ГЛАВА 25

— …Да, Аркадий Михайлович, судя по всему, Марадинский, как говорят в подобных случаях, просто оказался не в то время не в том месте, — предположил полковник Купревич. — Мы пробили все, что с ним связано, начиная с момента, когда он появился на этот свет, и не нашли ничего существенного, чтобы его отправить на тот свет. А потому встает вопрос: почему убили в аэропорту?

— И напрашивается, Олег Романович, очевидный ответ: потому, что надо было подставить именно аэропорт, — сделал вывод Казик.

— Аэропорт — это всего лишь место для взлета-посадки самолетов, — заметил Купревич. — Как работа изменится? Тем более, что это не московский аэропорт, ему в Губернске конкурентов нет.

— Но есть люди… которые связаны с аэропортом, и подставить захотели их. И вряд ли это уборщица, сотрудник САБа или даже дежурная в VIP-зале.

— Да, пожалуй, — кивнул полковник. — Так замахнуться можно только на самых главных. Но… это мы ведь тоже рассматривали, правда, несколько по остаточному принципу, на Марадинском сосредоточились, однако все равно ничего любопытного не вырисовывалось. Ну а кто самый главный? Конечно, новый директор. Но у него есть смягчающее обстоятельство — именно то, что он новый. Опять же, если таким образом кто-то решил спихнуть с кресла Огородова, то слишком глупо. Кого в кресло вместо него посадят, будет решать «АвиаАльянс», и не факт, что это будет человек, который нужен.

— А если, извините, напакостить хотели именно «АвиаАльянсу»?

— Бросьте! — отмахнулся Купревич. — «АвиаАльянс» — мощная компания. Для нее подобный удар по аэропорту в Губернске… все равно, что у главы этой компании рукав пиджака оторвать. Пиджак, конечно, жалко, однако пиджак отнюдь не последний.

— А может, директорское кресло нужно Малафеевой? — предположил Казик.

— Зачем? Мы навели о ней справки. У нее очень прочные позиции в «АвиаАльянсе», и она хочет в Москву вернуться, где, кстати, ее семья. Думаю, ее сюда откомандировали временно, так сказать, за Огородовым присмотреть. Не нужен ей здешний аэропорт.

— Есть еще человек, которому кресло директора не нужно, но который сам может оказаться ненужным в собственном кресле. Я имею в виду Юрия Александровича Лавронина. Опять же, вот ведь на кого пальцем показывать, так это на него. Лавронин все-таки главный по безопасности.

— Это правда, — согласился Купревич. — Но с чего вдруг? Он здесь давно работает, вес имеет огромный, связи широчайшие, Огородов за него обеими руками держится. Кому могло понадобиться его подставлять? Ну не Дергачеву же?..

Тут полковник совершенно явственно задумался. Получалось, если нацелились на Лавронина, то нацелиться мог только Дергачев. Ну а кто еще, ведь столько лет Лавронин всех устраивал?

— Я не думаю, что это Дергачев, — покачал головой Казик.

— Потому, что он — человек Лавронина? — хмыкнул полковник.

— Нет. Потому, что убийство Марадинского и покушение на Егорову — это связанные вещи. Я в этом глубоко убежден. И вы, Олег Романович, думаю, тоже.

— Есть основания так считать, — несколько туманно заметил Купревич.

— Дергачев никак не мог бы организовать покушение на Егорову.

— Почему? — Прозвучало это с искренним удивлением.

— Потому, что он либо величайший артист, либо он слишком сильно обеспокоен ситуацией с Егоровой. Ну это же видно, — с неким укором произнес Аркадий Михайлович. — И вообще как-то нелогично. Именно Дергачев заволновался, отчего Егорова не реагирует на звонки, спешно поехал к ней домой, принялся ее спасать… А зачем, если хотел ее смерти?

— Может, он и не стал бы суетиться, если бы не Кондакова…

— А Кондакова особо и не волновалась. Ждала, когда Егорова ее позовет спуститься на ужин. Могла бы и дальше ждать. Да мало ли что могла? Но ведь врач сказал: очень вовремя привезли. А это только благодаря Дергачеву. И сумку Егоровой с пятном крови кто принес? Дергачев. А ведь мог и не приносить, Егорова в полицию обращаться не собиралась. И вообще, вы же мне досье давали, — Казик постучал пальцем по крышке закрытого ноутбука, — нет никаких оснований подозревать Сергея Геннадьевича в большой гадости против Юрия Александровича. Напротив, у них самые тесные отношения и никаких поводов для конфликтов.

