— Да, меня проинформировал полковник Купревич. Но, слава богу, Ольга Валерьевна жива и будет здорова. Хотя это просто напасть какая-то!
Огородов напряженно сдерживал ярость и, как показалось Дергачеву, растерянность. Сергей его понимал. Нечто похожее он испытал и сам, когда выяснилось, что Егорову отравили. Разница была лишь в том, что Сергей испугался за Ольгу, а Огородов — скорее, из-за самой ситуации. Убийство… покушение на убийство… и все в течение одной недели… Новому директору никак нельзя было позавидовать. Впрочем, чувства начальника Дергачева не слишком волновали — для волнения имелись куда более серьезные поводы.
Огородова интересовали подробности. Дергачев ограничился лишь неким четко очерченным набором информации, полностью следуя указаниям полковника: озвучивать можно лишь общие сведения, но никому никаких деталей. Особенно он это подчеркнул, адресуясь Кондаковой, на что та вскипела (дескать, сроду не имела привычки трепать языком) и весьма резко прошлась по всей правоохранительной системе.
Свое появление в доме Егоровой (не по указанию, а по собственному решению) Сергей объяснил достаточно туманно, сославшись на звонок растревоженной Нины Григорьевны, которая условилась о совместном ужине, но не смогла дозвониться-достучаться соседке. Однако эти детали Огородова как раз мало занимали — его интересовало, что предпринимают следователи и полицейские.
— Работают, — еще более туманно пояснил Дергачев.
— Работают! — зло процедил директор. — Уже почти неделю аэропорт трясут, а ничего нового…
«Если не считать нового преступления — попытки убить Егорову», — подумал Сергей. Он нисколько не сомневался, что реальное убийство и попытка убийства связаны между собой. Не бывает в обычной жизни таких совпадений.
Только как все странно…
Марадинского убили ножом в аэропорту. Егорову попытались убить, по сути, в собственном доме: сначала, не исключено, задушить в садике по соседству, а затем отравить в квартире. Дергачев пусть недолго, однако успел поработать в полиции, и понимал: слишком разный почерк. Или эта разность — намеренна? Или кто-то воспользовался убийством Марадинского, чтобы расправиться с Егоровой? Значит, этот «кто-то» хорошо знает Ольгу, был в курсе, когда в тот понедельник она уедет с работы, где она живет и, более того, имел возможность проникнуть в ее жилище?..
Ночью Сергей довез Казика до гостиницы и вернулся в квартиру Ольги. Дверь была нараспашку, в обеих комнатах, на кухне и в прихожей горел свет. На лестничной площадке, приткнувшись к косяку, стояла Кондакова — со скрещенными на груди (словно мечами) руками и яростью в глазах.
— Вон, кучу народа нагнали, везде лазают, всякие следы ищут, сам главный начальник пожаловал, — процедила она, — а когда Ольгу чуть не пришибли во дворе, всем было пофиг.
Дергачев хотел напомнить, что вообще-то Ольга сама отказалась обращаться в полицию, но промолчал. Зачем? Опять же хоть что-то сделали — сумку с кровавым пятном на экспертизу взяли. Правда, не слишком-то с экспертизой торопились, ну так считали, особого повода нет. Сейчас вот появился.
В гостиной и на кухне, которые просматривались с лестничной площадки, что-то делали несколько человек. Мужчина в белых перчатках разговаривал с Купревичем, перед ним на кухонном столе лежали полиэтиленовые мешки с уткой, картошкой, овощами, еще какой-то снедью, а также пакетом с грейпфрутовым соком и пустым бокалом с желтовато-розоватыми разводами.
Сергей сделал шаг в квартиру, но тут же путь ему преградил полицейский.
— Не положено.
— А, Сергей Геннадьевич! — обернулся Купревич и махнул рукой бдительному стражу, дескать, свои. — Идите сюда.
В прихожей, прямо под вешалкой, на табуреточках (Сергей машинально подумал, что явно принесенных с собой) сидели два старичка.
— Мы понятые, — поспешно заверили они Сергея.
— Очень приятно, — брякнул он совершенно некстати.
— Вот, — сказал из кухни Купревич, — именно Петр Васильевич и выгуливал свою собаку в саду, когда напали на Егорову.
— А я ж даже не понял, что на Олечку напали! — принялся оправдываться дедок. — Вот ведь Тоби наш выскочил, а когда я подоспел, Олечка вроде как уже упавшая была. Но я ведь думал, просто споткнулась.
