ГЛАВА 26

— А почему вы мне не позвонили? — спросил Купревич.

— Потому что я не знаю вашего номера. Аркадия Михайловича — знаю, — Дергачев кивнул в сторону Казика, — а вашего — нет.

— Ну так запишите. — Полковник продиктовал номер. — И уж коли вы тут ждали, время тратили, то у вас, вероятно, ко мне какое-то серьезное дело? Если вас интересует состояние Ольги Валерьевны, то, к счастью, никакой угрозы для жизни нет, выправляется.

Конечно, именно это волновало Сергея больше всего. Однако в данный момент еще и другое, что для полковника наверняка было делом не просто не серьезным, а, скорее всего, вообще пустяковым. Ну какая забота для этого московского следователя, что родители Ольги наверняка уже звонили дочери, не смогли дозвониться и теперь находятся в жутком беспокойстве? Впрочем, еще несколько дней назад Сергей и сам бы не обратил на это внимания. А вот теперь… После вечера, проведенного в доме Егоровых… После того как он с какой-то необычной для себя стороны взглянул на Ольгу… После того, что с ней случилось… После того как его собственная дочь сказала о будущем ребенке…

После всего этого дело, которое совершенно не волновало следствие, стало очень серьезным для него самого.

— Вы забрали телефон Ольги Валерьевны, — сказал он. — А она вчера утром проводила своих родителей в другой город. Родители уже, наверное, ей звонили, не дозвонились и сильно волнуются. Их надо как-то предупредить.

— Ну возьмите и предупредите, — недоуменно пожал плечами Купревич. — Но только скажите, что Ольга Валерьевна случайно отравилась, ее отправили в больницу, но с ней все уже в порядке, а телефон… ну он где-то… дома забыла… разрядился…

— Я не могу предупредить. Я не знаю их номеров. И Нина Григорьевна Кондакова тоже не знает. Она мне звонила, волнуется по поводу Ольги Валерьевны. И вот я хочу вас попросить: пусть ваши коллеги, у которых сейчас телефон Егоровой, посмотрят номера родителей. Они наверняка в ее трубке записаны как «мама», «папа».

Сергей нисколько не сомневался: именно так, а не «мать», «отец».

— Сергей Геннадьевич абсолютно прав! — всколыхнулся Казик. — Не надо волновать родителей!

— Не надо, — кивнул полковник и принялся куда-то звонить. — Поищите в трубке номера под именем «мама», «папа», ну или что-то в этом духе… — отдал он распоряжение. Подождал и принялся быстро записывать на листе бумаги, который протянул Дергачеву со словами: — Все-таки «мама» и «папа».

Разговор не представлял собой ничего сугубо личного, и Сергей тут же набрал номер Марии Евгеньевны. Представился и услышал в ответ, что родители уже звонили Ольге, ее телефон недоступен, они страшно разволновались, но спасибо Сергею Геннадьевичу… Впрочем, а почему Олечка не выходит на связь?..Как отравилась? Чем? В больнице?! О, ужас! Они готовы немедленно вылететь в Губернск! Не надо? Уже все в порядке? А телефон? Его забрали в больничную камеру хранения и никому, кроме Олечки, не отдают? Сергей Геннадьевич за всем проследит и окажет любую помощь? Он в любое время на связи? Огромное спасибо! Но родители готовы тут же вернуться! И пусть Олечка, как только сможет, перезвонит!..

Ну и еще что-то в том же духе.

— Вы были очень убедительны, — оценил Казик.

— Вообще-то я не привык врать, — хмуро признался Дергачев. — И актерствовать не умею.

— А придется, — «обрадовал» полковник. — Вы, Сергей Геннадьевич, на данный момент единственный в аэропорту человек, который вызывает доверие и который может помочь. Мы вас сейчас введем в курс дела, проинструктируем, но вы понимаете, насколько это секретно.

Дергачев слушал и поражался. Ему казалось, будто ему пересказывают детективный роман, в котором вырваны целые страницы.

— Кондакова не могла покушаться на Егорову. Это просто невероятно! — заявил он твердо. — И разве сложно выяснить для начала ее группу крови?

