Астральный гамбит

Глава 2

в которой я сплачиваю «жандармов»

Каждому курсу Федоровки полагался офицер-куратор из числа преподавателей — ну, что-то вроде классного руководителя в школе. Предполагалось, что за нас, первогодков, будет отвечать ротмистр Рылеев, но накануне начала учебного года тот нежданно корпус покинул, разделив незавидную участь майора Алексеева и полковника Пришвина. Вот уж ни за что не подумал бы, что и этот у нас — сторонник Романова! Помнится, с Огинским у бритоголового ротмистра были какие-то серьезные разногласия, как раз по вопросам внешней политики Империи.

Впрочем, поговаривали, что Рылеева как раз увольнять не собирались, да он сам подал в отставку — типа, из солидарности с опальным руководством. Но слухи — это дело такое…

Так или иначе, плакал, видать, должок, который ротмистр обещал мне отдать в ходе учебы — ну, из-за невыполненного обещания начислить дополнительный балл на экзамене. Не скажу, будто я вот прям на это серьезно рассчитывал — но все равно жалко. Особенно теперь, когда за первенство в нашем отделении открыто провозглашена борьба.

Дойдя до этой мысли, я невольно покосился на новенькую. Мы, первый курс, собрались на дубовой аллее в ожидании, когда штабс-ротмистр Поклонская, куратор второго года обучения, закончит беседу со своими подопечными и снизойдет до нас — «сироток»-первогодков временно «повесили» на нее. Наши держались четко тремя группками, по отделениям. И только Иванова неприкаянно стояла в сторонке, задумчиво изучая острые мысы своих черных форменных туфелек. Поглядывать на нее поглядывали, но завязать с выскочкой общение никто пока не торопился.

Подавив неуместное — и совершенно неконструктивное — злорадство, я одернул китель и решительно двинулся в сторону девушки. В моем (в моем!) отделении изгоев не будет! Ну и потом, сказано же кем-то умным: держи друзей близко, а врагов — еще ближе. Тем более, что это даже не враг, а так…

— Сударыня? — негромко окликнул я новенькую, подойдя со спины.

Встрепенувшись, Иванова резко обернулась, взметнув в воздух тонкие косички. Огромные карие глаза изучающе воззрились на меня.

— Ой, простите, сударь, я задумалась…

— Это вы меня простите, сударыня, — как смог более любезно улыбнулся я ей. — Недавно, на общем построении, я, возможно, был излишне резок…

— Нет-нет, все правильно, — проговорила новенькая, почему-то при этом сначала кивнув, и лишь затем, будто опомнившись, замотав головой. — Там я была не права.

Что ж, искренна она или нет, но будем считать давешний инцидент исчерпанным.

Но не этот разговор — он-то у нас как раз только начался.

— Раз уж такое дело, позвольте представиться, — продолжил я. — Молодой князь Владимир Огинский-Зотов — к вашим услугам, — козырять титулом, конечно, то еще читерство, но почему бы и нет — раз правила этикета требуют?

— Очень приятно, Ваше сиятельство… — Иванова дернулась было, словно собиралась присесть в книксене или даже в реверансе, но вовремя спохватилась, что в форме так делать не принято — однако вместо поклона не придумала ничего лучше как только отсалютовать, приложив два пальца к козырьку фуражки.

Я был вынужден ответить аналогичным жестом — немного нелепым в нашей неформальной обстановке. Сзади, в группе первокурсников, кто-то прыснул — хотя, конечно, совсем не факт, что причиной тому послужили именно мы с новенькой: может, там на нас сейчас и не смотрел никто…

«Не надейтесь, сударь, — встрял с „утешением“ Фу. — Все тридцать четыре пары глаз нынче вовсю глядят на вас. Хохотнул, кстати, Кутайсов. Но Воронцова сей насмешки не поддержала, и молодой граф покамест затих».

«Дýхи с ним, с Кутайсовым, — мысленно буркнул я. — В плохом смысле слова „духи“», — добавил, чтобы не обижать фамильяра.

«Я понял, сударь. Расхожая присказка, дело привычное».

«Ну, типа того…»

— Опустим «сиятельство», — предложил я между тем вслух, не дав слишком затянуться неловкой паузе. — Друзья называют меня Володей… — сказал — и осекся: на самом деле здесь, в этом мире, никто, кроме Нади так ко мне не обращался.

