто Милана всерьез изменилась за эти неполные пару месяцев!

Глупо, но, по-своему, удобно, кончено…

— При чем здесь это?! — возопила между тем молодая графиня.

— При всем!

— Друзья мои, возможность выяснить отношения у вас еще будет! — поспешил вклиниться между нами, кажется, уже начавшими складывать из пальцев угрожающие фигуры, Ясухару. — А сейчас — время открывать портал!

— Пусть воспользуется моей маной — или отправляйтесь на гонки без меня! — отрезал я.

— Пожалуй, так и сделаю! — хмуро бросила Воронцова.

— Возьмешь ману сэнсэя? — уточнил Тоётоми.

— Пойдем без него!

— Нет, так не годится, — решительно замотал головой японец. — Мы — команда. И нас трое. Идти нужно только вместе!

Пару секунд Милана словно размышляла.

— Ладно, духи с тобой, давай сюда руку! — потребовала она у меня затем. — Пири, два шага вперед! Сядь на кровать! — бросила через плечо клейменой девушке.

Та послушно, механически выполнила приказ.

— Ты что, просто оставишь ее тут? — уже спокойнее уточил я.

— А куда ее сейчас девать? Пусть сидит, никуда не денется!

— А если она вдруг, извиняюсь за натурализм, в туалет захочет?

На миг Воронцова снова задумалась.

— Да, ты прав, — кивнула затем. — Пири, пересядь на пол!

Шатенка подчинилась.

— В смысле? — не понял я.

— В смысле, чтобы, если что, кровать мне не запачкала.

— Слушай, ты вообще нормальная? — снова начал заводиться я. — Нужно ее отвезти в восемнадцатый чертог — и все дела!

— Некогда, — отмахнулась молодая графиня. — Пока туда, пока сюда — сколько времени потеряем!

— Давай попросим кого-нибудь!

— Кого?

— Да кого угодно из соседей!

— Так спят, небось, уже все!

— Разбудим!

— О духи! Да делай, что хочешь! — сдалась наконец Воронцова, устало плюхаясь на подвернувшийся стул. — Только сам все устраивай, меня не трогай! Понял? Пири, выполни, что он скажет!..

— Договорились, — кивнул я. — Пири, встань, пожалуйста, — обратился к девушке на полу.

Та безропотно поднялась на ноги.

— В соседней комнате живет Мария Муравьева из твоего отделения, — подсказал мне Тоётоми. — Можно к ней постучаться — может, не спит еще.

— Пири, иди к двери, — дал команду я.

— Муравьеву не трогай, — бросила мне уже в спину Милана. — Она там сегодня… ну, в общем, не одна. Лучше к Зиновьевой толкнись, ее комната через одну. Алина вроде поздно ложится!

— Разберусь, — буркнул я, переступая порог.

Пири я в итоге отвел не к Алине Зиновьевой, которую почти не знал, а двумя дверьми далее — к Терезе фон Ливен. На стук моя манница открыла почти сразу — должно быть, не спала. Выслушала просьбу, и, не задав никаких вопросов, кивнула:

— Сделаю.

— Спасибо, — поблагодарил я молодую баронессу и вернулся в комнату Воронцовой.

Через три минуты я, Милана и Тоётоми уже выходили из портала под холодные струи ночного дождя где-то на окраине Москвы.