Астральный гамбит

Глава 34

в которой я еду через равнины Оклахомы

В вагоне, в который мы вошли, имелось два разделенных проходом ряда двухместных деревянных сидений с высокими спинками, сгруппированных попарно, одно напротив другого. Все они были свободны, лишь в противоположном конце салона мелькнула какая-то одинокая фигура в широкополой шляпе — при нашем появлении она (фигура, да и шляпа, собственно, тоже) как раз скрылась в тамбуре.

— Смотрю, нас избегают, — бросила Воронцова, плюхаясь на лавку возле прямоугольного окошка. Стекла в его раме не было, как и во всех остальных в вагоне. — Ну и к лучшему…

— Заметили? Это был тот самый толстяк, — заявила фон Ливен, мотнув головой в направлении тамбура. Она пока присаживаться не спешила. — Приятель стрелка, убитого молодым князем.

— Предпочел держаться от нас подальше? — натянуто усмехнулся я, ища в себя хотя бы отголосок горечи по поводу погибшего метиса — и даже близко ничего подобного не находя.

— Или побежал за подмогой, — предположила в свою очередь Муравьева.

— Что ж, пусть приводит, если хочет, — пожал плечами Ясухару. — С крышей над головой, — указал он на потолок вагона, — у нас будет совсем иной расклад!

Ну да, в помещении же должна работать магия! На пробу я подхватил левитацией свою холщовую суму — поднадоевшее давление на плечо тут же ослабло. Подняв ношу повыше, чтобы освободить ремень, я аккуратно отправил сумку на сиденье.

— Точно, у меня работает! — воскликнула Маша, тоже, должно быть, устроившая себе проверку — внешне у нее это, правда, никак не проявилось.

— Работает, — кивнула Тереза. — И все-таки лучше обойтись без драки.

Конец ее фразы потонул в басе паровозного гудка. В следующий миг поезд тронулся — сперва резко дернул, заставив стоявших на ногах поспешно схватиться за спинки сидений и друг за друга, но дальше пошел плавно, как и положено уважающему себя волшебному транспорту.

— Поехали, — констатировал я, опускаясь на скамью рядом со своей сумкой — напротив Миланы.

Мелькнули за окнами строения станции, и безымянный городок остался позади.

— А сколько нам, собственно, ехать? — задала вопрос Маша, также усаживаясь — возле Воронцовой.

— Как я понимаю, до упора, — проговорил я. — Подполковник Николаев сказал, что Оклахома-Сити — конечная.

— А по времени это сколько? — не унималась длинноножка.

— Здесь верст двести, — прикинула Воронцова, развернув на коленях карту штата. — Смотря, с какой скоростью поедем…

Я снова посмотрел в окно: набирать ход наш поезд как-то не особо спешил.

Тем временем Тереза села на лавку через проход от Маши и усадила рядом с собой Свету.

— Может, перекусим? — предложила фон Ливен затем, открывая свою суму.

— Отличная идея! — тут же подхватила Муравьева.

Несмотря на то, что с легкого завтрака, которым Николаев попотчевал нас еще в Канзасе, прошло уже часов пять, голода я совершенно не чувствовал — должно быть, сказалось пережитое в дороге волнение. А вот пить мне хотелось уже давно, но воду я считал нужным экономить: что такое два литра? Капли же!

«Простите, что не пояснил раньше, сударь: пока работает магия, жажда вам не грозит, — проснулся Фу. — В отличие от пищи, питьевую воду одаренный, пусть и не без труда, может добыть из чего угодно, хоть из воздуха — тем более, с вашими запасами маны. Когда понадобится, я научу вас, как сие делается».

«А зачем же тогда мы тащим ее с собой?» — с сомнением поинтересовался я, кивнув на тяжелую суму.

«На шоссе магия вам была недоступна», — напомнил «паук».

«Где ж вы раньше были! — покачал головой я, запуская руку в суму и доставая оттуда бутыль — едва початую. — Как доедем, напомните мне перед выходом из вагона пополнить запасы!» — попросил я фамильяра, вынув пробку и жадно припав губами к стеклянному горлышку.

