Астральный гамбит

Глава 18

в которой я предстаю перед начальством

Ни одна молодая графиня в результате инцидента не пострадала. По крайней мере, от магии.

Стена оказалась перекрыта простеньким стационарным щитом, проницаемым для твердых тел (иначе как просунешь руку за маной?), но от неблагоприятного магического воздействия надежно защищающим. Ну, так-то логично: будь иначе, любой неудачный удар мог бы невзначай задеть ничего не подозревающего товарища в соседнем коридоре. Об этом я тогда не подумал.

В ярости я вообще ни о чем особо в тот момент не думал, действовал чисто на эмоциях.

Но так или иначе, никаких последствий моя спонтанная атака не имела. И даже не выглядела со стороны чем-то предосудительным — просто досадный промах мимо мишени.

Но Воронцова, конечно, все поняла. И улыбаться перестала.

За Пири ей, кстати, от Корнилова позже влетело. Милана пыталась отговориться тем, что, мол, по просьбе Поклонской привела клейменую девушку еще на первый урок (что соответствовало действительности), а потом, якобы, не успела в перерыве спровадить ту в восемнадцатый чертог (что уже правдой наверняка не являлось: времени между занятиями для этого было более чем достаточно). И вот, типа, не решившись оставить беспомощную Пири без надзора, Воронцова потащила ее за собой в лабиринт, где та — будто бы случайно — коснулась моей руки (откровенная, бесстыдная ложь: чтобы Милана — и беспокоилась о холопе?!)…

Преподавателя версия молодой графини тоже не особо убедила, и, строго отчитав, тот оштрафовал Воронцову на дюжину баллов. Милана приняла наказание с показным смирением.

Что до меня, то на все эти корпусные рейтинги мне сейчас было глубоко начхать. Пусть охватившее меня в первый момент остервенение и спало, на смену ему пришла холодная злость — на Воронцову с ее идиотскими выходками, на Корнилова, проглядевшего на полигоне Пири, на корпус, где все это произошло, на весь мир магии и его бесчеловечные реалии… И в первую очередь, на себя самого, понятия не имеющего, что мне со всем этим делать и как вообще жить дальше.

Блин, домой хочу! В прежний, спокойный мир — без этого долбаного волшебства, без коварных духов, без летающих ковров, без клейменых холопов-зомби и сумасшедших аристократов-магов!

Уже в столовой, за обедом, Тереза мне рассказала, что по итогам учебного дня «жандармы» вернули себе лидерство. В нашем активе теперь было 264 балла, и отделение Миланы мы опережали на шесть очков. Те же шесть очков по-прежнему составлял мой отрыв от Иванки в личном зачете — премию, полученную мной от есаула в начале занятия, девушка компенсировала лучшей работой на полигоне. Собственно, не удивительно: после воронцовской подставы с Пири выполнять задание Корнилова я, по сути, бросил…

Фон Ливен я, кажется, ответил что-то невпопад. Обед вообще прошел для меня, словно в тумане — не помню, что и как я ел и ел ли вообще.

А после выхода из-за стола меня внезапно вызвали к начальнику корпуса.

Аудиенции у прежнего верховного властелина Федоровки, полковника Пришвина, я не удостаивался ни разу — все вопросы, и о поощрении, и о наказании, решал его заместитель, майор Алексеев. И вот теперь, на третий день учебы, мной вдруг заинтересовался новый начальник корпуса, подполковник фон Таубе. С чего бы это вдруг?

Правдоподобная версия у меня была одна: господин подполковник нашел наконец время лично поздравить нас с давешней победой в гонках. И лишний довод в пользу этой догадки я получил, нагнав на лестнице главного здания Воронцову.

— О, а вот и ты! Драться не будешь? — обернувшись с верхней ступеньки, прищурилась на меня Милана. И, не дожидаясь ответа на свой вопрос, задала другой: — Тоже к барону? — речь, вне всякого сомнения, шла о фон Таубе.

На автомате я кивнул.

— Странно это, не находишь? — заметила молодая графиня, подождав меня и лишь затем двинувшись дальше.

— Из-за гонок, небось, — угрюмо бросил я в сторону — совсем уж промолчать показалось мне по-детски глупым.

— А самурай тогда где?

Ясухару поблизости и впрямь не наблюдалось.

— Подойдет, — пожал плечами я. — Или, может, уже там, — показал глазами вверх по лестничному пролету, на площадку третьего этажа.

— Духа с два! Когда меня вызвали, он рядом стоял. И ему ничего не сказали.

— Ну, не знаю, — раздраженно развел я руками.

— Вот и я не знаю. И мне это не нравится. Сильно не нравится.

— Мне тоже много чего не нравится! — все же не сдержавшись, вскинул голову я.

