Астральный гамбит

Глава 39

в которой кто-то просыпается, а кто-то засыпает

Пробуждение было долгим и мучительным — словно из последних сил пытаешься всплыть с глубины, а поверхность все еще где-то недостижимо далеко. Руки ватные и отказываются грести, ноги налиты свинцом и тянут ко дну, безумно хочется сделать вдох — но вокруг соленая, мутная вода. Перед взором мало-помалу начинают ползти фиолетовые круги, сердце сбивается с ритма, мысли путаются…

И вдруг, как взрыв — уже почти не чая того, ты выныриваешь. Жадно хватаешь ртом благословенный воздух, зажмуриваешься, потом торопливо распахиваешь глаза…

Я лежал на полу все в той же мансарде — на семнадцатом этаже Оклахома-тауэра. За окнами сгущались сумерки — а может, наоборот, брезжил рассвет нового дня. Это сколько же я спал? И почему до сих пор жив? Судя по всему, у турок было предостаточно времени, чтобы спокойно со мной расправиться.

Со мной — и с моими товарищами…

Я рывком приподнялся на локтях — и увидел Златку. Царевна сидела на полу в двух шагах от меня, обхватив голову руками и слегка покачиваясь из стороны в сторону, словно маятник. Рядом с ней свернулась клубочком Милана. Аккурат когда я на нее посмотрел, Воронцова вяло зашевелилась. Просыпается?

Я перевел взгляд левее: ближе к окну обнаружились лежащие Тереза и Тоётоми. Посмотрел направо: там, тяжело опираясь на перевернутую скамью, неуклюже пыталась подняться на ноги Маша. Взгляд Муравьевой блуждал, словно у пьяной.

— Что это было? — донесся до меня сонный голос молодой графини.

— Я проспала свою страну, вот что, — угрюмо отозвалась болгарка.

— Турки взорвали Чорлукскую пещеру? — спросила Милана.

— Стара-Загорскую! Хотя теперь сие уже не важно…

— А нас они тогда почему не тронули?

Да, отличный вопрос!

— Вот почему, — кивнула Златка куда-то справа от себя.

Протянув руку, Воронцова подняла с пола какую-то бумагу.

— Что там? — осведомился я.

— «Русскому командованию», — прочла вслух девушка. — «Сохраненные жизни ваших детей — жест моей доброй воли. Рассчитываю на понимание и встречную любезность. Бинбаши Али Кемаль». Что еще за бинбаши такой? — повернулась она к царевне.

— В османской армии это что-то вроде вашего майора, — бесцветным тоном проговорила болгарка. Али Кемаль — должно быть, имя командира янычар.

— А дети — это, типа, мы? — уточнил я.

— Похоже на то, — задумчиво кивнула молодая графиня. — Твоих же духов! Кроме всего прочего, теперь из-за нас командование еще и в долгу перед турками…

Слева заворочалась Тереза. Ясухару по-прежнему не шевелился.

Стоп! Как так вообще может быть: Златка давно очнулась, а Тоётоми еще нет? Они же у нас должны быть едины, не так ли?

Разве что кто-то не отнес его к числу русских детей…

Вскочив на ноги, я метнулся к японцу. Глаза его были закрыты, но дыхание — глубоким и ровным. Живой! Я недоуменно оглянулся на царевну.

— Он теперь сам по себе, — поняв мой невысказанный вопрос, проговорила та. — Как и я. Уж не знаю, радоваться или еще и сему огорчаться, но наша связь оборвалась.

— Как и все астральные узы, — раздался по соседству еще один знакомый мне голос.

Я обернулся уже на него: у окна мансарды стоял Тао-Фан.

— Сие побочный эффект от проделки ваших оппонентов, — пояснил Князь далее. — В радиусе доброй мили от очага устроенного ими астрального взрыва — то есть вот сей самой точки, — слегка притопнул дух ногой, — все тонкоматериальные скрепы напрочь порушены. Ну да нет худа без добра: если, скажем, царевна сомневается в оценке разрыва своей былой связи с господином Ясухару, то вас, молодая графиня, исцеление руки едва ли опечалит!

— А ведь точно! — хмыкнув, пошевелила пальцами Милана. — Но перстень… Странно: такое чувство, будто я его впервые надела!

— Теперь вам предстоит заново к нему привыкать, — кивнул Тао-Фан. — А вы как себя чувствуете, сударыня? — посмотрел он на Муравьеву, оставившую попытки удержаться на ногах и присевшую на опрокинутую скамейку.

— Так, будто у меня отсекли часть души или отщипнули кусок от сердца… — заплетающимся языком выговорила Маша.