— Есть еще один момент, — задумчиво произнес Купревич. — Чисто технически Дергачев мог бы отравить Егорову, но он никак не мог убить Марадинского. Его просто не было в терминале. Как и Лавронина. И, я думаю, прав Безменцев: это дело киллера. Однако как Дергачев, который в городе без году неделя, киллера смог найти так быстро? Киллер — это ведь не носки, в магазине не купишь. Кто из начальников мог добыть киллера? По идее, только все и всех знающий Лавронин. А без идеи — зачем? Чтобы самому себе в борщ нагадить?..

И в этот момент раздался звонок мобильного телефона.

— Слушаю, — отозвался полковник и стал слушать, периодически поднимая то одну бровь, то другую. — На словах понятно, позже пришлете письменный отчет. И пусть там поторопятся… Вот именно… Да, жду. — Отключил телефон, внимательно посмотрел на Казика: — Значит, так. Снотворное и яд добавили в уже открытую упаковку с соком. Судя по засохшим остаткам на внутренней стороне упаковки, сока оставалось примерно на один стакан. Вот этот стакан Егорова и выпила, опять-таки судя по остаткам сока на стенках. И упаковка, и стакан на столе стояли.

— И там, разумеется, не было посторонних отпечатков пальцев, — нисколько не усомнился Казик.

— Разумеется. Только самой Егоровой. Но со стаканом понятно, Егорова взяла чистый, потому только ее пальцы. А на упаковке — тоже только ее. Хотя должна быть куча отпечатков. Пока упаковка до Егоровой ‘ дошла, ее ведь должны были в руках разные люди держать. Получается, преступник предварительно упаковку вымыл. Но это сразу вызывает подозрения. И опять же, зачем? Преступник же не идиот, он явно в перчатках орудовал.

— А он, думаю, ничего не мыл. Сама Ольга Валерьевна вымыла. Вот купила в магазине, домой принесла и, прежде чем в холодильник поставить, вымыла. Моя сестра Софочка всегда так делает. Все банки, коробки и прочее, что можно вымыть, сначала моет, а потом — в холодильник. А если вымыть нельзя, в чистые пакеты складывает. Софочка считает, это гигиенично, потому как мало ли кто какими руками хватался.

Аркадий Михайлович улыбнулся с эдаким легким смущением, дескать, уж извините, что я вам, профессионалу, весьма очевидные вещи рассказываю, да еще вроде как гигиене учу.

Купревич, однако, отреагировал с явным интересом.

— А вы, вероятно, правы, мне почему-то в голову не пришло… И кстати, ваша сестра очень даже разумно поступает. — Помолчал несколько секунд и продолжил: — От найденных в квартире отпечатков пальцев нам толку будет явно мало, преступник не идиот. Хотя эксперты продолжают разбираться. Важнее совсем другое. Снотворное в сок подмешали от души, недаром Егорову резко сморило. Причем сок удобный — грейпфрутовый, у него же горьковатый вкус, так что никакого особого привкуса Егорова и не почувствовала. А яд безвкусный, эксперт сказал название, длинное, я не запомнил, но он потом в отчете пришлет. Так вот яд хитрый. Из категории тех, что быстро из организма выводятся. Он должен был подействовать часа через два-три, когда Егорова спала бы крепким сном. И если бы ее хватились где-то днем, то неизвестно, какие остатки бы нашли. По всем признакам она бы просто умерла от остановки сердца. Вроде как естественным образом. Странно, конечно, для молодой женщины, но бывает, не очень-то диво дивное. А снотворное в организме наверняка бы обнаружили. Но тоже не диво дивное. Мало ли людей, в том числе молодых, снотворное принимают? При этом в дозировках путаются? Вполне можно было бы посчитать смерть достаточно естественной. Правда, упаковку со снотворным мы не нашли.

— Какой кошмар… — пробормотал Аркадий Михайлович и вдруг встрепенулся: — Что значит — смерть могли посчитать достаточно естественной? Ну вы представьте: Ольгу Валерьевну находят на кухне, где она лежит лицом на столе, а рядом сок, а на плите утка с картошкой, а в комнате накрыто для гостей… а в крови остатки снотворного. И кто бы поверил, что она сама взяла и снотворного напилась?