— А наш Тоби не брехливый! Он зазря не лает, — с некой гордостью произнесла бабулька. — А тут Петя сказал, что прямо таки зашелся от лая. Тоби наш плохих людей чует.
«Значит, нападение в саду уже не считают случайным, и старика расспросили-допросили», — понял Дергачев.
— Только ни к чему не прикасайтесь, — предупредил мужчина в белых перчатках, совершенно очевидно, эксперт.
— Вы наверняка найдете мои отпечатки, — предупредил в свою очередь Сергей. — И здесь, на кухне, когда с Ниной Григорьевной я нашел Ольгу Валерьевну, и в комнате, но более старые. Я был у Ольги Валерьевны в тот вечер, когда на нее напали.
— У вас отпечатки возьмут. У Кондаковой уже взяли, — сообщил Купревич. — А вы вот постарайтесь вспомнить: кроме вон той еды — полковник кивнул на пакеты, — что-нибудь было? Из того, что можно съесть-выпить?
— Где в принципе что было, я не заметил, — признался начальник САБа, которому по службе полагалось на все обращать внимание, однако тогда его волновала только недвижимая Егорова и ничего больше. — Но… Вот это точно! На столе стояла упаковка сока и бокал. В бокале сок еще не засох. Значит, она его пила.
Да, вот это он заметил. Совершенно машинально. Все-таки профессиональная привычка сработала.
— Я сейчас позову следователя, она возьмет у вас показания. Причем интересует все, начиная с того вечера, когда на Егорову напали, — уточнил полковник и крикнул: — Наталья Петровна, идите сюда!
На пороге кухни появилась женщина средних лет.
— Здрасьте. — У нее был громкий, подчеркнуто строгий голос. — Надо только место найти. Кондакову я у нее дома допрашивала. Но она, наверное, уже спать ушла.
— У нас можно. У нас вон и дверь открыта. И Тоби у нас не кусается, — встрял сосед Петр Васильевич. — Да и мы спать никак не собираемся, у нас часто бессонница.
— Поэтому мы-то в понятые совершенно спокойно пошли. А другим-то утром на работу, — поддержала старика жена. — И Ниночке тоже утром на работу, так что пусть поспит.
— Я не сплю. Я здесь, — выдвинулась с лестничной площадки Кондакова.
Полицейский страж тут же преградил ей дорогу.
— Отстань! — огрызнулась Нина Григорьевна и скомандовала: — Идемте ко мне.
Она обитала точно в такой же двухкомнатной квартире, как у Егоровой, даже обстановка была похожей. Кто там рассказывал: Нина Григорьевна снимала квартиру у Ольги Валерьевны, а потом Ольга Валерьевна развелась с мужем, и Нине Григорьевне пришлось съехать, но ей повезло, она сняла такую же этажом выше?..Егорова и Кондакова подружились на почве жилья, а потом продолжили дружить на почве соседства. Какое это сейчас имело значение? Дергачев решил, что никакого.
— Вы в комнате разговоры разговаривайте, а я сейчас кофе с чаем заварю и бутерброды сделаю, — сказала Кондакова.
— Спасибо, мне не надо, — сухо отказалась следовательша.
— Надо — не надо, ваше дело! — отрезала Нина Григорьевна. — А мы с Сергеем Геннадьевичем не ужинали.
Надо — не надо, а на чашку кофе следовательша все-таки согласилась. А потом и на бутерброды — аж три штуки. И вроде бы даже помягчела. По крайней мере, ее подчеркнуто строгий тон сменился на вполне нормальный, куда лучше пригодный для беседы. Кондакова им не мешала — сидела на кухне.
— А что вы, Сергей Геннадьевич, все-таки думаете про Егорову? — задала вопрос следователь Наталья Петровна, и Дергачев смутился. Внутренне, конечно, так-то даже бровью не дрогнул.
Да неделю назад он о ней вообще не думал. Вежливая, спокойная женщина, внешне приятная, но не такая, чтобы взгляд зацепить. А в последние дня полтора он думал о ней постоянно — даже тогда, когда и повода не возникало. Вот просто стояла перед глазами, и голос ее звучал, и Сергея это неотступное присутствие вовсе не раздражало, а совсем наоборот — он сам ее не отпускал.
Почему?..
Похоже, если смущение ему удалось оставить внутри, то забродившие мысли вылезли наружу, поскольку Наталья Петровна спросила:
— Вам что-то вспомнилось? Что-то связанное с Егоровой?