— В каком-то смысле, так оно и есть, — заявил Князь. — Ваша человеческая сущность отделилась от наследия духов. Вы больше не метис.

— А кто? — непонимающе нахмурилась длинноножка.

— Обычный человек. А еще теперь в нашем мире существует один новорожденный дух — слабенький, но полноценный. Бывшая одна шестнадцатая вас. Сейчас он с перепугу куда-то спрятался, но позже непременно себя проявит. Надеюсь, вы поладите… Если встретитесь, конечно.

— Что за бред? — буркнула Маша.

— Я сам не думал, что все обернется именно так, — развел руками Тао-Фан. — Мой договор с молодой баронессой тоже оказался разорван, и я едва не попался моим гонителям. Но обошлось. Собственно, никаких обязательств перед вами у меня теперь нет, но по старой дружбе, — улыбнулся Князь, — я все же препровожу вас в Канзас. Так что будите господина Ясухару и госпожу Каратову — и в путь!

Каратову.

Светка! К своему стыду, с момента пробуждения я о ней даже и не вспомнил — пока дух не подсказал!

Я закрутил головой и увидел свою бывшую одноклассницу: Каратова лежала ничком за винтовой лестницей — не удивительно, что до сих пор она не попалась мне на глаза.

Рассудив, что японца и без меня найдется кому растолкать, я поспешил к спящей девушке.

— Св… Моля! — окликнул я ее. — Просыпайся… — и вдруг осекся: на руке, которую Каратова подложила себе под щеку, насчитывалось пять пальцев! — Светка! — кинувшись к ней и схватив за плечо, я рывком перевернул девушку на спину — рабского клейма на ее челе не было! — Светка! — встряхнул я ее что было сил. — Светка, ты свободна!

Глаза Каратова открывать не спешила, а вот губы ее вдруг шевельнулись.

— Домой… — едва слышно прошептала она.

— Да, домой! — подхватил я. — Сейчас мы все поедем домой!

— Домой, — повторила девушка. И добавила: — Четырнадцать… Серый…

— Что? — нахмурился я.

— Что она сказала? — с неприкрытым любопытством заглянул мне через плечо Князь. — Эхо от взрыва все еще здесь, я покамест полуслеп и на две трети глух — вот, не расслышал.

— Печати нет! — восторженно бросил я ему вместо ответа.

— Сие понятно, — недовольно скривился дух. — Ее связь с молодой баронессой разорвана, как и все прочие подобные. А без хозяина холопа быть не может. Госпожа Каратова должна была либо погибнуть, либо освободиться — случилось второе… Неизвестно еще, кстати, как для нее обернулось бы лучше. Так что она произнесла? — повторил он свой вопрос.

— «Домой», — ответил я. — Она сказала «домой».

— И больше ничего? — недоверчиво прищурился Тао-Фан.

— Еще что-то неразборчивое… — повинуясь толком неосознанному порыву, солгал я.

В этот момент Светка наконец разлепила веки и посмотрела на меня. На миг в ее глазах будто бы мелькнула тень узнавания, но почти сразу же взгляд сделался столь же пуст, как и до снятия печати — я и обрадоваться-то толком не успел.

— Кариатида, это я, Володя Зотов! — почему-то прошептал, а не сказал в полный голос, я, назвав ее старым школьным прозвищем.

Каратова без интереса скользнула по мне взглядом, затем лицо ее вдруг перекосилось, девушку мелко затрясло, и с губ ее сорвался протяжный жалобный стон.

— Светка? — растерянно выговорил я.

— А что вы хотели, молодой князь? — разве что не сердито проговорил у меня за спиной дух. — Я вас предупреждал, что освобождение не принесет холопу ничего, кроме страданий! Слишком уж долго она носила сию печать! Милосердным было бы снова ее заклеймить — или хотя бы погрузить в сон.

— Или вернуть личность! — вскинулся я. — Сделайте это!.. Ну, хотя бы попробуйте, — продолжил я уже умоляюще. — Пожалуйста! Прошу вас!

— Сие дело не минут, не часов и даже не дней, — непреклонно покачал головой Князь. — Не говоря уже о том, что, как я и упоминал, результат отнюдь не гарантирован. В любом случае, заниматься чем-то подобным я не намерен. Сие означало бы полностью раскрыться астралу, а я, если вы вдруг забыли, некоторым образом в бегах. Так что берите несчастную девицу — и идемте!

— Куда? — само собой выскочило из меня — все мои мысли сейчас крутились вокруг корчившейся в муках Светки, остальное если и существовало — то где-то на отшибе, фоном.

— Домой, — усмехнулся Тао-Фан, должно быть, передразнив Каратову. — Сначала, понятно — в Канзас, а потом вы отправитесь домой, в Россию — но сие уже не моими стараниями, сами.