— За Пири — извини, — внезапно сказала на это Воронцова.

Не скрою, тут она сумела меня малость удивить. Но не смягчить ни на йоту.

— Я думала, выйдет забавно, — должно быть, не получив от меня ожидаемой реакции, добавила Милана.

— Угу, — мрачно буркнул я. — Все аж обхохотались.

— Извини, — вкрадчиво повторила моя спутница. И продолжила: — Печенкой чувствую: ссориться нам с тобой сейчас не время!

«Осмелюсь заметить, сударь, вот тут молодая графиня совершенно права», — подал голос Фу.

«Так, без злыдней бестелесных разберемся!» — недовольно скривился я.

Фамильяру мне тоже имелось что предъявить: мог бы и подсмотреть за стену в лабиринте!

— Что ж будет, когда оно придет? Время ссориться? — это уже предназначалось Воронцовой.

— Тогда и узнаем, — неопределенно повела плечами девушка.

— Не вижу смыла тянуть!

Милана не ответила — мы уже подходили к приемной начальника корпуса.

Барон фон Таубе встретил нас в своем кабинете, стоя у выходящего на дубовую аллею окна. Это был худощавый, очень высокий — разве что не под сажень ростом — мужчина лет сорока пяти с узким, сильно вытянутым лицом и каким-то стеклянным, неживым взглядом бледно-бледно-голубых глаз. Мундир на подполковнике был светло-синий, с серебряным шитьем и аксельбантами — такие носили в III Отделении.

В помещении барон находился не один — на стуле у стены в напряженной позе сидел есаул Корнилов. И этот здесь! Все интереснее и интереснее!..

— Молодая графиня, молодой князь, рад вас видеть у себя, — проговорил барон при нашем с Воронцовой появлении на пороге.

Затем, быстро подойдя к нам, подполковник протянул ладонь для рукопожатия — такую же непропорционально длинную и узкую, как и весь он сам.

«Точно будет поздравлять с победой! — мелькнула у меня мысль. — Странно только, что Ясухару не позвали. Может, наш фон-барон не любит японцев? Гм, непрофессионально как-то…»

— Наслышан о ваших успехах, кадеты, — продолжил тем временем начальник корпуса. Правда, затем акцент последовал вовсе не на гонки. — Первая и третья позиции во вступительном рейтинге, также первая и третья, только уже поменявшись местами друг с другом — в текущем зачете… — ну да, пусть официально на табло при входе это и не отражалось, но Милану я сейчас по баллам опережал, а между нами вклинилась Иванка. — Полагаю, вы заслужили особого к себе отношения. Более серьезного, более уважительного, чем проявила старая администрация корпуса.

Подполковник ненадолго умолк и замер, пристально разглядывая нас с высоты своего баскетбольного роста.

Кстати, любопытно: а есть в этом мире баскетбол? А волейбол с футболом? Слов таких я тут ни разу не слышал. Кажется, за спорткомплексом была какая-то площадка с воротами, больше, правда, на регбийные похожими — низкая перекладина и два высоченных шеста. Впрочем, может, это для какой-нибудь местной версии квиддича — летающие метлы, вон, в наличии…

Дýхи Америки, что за бред мне в голову лезет?!

— Мы как раз сейчас заняты тем, что проводим ревизию управленческих решений, принятых прежним руководством корпуса, — продолжил через четверть минуты фон Таубе каким-то уже совсем иным тоном — не столь елейным, что ли. — И одно из них — напрямую касающееся вас двоих — видится мне как минимум спорным. Догадываетесь, какое?

Почему-то мне подумалось, что он намекает на эпизод с попыткой моего отравления, в результате которой пострадал Гончаров. Учиненной Миланой, кстати, попыткой! Воронцова тогда вышла сухой из воды, я остался при своих — но зато, спасибо Фу, жив и здоров. А наказан был Крикалев — исключительно за свой длинный язык. Это он, как потом выяснилось, в доверие ко мне втирался, сволочь…

— Никак нет, господин подполковник! — ответила между тем барону Воронцова.

— Никак нет, господин подполковник! — предпочел вторить ей я.

— Речь о вызове, который, молодая графиня, вы изволили бросить летом молодому князю и который молодой князь имел честь принять, — не стал ходить вокруг да около фон Таубе. — О смертном поединке — из квоты, что сберегла ваша семья, сударыня. Несмотря на то, что все формальности были соблюдены, майор Алексеев постановил отложить дуэль на неопределенный срок — немало вас, очевидно, сим разочаровав. Что ж, кадеты, у меня для вас добрая новость! Решение майора Алексеева отменено, и ваш поединок состоится! Милостивая государыня, милостивый государь, время завтра на рассвете вас устроит?