«Хорошо, сударь».

Тем временем Воронцова тоже открыла сумку, выудила из нее плитку пищевого концентрата, развернув серебристую фольгу, надкусила. Недовольно поморщившись, сразу же потянулась за бутылкой. Я хотел было предложить Милане свою, но она уже достала собственную, полупустую.

— Невкусно? — поинтересовался я, кивнув на отвергнутую девушкой питательную плитку.

— Сойдет, — буркнула она. — Просто уж слишком солоно…

Запрокинув голову, Воронцова подняла бутылку — и в следующий миг та буквально взорвалась у нее в руке. Во все стороны брызнули осколки — на саму Милану, на меня, на Машу по соседству… Один царапнул мне щеку, другой вонзился в палец правой руки. Хотя нет, последнее — это, пожалуй, был не осколок! Острая резь в подушечках пальцев — а не уже привычное легкое покалывание, с момента посадки в поезд не прекращавшееся и связанное, должно быть, с присутствием пассажиров-духов в соседних с нашим вагонах — возникала снова и снова, хотя стеклянный град уже иссяк.

— Что еще за шутки?! — вскочила на ноги Воронцова. Кисть руки и лицо у нее были в крови.

А вот Муравьева осталась сидеть — бледная и какая-то вся потерянная.

— Смотрите! — подбежала к нам Златка — показывая за окно.

Я обернулся: по равнине параллельно железнодорожным путям скакали… Первая моя ассоциация: индейцы. Ну да: лошади, какие-то грозные штуковины в руках седоков, развевающиеся султаны из перьев… Только приглядевшись, я заметил на лицах всадников длинные клювы. И увидел, что торсы седоков растут непосредственно из конских тел — как у…

— Центаврусы! — ахнула Милана.

«Редкий вид чудовищ, в Европе в пробоях таких почти не встречается, — пояснил в ответ на мое молчаливое недоумение Фу. — Простите, сударь, но я до поры спрячусь. Сами знаете: духи первого разряда — не лучшая для меня компания…»

В это время ближайший к нам центаврус взмахнул рукой — от плеча до локтя та напоминала человеческую, ниже же представляла собой плоскую ласту. С ее конца сорвался черный комочек — и полетел прямиком в наше окно. Мы с Воронцовой дружно вскинули щиты. Снаряд — такой же, должно быть, несколькими секундами ранее и разбил вдребезги бутылку Миланы — угодил в защиту, но не отскочил от нее и не остановился, а лишь потерял скорость. Стало видно, что это шипастый шарик с крупную вишню размером. Медленно проплыв между нами с молодой графиней, он пересек вагон и вылетел в противоположное окно.

Справа и слева — должно быть, из соседних вагонов — послышались характерные хлопки «револьверных» выстрелов. Несколько центавроидов сбились с шага, двое или трое покатились кубарем, но остальные продолжили скакать — и забрасывать поезд своими шариками.

Хм, оказывается у других духов с местными чудовищами те еще отношения!

«Разумеется, сударь, а вы как думали?» — нежданно опять возник в моей голове успевший попрощаться Фу.

«Вы же, вроде, ушли?» — не без удивления заметил я фамильяру.

«Увы, сударь, укрыться тут толком негде. Так что я снова с вами. Надеюсь, вы рады?»

«В восторге!» — усмехнулся я.

— Молодая графиня, вы вся в крови! — оттащив от окна Воронцову, Тереза занялась ее ранами.

Тем временем, пришла в себя Муравьева.

— Простите, — пробормотала она. — Мне вдруг сделалось дурно… Как при пробое.

— Здесь у них, похоже, по жизни пробой, — буркнул я, продолжая удерживать щит — тот уже успел поймать еще один снаряд.

Проворно подскочивший Тоётоми не дал шипастому шарику улететь восвояси, сбив тот сумкой на пол.

