ГЛАВА 23

— Ну, что скажите? — спросил Купревич.

Казик непроизвольно зевнул и тут же смутился. Неловко как-то получилось. Конечно, он мало спал, из больницы вчера вернулся поздно, однако сам полковник отправился после больницы на квартиру Егоровой и явно там пробыл не пятнадцать минут. А уже в восемь утра разбудил Аркадия Михайловича со словами, что собирается вызвать к себе Огородова, как только тот приедет на работу. Причем намерен сделать это через секретаршу директора. На вопрос: «Почему не позвонить на мобильник?» последовал весьма странный ответ: «А чтобы сбить с толку». По мнению Казика, это было как-то несерьезно. Ни с какого толку Огородов не сбился, хотя сам разговор был ему явно неприятен. Оно и понятно. Генеральный директор совершенно не собирался посвящать посторонних в свои бизнес-планы.

— Я скажу, что Валерий Леонидович, на мой взгляд, так привязан к страховщикам из «Олимпии» не просто из-за давней деловой дружбы, но и за какой-нибудь процент, который имеет с этой самой дружбы. Но нас ведь это не интересует?

— Нисколько, — подтвердил полковник.

— Зато новый генеральный директор явно хочет предстать перед своим начальством во всей красе, что вполне понятно, но совсем не хочет привлекать подозрительного внимания к «Олимпии», а потому случившееся с Борисом Эдуардовичем буквально через неделю после того, как ему дали от ворот поворот, для Валерия Леонидовича — большая неприятность.

— Ну, Огородова в причастности к этому убийству никто и не подозревает. Другое дело — мог ли разрыв отношений между «Гранитом» и аэропортом стать причиной преступления? Странно как-то… — задумчиво произнес Купревич.

— Я, Олег Романович, в бизнесе, конечно, мало понимаю, — заметил Казик. — Но в психологии кое-что смыслю, и с этой точки зрения все, что предпринял Марадинский, — это поведение очень напуганного человека. А испугаться он, судя по всему, мог только своего тестя — Алексея Владимировича Безменцева. Но тот, опять же судя по всему, никак не мог узнать ни о проблемах с аэропортом, ни о любовных свиданиях зятя в Петербурге, где Марадинского чуть не застукал приятель тестя, поскольку путешествовал в глубинах Латинской Америки практически без связи.

— А почему мы так уверены, что без связи? В конце концов, плохая связь — еще не означает ее полное отсутствие. И о переговорах Марадинского с Огородо-вым, о которых якобы была в курсе только Малафеева и немного частный детектив, мог узнать кто-нибудь еще… В любом случае необходимо побеседовать с Без-менцевым. Сегодня похороны, он прилетел в Губернск, я с утра с ним договорился встретиться после поминок.

— И как он к этому отнесся? — поинтересовался Казик, которого в душе несколько смутило объединение похорон с допросом.

— Нормально он к этому отнесся. С пониманием. Я бы даже сказал: по-деловому. Полагаю, вы захотите поприсутствовать при нашей беседе, — не спросил, а, скорее, констатировал полковник.

— Всенепременно.

— И к Ольге Валерьевне поедете тоже.

— Конечно.

Еще до встречи с Огородовым Купревич сообщил: врачи проинформировали, что угрозы для жизни пациентки Егоровой нет, она переведена в отдельную палату, в данный момент спит, но после обеда с ней можно будет побеседовать.

А если бы она не пригласила на ужин Дергачева и Кондакову и те ее вовремя не обнаружили?..А если бы в темном садике вовремя не появился сосед с собакой?..

Случайность… Счастливое стечение обстоятельств… А вот то, что на Егорову дважды покушались, — совсем не случайность, а пока совершенно непонятная закономерность.

— Кстати, — неожиданно сказал Купревич, — я еще не завтракал. А вы?

— Я тоже, — вздохнул Аркадий Михайлович, который успел второпях выпить в номере чашку растворимого кофе и съесть пару печенюшек. Но разве это полноценная еда?

— Тогда давайте спустимся в кафе.

