Аварийный взлёт

ГЛАВА 15

— Ты что, боишься дополнительной ответственности? — спросил Лавронин.

— Нет.

У начальника САБа было столько ответственности, что чуть больше, чуть меньше уже не играло роли.

— Тогда что, боишься дополнительной работы?

— Нет.

У Дергачева не было в этом городе ничего, кроме работы, он в аэропорту по сути жил, приезжая в пустую съемную квартиру только ночевать, так что чуть больше, чуть меньше уже не играло роли.

— Тогда — что?

— Я не люблю занимать чужое место. В данном случае — ваше.

— Не дури! — строго осадил Лавронин. — Нравится нам это с тобой или не нравится, но Огородов поступил правильно. Мне сейчас не надо мозолить глаза, а кого назначать исполнять обязанности замдиректора по безопасности как не начальника САБа? Так всегда делается. Опять же Огородов понимает, в случае чего ты спокойно можешь посоветоваться со мной. То есть и тут все правильно. Кстати… — Лавронин вдруг напрягся, — а что с Никитой Старчуком? Его не переподчинили Малафеевой?

— В приказе ничего такого нет.

Сергей глянул на монитор, где был вывешен разосланный по внутренней сети приказ о назначении его временно исполняющим обязанности.

— И разговор с тобой на эту тему не возникал?

— Я спрашивал. Огородов сказал, что не собирается переподчинять Старчука.

— Ну, это хорошо, — с облегчением вздохнул Лавронин. — А то Никита наверняка бы устроил демарш.

Исключительно толковый спец — надежный, знающий, въедливый… Но характер… Упертый, как вол, и не сдвигаемый, как баобаб. Малафеева его хотела под себя забрать, дескать, вся экономика должна быть под ней, так Старчук мне настоящий ультиматум поставил: если я соглашусь, он тут же уволится. И уволился бы, нисколько не сомневаюсь. И даже если бы его временно переподчинили, тоже бы какой-нибудь финт выкинул. Он почему-то вообще с самого начала против Малафеевой настроился. А уж когда он ее косяк поймал… с удовольствием носом ткнул. Написал служебную записку прямо с откровенным ехидством. Хорошо, что я все служебные бумаги проверяю и подписываю. Заставил Сарчука формулировки изменить.

— У Малафеевой косяк? — удивился Дергачев.

Самому Сергею она казалась женщиной, у которой образцовость была печатью на лбу проштампована.

— В сущности ерунда. Отдел Старчука проверял несколько довольно мелких договоров, которые Малафеева собиралась заключать с несколькими фирмочками, тоже мелкими. Юристы, финансисты дали добро, с их стороны все было в порядке, но наши-то проверяют сами фирмы. Ну, Никита и обнаружил, что одна фирмочка — совершеннейшая обманка. Причем хорошо закамуфлированная. Малафеева, надо отдать ей должное, не только фыркать не стала, а лично Старчука поблагодарила. В общем, Огородов и здесь поступил правильно, не стал ничего заострять.

Разговор этот состоялся по телефону — Сергей сам позвонил. Считал нужным обо всем доложить. О нападении на Егорову тоже рассказал, но Лавронин, посочувствовав Ольге Валерьевне, отнесся к этому как к неприятному совпадению, некой черной полосе, которая все-таки оказалась не совсем черной, поскольку все обошлось без особых потерь.

— Раз Ольга Валерьевна не стала обращаться в полицию, то и не надо распространяться, — посоветовал Лавронин. — Достаточно того, что в курсе и директор, и Казик, а, следовательно, и Купревич, но этому москвичу не до местных хулиганов. Хотя, возможно, кровь на сумке и отдаст на экспертизу, так, для очистки совести. Но в аэропорту незачем дополнительный шум устраивать.

Насчет шума у Сергея сомнения были только в отношении Кондаковой, с которой Егорова успела поделиться. К начальнице клининговой службы, этой воинственной командирше, Дергачев относился с некоторой опаской — впрочем, как и все сотрудники аэропорта, за исключением Егоровой. Приятельские отношения двух женщин казались Сергею странными, хотя он помнил про «они сошлись, волна и камень, стихи и проза, лед и пламень».

Конечно, Егорову попросили предупредить подругу, чтобы языком не болтала. Но стоит ли верить языку Кондаковой? Этот язык хорошо всем известен — он вполне способен заменить пулемет. Сергей решил, что, пожалуй, ему следует составить с Кондаковой серьезный и отнюдь не приятельски-просительный разговор. Он набрал телефонный номер.

