А я и сама не знаю, буду я сопротивляться или нет…
Не нахожу ничего умнее, чем сказать:
— Это просьба?
Адам смеётся глубоким низким смехом, безумно красивым и будоражащим, так и хочется его слушать… Его объятия становятся другими — побережнее, что ли.
Он гладит меня по волосам, да и весь расслабляется, садится удобнее и меня поправляет у себя на коленях. Внезапно становится очень уютно.
— Нет, Виктория, — в голосе явно слышится улыбка, — не хочу, чтобы ты сопротивлялась, и уж тем более не хочу принуждать.
Он делает паузу, за которую я пытаюсь осмыслить нового, предлагаемого мне Адама.
— Я очень много работал, — спокойно говорит он, — некоторые вопросы было разрулить весьма непросто. За восемь лет ни разу не делал себе отпуск. Выходных то было по пальцам пересчитать. Сегодня я собирался мирно пообедать с красивой женщиной, к которой меня безумно тянет.
Адам провёл по моим волосам, приподнял моё лицо, чтобы смотреть прямо в глаза.
— Хочу на тебя смотреть, — говорит он тихим проникновенным голосом со всплесками бархатистой чувственности, — хочу трогать, обнимать, гладить, целовать, — опускает взгляд на мои губы, сглатывает, добавляет тише: — особенно целовать.
Он начинает наклоняться к моим губам. Чрезвычайно медленно. Буквально по миллиметру. Я заворожённо смотрю на него.
Эта его нарочитая замедленность даёт мне десятки возможностей отстраниться. У меня есть время и упереться в него, и закрыть ладонью его губы или отвернуть голову.
Его губы всё ближе. Даже за затылок не удерживает. Полностью отдаёт мне решение — быть этому поцелую или нет.
Ещё ближе. Ещё и ещё. Совсем-совсем рядом.
Сдаюсь, обмякаю в его руках, приподнимаю лицо и приоткрываю губы ему навстречу.
Он замирает на мгновение и… касается мягко, медленно, проводит языком по губам, слегка давит, я поддаюсь и приоткрываюсь шире.
Его язык наполняет мой рот с неторопливой уверенностью, полным правом собственности, и я… издаю под его губами глухой стон, потягиваясь всем телом и прижимаясь к нему ближе.
Объятия тут же становятся сильнее, крепче, его рука нащупывает край одежды, широкая ладонь на моей спине, на голой коже.
Адам целует настойчивее, обрушивает меня в пряный коктейль возбуждения, злости на него и себя, ошеломлённости и… Чёрт, как же он целуется, это просто невозможно.
Я просто плавлюсь в его руках, от умелого давления, и…
Он разрывает поцелуй, смотрит на меня, касается моей щеки, рассматривает, скользит взглядом по лицу.
Не знаю, что делать, я вся горю, подрагиваю от желания и полной ошеломлённости происходящим.
— Очень чувствительная. До безумия чувственная, — шепчет Адам. — Желанная.
Снова целует. Настойчивее. Прижимает к себе теснее.
Я расплавляюсь. Теряюсь в этом чувственно-тягучем поцелуе. И… отвечаю ему, робко ласкаю его языком в ответ, глажу губами его губы.
Это просто невозможно как жарко! Стискиваю бёдра, открываюсь его давлению, и…
Адам снова отстраняется, внимательно и серьёзно рассматривает.
— Хочу для тебя самого лучшего, Виктория, — тихо говорит он. — Не буду вынуждать. Проведёшь этот день со мной?