Астральный гамбит

Глава 10

в которой я прокладываю маршрут

— По-хорошему, на следующем повороте нам налево, — поднял я голову от развернутой карты. — Но придется проехать прямо, затем свернуть направо — ну и там как в прошлый раз…

— Так и говори: второй переулок направо! — огрызнулась Воронцова, напряженно вглядываясь в иссеченную дождем тьму ночной улицы впереди, лишь слегка посеребренную светом фар мчащегося четырехместного «манамобиля» с тентовой крышей.

— Третий направо, — уточнил я. — Во втором дежурит полиция.

— Добро, принято… — кивнула наш первый пилот.

Уже, почитай, минут двадцать, как в гонках действовало дополнительное правило: никаких левых поворотов, разворотов или движения задним ходом — либо прямо, либо направо. Предложила его команда со вторым стартовым номером — кажется, ростовчане. Вероятно, им это почему-то было выгодно, а вот нам уже в очередной раз предстояло крутиться вхолостую, теряя драгоценное время.

Ранее в силу успела вступить первая поправка, ограничивавшая максимальную скорость движения экипажей дюжиной верст в час, но недавно ее благополучно отменили. Следующее дополнительное правило ожидалось минут через десять — может, наконец, и этот идиотский запрет на левые повороты уберут? Решать было, впрочем, не нам — не наш черед. Наш наступит только еще четверть часа спустя — так распорядился жребий. Счастливый или нет — поди пойми.

— Вообще, считается, что под последним номером стартовать лучше всего, — заметил нам еще в начале гонки Иван Григорьев.

— И чем же лучше? — поинтересовался я у него.

— Последний номер — последнее слово, — пояснил юнкер. — Ваше дополнительное правило никто уже не отменит. Нередко это решает исход гонки.

С серебряным «портсигаром» у уха — называть этот девайс телефоном у меня пока как-то плохо получалось — Григорьев примостился на заднем сиденье нашего «Москвича», рядом с Ясухару. В обязанности Ивана как посредника входило поддерживать связь с оргкомитетом — раз в пятнадцать минут он сообщал нам об изменениях в правилах и о текущем положении команд в гонке — ну и приглядывать, чтобы с нашей стороны не было никаких нарушений.

Мы с Воронцовой занимали места впереди. Милана вела экипаж по трассе, а я, уткнувшись носом в карту, выполнял работу штурмана.

Полученный нами от организаторов пергамент и в самом деле оказался вещицей незаурядной. Это был не просто чертеж городских улиц — настоящий волшебный навигатор! Показывалось все, начиная от кратчайшего маршрута из точки А в точку Б и заканчивая расположением мобильных патрулей земской полиции и частных экипажей. Чтобы рассмотреть детали, изображение можно было увеличить, чтобы получить общую картину — уменьшить.

Была у этой красивой медали, разумеется, и обратная сторона: при использовании, ману карта тянула, как не в себя. Поэтому, собственно, команда ее и вручила именно мне.

Какое-то время у меня, конечно, ушло на то, чтобы с хитрым артефактом разобраться (не без помощи всезнайки Фу), а также чтобы отладить взаимодействие с нашим пилотом — за эти пять минут пару раз мы успели свернуть не туда и однажды едва не столкнулись с выскочившим из-за угла шальным «Руссо-Балтом» — предупреждать о подобных сюрпризах Милану также входило в мои обязанности. Но вскоре дело у нас наладилось, и гонка понеслась своим чередом.

Единственное, чего не отражала чудо-карта — «манамобилей» наших соперников по гонкам.

По последней информации, озвученной Григорьевым пять минут назад, формальное лидерство держали борисовцы — по оптимальному маршруту до финиша им оставалось преодолеть ровно дюжину верст. Второе место занимали хабаровские девчонки — впереди их еще ждали тринадцать с половиной верст. Мы пока шли третьими — чуть меньше четырнадцати верст в остатке. Но все это было более чем условно: по факту, иная верста легко могла обернуться двумя или тремя — из-за того же пресловутого правила о правых поворотах хотя бы…

Впереди, прямо по курсу нашего «Москвича», черноту неба в очередной раз рассекла кривая белая молния, уткнувшись острием в крыши где-то совсем рядом. Прокатившийся по улице громовой раскат, казалось, обрел собственную силу и лишь чудом не снес с дороги наш экипаж — заставив меня, оторвавшего было глаза от карты, невольно втянуть голову в плечи.