В зале почти не было народа, и они сели за столик в дальнем углу. Из-за приоткрытой двери в служебные помещения тут же выглянула какая-то женщина, а к ним подбежала официантка — у обеих на лицах читалось тщательно скрываемое, но плохо скрытое любопытство. Купревича они уже видели не раз, Казика — впервые, и этот со стороны явно забавный тандем (высокий, подтянутый, строгий полковник и невысокий толстенький, смешной дяденька) вызывали интерес.

Аркадий Михайлович заказал себе омлет, категорически запрещенные сестрой Софочкой сосиски с жареной картошкой, кофе и два пирожных. А Купревич — овсяную кашу на молоке и чай с булочкой. Официантка, принимая заказ, поджала губы, явно сглатывая смех.

— Для моей сестры Софочки вы, Олег Романович, были бы образцом, — вместо официантки хихикнул Казик. — Разве что булочку она бы не одобрила. Но исключительно применительно ко мне. Потому что вы стройный, а я… — Аркадий Михайлович похлопал себя по животу, — вечный источник страданий. Софочка постоянно пытается меня похудеть, а я постоянно пытаюсь съесть что-нибудь вкусненькое, запрещенное и в нормальном количестве.

— Просто я обычно легко завтракаю, но… плотно ужинаю, — усмехнулся Купревич.

— А я и завтракать, и обедать, и ужинать стараюсь плотно, правда, приходится проявлять просто чудеса изобретательности и изворотливости, — признался Казик.

— Хитрец, шельмец и авантюрист? — вновь усмехнулся Купревич.

— Так меня называет Борис Борисович Орехов…

— Да, именно так, — подтвердил полковник. — А кстати, могу я вам задать вопрос? — И, не дожидаясь согласия, продолжил: — Почему вас тянет во все эти истории? Я имею в виду криминальные… Надеюсь, я вас не обидел?

— Нисколько, — заверил Аркадий Михайлович. — И вам же Борис Борисович объяснил, что я авантюрист.

— Ну уж нет! Этого мало. — Полковник покачал головой. — Человек может очень любить море, но если он всю жизнь живет в пустыне, в морской воде ему не плескаться. А вы, человек такой… душевной… профессии, регулярно оказываетесь рядом с преступлениями. Прямо как в детективных романах. Хотя в реальности, если встретить такого человека, то именно он должен вызывать самые большие подозрения. Особенно, если он постоянно лезет в расследования.

— Вероятно, вы правы. Однако в детективных романах сыщик-любитель обычно конфликтует с доблестными представителями правоохранительных органов, по крайней мере поначалу, суется поперек батьки в пекло и всячески демонстрирует, что он самый умный. А я? Ни у кого не путаюсь под ногами, никому ничего не демонстрирую, ни с кем не конфликтую и, тем паче, не пытаюсь самостоятельно обезвредить преступника. Ну куда мне до подобных доблестей? Я всего лишь оказываюсь рядом, наблюдаю, беседую, думаю, высказываю свое мнение… Не более того. Да, я люблю разгадывать загадки, я вообще любопытен, у меня длинный нос, — Аркадий Михайлович постучал пальцем по своему мощному носу, — но иногда я бываю полезен…

— Вполне верю, — согласился полковник.

Уже на выходе из кафе Казик притормозил около стойки бара, прикинув, не прихватить ли ему с собой еще пару-тройку пирожных, решил, что, пожалуй, надо бы, но ничего купить не успел, потому как у Купревича зазвонил телефон.

— Здравствуйте еще раз, Алексей Владимирович. Н-да? — с некоторым удивлением произнес полковник. — Ну что ж, не возражаю. Сейчас я поднимусь в кабинет и с вами свяжусь. — После чего скомандовал Казику, который, примерившись к пирожным, успел достать портмоне: — С пирожными придется подождать. Безменцев звонил, предлагает переговорить сейчас по видеосвязи.

— Интересно, чего вдруг он решил не дожидаться похорон? — озадачился Казик.