— Да! — рявкнула начальница уборщиков и одновременно проорала в сторону: — Михалыч, еще раз схалтуришь, я тебя лопатой зашибу! — И вновь в трубку: — Слушаю, Сергей Геннадьевич!

— Нина Григорьевна, — подчеркнуто вежливо произнес Дергачев, — мне надо с вами переговорить. Вы не могли бы ко мне зайти?

— А по телефону нельзя?! — с нескрываемым недовольством отозвалась Кондакова.

— Нельзя, — отверг вариант Сергей.

— Ну ладно, — буркнула Нина Григорьевна. — Сейчас буду.

Оказалось, что ее «сейчас» — это почти буквально сейчас. Словно под дверью стояла, хотя, судя по шуму в телефоне, находилась на улице. Впрочем, к реактивным передвижениям Кондаковой давно все привыкли. Так же, как и к ее резкости, шумливости, властности. Прямо генеральша! Однако же свое весьма специфическое по контингенту «войско» она держала в образцовости, и за это ей все прощали. Она себе хорошо знала цену и никакого начальства не опасалась.

— Ну, о чем вы хотели со мной переговорить? — с порога призвала к ответу «генеральша».

— Присядьте, — кивнул на стул Дергачев.

Кондакова села, как садятся люди, готовые мгновенно сорваться с места, — на край стула, твердо упершись ногами в пол.

— Вы ведь знаете, что вчера произошло с Егоровой? — начал Сергей, но Кондакова перебила:

— Я все знаю. И то, что меня просят помалкивать, тоже знаю. И если вы меня позвали, чтобы провести воспитательную беседу, то можете не напрягаться: я не собираюсь лячкать языком.

— Очень хорошо, — пробормотал Дергачев, которому отчего-то стало неловко. — Извините, что оторвал вас от работы.

По идее, Кондакова должна была встать и уйти. В конце концов, ее действительно оторвали от работы, причем по поводу, вполне решаемому по телефону. Но Нина Григорьевна осталась сидеть, более того, умастилась на стуле со всей основательностью.

— А вот теперь я с вами переговорю, — заявила она сурово.

— Конечно, — не стал противиться Дергачев.

— Вы живете в Авиагородке поблизости от нас с Ольгой, но живете всего ничего, а потому и ничего не знаете. Ольга тоже мало что знает, она здесь тоже недавно живет. А я живу уже несколько лет. Кстати, жила раньше в квартире Ольги, она ей от деда досталась. Но около года назад Ольга после развода в квартиру деда переехала…

Значит, Егорова развелась, прикинул Сергей. Интересно: почему? Впрочем, какая разница — он тоже развелся. Вернее, с ним развелись. Да, не он, а — с ним. И это принципиальная разница. А что у Егоровой? Впрочем, какое ему дело?

— …Мне, правда, повезло. Я сняла квартиру в этом же подъезде, двумя этажами выше. Так вот в нашем околотке давно никто никакие безобразия не безобразничает. Лет десять назад, говорят, бывало. Но несколько мужиков… серьезных… из соседних домов объединились и без всякой полиции порядок навели. Так что у нас спокойно, хоть ночью гуляй. И вдруг вчера кто-то нападает на Ольгу в нашем тихом садике. Странно?

— Почти каждый день кто-то на кого-то нападает…

— Ну конечно! — словно рассерженная кошка, фыркнула Кондакова. — Только вот мне странно, что на Ольгу нападают через несколько дней после того, как в аэропорту пыряют ножом мужика, который постоянно шнырял через VIP-зал и хорошо знал Ольгу.

— Это может быть простое совпадение, — без особой уверенности сказал Дергачев.

— Может, — согласилась Нина Григорьевна, помолчала и вдруг произнесла почти жалобно: — Сергей Геннадьевич, я очень за Олю беспокоюсь. Правда-правда… Ну здесь, в аэропорту, она у всех на глазах, не страшно… А вот когда она домой возвращается… Если мы с ней по времени совпадаем, я ее и раньше до дома подвозила, у Оли машины-то нет. А если не совпадаем… Вот сегодня я здесь допоздна, у главных начальников в кабинетах окна мыть должны. Главные начальники не желают, чтобы при них окна мыли, придется дожидаться, когда все разойдутся. А мне уж придется проконтролировать. Поэтому когда я освобожусь, понятия не имею. Оля одна до дома добираться будет. Правда, она собирается часов в шесть с работы уйти, еще светло, но все равно…

— Вы что, предлагаете ей охрану выделить? — спросил Дергачев.

— А можно? — встрепенулась Когдакова.