— Слезы центавруса — очень ценный ингредиент с точки зрения кодо, — пояснил японец в ответ на мой ошарашенный взгляд. — Главное — сразу их законсервировать…

— Слезы? — хмыкнул я.

— Так это у нас называют. «Намида»[6]. Как будет по-русски — я не знаю, поэтому перевел дословно…

— Ну, сейчас они тебе этих слезинок полную сумку наплачут, — заметил я: мой щит как раз затормозил в полете очередной снаряд.

— Полную не наплачут, — вскочив, Ясухару перехватил и этот шарик. — У центавруса бывает всего одна слеза.

В этот момент к нам вернулись Милана с Терезой. Ржавые кровавые разводы на лице Воронцовой остались, но ран от осколков уже не было.

— Молодой князь, у вас тоже порез, на щеке! — заметила фон Ливен. — Нужно залечить!

— Просто царапина, — отмахнулся я.

— Нет, она светится! — не отступала молодая баронесса. — Дайте, посмотрю!

«Рана нанесена магией, — поддержал ее Фу. — Лучше сразу принять меры».

«Какая магия — это же была стекляшка!»

«Или отскочила слеза, как их называет господин Ясухару».

— Я подержу щит, — заявила Милана, оттесняя меня плечом от окна.

— Я помогу, — встала рядом с ней Маша.

— Ну, ладно… — вместе с Терезой я отступил в проход.

Провозилась со мной фон Ливен с минуту — по ходу дела все сильнее и сильнее хмурясь.

— Нет, не получается, — пробормотала она наконец.

— Что не получается? — похолодел я.

— Порез закрыть. Область поражения я локализовала — если там была какая-нибудь зараза, дальше она не поползет — но ранку залечить не могу. Придется ждать, пока сама пройдет…

— Ничего, до свадьбы заживет! — бросил я.

Тереза почему-то покраснела. Здесь что, так не говорят?

Подняв щит, я вернулся к окну — но уже соседнему с тем, что теперь прикрывали Милана с Машей. Центаврусов снаружи стало значительно меньше — должно быть, многих успели перестрелять наши попутчики из других вагонов. Сложив пальцы свободной руки в фигу, я ударил по ближайшему чудовищу, но то ли промазал, то ли силы не хватило — монстр преспокойно продолжил скакать рядом с вагоном, даже хохолком из перьев не дернув.

Я попробовал файербол, но и на этот раз не преуспел — центаврус ловко отбил огненный снаряд плоскостью своей ласты, словно теннисный мячик ракеткой, отправив его обратно в окно. Хорошо хоть мой щит не сплоховал, добросовестно затушив возвращенный подарок.

А тем временем торс центавруса затрясся — и внезапно отделился от лошадиного тела, приподнявшись над ним на множестве серых отростков — этаких ложноножек. Стремительно ими перебирая, верхняя часть чудовища соскользнула назад, на конский круп, и уже оттуда прыгнула в сторону поезда — не на меня и не к Милане с Машей — в одно из задних, никем не прикрытых окон. Обезглавленный конь при этом словно и не заметил потери — так и шел галопом, как ни в чем не бывало.

— Он здесь! — донесся до меня голос Златки, оказавшейся, как видно, на пути у зажившей собственной жизнью верхней половины центавруса.

Бросив свою сумку, Ясухару метнулся к монстру. В руке японца воспылала его любимая Огненная катана.

Удар горящего клинка чудовище без видимых усилий парировало правой ластой и тут же контратаковало с левой — Тоётоми едва успел уклониться. Златка за скамьей сбоку судорожно задергала пальцами — складывая их то в одну комбинацию, то в другую — но все без малейшего вреда для ворвавшегося в вагон монстра.

Ясухару еще раз попытался достать противника мечом — но дух отразил и эту атаку.

— Да на него вообще ничего не действует! — в отчаянии воскликнула царевна.

«Фу, вы же здесь? Как его убить?!» — дернул я притихшего фамильяра.