— Надеюсь когда-нибудь удостоиться чести войти в их число, молодой князь, — проявила, однако, нежданную деликатность моя собеседница. — А я — Иоанна Иванова. Можно — Иванка[1], — представилась наконец и она. — Даже лучше — Иванка, — добавила уже с улыбкой.

— Очень приятно, — пряча усмешку, поклонился я. Надо же: Иванка! И еще этот ее нет-нет да и проскакивающий акцент… — Осмелюсь поинтересоваться, сударыня: а откуда вы родом? — задал я вопрос.

— Все всегда о сем спрашивают, — снова улыбнулась девушка, я же мысленно отметил это ее «сем» — молодежь здесь так редко говорит. Ясухару не в счет — он русский язык в Японии учил. — От постоянного повторения я уже, кажется, наизусть зазубрила ответ, хотя вопрос неожиданно непростой, — продолжила между тем Иванова. — Мой род происходит из Херсонской губернии, но вот уже два десятка лет, как отец служит в имперском торговом представительстве в Южной Европе. Ну, Царство Болгарское, Княжество Сербия, Эллада, Македония, Королевство Сицилия… — и в самом деле как по заученному, размеренно проговорила она. — Там он и встретил мою маму — она была дочерью сербского дворянина, но перед свадьбой испросила российское подданство, кое и получила. Я же родилась в Софии и большую часть жизни провела в Болгарии и Сербии. Отсюда не самое распространенное в Империи имя — и то, что мой батюшка, посмеиваясь, называл «говорок»… Зато фамилия — куда уж более русская! — словно бы в оправдание заметила рассказчица после короткой паузы.

— Это верно, — усмехнулся я. — Позволите еще вопрос?

— Сколько угодно, сударь.

— Тут народ интересуется… — слегка мотнул я головой в сторону однокурсников. — Если не секрет: как так вышло, что вас зачислили в корпус без экзаменов?

— Никакого секрета, — ничуть не смутилась Иванка. — Я сдавала экзамены — просто не вместе со всеми.

— Но вашей фамилии не было в рейтинге, — недоверчиво бросил я.

— Это потому, что я сдавала позже остальных — после того, как в корпусе открылась вакансия. Мне разрешили… А по набранным баллам я бы вошла здесь в первую тройку! — добавила она не без гордости.

— Это поэтому вы хотели встать во главе отделения? — чуть прищурившись, осведомился я — лишь немалым усилием удержавшись от вовсе уж недовольной гримасы. И дело тут заключалось даже не в том, что, получается, претензии новенькой на лидерство были не столь уж и необоснованны — первая тройка, блин: посмотрел бы я еще на нее в императорском дворце во время прорыва! Резануло меня упоминание об открывшейся вакансии — хотя тут-то как раз Ивановой сложно было что-то предъявить…

— Нет, я же уже сказала: там я была не права, — снова сперва кивнула и лишь потом мотнула головой девушка. Ну да, она же, говорит, в Болгарии росла, а у них там все не как у людей: кивок, кажется, значит «нет», а покачивание головой — наоборот, «да». По крайней мере, в нашем мире — так… — Баллы баллами, но в рейтинге я и впрямь не значилась. Так что теперь жду до зимы, — ухмыльнулась она.

— Вы весьма в себе уверены, Иванка, — в свою очередь усмехнулся я, в запальчивости машинально назвав собеседницу по имени — больше бы тут, пожалуй, подошло чопорное «милостивая государыня».

— Имею на то некоторые основания, молодой князь, — а вот девушка уместную дистанцию выдержала безукоризненно. — О, к нам идет госпожа штабс-ротмистр, — смешно дернув корявыми косичками (и кто только ее учил их заплетать? Наверное, даже у меня аккуратнее бы вышло! И эта криворучка еще на что-то тут претендует! Ха!) — посмотрела она вдруг куда-то мне за спину. — Должно быть, несет расписание занятий!

Я обернулся: отделавшись наконец от второкурсников, к нам и в самом деле шагала в своем красном гвардейском мундире Поклонская. В руках у рыжеволосой штабс-ротмистра была пачка бумажных листов.

— Ну что ж, пойдем, послушаем, что она скажет, — пробормотал я.