— При такой картине — никто, — подтвердил полковник. — Но я думаю, был другой план. Преступник ведь не знал, что Ольга Валерьевна соберет гостей. Он рассчитывал вернуться в квартиру, вымыть стакан, забрать упаковку с соком, подложить упаковку со снотворным, оставив на ней отпечатки пальцев Егоровой, затем перетащить Егорову, к примеру, в спальню, раздеть, вроде как она сама спать легла, и свет выключить. Однако план порушился. Преступник наверняка наблюдал за домом и подъездом, был где-то поблизости, и видел, что подъехала «скорая», вынесли Егорову, вышли еще два человека. Второй раз он не рискнул подниматься в квартиру, мог заподозрить, что там кто-то остался, свет-то на кухне не выключили. Да и зачем рисковать? Все равно уже было понятно: вариант с естественной смертью провалился.

— А как, по-вашему, преступник проник в квартиру? — спросил Казик. — И вообще в подъезд?

— С подъездом несложно, могут быть разные варианты. А видеокамеры на подъезде нет. А вот квартирный замок… — скривил губы Купревич. — Дверь старая, ей лет двадцать. Замок тоже старый. Эксперты не стали брать замок в лабораторию, все-таки не оставишь же квартиру открытой. На месте внимательно посмотрели и определили: замок и родными ключами открывали, и дубликатами, и явно просто вскрывали — куча всяких царапин, малозаметных, но все-таки повреждений, а внутренняя защелка вообще сломана, изнутри дверь ключом запирали. По-хорошему, замок давно надо было поменять. Но на двери отпечатки пальцев только Егоровой, Кондаковой, Дергачева, соседей, которые с собачкой, и еще парочка неизвестных, но вряд ли преступника. Не-е-ет, Аркадий Михайлович, это очень профессиональный преступник…

Он не договорил, потому что вновь зазвонил телефон. На сей раз разговор был коротким и завершился словами полковника: «Вы в этом абсолютно уверены? Ошибки быть не может?» После чего Купревич озадаченно посмотрел на Казика и произнес:

— Эксперты сообщили: кровь на сумке Егоровой — женская. Третья группа, резус отрицательный. То есть в понедельник вечером на Егорову напала женщина.

— Женщина? — удивился Казик, но тут же вспомнил свой опыт общения с неожиданной и очень опасной женщиной. А ведь и тогда, и сейчас о женщине никто не подумал.

— В принципе, нападение и отравление могут быть совпадениями, — произнес Купревич без всякой, впрочем, уверенности. — В первом случае какая-то женщина просто хотела отнять сумку. Правда… это все-таки больше мужской промысел. Женщины такими ограблениями редко занимаются. А вот отравление — это типично женское.

— Вряд ли, совпадение, — заметил Казик. — Обычная грабительница что бы сделала? Ну, толкнула сильно. Чем-нибудь ударила… Правильно?

— Допустим.

— А Ольгу Валерьевну схватили сзади за шею. Ольга Валерьевна почувствовала, как ей сзади в двух местах словно что-то впилось в шею, причем, ей показалось, что это было каким-то неживым. Она сама рассказала на следующий день.

— Мне вы это не говорили, когда попросили сумку проверить.

— Ну-у… тогда это действительно казалось скорее случайностью. Вы и к экспертизе сумки отнеслись… — Аркадий Михайлович замялся, но полковник хмыкнул:

— Несерьезно. — Помолчал и продолжил: — То, что вы описали со слов Егоровой, похоже на захват двумя пальцами, причем в перчатках. Есть такой специальный прием. Уверен, на шее еще сохранились следы, синяки. А всякий сброд, который просто хочет сумку отобрать, специальными приемами все же не владеет.

— То есть получается, в обоих случаях мы имеем дело с женщиной?

— Получается, так.

— Но если это имеет отношение к убийству в аэропорту…

— Стоп! — Степенно-спокойный (как определил для себя шебутной Казик) полковник Купревич неожиданно резко поднялся из-за стола, стремительно прошелся маятником по своему кабинету, застыл, вперившись взглядом в привокзальную площадь, и, с шумом опустившись в крутящееся кресло, произнес почти зловеще: — А ведь есть один подходящий экземпляр.

— Какой экземпляр? — не понял Аркадий Михайлович.

— Который у всех под носом. — Купревич откинулся на спинку кресла, сцепил руки на груди. — Я имею в виду вездесущую Кондакову.

— Нину Григорьевну? Вы шутите?! — изумился Казик.