«Точно не знаю, сударь. Но имею некоторые основания полагать, что ваш так называемый „револьвер“ с задачей справится».

В родном мире я как-то стрелял в тире — из пистолета и как раз из револьвера. Не то чтобы это сделало меня снайпером, но лучше уж такой опыт, чем вовсе никакого…

Я рванул оружие из кобуры. Рукоять легла в ладонь, как влитая. Вот только тяжелая, зараза…

Ствол револьвера нацелился на монстра, но между чудовищем и мной по-прежнему мельтешил Ясухару.

— Тоётоми, пригнись! — крикнул я.

Японец приказ перевыполнил — мгновенно рухнул навзничь. Я даже успел подумать, что это злобный дух сбил его с ног — потом выяснилось: нет.

Мой палец плавно (со слов инструктора я помнил, что это чрезвычайно важно) надавил на спусковой крючок.

Грянул выстрел — оглушительно, но без малейшей отдачи — и чудовище растворилось в воздухе. Я машинально покосился за окно: нижней половины центавруса там тоже уже не было — хотя возможно, она просто отстала от вагона. Или наоборот, унеслась вперед.

— Ты как? — метнулся я к Ясухару.

— Невредим, — заявил тот, поспешно перекатываясь на живот и поднимаясь. — И теперь знаю, почему слезы центавруса такие дорогие! — он шагнул к своей брошенной на полу сумке и вдруг замер: — Так, а вот и второй!

Я обернулся: в начале вагона, у самой двери тамбура, и впрямь маячил еще один торс-обрубок. А рядом с ним, на полу, сидела, поджав под себя ноги, Каратова.

Блин, как она туда попала-то?! Вот здесь же, рядом была!

Я вскинул револьвер. Чудовище, будто поняв, что сейчас произойдет, проворно сдвинулось, укрывшись за клейменой девушкой.

— Светка, ложись! — крикнул я, подхватывая руку с револьвером другой, чтобы тяжелое оружие перестало дрожать.

Каратова никак не отреагировала.

— Она не отзывается на это имя! — выросла рядом со мной Тереза. — Моля, а ну, приляг!

Светка медленно, будто бы через силу обернулась к нам, затем столь же неспешно вытянула ноги и опрокинулась на спину. Монстр качнулся за ней, явно собираясь ударить своим длинным клювом аккурат в живот — и я выстрелил.

Чудовище исчезло.

Я рванулся к Каратовой.

Та так и продолжала лежать, глядя в потолок — ну да, новой команды же не поступало!

Как же она ухитрилась без приказа уйти от нас в начало вагона? Может, приняла за распоряжение какую-нибудь случайную обмолвку Терезы?

Я склонился над девушкой. На миг мне показалось, что взгляд ее вдруг сделался осмысленным — причем, грустным и каким-то чуть ли не осуждающим — но, как видно, именно что показалось: через секунду тот снова был привычно пустым.

— Света?.. — с безотчетной надеждой вырвалось все же у меня.

Ноль реакции.

— Моля, встань, пожалуйста, с пола, — попросила Каратову подоспевшая фон Ливен.

Клейменная девушка послушно принялась подниматься на ноги.

— Может, пусть лучше лежит пока? — заметил я. — Так ей будет безопаснее.

— Моля, ляг, — с готовностью поменяла приказ Тереза.

Светка снова растянулась на полу.

Не в силах смотреть, как безвольную Каратову дергают за ниточки, словно куклу — пусть и для ее же пользы, да и сам ведь предложил оставить ее лежащей — я быстро отвернулся и столкнулся взглядом с приближавшейся сзади Воронцовой.

— Все, похоже, можно ее поднимать, — заявила Милана. — Центаврусы отстали.

— Моля, поднимайся, — велела за моей спиной Светке молодая баронесса.

Послышался шорох — Каратова покорно встала с пола.

Скривившись, как от зубной боли, я с силой ударил кулаком по деревянной спинке сиденья. Паровоз ответил мне протяжным, сочувственным гудком.