в которой я вхожу в открытую дверь
Несмотря на убежденность есаула Семенова, что в Канзасе мы, типа, и так неплохо отдохнули, на следующий день всей нашей шестерке был предоставлен выходной. Признаться, сперва я все равно собирался пойти на занятия — и так много пропустил — однако потом подумал: «Какого духа?!» — и почти до самого обеда проторчал у целителей, куда накануне поместили Светку.
Каратова спала. Как мне объяснили, раз в два-три дня ее будут будить, чтобы накормить, а затем снова погружать в забытье. О том, чтобы приступить непосредственно к лечению, никакой речи, по-моему, вообще не шло.
Когда я вконец достал персонал лазарета своими вопросами, мне вручили какой-то потрепанный старинный фолиант: на, мол, сам почитай. Чем я и занялся — в меру сил и умения. Книга так и называлась: «Снятая печать: трагедия освобожденного холопа». Я, правда, пока не разобрался, что это — серьезный научный трактат, публицистика или и вовсе художественное произведение, но из того, что успел осилить — шестую часть раздела «Введение» — картина вырисовывалась довольно безрадостная. О чем мне, собственно, сразу сказали в лазарете — да я слушать не хотел.
Выпросив разрешение забрать книгу с собой — целители, кажется, уже на все были готовы, лишь бы спровадить меня наконец из своей тихой обители хотя бы до завтра — с толстым томиком под мышкой я неспешно направился в казарму, но, проходя мимо полигона, столкнулся с выходившими из зала Муравьевой и фон Ливен.
— О! — радостно улыбнулась мне Маша. — А мы с Терезой как раз о тебе говорили! — еще в Канзасе с длинноножкой мы перешли на «ты». А вот в общении с молодой баронессой у меня почему-то сохранилось взаимное чопорное «вы» — ума не приложу, как так вышло.
— Сударь, вы от Светланы? Как она? — справилась о своем бывшем холопе моя манница.
— Без изменений, — развел я руками. — Да и откуда им взяться, если с ней ничего не делают?! — добавил сердито. — А ты как? — посмотрев на Муравьеву, спросил я уже спокойнее.
— Привыкаю потихоньку, — принужденно хихикнула та. — Но не перестаю благодарить Ключ, что родилась не полукровкой и не квартеронкой. Разорваться пополам — вот это, наверное, было бы по-настоящему ужасно. А так временами даже интересно по-своему: что ни минута, узнаю о себе что-то новенькое. Вот, только что выяснилось, что по части маскировки я теперь полный профан! — вздохнула она. — Раньше все за меня, оказывается, дух делал. Ну, та часть меня, что была наследием духов.
— Сочувствую, — пробормотал я, не зная, что тут еще можно сказать.
— Нет, есть и очевидные плюсы! — мотнула головой Маша. — Но я вообще не об этом хотела поговорить! Тереза, можешь нам поставить защиту от чужих глаз и ушей? — повернулась она к спутнице.
Кивнув, фон Ливен сжала кулаки, а затем оттопырила мизинцы:
— Сделано.
— Я встретила своего духа! — тем не менее опасливо оглядевшись по сторонам — не подслушивает ли кто — восторженным шепотом проговорила Муравьева. — Ну, отколовшуюся часть! Я ее так и зову — Одна Шестнадцатая или, попросту, Оши! Она мне теперь как фамильяр! Знакомьтесь!
На плече у нее возник крохотный золотистый паучок — этакая копия Фу-Хао в масштабе 1:10.
— Поздравляю, — пожалуй, я не удивился. И искренне за Машу порадовался: какое-никакое, а воссоединение. Да и вообще, фамильяр — это хорошо — мне ли не знать! — Только ты осторожнее, — предупредил я затем. — Нелегальный фамильяр — дело стремное. Узнают — вылетишь из Федоровки — и на цацку не посмотрят! — на кителе Муравьевой, как и на наших с фон Ливен, красовалась алая планочка медальной ленты.
Нужно признать, Машина грудь служила для нее куда более впечатляющей подложкой, чем, скажем, у Терезы.
— Я очень осторожна! — заверила меня девушка. — Но не в этом дело! Помнишь, ты говорил, что Фу-Хао обещал попытаться помочь Светлане?
— Что уж теперь об этом?.. — скривился от невеселых мыслей я. — Фу нынче у Огинского.
— Зато у нас есть Оши! — торжествующе заявила длинноножка. — Опыта у нее еще, конечно, маловато, но зато задора навалом — вся в меня! И главное — она дух! Самый настоящий! А что, если попробовать через нее? — с горящими от возбуждения глазами выдала Муравьева. — Вдруг у Оши получится вернуть Светлане утраченную личность?!
— Не получится, — печально бросил я.
— Почему? — осеклась Маша. — Она бы очень постаралась! Она хороший дух!
— Уверен: Оши просто замечательная — как и ты, — выдавил я улыбку. — Но дело не в ней. Просто — поздно… Мне Фу говорил, но я мимо ушей пропустил, — продолжил я, поняв, что тут требуются более-менее подробные объяснения, а не просто вежливый отказ. — А сейчас вот вычитал, — кивнул я на книгу под мышкой. — Чтобы дух смог помочь бывшему холопу — ну, хотя бы попробовал помочь — он должен получить на это прямое дозволение от будущего пациента. Но те, как правило, просто не способны такое дозволение осознанно выдать. И со Светланой все, увы, именно так. Нужно было раньше думать, пока не снялась печать — за холопа разрешение может предоставить хозяин. А теперь — никак…
— Да? Вот же засада… — разочарованно пробормотала Муравьева.