Коляска и впрямь притормозила, но причиной этого, все же, оказался не гром — Милана чуть сбросила скорость, чтобы вписаться в крутой поворот. Пронзительно заскрипели по брусчатке шины, из взрезанной колесом лужи фонтаном взметнулись брызги, каким-то образом ухитрившись окатить на заднем сиденье Григорьева. Посредник раздраженно помянул недобрых духов.

— Насчет нашего правила: у кого какие соображения? — спросила Воронцова, выравнивая коляску.

Вопрос этот поднимался уже несколько раз, но никаких прорывных идей в команде пока не родилось.

— Может, отменим запрет на левые повороты? — предложил сзади Тоётоми.

— Это я держу в уме, — кивнула Милана. — Но его, глядишь, еще до нас отменят… — конец ее фразы почти потонул в очередном громовом раскате.

— Нам, кстати, это правило уже не особо и мешает, — заметил я, для порядка еще раз сверившись с картой. — Теперь важнее, чтобы правый поворот не запретили!

— Ну, тебе виднее…

«Москвич» занесло на очередном лихом вираже.

Блин, что же такое придумать — чтобы и соперникам свинью подложить, и себе жизнь облегчить? Ну или хотя бы просто подсуропить конкурентам?..

— Слушайте, а давайте потребуем, чтобы каждый гонщик слил за борт по пятьсот мерлинов маны? — осенило тут меня. — Нет, даже по тысяче! У кого столько не наберется — сливает все, что есть. Все к духам обнулятся, а вас я подзаряжу — и спокойно поедем к финишу одни…

— А не будет это дискриминацией? — усомнилась Воронцова.

— А в чем тут дискриминация? Все в одинаковых условиях!

— Ничего себе в одинаковых!

— А что? Правило затронет каждого — это не как в тех примерах. Ну, когда высаживаются только девицы или скорость снижают одни нечетные стартовые номера! Меня даже сильнее, чем остальных, коснется — больше всех солью! А что у кого-то на этом мана закончится — так на то и соревнования, нет?! — все сильнее распаляясь, выдал я. — К тому же, через некоторое время запас у них начнет восстанавливаться — вот и покатят себе потихонечку…

— Не знаю, сомнительно как-то, — поразмыслив, неуверенно протянула Милана. — Слишком уж было бы хорошо, если бы получилось. А вы что думаете, господин Григорьев? — не оборачиваясь, спросила она у юнкера, повысив голос. — Пройдет такой вариант?

Посредник не отреагировал. Я коротко глянул через плечо: юнкер снова прильнул к своему «портсигару».

— Сударь? — слегка подтолкнул его под локоть Ясухару. — Что скажете?

— Прошу внимания! Введено новое правило! — опустив руку с девайсом, вместо ответа провозгласил вдруг Григорьев. — В ходе гонки каждый экипаж обязан минимум однажды пересечь какой-либо мост. В случае несоблюдения, к итоговому результату нарушителя добавится тридцать штрафных минут! А пока промежуточные результаты: Борисовская Академия — десять верст до финиша. Федоровский кадетский корпус — двенадцать верст и одно несоблюденное условие. Амурский институт полевого целительства — тринадцать верст с третью и одно несоблюденное условие. Ростовская-на-Дону казачья кадетская школа…

Так, что-то девчонки из Хабаровска притормозили — четверти версты не проехали с последней отсечки… Ну да это их проблема, зато мы теперь на втором месте… Стоп!

— Что за чушь?! — воскликнул я, внезапно сообразив. — У нас на пути нет ни одного моста! — я возмущенно обернулся к юнкеру.

— Правило есть правило, — пожал плечами посредник, закончив объявлять результаты — что там с ростовчанами и казанцами, лично я уже прослушал. — Придется перестроить маршрут так, чтобы мост был — ну или смириться со штрафом. А пока на вас висит одно несоблюденное условие… Вы что-то спрашивали, сударь? — повернулся затем он к Тоётоми. — Прошу прощения, я был занят и не расслышал вопроса.

— Да, спрашивал… — японец торопливо изложил юнкеру мою идею со сбросом маны.

Я же с головой нырнул в карту. Мост, мост… Блин, где тут у нас поблизости какой-нибудь мост? Ага, вот они, голубчики — на реке, как им и положено… Только мы-то от реки этой как раз удаляемся!..