— Представьте себе, сложно, — сказал полковник. — По крайней мере достаточно быстро и так, чтобы она ни о чем не догадалась. Расспрашивать знакомых? Искать, к примеру, поликлинику, к которой Кондакова приписана? Делать официальный запрос, потому как есть закон о защите персональных данных? Или предлагаете ее малость порезать? Или взять потожировые следы и сделать ДНК-экспертизу?..Это в книжках и киношках все запросто, а в жизни… Вот Аркадий Михайлович предлагает вам вариант, попробуйте. Вы ведь не вызываете у Кондаковой подозрения. Но наверняка придется импровизировать. Уж постарайтесь.

— Я постараюсь, — вздохнул Сергей.

— И еще. Нам нужны все записи видеокамер в течение суток до убийства, причем не только пассажирского терминала, но и со стороны служебных входов, привокзальной площади, перрона, VIP-зала… В общем, широкой панорамой.

— Будет сделано. Но у меня вопрос: я смогу повидать Егорову?

— Сможете, — пообещал Купревич. — Но сначала с ней повидаемся мы.


Сергей вернулся к себе в кабинет. Надо было обдумать предстоящую беседу с Кондаковой, но сначала пришлось пообщаться с начальником смены (которому он дал распоряжение по поводу видеозаписей), затем с руководителями двух структур, не имеющих отношения к САБу, но подчиняющихся в данный момент исполняющему обязанности заместителя генерального директора по безопасности, то есть Дергачеву.

Вообще-то Сергею хотелось позвонить человеку, в чьем кресле сидел, пусть и временно, однако Лавронин объявился сам.

— Привет, ну как дела? — спросил он.

— Здравствуйте, Юрий Александрович. Дела поганые. У нас новое происшествие…

И Дергачев рассказал про отравление Егоровой. В общих чертах, без подробностей и, тем паче, упоминания Кондаковой, — исключительно в рамках того, о чем разрешил рассказывать полковник Купревич и о чем без того знало достаточно людей.

— Скверно. Очень скверно, — вынес вердикт Лавронин. — Догадываюсь, что говоришь ты мне меньше, чем знаешь, потому как не можешь. Понимаю и лезть тебе под кожу не стану. А я вот могу с тобой кое-какими соображениями поделиться. Я тут анализировал всякую информацию, много думал и кое-что надумал. Значит, так. Прошерстил я этого Марадинского вдоль и поперек и не нашел ни одной причины, зачем его убивать. С таким же успехом запросто можно было убить любого встречного-поперечного. А суть в том, что убийство должно было произойти именно в аэропорту!

«Да, — мысленно согласился Дергачев, — московский следователь пришел к такому же выводу».

— Главная задача того, кто убил… Или кто убийцу нанял… Я думаю, убийцу все же наняли… Так вот главная задача — нанести удар по аэропорту. Ну, разумеется, я не здания-сооружения имею в виду.

— Кого-то конкретного?

Сергей подумал, что вообще-то человек, по которому пришелся главный удар, — это замдиректора по безопасности.

— Ты небось имеешь в виду меня? — хмыкнул Лавронин. — Ерунда! Дело в другом. Есть у меня… скажем так… некие предположения… Не четкие факты, нет! Но… догадки… основанные на целом наборе разных, в том числе незначительных, фактов. Так вот, похоже, аэропорт… ну то есть новые владельцы, «АвиаАльянс»… готовят какую-то очень серьезную сделку… какой-то мощный проект собираются запустить. Огородов, конечно, в курсе. И Малафеева, само собой. Но держат рот на замке, поскольку, похоже, все находится пока в подвешенном состоянии. На стадии, возможно, переговоров, согласований, утряски и тому подобного. В общем, на той стадии, которую пока держат в секрете. Но в таком деле любой секрет — все равно относителен. Так вот кто-то явно хочет эту сделку порушить и проект развалить.

— Убийством в аэропорту? — усомнился Дергачев. — Крупную сделку можно порушить убийством обычного человека?

— А мы сути этой сделки не знаем. Там, может, многое завязано на репутации аэропорта. В том числе по части безопасности. От этой репутации, может, вообще в данный момент почти все зависит. И тут вот такое… Теракты в аэропортах были. Какие потом меры безопасности предпринимались, ты знаешь. Но чтобы после всех этих мер человека вот так запросто в туалете ножом убивали?..Это, Сережа, уже за гранью разумного. И на это, Сережа, похоже, расчет и сделан.

