Аукцион невинности. Его трофей

11. Изучение

Болтаюсь на его плече.

Идёт быстро. Размашисто.

На лестнице на второй этаж перемахивает сразу через две ступени.

Упираюсь руками в широченную спину. Под пальцами напрягаются тугие мышцы.

На полу за ним капли крови. Вспоминаю хруст от моего удара. Я что, ему реально нос сломала?..

Вика, похоже, что ты реально дура…

На всякий случай затаиваюсь на его плече как мышка, не пытаюсь сопротивляться, даже дышу едва-едва. Страшно шо пипец. Влипла, вот же влипла!

С другой стороны, он этого и добивался. Как он сказал на помосте, когда видел, что я пыталась бить связавшего меня амбала? «Не стоит бить меня прилюдно».

Я снова прокрутила в голове воспоминание, как он говорил мне эту фразу. С едва заметным нажимом на «прилюдно».

А сейчас мы наедине. И как довольно он назвал меня драчуньей…

Точно извращенец. Может, обойдётся? Но на всякий случай надо будет держать себя в руках, чтобы не лезть на него с кулаками. Хотя провоцирует. Вот специально же провоцирует!

Адам заносит меня в ванную комнату. Она мне больше всех понравилась: огромная, с застеклённым отделением от пола до потолка под душ. Именно там прямо в стене были крутилки и отверстия.

Он ставит меня на пол, а мне уже и не хочется ни драться, ни сопротивляться — ничего мне не хочется.

Я просто смотрю на здоровенного пугающего красавца, чувствуя, как в животе всё стягивается в узел, губы немеют, а пальцы начинают подрагивать, потому что мне очень, очень страшно.

Его нос припух, но вроде ровный. Из носа на губы, подбородок и на рубашку льёт кровь. И улыбается. Синие глаза расширены. Скалится, показывая ровный ряд белых зубов.

Адам начинает раздеваться. Я отступаю от него на шаг.

Снимает рубашку. Брюки. Снимает браслет. Складывает всё аккуратно на тумбочку у двери.

Отточенные неторопливые движения. Идеальное тренированное тело с извилистыми линиями чёрных татуировок. Капли крови из разбитого мною носа.

Остаётся в чёрных боксерах. Под ними внушительный такой, основательный бугор.

— Открывай дверь и заходи в душ, Виктория, — тихо говорит он. — Спиной к двери, смотри на стену.

Слушаюсь сразу. Страшно же до потери сознания. Вцепляюсь в махровую ткань халата, запахиваясь сильнее. Хоть бы не заставлял раздеваться.

Меня потряхивает. Но я всё равно открываю прозрачную стенку душа, встаю на пороге, смотрю на стену из белой крупной плитки с блестящими кругляшками.

— Начнём с подсветки, — говорит он. — Крутилки с белой окантовкой. Если нажать в центр…

Следующие пять минут он реально мне рассказывает, как пользоваться душем. Где подсветка. Как выглядят регуляторы напора для боковых струй. В каком месте включается массаж ног.

Я в полном ахере слушаю. Следую его командам, нажимая и поворачивая всё это обилие сверкающих кругляшков на стене. Дёргаюсь, когда в меня бьёт очередная струя. Говорю «да», когда он уточняет, точно ли я поняла.

В отражении замечаю движение за моей спиной — он ходит, выдвигает ящики, чем-то шебуршит и продолжает методично погружать меня в тёмное дело душевого управления.

Движение за спиной стихает. Только его низкий хрипловатый голос, которому я следую, подрагивая в ожидании, что же дальше будет.

Наконец, не выдерживаю. Оглядываюсь.

Адам стоит рядом спиной ко мне рядом с раковиной — смотрит в большое зеркало. Не отрывая от меня глаз через отражение в зеркале, вытирает салфетками подсыхающую кровь под носом.

На какое-то время забываюсь от вида широкой рельфной спины, подтянутой задницы в боксерах, прорисованных мышцах на бёдрах и икрах.

— Не отвлекайся, Виктория, — усмехается он. — Включи красную подсветку у пола.