— Первый поворот направо! — отрывисто бросил я Милане. — Потом сразу — еще раз направо. Дальше пока прямо…

— Принято.

— Хм… — пробормотал между тем сзади посредник, дослушав до конца Ясухару. — Лично я здесь никакой дискриминации не вижу, хотя задумка, конечно, крайне оригинальная… Если хотите, я могу уточнить в оргкомитете, — предложил он.

— Будьте так любезны, сударь, — попросил его японец.

Григорьев, должно быть, снова взялся за «портсигар», а наш экипаж нырнул в очередной переулок. Впереди, с мостовой на тротуар, метнулись какие-то серые тени. Я уже даже подумал — не чудовища ли (понятия не имею, почему мне такое взбрело в голову), но эмоционально-заковыристые пожелания счастливого пути, прозвучавшие в наш адрес с улицы, эту догадку незамедлительно опровергли. Впрочем, самые энергичные из выражений заглушил гром.

— Ходят тут всякие… — недовольно процедила в свою очередь Милана.

— Оргкомитет приносит свои извинения, — послышался тут снова сзади голос Григорьева. — Духу гонок ваше предложение не противоречит, однако из соображений безопасности его решено отвергнуть. В городе уже зафиксировано несколько пробоев, и оставлять участников на улице без маны сочтено недопустимым.

— Вот же перестраховщики! — скривился я.

— Они правы, — рассудительно заметил Ясухару. — С пробоями шутки плохи.

— Вроде ж говорили, что в этом половина смысла, — хмыкнул я.

— На меня не пеняйте, молодой князь: будь моя воля, я бы ваше правило утвердил, — заверил юнкер.

Из переулка наш «Москвич» вынырнул на какую-то относительно широкую улицу. Дождь, и прежде поливавший от души, теперь вовсе разошелся. Уходящая под уклон мостовая напоминала едва ли не реку — казалось, еще немного, и коляске сподручнее будет не катиться, а плыть по течению.

Молнии в небе били уже одна за другой, почти без перерыва. Рокот грома не стихал, то грозно нарастая, то миролюбиво умаляясь, но не пропадая ни на миг.

— Тогда что, отменяем сие правило про мост? — спросил Тоётоми, возвращая разговор к прежней теме. Для того, чтобы быть нами услышанным, японцу пришлось нагнуться вперед.

— Нам это сильно мешает? — уточнила у меня Воронцова.

— Ну, как сказать… Мы уже встали на новый маршрут — крюк получается не таким уж и большим, — еще раз прикинув по карте, ответил я.

— Тогда давайте еще подумаем, — заявила девушка. — Пока есть время. Нужно что-то такое, чтобы по борисовцам ударило — иначе нам их не достать…

В этот момент на карте отметка улицы, по которой мы ехали, внезапно окрасилась в черный цвет — так там обозначались тупики и непроезжие дворы.

— Не понял… — удивленно поднял я голову и тут же заорал Милане: — Тормози!

— Твоего ж духа!.. — Воронцова и сама уже увидела: впереди поперек дороги громоздилась настоящая баррикада из каких-то досок, кирпичей и, кажется, обломков мебели. Накатывавшая вода бурлила вокруг импровизированной плотины, ища лазейку.

«Москвич» резко сбросил ход, на мокрой дороге (это чтобы не сказать: в мелкой речке) его повело юзом и развернуло задом наперед. От рывка я едва не выронил драгоценную карту — выпустил из рук, но судорожным движением все же успел выхватить из воздуха уже практически за бортом. Григорьеву повезло меньше — его «портсигар» полетел прямиком в воду. Ясухару впечатался лбом в спинку кресла Миланы.

— Что сие было? — поспешно выпрямившись и тряхнув головой, поинтересовался японец.

Я недоуменно обернулся на перекрывший движение завал, оказавшийся теперь позади коляски, затем сообразил поднять глаза выше: третий этаж ближайшего дома был полуразрушен, из пролома в стене бил неяркий свет.

Тем временем, выругавшись, юнкер кошкой выпрыгнул из «Москвича». Подняв стену брызг, он рухнул на колени и принялся судорожно шарить руками в потоке, ища потерянный девайс.

И тут, словно проникшись ответственностью момента, внезапно утих гром — ненадолго, может, секунд на пять, но этого хватило, чтобы до нашего слуха донесся протяжный, до печенки пробирающий вой. Раньше такой мне уже приходилось слышать — дважды. И оба раза ничего хорошего за ним не следовало.