— Хорошо, что мы можем поговорить сейчас, Олег Романович. До похорон есть время, я в кабинете один, а потом поминки… в общем, не хочу потом дочку одну оставлять. Она держалась, а сегодня вот расклеилась… Но если вам понадобится что-то запротоколировать… подписать… я найду вечером время к вам подъехать.

Это был мужчина лет семидесяти, с массивным лицом, достаточно густой, совершенно седой шевелюрой — чисто внешне из категорий тех, про кого говорят: крепкий, как дуб. Он смотрел прямо в экран монитора твердым взглядом уверенного человека.

— Как вы относились к своему зятю? — спросил Купревич.

— Хорошо. Эдуард был хорошим работником, хорошим семьянином и хорошим отцом, — последовал спокойный ответ. — И если у вас есть хоть малейшее подозрение, что я причастен к его смерти, то напрасно.

— Мы проверяем все версии.

— Я понимаю.

— И мы не считаем, будто вы лично…

— Мог прирезать Эдуарда? — перебил Безменцев. — Ну, разумеется, не считаете. В это время я был в Латинской Америке, и это легко проверить. — Он вдруг досадливо поморщился. — С юности хотел побывать в Латинской Америке. Не на Бразильском карнавале, не в какой-нибудь Акапульке, а в самых, что называется, диких местах. Вот чтобы проехать-пройти с севера на юг. Ясное дело, в молодости какие там особые заграницы? А когда границы открылись, не было денег. А когда деньги появились, не стало времени… Потому что неделькой не обойдешься, надо месяц-полтора… И вот наконец смог себе позволить… И все равно до конца не получилось — я собирался вернуться только через десять дней.

— Мы бы так не считали, даже если бы вы ни в какую Латинскую Америку не ездили и вовсе у своей дочери в гостях сидели…

— Конечно, — вновь перебил Безменцев. — На такое дерзкое убийство способен только высокопрофессиональный киллер. Но я никакого киллера не нанимал. Зачем мне это?

— Это могло понадобиться кому-то другому.

— Зачем? — повторил Безменцев и получил встречный вопрос:

— У вас были проблемы с вашим зятем в последнее время? Деловые? Личные? Пусть даже не очень принципиальные…

Алексей Владимирович задумался. Причем (как отметил Казик) выражение лица у него стало такое, будто он не события жизни вспоминает, а прибыли-убытки подсчитывает.

— Пожалуй, две ситуации случились. Первая — в январе. Перед самым Новым годом Эдуард принял на работу компьютерщика, системным администратором.

А тот парень попытался не просто во всю региональную базу залезть, но и в централизованную. Прежде всего его интересовали клиентские и финансовые дела. Причем воспользовался рождественскими каникулами. Решил, что у нас все отдыхают. А у нас те, кому надо, всегда на страже — быстро отловили и пресекли. Я тогда Эдуарду хорошую взбучку устроил. Потому что у нас четкие правила, в том числе для региональных представительств. На определенные должности людей принимают только после проверки нашей службой безопасности. Сисадмины как раз из этой категории. Всякие хакеры нам не нужны — слишком опасны. А Эдуард инструкцию нарушил. Видите ли, у него сисадмин срочно уволился, опять-таки срочно понадобился новый, а предновогодние дни напряженные… Но я сказал, что меня его оправдания не устраивают.

— И никаких больше последствий? — уточнил Купревич.

— Другого бы выгнал! — отрезал Безменцев. — Но это все-таки зять. Поэтому ограничился жесткими словами.

— А вторая ситуация?

— Это случилось три месяца назад. По вине Эдуарда мы потеряли очень крупного клиента. Серьезный завод из соседнего региона, у нас там нет филиала, здешний работал. И работал четыре года. Так вот завод попросил скидку в пять процентов. Тоже для нас, конечно, приличные деньги, но по сравнению с общей суммой, которая мимо нас проплыла… — На лице главы компании «Гранит» отразилась явная досада. — Эдуард же решил, что клиент плотно на него завязан, и по скидке уперся. А еще решил, что для начала просто поторгуется. Круть сдуру проявил. Ну а завод торговаться не стал, один раз попросил, а второго разговора не было — с другим страховщиком связался. Тогда я Эдуарду сказал, дескать, два таких прокола менее, чем за год, причем его личных прокола… В общем, не посмотрю, что он мне зять, серьезные оргвыводы сделаю.