— Никто не даст, — развеял пустые надежды Сергей. Помолчал и добавил: — Сегодня, пожалуй, сам смогу Ольгу Валерьевну подвезти. Я в шесть часов собираюсь в город поехать, завезу ее по дороге.

— Вот спасибо вам преогромное!

Дергачеву показалось, что Кондакова сейчас бросится ему на шею, но та, конечно, ничего такого делать не стала, благодарственно прижала руки к груди и метнулась к двери. На пороге Сергей ее окликнул:

— Нина Григорьевна, вы знаете, где в городе есть хорошие парфюмерные магазины?

— Парфюмерные?! — отреагировала она так, словно начальник САБа спросил о чем-то совершенно невероятном.

— У меня у дочки скоро день рождения, хочу духи купить и переслать… Дочка у меня в Нижнем Новгороде живет, я договорился, сотрудница моя туда завтра летит, передаст дочке подарок… Но я не знаю, где купить хорошие духи… Я ведь вообще почти не знаю город… — непонятно с чего принялся объяснять Сергей.

— Я не очень в курсе, — покачала головой Кондакова. — А вы у Ольги спросите. Она точно подскажет.

Конечно же заботливая подруга все донесла, потому что Егорова позвонила первой.

— Сергей Геннадьевич, прошу вас, не надо никаких хлопот. Нина Григорьевна все преувеличивает. Я совершенно спокойно могу сама…

— Нисколько не сомневаюсь, что вы можете сама, — прервал ее Дергачев. — Но я поеду в шесть часов в город и по дороге завезу вас домой.

— Вы собираетесь в город? — неожиданно заинтересовалась Егорова.

— Да.

— А если не секрет, в какое место?

— В то, где есть хорошие парфюмерные магазины. Скорее всего, в центр. Вы знаете, где есть хорошие парфюмерные магазины? Нина Григорьевна считает, что вы мне подскажете.

— Я подскажу, — подтвердила Егорова. — Я даже покажу. Потому что мне сегодня тоже надо в город, и, если вам не обременительно подвезти меня… мы поедем через центр, там есть хороший магазин…

— Мне не обременительно. Ждите у вашего зала в шесть.

Он позвонил заместителю и сообщил о своем отъезде раньше обычного. А следом сообразил: это начальник САБа мог распорядиться собственным временем, а как должен поступить исполняющий обязанности гендиректора по безопасности? Сергей подумал и набрал номер Огородова. Тот ничего уточнять не стал, коротко ответив, дескать, у него дел к Дергачеву нет. То есть тот свободен на вечер.

Егорова вышла из VIP-зала ровно в шесть, и Сергей оценил: пунктуальная. Он терпеть не мог людей, которые опаздывали даже на чуть-чуть.

Минут десять ехали молча, первым это молчание нарушил Дергачев.

— А вам самой в городе куда надо?

— Я к родителям, — ответила Егорова. — От торгового центра, где есть хороший магазин и подземная парковка, до них три остановки.

«Три остановки, да еще в людное время… ничего с ней не случится», — подумал Сергей. А следом подумал: «А как она будет возвращаться — поздно по темноте? Ну не на полчаса же она собралась к родителям?»

— А возвращаться вы собрались поздно по темноте? — озвучил он свои мысли.

— Я собираюсь остаться ночевать. Родители завтра улетают к маминой сестре, мы вместе приедем в аэропорт, а сегодня у нас типа прощального ужина. И вообще… — Егорова улыбнулась слегка кривой улыбкой, какая бывает у людей, пытающихся скрыть чувство неловкости. — Нина… Нина Григорьевна… она ведь такая… очень деятельная… она порой способна так все и всех закрутить… Но из самых лучших побуждений! — горячо заверила Ольга. — А вы, пожалуйста, не принимайте все так уж всерьез, особенно по моему поводу…

Сергей решил, что она сейчас будет нескончаемо лепетать, оправдывать и оправдываться, а ему это совершенно не надо, он и так понял.

— Вы мне лучше вот что скажите, — свернул он в другую сторону, — какие духи сейчас в моде?

— В каком смысле? — слегка опешила Егорова столь резкому развороту.

— В прямом. У моей дочери день рождения. Я хочу купить ей духи. Но я не знаю, какие лучше. Я ничего не понимаю в духах.

— А-а-а… — сообразила она. — И сколько вашей дочери исполняется?

— Двадцать четыре.

— У вас такая взрослая дочь? — Ольга посмотрела с удивлением и, как показалось Сергею, с некоторым недоверием.