Я тяну дрожащую руку к блестящей кнопке включения подсветки.

Пол душевой подсвечивает красным. Адам что-то нажимает на панели у зеркала — яркий потолочный свет гаснет. Остаётся лишь полумрак, окрашенный красным.

Я замираю, боясь даже думать, что дальше будет.

— На стену смотри, — говорит он.

Вздрагиваю, отворачиваюсь к стене. Слишком долго длится молчание.

— Я тебя коснусь, — раздаётся сзади его тихий голос, — а ты будешь просто стоять.

Киваю, потому что голос меня точно подведёт.

— Ударишь меня снова? — спрашивает.

В тёмной комнате, с красной подсветкой, происходящее кажется особенным сюрром.

— Это просьба? — спрашиваю я.

Мой голос всё же дрогнул.

— Нет, — смеётся приятным бархатистым смехом, — мне не нравится, когда меня бьют. Если ты об этом. Твой удар мне тоже. Очень. Не понравился.

Стою. Жду, что будет дальше.

— Если ты меня ударишь снова, мне не понравится, Виктория.

— Зачем провоцировал? — спрашиваю, чувствуя, как меня затапливает злоба.

Я не шевелюсь, всей кожей чувствую, как он стоит позади меня. Молчит.

Не выдерживаю, спрашиваю снова:

— Зачем? Ты же..

— Хотел посмотреть, — неожиданно отвечает, — насколько всё запущенно. Не забивай голову. Сформулирую вопрос по-другому.

Его руки касаются ворота халата. Рывок — халат спущен с моих плеч.

Распускает мои волосы, перекидывает через одно плечо, сдавливает ручищами мои руки, касается губами шеи.

— Что ты будешь делать, Виктория, когда тебе снова захочется меня ударить?

По всему моему телу растекается тёплая волна, тело покрывают мурашки. Сейчас я не хочу его бить, и вряд ли когда-нибудь ещё захочу.

— Я не буду этого делать, — почему-то я перехожу на шёпот.

— Почему? — чуть прикусывает шею.

— Ты не позволишь.

Адам замирает. Выпрямляется. Резко разворачивает меня к себе.

Он касается кончиками пальцев моих губ. Поглаживает. Зарывается рукой в мои волосы на затылке, запрокидывает мою голову и целует.

Целует умело и расчётливо. Вдавливает в себя. Чувствую, как он возбуждён.

Отстраняется, рассматривает.

— Это правильный ответ, — слегка улыбнувшись, говорит он.

Закрываю глаза, жду. Я совершенно подавлена. Если бы он сказал мне что-то сделать сейчас, точно бы согласилась. Всё бы сделала. Ещё ни разу настолько опустошённой не была.

— В спальне с белыми шторами, — говорит Адам, — в нижнем ящике прикроватной тумбочки найдёшь распечатку со схемой камер. В других душевых… камер нет. Только в этой.

Он добавил:

— Доступ к просмотру только у меня. Хорошо подумай, что захочешь показать мне, а что нет.

Пока я соображала над ёмкостью последнего предложения, Адам гладит мои губы большим пальцем, резко отпускает меня, разворачивается и уходит.

Шорох шагов на лестнице. Подчёркнуто сильный хлопок закрывающейся двери.

Ушёл. На негнущихся ногах иду искать спальню с белыми шторами. Нахожу распечатку схемы там, где и сказал Адам.

Здесь, в этой комнате камер нет. Ложусь в постель, накрываюсь одеялом с головой, и тут меня прорывает — рыдаю в подушку, с надрывом, долго, до полного изнеможения. Наконец, измучавшись, засыпаю.

Посыпаюсь как от толчка. Оглядываюсь. На кровати лежит коробка.

Осторожно открываю. На матово-поблёскивающей чёрной ткани — записка резким почерком с сильным нажимом: «Сегодня у меня выходной. Будь готова в двенадцать».

Поднимаю взгляд на часы. Десять тридцать. Нормально я поспала.

Достаю из коробки ткань. В моих руках — короткое кружевноё чёрное платье.