— А что бы вы сделали, если бы узнали, что Губернский аэропорт, который тоже ваш давний партнер, намерен поменять «Гранит» на другого страховщика?

Безменцев неожиданно рассмеялся — эдаким снисходительным смехом:

— На «Олимпию», что ли?

— Вы знали? — не скрыл удивления Купревич.

— Узнал в день отъезда в Латинскую Америку.

— И от кого?

— От директора «Олимпии» Старкова. Представьте себе. Мы давно друг с другом общаемся и, более того, — партнерствуем. Он мне и сообщил, что аэропортовский начальник, который с «Олимпией» не первый год работает, хочет нас на нее поменять. А я, представьте себе, не возражал. Во-первых, потому, что я не очень хочу иметь дело с новыми владельцами, «Авиа-Альянсом», у меня со структурой, в которую он входит, был не очень хороший опыт. А во-вторых, «Олимпия», по своим причинам, переуступила мне другой, не менее выгодный договор.

— Марадинскому вы об этом не сказали?

— Нет. Я вообще никому об этом не говорил. Хотел посмотреть, как Эдуард будет выкручиваться.

— Так вот Эдуард Борисович узнал, что аэропорт не собирается пролонгировать договор с «Гранитом», за неделю до своей смерти. И действительно попытался выкрутиться. Даже частного детектива нанял, чтобы тот… образно выражаясь, нашел информацию, с помощью которой можно было бы заставить директора аэропорта изменить свое решение.

— Частного детектива? — поразился Безменцев. — Я недооценил Эдуарда… Не ожидал от него такого…

— А вы могли бы ожидать, что Марадинский вдруг заведет себе любовницу?

Безменцев посуровел, въедливо уставился на полковника.

— Есть основания?

— Нет, — быстро сориентировался Купревич. — Просто всегда найдутся какие-нибудь злобные сплетники, особенно если учесть… В общем, мы в курсе, что в свое время ваша дочь разводилась с Эдуардом Борисовичем именно из-за его измены.

Алексей Владимирович потер лоб, покачал головой, произнес задумчиво:

— После того случая Эдуард ни разу не дал повода. Но если бы я о чем-то узнал… Я бы затащил его в свой кабинет, запер дверь и так тряхнул, чтобы из него всякая дурь вон вылетела. Но… — он вздохнул, — дочке бы словом не обмолвился. Сейчас — это вам не тогда. Сейчас Эмме к пятидесяти ближе, чем к сорока, у нее двое детей, налаженная жизнь, и портить эту жизнь я никогда не стал бы.

Попрощавшись с Безменцевым, Купревич спросил:

— Ваше мнение, Аркадий Михайлович?

— Мое мнение, — развел руками Казик, — что Алексей Владимирович был достаточно правдив. А Эдуард Борисович слишком боялся своего тестя. Хотя в данном случае совершенно напрасно. А если учесть, что вы, Олег Романович, и ваши коллеги выяснили все возможное и невозможное о жизни Эдуарда Борисовича и не нашли ни малейшей зацепочки, то тогда мы приходим к выводу, что смерть Эдуарда Борисовича никому не была нужна. Вот и получается, что Марадинский — случайная жертва.

— И при этом Безменцев прав: такое дерзкое преступление по силам лишь профессиональному киллеру. Причем преступление, заранее хорошо спланированное и организованное. Нож, который каким-то образом удалось пронести через серьезный контроль, а мы не смогли найти бреши в этом контроле, — вот ключевой момент.

— И тогда, Олег Романович, самой реальной становится версия, что личность жертвы не имеет значения. Главное — убийство должно было произойти именно в аэропорту.

Загрузка...