— Я рано женился. На своей однокласснице. А в девятнадцать лет у нас родилась дочка. Она уже тоже замужем. Живет в Нижнем Новгороде. С ней живет и ее мать. Моя жена. Правда, бывшая. Мы около года назад развелись, — непонятно зачем уточнил Дергачев.

— А хотите, я помогу вам выбрать духи? — неожиданно предложила Ольга, и Сергей обрадовался:

— Хочу.

Ведь он ничего не понимал в духах.

Выбирали они минут тридцать. Причем каждый раз, когда Ольга слегка помахивала перед носом пропитанной ароматом бумажной полоской, она брала из вазочки кофейное зерно и тщательно нюхала.

— А это зачем? — не понял Сергей.

— Кофейные зерна отбивают запах духов. Иначе уже на третий раз я бы ничего не могла различить.

В подобных тонкостях он тоже ничего не смыслил.

Они уже выходили из магазина, когда Ольга, отойдя в сторонку, принялась звонить по телефону. Разговор был короткий, но, судя по всему, приятный — Ольга улыбалась.

— Сергей Геннадьевич, у вас свободный вечер? — спросила она.

Дергачеву хотелось сказать, что у него все вечера свободные, если они не заняты работой, а сегодня работу он закончил гораздо раньше обычного, но он лишь кивнул.

— Прекрасно. Тогда я приглашаю вас к моим родителям на ужин.

Сергей растерялся.

— Да нет… ну что вы… — воспротивился он. — Я вас просто так до родителей довезу…

— Перестаньте! — в свою очередь воспротивилась Ольга. — Вы наверняка сами себе ничего не готовите, поедите домашнего. Вас это ни к чему не обязывает.

Может, если бы она не произнесла последнюю фразу, он бы все-таки отнекался, просто потому, что неловко вот так с бухты-барахты заявляться в чужой дом, но она сказала про обязывает, и получалось, будто он чего-то боится.

— Ну хорошо… спасибо… — сказал Сергей. — Но тогда я что-то должен купить, не с пустыми же руками…

— Ничего не надо, пожалуйста. Я сейчас разговаривала с мамой, она торопит, говорит, утка может подгореть. У меня мама очень вкусно готовит утку.

Первым навстречу им вышел отец Егоровой — крупный, лысоватый, в потертых джинсах и клетчатой рубашке.

— Ольгунчик! — громко провозгласил он, обнял дочь, чмокнул ее в щеку, с явным удовольствием потряс ладонь Дергачева. — Валерий Андреевич, папа. Здравствуйте!

Он так и сказал: «папа», а не «отец», как обычно представляются мужчины.

А следом из кухни выпорхнула (вот именно выпорхнула) стройная женщина в голубом платье с симпатичным ухоженным лицом, аккуратной прической и легким макияжем.

— Мария Евгеньевна, мама, рада с вами познакомиться, — сообщила она.

Сергей подумал: если платье хозяйка дома могла переодеть, то весь остальной прикид за десять минут, прошедших от звонка до визита гостя, она вряд ли успела бы себе сотворить. Получалось, именно так она содержит себя дома. Уже позже, во время общения за столом, узнал: Мария Евгеньевна еще в ранней молодости начала работать переводчицей с английского, французского и испанского в «Интуристе», а там в советское время порядки были строгие, что по части внешности, что по части поведения, и с годами это стало ее привычным образом жизни. И сегодня Марию Евгеньевну постоянно приглашают поработать с иностранцами, как догадался Сергей, не только из-за хорошего знания языков, но и за умение себя соответствующе держать.

Вот откуда у начальницы VIP-зала этот любезносдержанный «фасон» и во внешности, и в поведении, сообразил Сергей, — выучилась у матери. И вообще, решил он, если справедливы слова, дескать, хочешь узнать, какой станет молодая женщина с годами, посмотри на ее мать, то у Ольги отличные перспективы.

Впрочем, Ольга, вероятно, впитала от матери и другое: на работе ты держишь «фасон», а дом — для искреннего тепла, где этот «фасон» уместен лишь в определенных границах. Дергачев весьма поверхностно знал Ольгу Валерьевну Егорову и вдруг с изумлением обнаружил, что просто Ольга Егорова вне территории аэропорта — веселая, милая, искренняя женщина. Как и ее родители.

Уехал Сергей из гостей в одиннадцать часов, снабженный куском пирога с мясом, который ему всучили почти насильно со словами: «Не отказывайтесь, вам будет чем позавтракать». И впервые за долгие месяцы он чувствовал себя почти счастливым.