Звать себя дважды Иванка не заставила, и мы двинулись к остальным первокурсникам — по большей части уже тоже успевшим переключить внимание с нас двоих на приближавшегося куратора.

Тратить на нас много времени штабс-ротмистр не стала. Коротко представившись (я только теперь узнал, что ее, оказывается, зовут Ириной Викторовной — все Поклонская и Поклонская…), куратор разделила принесенные бумаги на три части, вручила по одной мне, Воронцовой и Ясухару и, бросив на прощанье:

— Будут вопросы — мой кабинет на втором этаже главного здания, номер двадцать шесть. Только не приходите толпой — решайте через командиров отделений, — удалилась восвояси.

Раздав полученные листы «своим» кадетам — бумаг оказалось аккурат двенадцать — я уставился на последний, оставшийся у меня. Попробовал прочесть:

«У… Уче… Учебный пд… Пда… Пдан…» Что еще за «пдан»?!

«Учебный план на семестр», — пришел мне на помощь верный Фу. — «Дальше читать, сударь? Или вы у нас сами с усами?»

«Это перечень предметов?» — не торопясь с ответом, спросил я. Под заголовком явно шел пронумерованный список.

«Перечень предметов с указанием количества запланированных на них учебных часов. И ниже — расписание».

«Начнем с расписания, — предложил я. — Что у нас сегодня?»

«Артефакторика — совместно с первым и вторым отделениями. Затем физическая культура — уже отдельно…»

«Серьезно? — вздернул я брови. — Физкультура?»

«А что вас удивляет, сударь?»

«Да нет, ничего, наверное…» — пожал я плечами. Действительно, почему нет? Как говорится, в здоровом теле — здоровый дух…

«Духи — это уже спиритология, — поправил меня Фу. — Она у вас стоит на завтра».

«Ясно, духи — завтра, — хмыкнул я. — А еще какие предметы в расписании?»

«Боевая техника, основы целительства, проблемы магической практики,

военная история, правоведение, политическая подготовка».

«И все?»

«В этом семестре — все. Вам мало, сударь?»

«Даже лишнее вижу. Типа, политической подготовки. Мозги будут промывать? Идеологически накачивать?»

«Не без этого. А как вы хотели? Впрочем, там много и полезного предусмотрено в рамках курса. География, основы дипломатического этикета, армейские традиции — ну и все такое…»

«Для меня полезно то, что поможет справиться с Огинским», — буркнул я.

«Никогда заранее не знаешь, что и где пригодится», — наставительно заметил фамильяр.

В этот момент, уловив слева от себя какое-то движение, я оторвался от листа, в который до сих пор добросовестно пялился, поднял голову и обернулся: первое отделение во главе с Миланой двинулось вдоль по аллее. Не то чтобы прям вот строем — чеканить шаг от нас в корпусе никто не требовал — но сплоченной, плотной группой.

За «воронцовцами» тронулась с места и команда Ясухару. Третье же отделение пока выжидающе смотрело на меня.

«Где у нас проходит эта… как ее? Архифакторика?» — по-быстрому уточнил я у Фу, лишь затем сообразив, что можно было просто направиться следом за двумя первыми отделениями — занятие-то нам предстояло совместное.

«Артефакторика, — не преминул поправить меня дух. — От слова „артефакт“. Чертог номер десять. Это прямо перед комплексом полигона», — выдал-таки он необходимую информацию.

— Нам в десятый чертог! — проговорил я вслух, окинув взглядом отделение. — Ну что, господа жандармы, идем учиться?

— А почему «жандармы»? — непонимающе вскинула голову Иванова. — Ах, да, — догадалась она, впрочем, почти тут же. — Третье отделение же!..

— Третье по счету, первое по сути! — заявил я, зачем-то решив поддать пафоса.

— Точно! — неожиданно подхватила Маша Муравьева. — Третье — лучшее! Как в хорошей сказке! Вперед, жандармы!

— Вперед, жандармы! — нестройно, но бодро закричали уже все — ну или почти все, может, кто и отмолчался из скромности, за каждым не уследишь. Но Иванка, вон, точно участвовала в общем хоре — и с немалым энтузиазмом.

«А кто-то еще что-то говорил о бесполезности идеологической накачки?» — хмыкнул Фу.

В этот момент мы уже вовсю шагали в направлении учебного корпуса.