В летающем домике у Николаева, куда переправил нас «княжьей тропой» Тао-Фан, мы провели почти четверо суток — первая попытка организовать эвакуационный портал, предпринятая на второй день, сорвалась — «по техническим причинам», как нам был сказано. За все это время резидент ни словом не упрекнул нас за провал в Оклахоме — похоже, он с самого начала не верил, что мы воротимся с победой.

Забрав у нас «револьвер» с последним неиспользованным зарядом и послание командира турок, подполковник потребовал, чтобы каждый из нас составил подробный ответ об операции, над которым я и просидел практически до самого отбытия — письмо глаголицей без помощи Фу давалось мне пока тяжеловато. Надо отдать ему должное, Николаев меня не торопил. Вопросов он тоже не задавал, ни мне, не остальным. Впрочем, многое ему, без сомнения, было ясно и так: резидент же прекрасно видел, что я потерял фамильяра, Златка с Тоётоми — друг друга, Маша — частицу себя, а Тереза — холопа. Плюс черный портал, из которого мы вышли — его подполковник тоже имел возможность лицезреть во всей красе, и, похоже, опознал… Картина маслом, как говорится.

А вот с Каратовой метис нам помог: как и советовал мне Тао-Фан, подполковник наслал на нее крепкий, глубокий сон. Снова разбудить Светку смог бы теперь только опытный целитель. Так что порталом, что на четвертый день провесили за нами, я нес бывшую одноклассницу на руках.

К счастью, как и в случае с «княжьей тропой», получать согласие девушки на путешествие через астрал не потребовалось. Но если в тот раз дух коротко пояснил: «Сие не портал», то теперь сработал былой холопский статус Каратовой: разрешение на любые перемещения по казенной надобности некогда было дано за нее хозяином вперед и действовало до отмены оного самой Светкой. Если, конечно, когда-нибудь она окажется в состоянии его отменить…

И вот наконец все пять промежуточных остановок позади. Последний переход — и мы дома: шагнув из астрального коридора в реальность, я сразу узнал бывший кабинет майора Алексеева, теперь принадлежавший есаулу Корнилову. Сам заместитель начальника корпуса по вопросам воспитательной работы тоже был здесь. Кроме него в скромный комитет по встрече входили Петров-Боширов (увидеть здесь которого я, признаться, был скорее рад) и есаул Семенов из Конвоя (а вот присутствие этого типа уже сулило мало хорошего — впрочем, ничего особо доброго по возвращении я и так не ждал).

— О, а вот и наши герои! — издевательски хмыкнул Семенов.

Ясухару — его фуражка наконец вернулась к своему хозяину — отсалютовал офицерам. Остальным из нас пришлось ограничиться поклонами.

— Давайте, сударь, сюда вашу ношу, — двинувшись ко мне из-за стола, Корнилов попытался забрать у меня с рук Светку.

Отступив на шаг, я отрицательно мотнул головой.

— Девицу отправят в лазарет, — вкрадчиво проговорил Юрий Константинович. — Дежурный! — отрывисто бросил он в сторону двери кабинета.

Та распахнулась, и на пороге возникла княжна Багратиони: похоже, военное положение в Империи еще не отменили — раз на постах по-прежнему наш, первый, курс.

— Носилки для девицы! — отдал распоряжение Корнилов.

Светку я ему все же не отдал — опустил на подплывшее по воздуху закрепленное на метле ложе сам. Артефакт унес спящую Каратову прочь. «Не пожалели же маны…» — некстати подумалось мне.

— Что такие кислые? — окинул нас тем временем взглядом Юрий Константинович.

Тоже ерничает?

— Они еще не знают, — расплылся в лукавой улыбке Петров-Боширов.

— Чего именно мы не знаем, господин штабс-ротмистр? — быстро спросила его Воронцова.

— Вообще-то, уже просто ротмистр, — качнул золотым эполетом жандарм.

— А не знаете вы главного, — снова заговорил Корнилов. — Сегодня утром в рамках соглашения о разделе продукции первая партия пыльцы из Стара-Загорской пещеры поступила на императорские склады!

— Первая — и последняя? — мрачно буркнула Златка.

— Отнюдь, Ваше Высочество, — с улыбкой покачал головой заместитель начальника корпуса. — Впрочем, прошу прощения — вы снова для нас просто кадет Иванова! — попытался сделать строгое лицо Юрий Константинович — безуспешно.

— Будьте любезны объяснить! — вскинув голову, потребовала Златка — или лучше: Иванка? — Про пещеру! Она что, уцелела?