— А если Светлану снова заклеймить? — деловито предложила Тереза. — Наложить печать, выдать допуск духу — а потом опять снять?
— В Империи клеймение под запретом, — напомнила Маша.
— Я спросил в лазарете: в лечебных целях разрешили бы, — пояснил я. — Но штука в том, что повторного клеймения Светлана тупо не переживет. Так сказали целители. Они, правда, много чего наговорили, но тут я им верю…
— А где не верите? — спросила фон Ливен.
— Не то чтобы не верю… — невесело хмыкнул я. — Скорее, это они мне не верят. Например, говорят, что Светлана чисто физически не могла ничего внятного произнести после снятия печати. Но я-то знаю, что это не так!
— А что она сказала? — спросила Маша. — Я тогда была сама не своя, вообще ничего вокруг себя не замечала.
— Кажется, «Хочу домой!», — вспомнила Тереза. — Правда, сама я тоже не слышала — только как молодой князь повторил ее слова духу.
— Просто «домой», — поправил я фон Ливен. — Дважды подряд. И потом добавила еще пару слов.
— Пару слов? — удивленно приподняла брови молодая баронесса. — Каких?
— «Четырнадцать». И «серый».
— Действительно странно, — нахмурилась Тереза.
— Я думаю, это должно иметь какое-то отношение к порталам, — проговорил я, чуть не уточнив: «в мир-донор», но в последний момент таки успел прикусить язык — эту свою тайну я по-прежнему никому раскрывать не собирался, даже самым близким друзьям.
— При чем тут портал? — развела руками фон Ливен.
Ответа на этот вопрос я и сам не знал — разве что дело было в том, что Светка сказала «домой», а как еще туда попадешь, если не через портал?
— Портал тут ни при чем! — убежденно заявила внезапно Муравьева. — Это другое… И как раз то, что нам нужно! — просияла она.
— В смысле? — не понял я.
— Это почти готовый код доступа к сердцу Светланы! Для духа!
— С чего ты такое взяла? — с сомнением спросил я.
— Я же восемнадцать лет была духом, пусть и на шестнадцатую долю! И последние два года раз в месяц как раз такие коды взламывала! Только мне для этого требовалось… Впрочем, неважно! — мотнула она головой. — Там как бы воображаемый круг, поделенный на множество долек. Сунуться не в тот сектор — себе дороже. Но если знать нужный номер — например, четырнадцатый — полдела сделано! А потом идут цвета. Тоже важно не ошибиться. Серый — хорошая подсказка!
— Четырнадцать-серый, — задумчиво пробормотала между тем Тереза. — А почему вы не рассказали об этом Князю? — спросила она у меня.
— Он же все равно отказался помочь, — отмахнулся я. — Ты уверена насчет кодов? — спросил я Машу.
— Говорю же: это моя фишка!
— Стоп, а кого и зачем ты годами взламывала? — снова вмешалась фон Ливен.
— Долгая история, — немного нервно передернула плечиками Муравьева.
— Меня тоже? — не отступала Тереза. — Или молодого князя?
— Тебя бы у меня не вышло, — усмехнулась чему-то длинноножка. — Специфика процесса. Володю, — перевела она взгляд на меня, — тоже не довелось… Что, может, и к лучшему, — заявила Маша. — Но теперь это всяко в прошлом.
— А с помощью этого кода твой дух сможет взломать Светку? — уточнил я.
— Тут и ломать ничего не придется — раз код известен. Разве что в оттенках серого Оши придется покопаться — их там штук пятьдесят наберется разных… Но это уже не взлом, а так, квест. Ну что, попробуем?
— Давай! — энергично кивнул я, нежданно обнадеженный. — Правда, сегодня к Свете меня уже не пустят… — вспомнил, однако, тут же. — Только завтра.
— И не надо. Оши справится сама. Она говорит, быстрого результата все равно не стоит ждать — несколько дней только присматриваться придется…
— Это понятно, — с умным видом кивнул я.
— Все, я ее отправила к Светлане, — сообщила Маша.
Паучок с ее плеча и впрямь исчез.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Для меня это крайне важно.
— Я знаю, — кивнула Муравьева. — Рада помочь.
До пятого чертога мы дошли втроем, но у входа Тереза нас с Машей покинула — ей зачем-то нужно было в главное здание, и на «родной» шестой этаж мы с Муравьевой поднялись уже без фон Ливен.
— Кстати, раз уж мои взломы остались в прошлом, не заглянешь в гости? — с лукавой улыбкой предложила длинноножка, когда мы оказались у ее двери. — До обеда еще добрых полчаса…
— А при чем тут взломы? — спросил я, не сдержав при этом легкой усмешки: уж очень спутница напомнила мне в этот момент себя прежнюю — ту, что заслужила прозвище «Комната 333».
Но если тогда меня это здорово раздражало, то сейчас, почему-то — нисколько. Скорее, наоборот.
— У Гурьева спроси, — подмигнула мне Муравьева, отпирая дверь.
— Ты это про его пропавшую ману? — осенило меня. Паззл вдруг окончательно сложился. — А стоит ли об этом вот так вот, вслух?
— Ну, ты же меня молодому графу не сдашь? — кокетливо повела плечами девушка. — А перед Империей в целом все старые долги мне вчера есаул Семенов вроде как списал. Въедливый он, зараза… — недовольно сморщила носик она.
— Это да, — кивнул я. Мой собственный разговор с Семеновым тоже сложился накануне непросто — хотя, конечно, не сравнить с тем, летним допросом.
— Так ты зайдешь? — вернулась к прежней теме Маша. — Не бойся, я больше не кусаюсь!
— Да я не боюсь…
Собственно, а почему бы и нет-то?
Я шагнул в открытую мне дверь.