— Я говорю совершенно серьезно, — действительно очень серьезно сказал полковник. — Мы до сих пор не можем понять, как в пассажирский терминал пронесли нож. Причем нож весьма специфический, каким в аэропортовских ресторанах никто не пользуется, да и вообще в быту им не пользуются, зато преступники пользуются запросто. И с самого начала мы предполагали, что без сотрудника аэропорта здесь не обошлось. Но пока не можем найти никого подозрительного. Однако есть уборщицы с их всевозможными приспособлениями. Да, в терминале имеется хозяйственная комната, где хранится всякая утварь. Но швабры, моющие средства и тому подобное не существуют вечно. Их как-то обновляют. В общем, нож вполне можно было пронести, прикрепив его к какой-нибудь металлической штуковине, опустив в какое-нибудь моющее средство. Причем сделать это не в день убийства, а заранее. А кому это проще всего было сделать? Кто везде примелькался? Кого будут проверять без особого усердия? Кондакову!

Аркадий Михайлович подумал, что действительно: меньше всего внимания привлекает нечто примелькавшееся. А Нина Григорьевна с утра до вечера носится по аэропорту, причем наводя на многих священный ужас, — в любом случае ей лучше на глаза не попадаться и глазом за нее не цепляться.

— Однако убить она не могла, — заметил Казик. — Вы же проверяли видеозаписи, Кондакова убежала — (эта стремительная женщина не ушла, а именно убежала) — из терминала еще при живом Марадинском.

— Но она могла быть сообщницей. А вот что касается Егоровой… Кто знал, когда в понедельник Егорова будет возвращаться с работы и какой обычно она ходит дорогой? Кто знал, что Егорова каждый вечер пьет грейпфрутовый сок? Кстати, Кондакова сама подтвердила это следователю, но только тогда, когда ее напрямую спросили, полагаю, было бы глупо, с учетом живой Егоровой, отрицать, что это известно. Кто мог легко выяснить, что во вторник Егорова поедет к родителям и не будет ночевать дома? Кто, наконец, имеет ключи от квартиры Егоровой и вполне спокойно мог туда зайти в любое время и отравить сок?

— Но ведь Ольга Валерьевна еще днем пригласила Нину Григорьевну на ужин, сообщив также о Дергачеве. То есть Кондакова была в курсе, что тихо умереть в одиночестве у Ольга Валерьевны никак не получится. Почему же она оставила отравленный сок? Неужели не нашла возможности подменить? Какая проблема была съездить якобы домой и обратно, попутно прикупив упаковку с соком? — усомнился Казик.

— Да, здесь есть вопрос, — согласился полковник, — и с ним надо разобраться.

— Но самый главный вопрос: зачем Нине Григорьевне понадобилось убивать свою подругу? Зачем ей вообще понадобилось участвовать в этом странном деле? Я имею в виду убийство в аэропорту.

— Причин может быть много. А самая главная — деньги. К примеру, Кондакова живет в съемной квартире, а ей под пятьдесят. Могут еще разные нужды обнаружиться.

— А при чем здесь Ольга Валерьевна?

— Я полагаю, Егорова имеет какое-то отношение к убийству. Нет, не напрямую. Напрямую вряд ли. Ведь ее саму хотели убить. Но она либо что-то видела, либо что-то слышала, либо что-то узнала… И, судя по всему, сама не ведает, что именно. Поговорим с ней сегодня, постараемся хоть какие-то детали понять. Но в первую очередь надо быстро и… хитро выяснить, какая группа крови у Кондаковой.

— Может, поинтересоваться у Ольги Валерьевны? Вдруг она знает?

— Ни в коем случае! — резко отверг Купревич. — Нужен кто-то другой… Кто сможет аккуратно выяснить и не вызвать у Кондаковой подозрений…

— А если Дергачев? — осторожно предположил Казик.

— Дергачев?.. — Полковник задумался. — Пожалуй, это единственный подходящий вариант. — Внимательно посмотрел на Казика и не то спросил, не то констатировал: — У вас он не вызывает подозрений. Попробую довериться вашему мнению. Вы же, в конце концов, психолог. Позвоните ему сами.

Аркадий Михайлович вытащил из кармана телефон и ахнул:

— Я же к вам пришел и выключил звук. А Сергей Геннадьевич мне, оказывается, несколько раз звонил!

Дергачев откликнулся после первого же гудка.

— Сергей Геннадьевич! Извините, не слышал вашего звонка. У меня на телефоне был выключен звук, — принялся оправдываться Аркадий Михайлович. — А у вас что-то срочное?

— В некотором смысле… — произнес Дергачев. — Вообще-то я ищу полковника Купревича.

— А вы не могли бы подойти сейчас к Олегу Романовичу? — спросил Казик и услышал в ответ:

— Вообще-то я здесь, под дверью кабинета сижу. Меня к вам не пускают, говорят, у вас совещание.

Загрузка...