Вспомнилось? Да нет, у него в голове было совсем другое, чему он объяснения пока не находил — лишь слегка удивлялся. Но следовательша была права — что-то в памяти всплывало. Однако это «всплывающее» не имело никаких четких очертаний. Даже не облачко — тень от облачка.
— Я пытаюсь сформулировать ответ на ваш вопрос. Я думаю, Егорова профессиональный работник и очень приличная женщина. Я понятия не имею, зачем уже дважды — а нападение в саду, полагаю, уже нельзя признать случайностью, — кому-то понадобилось покушаться на ее жизнь. Но я работаю в аэропорту всего лишь пару месяцев… Вам лучше пообщаться с Ниной Григорьевной, они были подругами.
— Уже пообщалась, — Наталья Петровна выразительно хмыкнула. — Яростная женщина!
— Она у нас клининговой службой руководит.
— У меня записано. Представляю, как она своих подчиненных метлой гоняет.
— Зато в аэропорту всегда порядок и чистота, — воздал должное Дергачев.
— Ну-ну… — вновь хмыкнула следовательша. — Человека у вас в аэропорту убили рядом с действительно чистым унитазом.
До своей квартиры Сергею было два шага, но он поехал на работу. Не мог оставаться дома, просто никак. Старший дежурный САБа при виде его очень удивился, однако вопросы задавать не стал. Дергачев поднялся на второй этаж, зашел в кабинет, рухнул на узкий топчан и тут же заснул. Снились ему облака — они медленно плыли по ярко-синему небу, превращаясь в бледные тени.
Проснулся он в семь утра. Спал всего-ничего, а чувствовал себя совершенно бодрым. И — голодным. Сходил в соседнее здание в столовую и плотно позавтракал. В восемь утра провел внутреннюю планерку. В девять началась общая планерка, Сергей обратил внимание, что клавиши с надписью «Огородов» и «Малафеева», которые всегда загорались, когда директор и его зам подключались к селекторному совещанию, на сей раз были выключены.
После селекторного совещания Дергачев позвонил Казику, но тот не ответил. Набрал номер отеля и узнал: Казик спешно исчез, причем даже на завтрак не спустился. Позвонил Огородову, однако и он трубку не взял. Набрал номер приемной, секретарша сказала, что Валерий Леонидович куда-то ушел, но без верхней одежды, его плащ в кабинете, а в плаще мобильник, потому как трезвонит. Ну а потом Огородов сам объявился, и он уже все знал от полковника Купревича. Однако знал без подробностей, и вызванный в кабинет начальник САБа тоже особой ясности не внес. В полном соответствии с инструкциями, которые полковник дал на прощание, — относительно всех, в том числе и директора.
Покинув директорский кабинет, Дергачев буквально столкнулся в приемной с Малафеевой. Она явно откуда-то приехала (легкое пальто нараспашку, изящная сумочка на плече, большой портфель в руке) и вид имела весьма озабоченный.
— Здравствуйте, — проявил вежливость Дергачев.
— Здравствуйте, — машинально отреагировала Малафеева и устремилась в свой кабинет.
— Екатерина Александровна, вас хотел видеть Валерий Леонидович! — воззвала к исчезающей за дверью спине секретарша.
Ответом ей был лишь кивок головой.
— Как-то нервно сегодня день начинается, — озадаченно пробормотала секретарша.
Сергей вышел в коридор и вновь позвонил Казику. И снова в ответ — тишина. И тут он сам занервничал.
Куда так срочно исчез Казик?
Как там Ольга, которой сейчас явно плохо, хотя врачи и сказали, что будет жить, поскольку ее вовремя в больницу привезли?
И что будет, если Ольге начнут звонить родители, но не дозвонятся, потому как телефон у нее изъяли полицейские, да и не смогла бы она по нему ответить? Ведь изведутся же! Сергей только один раз видел этих родителей, но нисколько не сомневался: перепугаются и совершенно изведутся! Он представил, что вот так вдруг внезапно «исчезла» бы его собственная дочь, которая только вчера его обрадовала перспективой стать дедушкой, и буквально бегом ринулся на второй этаж — в конференц-зал, оккупированный московской бригадой.
Однако дверь в комнату, где сидел полковник, ему преградил молодой человек со словами:
— Туда нельзя, идет совещание.
— А Казик, такой круглый, вихрастый… эксперт ваш, там?
— Там, — очень серьезно ответил молодой человек, все же усмехнувшись одними глазами.
И Сергей, подтянув себе из угла ближайший стул, сел ждать.