— Надо об этом рассказать прежде всего Огородову и… — договорить Дергачев не успел, потому как Лавронин его резко осадил:

— Ни в коем случае! Ты ж понимаешь, Валерий Леонидович тут же начнет допытываться, откуда эти… скажем так, предположения… А я ему это категорически не хочу говорить. И даже если не скажу, он мужик умный, запросто сообразит, что к чему. А я этого тоже категорически не хочу!

— Старчук? — догадался Сергей.

Ну, конечно, кто еще мастер по добычи информации, в том числе закопанной в виде иголки в огромном стоге сена?

— Да, Никита, — не стал опровергать Лавронин. — Но!..Я про него все знаю, в курсе, что он хакерствует, что подчас пользуется, скажем так, не совсем законными методами… Но я ему доверяю! И ни разу не имел от него никакого вреда, а только пользу! А Огородов — человек новый, как он к Никитиным методам отнесется, я понятия не имею. Не исключаю, решит, дескать, от него проще избавиться, чем иметь в виде бомбы с непонятным механизмом. А мне Никита нужен.

— И что я должен делать? — спросил Дергачев.

— Расскажешь этому московскому следователю. Будет допытываться, откуда информация, наплети, вроде как сорока на хвосте принесла. О Никите ни слова. У москвичей ресурсы мощные, пусть разбираются.

— А вы сами не хотите рассказать Купревичу?

— Нет. Во-первых, я вроде как в ссылке… с радикулитом. Во-вторых, от меня мостик к Старчуку перебросить — пять минут. А я не хочу Никиту не только Огородову, но и всем прочим подставлять. Пусть безобразничает, — в трубке послышался почти ласковый смешок, — под моим присмотром.

Лавронин отключился, а Дергачев набрал номер Кондаковой.

Вместо традиционно рявкающего «Да!» в трубке раздалось слабое «Да-а-а».

— Нина Григорьевна, что с вами? — удивился Дергачев.

— Временно подыхаю, — тяжелым голосом отозвалась Кондакова. — Вся эта нервотрепка… бессонная ночь… утром пришла на работу, было еще ничего… а потом как прихватило… давление шандарахнуло… голова разламывается… Дома лежу…

Сергею вдруг стало тревожно. Уж если Кондакова, которая никогда не ходит, а только носится, которая своей безумной энергией способна снабжать электричеством весь аэропорт, а мощным ором перекрывать шум самолетных двигателей, вдруг легла в лежку — значит, и впрямь дело плохо.

А еще ему стало неловко. Ведь он позвонил по сути со шпионской целью — найти доказательства, что Кондакова враг, хотя в это плохо верилось. По большому счету он, Дергачев, в это вообще не хотел верить, однако по логике все убедительно сходилось, а он не психолог, в отличие от психолога Казика, который утверждал: умный враг — часто очень убедителен в дружбе. При мысли, что Нина Григорьевна могла хотеть смерти Ольги, Сергей изнутри словно ледяной коркой покрывался.

— Может, нужна помощь? — спросил он.

— Да какая там помощь? Сама справлюсь, — едва ли не простонала Кондакова. — У меня такое бывает, раз в год. Через несколько часов пройдет.

— Но, может, все-таки врача вызвать? Может, какие анализы возьмет, крови к примеру?

— Какие к черту анализы? Зачем? — сердито буркнула Кондакова.

— А вы к какой поликлинике приписаны? — проявил настойчивость Дергачев и услышал:

— К нашей авиагородковской. — И без паузы: — Как там Ольга?

— Поправляется.

В трубке раздался вздох. Но Сергей не уловил: вздох облегчения или разочарования?

— Вы там у этих, у следователей, спросите: когда они мне ключи от Ольгиной квартиры вернут? Они ключи у меня забрали. И когда я смогу в квартиру зайти?

— Зачем? — не понял Дергачев.

— Затем, что убраться у нее надо, все помыть… Сколько народа ночью шастало, все залапали, затоптали… — с усталой раздраженностью сказала Нина Григорьевна.