— Турки там что-то перепутали, — уже не сдерживал смеха Корнилов. — Вместо Стара-Загорской пещеры они взорвали королевский пыльценосный колодец Келлингли в Северном Йоркшире. Вильгельм XI в ярости и грозит султану всяческими карами.

— Что? — ахнула не только болгарка — опешили все мы.

— Как такое возможно? — выдохнула Милана.

— Похоже, кто-то подсунул османам неправильную карту, — проговорил Юрий Константинович. — Ума не приложу: кто бы сие такой мог быть? — хитро покосился почему-то он на Петрова-Боширова.

— Не иначе, сам Князь духов постарался, — с простодушным видом развел руками новоиспеченный ротмистр. — Ну а кто еще?

Гм… А за какие заслуги, кстати, жандарм получил повышение в звании?

— О Князе духов мы с вами, господа кадеты, поговорим позже, — в свою очередь заявил есаул Семенов. — И о-очень подробно поговорим… Но сие — когда отгремят фанфары. А пока примите мои самые искренние поздравления. Волею Государя Императора за мужество и самоотверженность, проявленные в ходе проведения особой операции, вы удостоены награждения медалями Ордена Всеслава Полоцкого!

Со стола хозяина кабинета вспорхнули шесть бархатных коробочек и стайкой полетели к нам. Растерянные, мы даже не сразу сообразили их подхватить — я свою так и вовсе чуть не уронил.

— Сие — высокая честь, — наконец посерьезнев, проговорил Корнилов. — Но вы ее заслужили. Поздравляю, господа кадеты!

— Служу России и Его Величеству Государю Императору! — взметнул два пальца к козырьку фуражки Ясухару.

— Служу России и Его Величеству Государю Императору! — вторили ему все мы — увы, без салюта.

— В силу деликатных обстоятельств операции, Указ о вашем награждении не подлежит публичному оглашению, — заметил Семенов. — Посему и церемония такая — кулуарная… Вы вправе — и даже обязаны — открыто носить полученную медаль, но призваны сохранить в тайне основания получения оной. Сие понятно?

— Так точно! — ответил за всех нас Тоётоми.

— Вопросы есть?

Вперед дернулась Златка, но ее опередила Милана.

— У меня вопрос к господину ротмистру, — посмотрела она на Петрова-Боширова. — Разрешите?

— Задавайте, — благосклонно кивнул ей заместитель начальника корпуса.

— Что стало с графом Анатолием? — осведомилась Воронцова у жандарма.

Ответил тот не сразу.

— Сожалею, молодая графиня, — придав лицу скорбное выражение, проговорил он наконец. — Ваш отчим ушел в Пустоту. Виной тому недавний пробой. Примите мои соболезнования — и крепитесь: теперь весь груз ответственности за фамилию ложится на ваши плечи…

— Благодарю, — невозмутимо кивнула ротмистру Милана.

— Ну а за саму вас, молодая графиня, покамест отвечает корпус, — заявил Семенов. — И с любезного дозволения его руководства приглашаю вас на короткую беседу… Молодой князь Огинский-Зотов, вы следующий на очереди, — перевел есаул взгляд на меня.

— Может быть, сперва позволим юным кадетам отдохнуть с дороги? — осторожно предложил Петров-Боширов.

— И так четыре дня били баклуши в Канзасе, — усмехнулся Семенов. — Молодая графиня, задержитесь, прочих пока прошу подождать в приемной, — распорядился он.

Вместе с нами пятью из кабинета вышел и Петров-Боширов. Корнилов остался внутри — с Семеновым и Воронцовой.

— Получается, в Оклахоме мы только чуть все не испортили, — задумчиво заметила Муравьева уже за дверью. — Не очень понятно, за что тогда медали…

— Не столкнись янычары с сопротивлением, у них наверняка возникли бы вопросы, — с готовностью ответил ей жандарм.

— А то, что против них оказались неопытные кадеты, турок не насторожило? — спросила Тереза.

— Сие Америка, — развел руками Петров-Боширов. — Туда не всегда получается забросить, кого хочешь — османам сие известно не хуже нас. Да и держались вы более чем достойно. Так что не переживайте, награды заслуженные!

— Понятно, — кивнула молодая баронесса.

— Господин ротмистр, а можно поинтересоваться, от чего именно погиб граф Анатолий? — осведомился у жандарма я.

— Апоплексический удар, — чуть помедлив, ответил тот.

— Табакеркой в висок[8]? — прищурилась Муравьева.

— Зачем же табакеркой? — в деланом удивлении вздернул брови Петров-Боширов. И после некоторой паузы добавил вполголоса: — Чай, не царских кровей персона… Обычным кирпичом.