— Спрошу, — сглотнув комок подозрительности, пообещал Сергей. — А вы поправляйтесь.

— Ага, — вновь вздохнула Кондакова и отключилась.

Ну надо же, подумал Дергачев, в каком-нибудь детективном фильме группу крови определяют за считанные секунды, а в жизни это выяснить тихо и незаметно — целая проблема. Впрочем, детективные фильмы он смотрел редко, а в реальности ничего толком разузнать не сумел. И все же кое-какую информацию он добыл, а самую ценную передал Лавронин.

Дергачев набрал номер Купревича, но тот не отреагировал. И Сергей решил, что пора нормально поесть, причем в столовой, куда начальники обычно не заглядывали, а Дергачев заходил, поскольку вкусно кормили.

Он набрал полный поднос и тут увидел в дальнем углу Гаврюшина.

— Севастьян? — спросил удивленно, попутно расставляя на столе тарелки. — Ты что ж, вторые сутки на службе?

— Ну так должен же кто-то службу служить? — весело откликнулся Гаврюшин. Вид у него был на удивление бодрый. — Особенно, когда в наших доблестных рядах образовались сразу две дыры. Один с женой в роддоме, а другой вообще ногу сломал. Вот мною сразу две дыры и заткнули. А как там Ольга Валерьевна?

— Лучше.

— Ну и хорошо. На квартиру Ольги Валерьевны, небось, толпу нагнали и вас с Ниной Григорьевной припрягли как главных свидетелей? У нас здесь ночь была спокойная, я даже поспал, а вас с Ниной Григорьевной, наверное, до утра держали?

— Почти.

— Представляю, какой там-тарарам устроила Нина Григорьевна. Она ж подружка Ольги Валерьевны. Небось, до сих пор молнии мечет и громы гремит. Она ведь круче любого генерала! — Прозвучало это со смесью опасливости и восхищения.

— Заболела Нина Григорьевна, — посочувствовал Дергачев. — После всех этих передряг давление у нее подскочило, в лежку лежит у себя дома.

— Заболела? Кондакова? — изумился Гаврюшин. — Она ж здоровее всех здоровяков!

— С чего ты взял? — пожал плечами Сергей.

— Так она сама говорила. Я слышал, когда мы кровь сдавали.

— Кровь сдавали? — мгновенно напрягся Дергачев. — Когда?

— Да месяца четыре назад, у нас очередной День донора в аэропорту проводили. У нас раза три в году этот самый День проводят, медпункт с кадровиками организуют, со станции переливания крови приезжают. Ну вот мы вместе с Кондаковой и сдавали. Ее о самочувствии спрашивали, а она и сказала, что здоровее всех здоровяков. Между прочим, врачица со станции около нее прямо крыльями трясла. Говорила, что Кондакова… — Севастьян задумался, вспоминая чем-то зацепившие его слова, и, наконец, радостно провозгласил: — Врачица сказала, что Нина Григорьевна прямо идеальный донор.

— А с чего вдруг идеальный? — не понял Дергачев.

— А кто его знает! — пожал плечами Гаврюшин. — Может, Нина Григорьевна регулярно кровь сдает. Может, она вообще типа почетного донора. Но в нашем медпункте все доноры записаны, и наша аэропортовская врачица тоже около Нины Григорьевны круги выписывала.

— И какая у нее группа крови? — вроде как между прочим спросил Сергей.

— Понятия не имею, — вновь пожал плечами Гаврюшин.

«Значит, в медпункте есть информация о группе крови Кондаковой», — прикинул Сергей. Можно сказать, только руку протяни. А как ее незаметно протянешь?..

Купревич перезвонил в районе трех часов. Выслушал информацию Дергачева, передал ему свою: Егоровой вернули телефон, но она еще очень слаба, так что навестить ее Сергей сможет только завтра.

Ближе к вечеру Дергачев перезвонил Кондаковой. Та была уже гораздо бодрее.

Зато самого Дергачева бодрость вдруг резко покинула. Он приехал домой раньше обычного, в восьмом часу, прилег на диван и словно провалился.

Последней его мыслью было: Ольга что-то видела или слышала, только не знает — что, а убийца думает, что она знает.

Загрузка...